Понятие гендера. Гендерные исследования
| Вид материала | Документы |
- А. В. Мандрукевич (Ярославль) проблема восприятия как перспектива изучения языковой, 100.71kb.
- Syllabus по курсу «основы гендерных исследований» обоснование курса: Гендерные исследования, 188.14kb.
- В. Э. (Сыктывкар) “Призрак гендера” в исследованиях по этнографии и фольклору коми, 53.69kb.
- Цель конференции, 69.94kb.
- Цель конференции, 68.34kb.
- Цель конференции, 67.52kb.
- Реферат по курсу: «Проблемы гендера» Тема: «Проблемы гендера в Калевале», 79.81kb.
- Практические занятия занятие № понятие гендера цели занятия, 294.99kb.
- «Гендерный аспект культурных исследований как фактор эффективной демографической политики, 72.39kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 212.32kb.
Глава 12. ГЕНДЕРНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ НОВЕЙШЕЙ ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА
Понятие «гендер», как оно функционирует в современных междисциплинарных гендерных исследованиях, обязано своим появлением феминистской критике культуры. Так называемая феминистская критика появляется на гребне политической активности феминистского движения 70-х годов, а теоретически связана с французским постструктурализмом. Так оказываются связаны общим исследовательским полем культура, философия языка и новейший феминизм.
1. Гендерные стереотипы культуры и языка
Самые первые отвлеченные представления человечества о мире и самом себе так или иначе обращаются к противопоставлению двух начал: жизни и смерти, начала и конца, света и тьмы... И часто самым ярким оказывается в этом ряду противопоставление мужчины и женщины. Мы находим это в первых мифах о происхождении мира, в первых универсальных учениях, прежде всего китайских: Инь и Ян — женская и мужская функции — один из самых наглядных способов осмыслить различие и одновременно закрепить его.
Разделение земной плодородной и небесной охранительной функций было связано с первичной специализацией человеческой деятельности, появлением земледелия и формированием оседлых земледельческих общин, сменой материнского родового строя отцовским. Однако это разделение получало символическое обозначение и приобретало ряд дополнительных характеристик-противопоставлений с несимметричной оценкой: в большинстве патриархатных культур, утверждавших тотальное превосходство мужчин, одни характеристики (мужские) были положительными, другие (женские) — отрицательными.
Считается, что в древних обществах гораздо чаще можно встретить культ женского начала — Богини-Матери, Плодородия, Пречистой Девы. В некоторых древних цивилизациях, например Древнем Египте с существовавшим там сильным культом богини Изиды, женщины могли играть значительную роль, как в политической, так и в семейной жизни. Но для многих культур мира их совершенствование означало закрепление бесправия женщины: Законы Хаммурапи на Ближнем Востоке, ритуал бинтования ног в Китае, затворничество в Индии и на Руси. Для обоснования этих писаных и неписаных правил стало традицией приписывание земному женскому качеств пассивности, страдательности, вторичности, а мужскому — активности, господства, первичности. С оговорками это положение закреплялось на протяжении многих веков различными патриархатными культурами: двусмысленность положения женщин Древней Греции и Древнего Рима соответствовала такому же положению их сильных, умных и красивых богинь, отеческая власть над женщиной и милость к ее греховной природе в средние века была продолжением божьей власти и милости (хотя до сих пор ведутся дискуссии о значении культа Девы Марии в рамках христианства, а также об интерпретации куртуазной любви), поверхностность тайного влияния любовниц в XVIII в. и желание просветителей «перевоспитать» и «образовать» женщину, присутствующие до сих пор во многих исследованиях.
Это закреплялось в языке. Во многих современных языках в обозначениях женщины сохранилось значение их зависимости от мужчины: слово «человек» является часто синонимом слова «мужчина», а женщина — это жена человека (мужчины). Язык закрепляет половую асимметрию не только семиотически (смыслообразующими ассоциациями и коннотациями), но и грамматически (в правилах управления, отсутствии формообразования женского рода или, наоборот, введении отдельных терминов для лиц женского пола), в том, что называется лингвистическим сексизмом (лексически — в богатстве словарного запаса для обозначения тех или, иных специфических ощущений, в том числе и сексуальности). Дискурс — социальная речевая деятельность — постоянно воспроизводит традиционную дискриминацию по признаку пола в каждом акте общения. Кстати, уже первые социалисты-утописты обратили внимание на необходимость реформы языка и, прежде всего взаимных обращений граждан в новом обществе (это пытался реализовать на примере фаланг Ш. Фурье).
Устное народное творчество — сказки, легенды, былины — утверждают эти идеи явным или неявным противопоставлением образов сильных мужчин или мальчиков — основных действующих лиц, и страдающих персонажей женского пола, которые добиваются цели (удачное замужество или освобождение от злодея) качественным обслуживающим трудом, страданием и терпением. Все мужские качества оцениваются как положительные, женские — как ущербные и маргинальные. Самые известные архетипические сюжеты воспроизводят ситуацию взаимоотношений активного или удачливого (если он лежит на печи) главного героя мужского пола и пассивной, наделенной чертами идеального помощника (рукодельница) или товара (красавица) героини (вознаграждения той самой рукодельницы красотой и богатством — необходимыми условиями для благополучного замужества).
Даже логика (т.е. законы человеческого мышления) оказывается мужской логикой, а «женская логика» — это их полное отрицание, использование недозволенных приемов (подмена тезиса, не последовательность аргументации, переход на обсуждение личности собеседника, преувеличение как метод спора и др.). По мнению В. И. Курбатова, «женская аргументация направлена исключительно против мужчин, и даже если это аргументация "за" своего мужчину "против" чужой женщины, все равно — это женская аргументация...». Источником его выводов являются, по сути дела, стереотипы коммуникационного поведения женщины: «женщине принадлежит и • первое слово, и последнее слово», «это существо, не стесненное различными социальными комплексами», «женщина специально запрашивает у собеседника такие ситуации, которые невыполнимы», «женщина в диалоге... обычно только тем и занимается, что опровергает свое (по ее мнению, ложное) подчинение мужчине» и т.д. Автор находит даже женскую фигуру силлогизма: «вторая фигура наиболее отвечаем специфике женской логики... всей природой направлена исключительно на опровержение... цель этой фигуры — не принять, а опровергнуть, усомниться, отказать, привести к абсурду, к нелепости, к противоречию, ввести в оборот парадоксальность».
Трактовка женских образов как товарных или страдательных продолжает бытовать в современной бульварной литературе, теле сериалах и рекламных роликах. Их символическое значение в патриархатной культуре неизменно: хорошей, правильной женщинои может называться лишь та, которая отдается домашнему труду, рождению и воспитанию детей (естественные репродуктивные функции) и/или обладает другими товарными качествами — умением ухаживать за своим телом и лицом, а также за своим мужчиной (функции объекта сексуального влечения мужчины).
Все это становится знаками господствующей культуры, прежде всего символами власти мужчин, которые закрепляются с помощью ритуального манипулирования: от обрядов примитивных культур до правил современного этикета и правовых норм.
Следует отметить и наличие в истории человечества принципиально иного подхода к проблеме различия полов — это миф об ан-дрогине, бесполом, точнее двуполом, человеческом существе. Самое известное его изложение в античной философии — у Платона в диалоге «Пир», где он противостоит философскому объяснению природы бога любви как бесконечного стремления к недостижимому.
2. Традиционная критика культуры: структурализм
Историософия культуры конца XIX — начала XX в., интересовавшаяся проблемой формы и символа (позднее неокантианство, философия жизни и др.), но, прежде всего новые этнографические исследования обратили внимание на символы примитивных куль тур. В их непосредственном ритуальном выражении, как оказалось, четко зафиксированы основные значения культуры, в том числе оппозиция мужского как чистого, положительного, высшего и женского как нечистого, отрицательного, низшего. Именно эти исследования, самыми значительными среди которых являются работы французского философа и антрополога Леви Стросса, под толкнули развитие социологии культуры и структурной антропологии, сексистских по сути: многообразие и сложность различных культур может и должна быть исследована как реализация основ ных — бинарных, оппозиционных и иерархичных — структурных взаимосвязей элементов культуры (СНОСКА: Стрйсс Л. Структурная антропология. М., 1985).
Структурализм становится эффективным научным методом исследования предмета гуманитарных наук: языка, истории, куль-уры, психики. Отчасти к этому этапу можно отнести и классический психоанализ, впервые рассмотревший индивидуальное психическое и коллективное — культуру — как предмет объективного научного изучения. Зигмунд Фрейд дал объяснение воспроизведения асимметрии в культуре на основе открытия структуры психического: иерархия воспроизводится и на индивидуальном уровне, когда ребенок видит наличие или отсутствие пениса и испытывает бессознательное влечение к родителю противоположного пола, и и процессе социализации — выделения существующих в обществе шщитных запретов в цензурирующую инстанцию Сверх-Я. Подход Карла Юнга отличался большим вниманием к общезначимым сим-иолам, повторяющимся в различных культурах и бессознательно иоспроизводимым на уровне индивида как универсальные схемы-тачения — архетипам. Структуризация психического, с его точки фения, связана с процессом индивидуации — личностного освоения универсальных схем, среди которых важнейшее место занимает взаимодействие «мужской» и «женской» частей (Anima и Animus). Они противостоят друг другу по многим качественным характеристикам (мужская оказывается рассудочной, логичной и т.д.), но поскольку обе присутствуют у отдельного человека, то дополняют друг друга.
В рамках традиционного подхода к анализу символов можно найти множество примеров критики господствующей культуры как культуры, манипулирующей общественным сознанием. В этом ряду — либеральная критика конца XIX в., марксизм и его последователи. Среди наиболее ярких явлений XX в. — социальный психоанализ Эриха Фромма, Франкфуртская школа и концепция Герберта Маркузе, специально посвященная проблемам манипулирования сексуальностью человека (СНОСКА: Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М., 1999).
Однако уже ученики 3. Фрейда обратили внимание на неодно-тачность его утверждений и пришли или к противоположным вы-модам (как Карен Хорни, считавшая, что комплекс недостатка и ущербности — свойство мужской анатомии и соответственно психики), или к другим акцентам (как Мелани Кляйн, считавшая важнейшим открытием Фрейда его вывод о бисексуальной природе человека). Этнографические исследования Маргарэт Мид показали, что характеристики и символы полов, принятые в западной культуре, — не единственные и существуют самые разнообразные способы обозначения полового различия. Таким образом, символическое и фактическое (биологическое) не дает единого объяснения культурным явлениям. Дальнейшая эволюция психоанализа — прежде всего в символическом анализе Жака Лакана — подтверждает эти идеи, опираясь на философию языка.
Большую роль здесь сыграла структурная лингвистика Фердинанда де Соссюра: семантическое значение определяется взаимосвязью элементов структуры, в частности, фиксированным дли данной культуры означающим и означаемым. Этот подход к анализу смыслов культуры дополнял структурную антропологию Лени Стросса и во многом способствовал расшифровке символов различных культур. Однако многие последователи де Соссюра — прежде всего Роман Якобсон, позже Ролан Барт и, наконец, Жак Дерри да считали, что само разделение на означаемое и означающее условно и следует изменить сам способ функционирования культурных стереотипов, которые до сих пор воспроизводили иерархическое дискриминационное разделение полов. По определению Жана-Филиппа Лиотара, это должно стать началом эпохи «пост модерна». Но это уже другой этап — этап новейшей постструктуралистекой критики культуры.
3. Постструктуралистская феминистская критика культуры
Исчезновение культурных стереотипов отчасти зависит, как считают традиционные феминистские концепции, от развития экономической, социальной, а также политической ситуации. Но, как правило, для большинства людей стереотипы остаются, не смотря на все требования «политкорретности» (равенство прав и даже квотирование для дискриминируемых групп): у мужчин возникают трудности восприятия женщины как равноправного партнера, а у женщин — трудности самореализации в этом качестве. Во многих странах начиная с конца 80-х годов прошлого века даже, наметилась, не без участия средств массовой информации, тенденция ретроспективного распространения патриархатного мышления. Особенно ярко это проявилось в постсоциалистических странах, в том числе и в России: многие восприняли освобождение женщины от общественного труда как ее возвращение к «естественному» состоянию, соответствующей оценке ее специфических биологических, физиологических качеств и соответствующему месту в общении.
Более всего подвержено дискриминационным стереотипам бытовое (семейное) общение, построенное на принципе властных отношений «кормилец—иждивенец», где в качестве иждивенца обычно оказывается женщина. Впрочем, последнее не является обязательным, более того, в Западной Европе и США все чаще нстречаются противоположные ситуации, а пример «комплекса мачо» демонстрирует трудности, возникающие при изменении мнешних обстоятельств. Это характерно не только для определенной нации, но и для определенных профессиональных групп: «мачизм» свойствен мужчинам, не способным прокормить свою семью и одновременно отстраненным от «важных сугубо мужских дел». Внешние обстоятельства заставляют меняться традиционно матриархатное построение коммуникационных отношений в семье, где кормильцем всегда был мужчина. Сегодня российские педагоги и психологи констатируют изменение традиционных моделей отношений не только между супругами, но и между родителями «на окладе» и несовершеннолетними детьми-бизнесменами. Возникает проблема сосуществования новых внутрисемейных экономических отношений и старых стереотипов семейного общения.
Вернемся, однако, к языку, который является, прежде всего, иоспроизводством отношений власти. Подобные отношения основываются на оппозиционности и «естественной» «войне полов». По выражению Ж. Деррида, «это одна и та же система: утверждение патернального логоса ...и фаллоса как "привилегированной означающего" (Лакан)» (СНОСКА: Derrida J. La dessemination. Paris, 1972.). Первоначально именно постмодернизм, а затем так называемая феминистская критика разоблачили патриархатный дискурс традиционной культуры. «Лингвистический» поворот философии XX в., поставивший в качестве основной ее щдачи описание дискурсивных способов конституирования субъективности, содержательно сблизил новейшую философию и феминизм. Постструктуралисты рассматривали социальные явления как специфические языковые практики, по отношению к которым субъект всегда оказывается пассивным. Постструктуралистская критика предполагала возможность противостоять воспроизводящим иерархию языковым структурам. Философская феминистская критика формировалась как поиск отличной от господствующей языковой практики и основывалась на критике языка в широком смысле слова, которая сформировалась под влиянием или даже в рамках французского постструктурализма: критика речи у Деррида, критика письма у Лакана и т.д. Именно язык, причем понятый широко — как коммуникация, т.е. принятая в обществе система отношений по поводу передачи или обмена информацией, — закрепляет и воспроизводит в культуре не просто различие полов, а дискриминационное их различение — сексизм.
Своеобразной методологической основой этого критического движения, при всем различии существующих концепций, можно считать идеи Жака Деррида. Оно критикует традиционную метафизику и традиционную культуру как «онто-тео-телео-лого-фоно-фаллоцентризм», при котором в качестве субъекта мышления и действия выступает абсолютный, целеполагающий, рациональный, мужской «агент». Причина такого предпочтения, по мысли Деррида, в том, что традиционная метафизика пребывает в иллюзии настоящего, наличного. На самом же деле философия не способна, мыслить данное (наличное, настоящее), так как оно суть разрыв, промежуток между прошлым и будущим. Философия должна научиться мыслить отсутствующее, видеть посредством разрывов, пробелов. Для этого надо обратиться к тексту, который уже не должен восприниматься как наличествующая фиксированная речь. Задача философии — процесс деконструкции текста. Это понятие «деконструкция» стало эмблемой как философии Деррида, так и всего постструктурализма, в том числе феминисткой критики. Деконструкция — это метод текстологического исследования, построенный на воссоздании глубинных смыслов, существующих в тексте метафор, отсылок к возможным ассоциациям и коннотациям, поиск возможных цитируемых источников. Как писал в своих поздних работах Ролан Барт, нет автора («абсолютного субъекта») как источника некоторого фиксированного смысла, однозначной интерпретации текста. Нет, следовательно, и единого языка с фиксированными значениями своих составляющих.
А значит, нет и не может быть того единства норм и ценностей, которое традиционное мышление называет культурой. Деррида использовал другой термин для обозначения этого свойственного современной истории феномена — «децентрация» культуры. Ситуация в обществе и культуре аналогична ситуации в языке и философии: нет центра, ядра, вокруг которого бы строилась общественная жизнь, культура, интерпретация, философская концепция. Задача современного мышления, с точки зрения Деррида, — мыслить не «наличествующее настоящее», фиксированное и однозначное, а мыслить «различие», отсутствующее, возможное, т.е. мыслить на основании совершенно новых концептов коммуникации. Речь идет о новом, не приемлющем статики и однозначных определений, взгляде на мир.
Движение от философии модерна и философского структурализма к постструктурализму и философскому постмодернизму было попыткой преодолеть бинарное рассмотрение мира и дихотомич-ное построение самой философии. Философский постмодернизм, в отличие от всей предшествующей традиции, предлагает новый — неантитетический способ мышления. Как заметил Морис Мерло-Понти, даже концепции феноменологии и экзистенциализма, преодолевшие метафизический способ решения философских вопросов, не смогли избежать метафизического способа их постановки: в конечном счете признается либо «идеалистическая», либо «реалистическая» традиция рассмотрения сознания, — и важнейшей задачей метафизики XX в. является преодоление ее антитетичности как в ответах на «вечные» философские вопросы, так и в самой их постановке (СНОСКА: Merleau-Ponty M. La philosophic de 1existence // Dialogue. 1966. № 3.). Традиционная альтернатива общего и единичного, индивида и общества, возможности и действительности, проекта и его реализации, нового и старого, интуиции и рациональности, веры и разума, мужского и женского, наконец, становится в новейшей философии темой историко-философской критики, по отношению к которой формируется новый стиль философского мышления. Это поиск третьего пути. В основании такого подхода лежит принципиальное отличие культуры постмодерна, рассматривающей человека, его восприятие мира и мир в тесной взаимосвязи.
4. Возможность нового языка
Задачей гендерных исследований, как и новейших философских концепций постмодерна, становится создание или поиск неиерархического языка как основы новой культуры. Для этого следует пере-иернуть все привычные представления о смысле, знаке, знании — нсех традиционных концептов, в особенности концепта коммуникации (СНОСКА: Деррида Ж. Позиции. Киев, 1996. 8 Эко У. Имя Розы. М.. 1989). Говоря словами Умберто Эко, культура постмодерна предлагает метаязык, который способен описать ее собственные тексты. Ключевой проблемой, таким образом, становится проблема способа выражения этого нового взгляда, попытка построить язык, исключающий иерархию, позволяющий разглядеть возникновение смысла в разрыве метафизических представлений.
Более подробно описывает новую модель языка или письма феминистский постструктурализм. Он связывается, прежде всего, концепцией Юлии Кристевой. У Элен Сиксу такого рода выразительный язык получает название «женского письма», в противоположность «мужскому», антитетически-рациональному. Люси Иригарэй говорит о принципиальной смене символизма — однозначного «фаллического» на многозначный «вагинальный». Пестрота используемых терминов по-разному подчеркивает специфику нового языка, в котором нет центральных понятий, основывающих иерархию. Для объяснения сути реформы языка Кристева обращается к поэтическому творчеству, в котором смыслообразующими факторами оказываются ритм, дыхание, звучание, и вводит понятие «материнского языка» — особого «языка желания», которое испытывает женщина, радуясь своему ребенку одновременно как части самой себя, т.е. субъекту, и как отдельному уже от нее человеку — объекту. Образ, связанный с «материнским языком», призван предъявить язык, не зависящий от биологического пола, — это язык чувств и желаний, которые не направлены непосредственно на обладание объектом. Кристева при этом основывается на идеях Лакана, который понимает желание как бесконечное, т.е. не связанное с обязательным получением объекта желания.
Все вышесказанное позволяет видеть силу и одновременно источник внутренних противоречий гендерной теории постмодернистского толка: если новое мышление действительно продуктивно при анализе форм сопротивления традиционным властным структурам, «структуре» как концепту, то оно же часто выглядит «антигуманным» с точки зрения традиционного понимания субъективности как индивидуальности.
Новейшие гендерные концепции позволяют более дифференцированно прогнозировать реакцию мужчин и женщин на ту или иную информацию, возможные способы подачи и обработки информации в зависимости от так называемого «гендерного пола».
Если говорить об общих тенденциях изменения коммуникационных практик, то «гендер» следует рассматривать как переходный этап в дальнейшей «децентрации» общества и культуры. Во-первых, нет неизменного субъекта, любой участник коммуникации изменяется, изменяя свои желания, способы их выражения и удовлетворения, — это флуктуационнный субъект, а во-вторых, даже если бы было возможно статическое описание индивидуального опыта работы с информацией, он не мог бы быть воспринят однозначным образом.
Дальнейшее развитие гендерных исследований, особенно в области так называемой качественной социологии (использующей в основном качественные методы социологического исследования), социологии автобиографии (использует те или иные современные философские модели интерпретации текста), детализирует основные концепты гендерной теории. Симптоматично нивелирование различий, в том числе гендерных, в тех дискурсивных практиках, которые сегодня становятся определяющими для стабильности социальных институтов. Ярким примером тому служит дискурс прав человека, который строится на отрицании различий и приоритете понятий свобода и равенство.
Отказ от традиционного концепта знака, основанного на оппозиции означающего и означаемого, трансформирует многие другие концепты, «поворачивает их против их же предпосылок» (СНОСКА: Деррида Ж. Позиции. Киев, 1996. С. 74). Как не может быть единственно верного варианта интерпретации, так не должно быть и однозначных, а значит, иерархических отношений. И в этом смысле постмодернистская концепция плюрализации культуры скорее затрудняет процесс коммуникации, так как проблематизирует многие, казавшиеся бесспорными, идеи, прежде всего — исходную стратификационную идентификацию субъектов — участников коммуникационного процесса.
5. Субъективная идентичность и проблема репрезентации телесности
Критика иерархической культуры, таким образом, основывается на критике сексистского языка. Будь это философская критика, рассмотренная выше, социальная, политическая или собственно, культурологическая — все это есть критика с точки зрения последствий функционирования сексистского языка. Тем более что коммуникативное толкование языка само по себе подталкивает к междисциплинарному его пониманию: проблемы коммуникации оказываются одновременно проблемами психологическими и социологическими, педагогическими и политологическими, требующими комплексного подхода. Гендерные стереотипы восприятия информации, ее интерпретации и трансляции оказываются, по мнению многих исследователей, базисными по отношению к другим стратификационным стереотипам — возрастным, национальным и классовым. Ни один процесс взаимодействия людей — даже покупка в магазине и, соответственно, минимальное общение с продавцом — не может начаться без того, чтобы не была установлена половая идентичность участников акта общения.
Современное видение языка начинает с того, что для традиционных концепций оказывается результатом — самоидентификации субъекта. У Кристевой семиотический этап формирования субъекта, неподконтрольный сознательным стереотипам, символам, которые появляются позже, способен наиболее адекватно, т.е. плюралистически, выразить то бесконечное, поливариантнос желание, которое, как считал Лакан, лежит в основе субъективной идентичности. И это «введение в дискурс», говоря словами Фуко (СНОСКА: Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М), должно стать предметом философского внимания.
Согласно постмодернизму, субъект «наименовывает себя» в процессе языкового общения. Самоидентификация — процесс одновременного формирования самого себя и осознания себя — предполагает совершенно новый язык восприятия и экспрессии, язык принципиально неоднозначный и вариативный, поскольку субъект не статичен, его нельзя свести к стратификационному статусу: по национально-расовой принадлежности, возрасту, классу и полу.
Вопрос о сексуальности, таким образом, переформулируется в вопрос о сексуальной идентичности как социальном конструкте и формах его проявления. Термин «феминное» используется для обозначения принципиально нового подхода к проблеме субъективной идентичности, подхода, предполагающего множественность конкретных решений. Апелляция к «женскому», «феминному», которую мы находим у «классиков» постмодерна, оказывается поиском знакомого и адекватного обозначения нового символического и неоднозначного мышления. Жиль Липовецки называет эту новую историческую модель «третьей женщиной». «Третья женщина» соединяет в себе несоединимое, она предстает одновременно «радикально изменяющейся» и «постоянно возобновляющейся в своем постоянстве» (СНОСКА: Lipovetsky G. LaTroisieme femme // Permanence at revolution du feminin / Ed. (iallimard. Paris, 1997).
Мыслить «инвариант» феминного как ключ к пониманию вечно изменяющегося общества — специфическая черта гендерных исследований, нашедших в «женском» не альтернативу мужскому, а отказ от самой альтернативности. Речь идет о гораздо более широком и значимом явлении, чем новый этап в экономическом положении и организации домашней работы женщины, — о ином способе конструирования того, что можно было бы назвать «феминной» идентичностью.
Таким образом, гендерные исследования, как и вся культура постмодерна, выполняют двоякую функцию: представляют новый предмет, до поры скрытый от публики, и представляют его совершенно новым способом. В этом смысле показателен центральный термин «гендер». Он фиксирует одновременно новый предмет исследования — отношения полов в конкретном социально-историческом ситуационном контексте — и новый, чисто постмодернистский, подход к этому предмету — стремление «снять» иерархичность этих отношений, приучить все общество и отдельного человека к мысли о праве на индивидуальность.
Вопросы для повторения
1. Что такое «феминистская критика»?
2. Как закрепляются сексистские стереотипы в культуре?
3. Что такое лингвистический сексизм?
4. Как связаны философия постструктурализма, феминизм и гендермая философия?
Темы для дискуссий
1. Транссексуализм — трансвестизм — трансгендеризм?
2. Женский роман: жанр, язык или автор?
3. Могли ли быть Девочка с пальчик и Красный Колпачок?