Содержание: Предисловие

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   48

ствам и четырем эсхатологическим темам. Петр цитировал

разных авторитетных мыслителей, обращая внимание на ре-

альные или мнимые противоречия и расхождения, анализи-

ровал смысл приведенных пассажей, пытался примирить рп-

та fade несовместимые утверждения и сделать теологиче-

ские выводы.


Историки обычно обращают внимание, что эта работа

представляла собой главным образом компиляцию и что

Петр не был оригинальным мыслителем. В то же время

он, безусловно, был талантлив. Во всяком случае, его сочине-

ние имело огромный успех и стало предметом комментари-

ев для таких знаменитых мыслителей, как св. Бонавентура, св.

Альберт Великий, св. Фома Аквинский, Дунс Скот и Оккам.

Чтение лекций по "Сентенциям" Петра Ломбардского счита-

лось важным этапом академической карьеры в средневеко-

вом университете. Правда, установившееся отношение к

этой работе вызывало критику даже в средние века. Так, в

XIII столетии Роджер Бэкон сожалел, что она узурпировала

место, которое по праву должно принадлежать Библии.

Можно доказывать, как делают некоторые современные тео-

логи, что работа Петра Ломбардского способствовала возник-

новению в теологических исследованиях такой ситуации, ко-

гда Писание использовалось в основном как источник тек-

стов, извлекаемых с целью поддержки соборных или других

церковных уложений или выводов теологов. Доказывали так-

же, что, получив широкое признание как удачный учебник,

"Сентенции" способствовали игнорированию важных теоло-

гических тем, которые автор книги обошел вниманием или

рассмотрел лишь в самом общем виде. Хотя подобные возра-

жения вполне понятны, если смотреть на прошлое в свете со-


Школы ХП столетия 121


временной теологии, все же остается фактом, что работа Пет-

ра Ломбардского удовлетворила существовавшую потреб-

ность. Все более многочисленные средневековые школы нуж-

дались в систематическом упорядочении теологического мате-

риала. А использование латыни в качестве общего языка тео-

логического образования и сочинительства облегчало, конечно,

передвижение и учителей, и учеников из одного центра учено-

сти в другой и тем самым делало желательным широкое рас-

пространение какого-то определенного учебника или руково-

дства как основы для лекций.


"Сентенции" Петра Ломбардского, несомненно, преиму-

щественно теологическая работа. Однако в рамках и кон-

тексте теологии рассматриваются также темы, которые, с

нашей точки, зрения являются философскими или, с точки

зрения автора "Сентенций", принадлежали к классу истин,

познаваемых независимо от веры. По мнению Петра, к

истинам этого класса относятся существование Бога, боже-

ственное творение мира и бессмертие человеческой души.

Насколько подробно останавливались на философских те-

мах учителя, читавшие лекции по "Сентенциям" и коммен-

тировавшие их, - очевидно, в огромной степени зависело

от интересов и способностей конкретных преподавателей.

В некоторых важнейших комментариях к данной работе

мы находим немало философии.


Аристотелевский идеал науки предполагал, что наука

есть совокупность высказываний, систематически постро-

енных в логическом порядке зависимости от предельных по-

сылок, или начал. В "подчиненной" науке эти начала предель-

ны в относительном смысле, т. е. могут быть доказаны в бо-

лее широкой науке, хотя и не в той, где используются в ка-

честве предпосылок. Предельные начала в абсолютном смыс-

ле должны быть самоочевидно истинными высказывания-

ми, или высказываниями, которые невозможно отрицать,

не впадая в противоречие.

Поскольку в средние века теология считалась наукой или,

вернее, царицей наук, она вписывалась в общее аристоте-

левское понятие науки. Однако ее посылки рассматривались

как истины, сообщенные Богом в откровении. И хотя вери-

ли, что Бог может открывать истины, которые человеческий

ум в принципе способен познавать собственными силами,

верили и что Бог сообщил в откровении истины, превосхо-

дящие познавательную способность человеческого ума. В то

же время, как мы видели, мыслители неотступно пытались

понять содержание христианской веры. Действительно,

именно этим и занималась теология - теология, которая

совершенно естественно включала в себя философскую ре-

флексию. Далее, воздействие аристотелевского понимания

науки само по себе должно было способствовать развитию

"рационалистической" точки зрения на теологию. Излишне

говорить, что когда теологи читали лекции или писали для

учеников, которые, как предполагалось, разделяли религи-

озные убеждения своих учителей, то идеи откровения и ис-


тин, превосходящих способности человеческого ума и сооб-

щенных Богом в откровении, могли приниматься как дан-

ность - во всяком случае, поначалу. Но что, если мыслитель

обращался к нехристианам? Он не мог исходить из того,

например, что Новый Завет был откровением Бога. Он дол-

жен был апеллировать не к авторитету, но к разуму. И эта

практическая необходимость в соединении с воздействием

аристотелевского понятия науки могла подтолкнуть его в

направлении превращения христианской веры в своего ро-

да метафизическую систему. Мы можем найти по крайней

мере один или два таких примера.


Замечательным примером является работа De arte fidei

cathoUcae ("06 искусстве католической веры"). Сознавая бес-

полезность обращения к авторитету в борьбе со взглядами

тех, кто не признает данный авторитет, автор пытается раз-

вивать теологию в квазигеометрической форме. Не во вла-

сти теолога, отмечает он, принудить к вере нехристиан, ска-

жем мусульман. Он должен обращаться к разуму. Это озна-

чает, что теология должна по возможности строиться в со-


Школы ХП столетия


3


ответствии с аристотелевским идеалом науки. И значит, с

точки зрения автора, следует стремиться к возможно боль-

шему приближению к модели математического рассужде-

ния, как она представлена в геометрии. Автор упомянутого

сочинения начинает с определения терминов, с аксиом, ко-

торые считаются самоочевидно истинными высказывания-

ми, и с определенных постулатов; затем он пытается логиче-

ски вывести истины, относящиеся к Богу, творению, искуп-

лению, таинствам и воскресению. Он полагает, правда, что

аргументы, используемые для доказательства таинств хри-

стианской веры, являются вероятностными, а не строгими

доказательствами. Другими словами, он признает, что геомет-

рический идеал не может быть полностью реализован в тео-

логии. Однако он убежден, что надо стремиться построить

теологию по геометрической модели.


В Patrologia Latina Миня эта работа отнесена к сочинениям

Алана Лилльского (ум 1203), который учил в Париже и закон-

чил свои дни монахом в Сито. Мартин Грабман приписывает


ее Николаю из Амьена. Однако профессор Балич выступил за ее ре-

атрибуцию Алану Лилльскому. Если автором и впрямь был


последний, то можно отметить близость этой работы полеми-

ческому трактату Алана против еретиков, иудеев и мусульман

и его "Правилам священной теологии" (Regulae de sacra, theo-

logia). Едва ли можно сказать, что его замечания о еретиках и

нехристианах выражают то, что мы сегодня назвали бы экуме-

ническим духом. Однако здесь это неважно. Главное, что Алан

считает бессмысленным взывать к авторитету, дабы убедить

того, кто отказывается признать авторитет. И в "Правилах

священной теологии" он пытается представить теологию как

дедуктивную науку, основанную на самоочевидных началах.


Ошибочно было бы рассматривать эту попытку как выра-

жение рационализма, сознательного намерения превратить

христианскую теологию в метафизическую систему, разра-

ботанную с помощью метода, аналогичного методу Спино-

зы в "Этике". Мотив автора "06 искусстве католической ве-

ры" - апологетический. Дабы убедить еретиков и нехри-

стиан, он пытается довести до крайности приложение диа-

лектики в теологии, приложение, которому мы видели не-

мало примеров. Более того, "необходимые основания" ис-

кал даже св. Ансельм, когда пытался разъяснить и обосно-

вать христианские догматы, такие, как догмат о Троице. В

эпоху, когда еще отсутствовала четкая граница между мета-

физикой и теологией, поиски верой уразумения самой себя

иногда совершенно естественно отливались в такую форму,

которая, с нашей точки зрения, предвосхищала гегелевскую

попытку раскрыть философское содержание христианских

догматов.


Философия ислама.


Сложилась естественная тенденция отождествлять средневе-

ковую философию с философской мыслью средневекового

христианского Запада. Иначе говоря, термин "средневековая

философия" вызывает в памяти - по крайней мере в первую

очередь - имена Ансельма, Абеляра, Аквината, Дунса Скота и

Уильяма Оккама. Однако мы не можем должным образом

изучить мысль Аквината или философскую ситуацию в Па-

рижском университете XIII в., если проигнорируем существо-

вание исламских философов, таких, как Авиценна и Аверроэс,

и иудейских мыслителей, например Маймонида.


Этот подход имеет свои недостатки. В частности, он

побуждает к исследованию средневековой исламской и

иудейской философии только в смысле влияния на христиан-

ских мыслителей и ответных реакций этих последних. По-

скольку, однако, необходимо признать, что и исламская, и

иудейская мысль средневековья как таковые суть достойный

предмет специальных исследований, было бы ошибкой счи-

тать христианский предрассудок достаточным основанием

для отношения к ним как к периферийным темам в истори-

ях философии, создаваемых европейцами и американцами.

Помимо того, что всякое широкое или глубокое исследова-

ние средневековой философии мусульманского мира требует

знания арабского языка, мы должны помнить, что - в Евро-

пе - исламская философия закончила свое существование

вместе со средними веками или, скорее, задолго до их конца,


"5

тогда как философия в западном христианском мире посте-

пенно избавлялась от господства теологии и в конце концов

зажила собственной богатой и насыщенной жизнью, уходя-

щей корнями в средневековую мысль христианских цен-

тров, но не имеющей никаких достойных упоминания кон-

тактов с исламской мыслью. Что касается иудейской фило-

софии, то мы, естественно, считаем еврейских мыслителей -

таких, как Спиноза и Бергсон, - принадлежащими к

главному течению европейской мысли. Иными словами, они

были евреями по рождению, однако едва ли могут считаться

специфически иудейскими философами. И потому совер-

шенно естественно, что европейские и американские исто-

рики склонны видеть в мусульманской и иудейской филосо-


фии средневековья, так сказать, законченные главы.


Это не означает, что мусульманская или иудейская фило-

софия средневековья не представляют самостоятельного ин-

тереса. В обоих случаях мы видим философии, восставшие

против религиозной ортодоксии, и в обоих случаях наблю-

даем попытку синтеза, но также взаимную враждебность.

Взаимодействие между философией античности, с одной сто-

роны, и Кораном и Ветхим Заветом и Законом, с другой,

несомненно, небезынтересно. Интересно также понять, как

мусульманские и иудейские мыслители осваивали неопла-

тонизм и аристотелизм.


Иудейская философия средневековья в значительной сте-

пени зависела от философии ислама. Это не означает, что

иудейские философы были лишены оригинальности или что у

них не было собственных тем. Однако остается фактом, что по

большей части иудейская философия росла и развивалась в

исламском мире. Когда на авансцену иудейской средневеко-

вой философии вышел аристотелизм, это был аристотелизм,

истолкованный и развитый исламскими мыслителями, соз-

давшими материал, который можно было принять, отвергнуть

либо переосмыслить и изменить. Иудейские философы в

мусульманской Испании часто писали по-арабски. И за неко-

торыми значительными исключениями они перенимали у ис-

ламских мыслителей философские темы, которые не были


Философия ислама 117


прямо связаны с религиозными проблемами, порождаемыми

рациональным обоснованием иудаизма.


Вполне разумно, следовательно, в общих чертах обри-

совать развитие исламской философии эпохи средневеко-

вья и уже затем обратиться к иудейской мысли. Конечно,

такая тактика означает, что, переходя к иудейской фило-

софии, в хронологическом отношении мы отступим назад.

И это может вызвать возражения. Однако при всех взаимо-

влияниях исламские и иудейские мыслители все же при-

надлежали к разным религиозным традициям. И попытка

рассматривать исламских и иудейских мыслителей вместе

может привести к путанице - по крайней мере в такого

рода вводной книге.


1


1 елигиозной точкой отсчета в исламе, безусловно, является

Коран, который, как считают верующие, был сообщен в от-

кровении пророку Мухаммеду. В VIII в. размышления над

Кораном, стимулируемые идеями извне, привели к разви-

тию спекулятивной теологии, известной как калам. Одна

группа теологов - мутазилиты - формулировала и обсуж-

дала ряд проблем, относящихся, например, к человеческой

свободе и способности человека знать нравственные прин-

ципы или предписания независимо от откровения. Мутази-

литы обсуждали и решали эти проблемы в теологическом

ключе. Проблема свободы, например, была сформулирована

и рассматривалась в свете мусульманского понимания Бога.

Поэтому историки склонны характеризовать мутазилитов

как теологов, а не как философов. В то же время оппоненты

этих теологов обвиняли их в рационализме и отказе от ор-

тодоксии в пользу гуманистического подхода. Ведь это была

эпоха торжества ортодоксии. Появлению и развитию ис-

ламской философии в более ограниченном смысле слова


предшествовал перевод на арабский язык значительной час-

ти греческой философской литературы, которая сохрани-

лась после мусульманских завоеваний.

Первый этап переводческой деятельности имел место

в христианских школах Востока. Аристотель, Порфирий и

другие греческие философы, математики и авторы медицин-

ских трактатов были переведены с греческого языка на сирий-

ский в Несторианской школе в Эдессе (Месопотамия)'", в

школах Нисибина и Гондишапура в Персии и в сирийских

монофизитских школах. На втором этапе на арабский язлк пе

реводились в основном сирийские версии греческих сочине-

ний, хотя некоторые переводы делались непосредственно с гре-

ческого. В 750 г. к власти пришла династия Аббасидов. При-

надлежавшие к ней арабские правители были чрезвычайно

дружелюбны и гостеприимны по отношению к сирийским

ученым. В правление халифа аль-Мамуна в Багдаде появилась

постоянно действующая школа переводчиков.


Среди работ, переведенных на арабский язык, были

так называемая "Теология Аристотеля" (компиляция на ос-

нове "Эннеад" Плотина) и "Книга о причинах" (основанная

на "Первоосновах теологии" Прокла). Ошибочное приписы-


вание этих двух произведений Аристотелю означало, конеч-

но, что аристотелизм, к которому ведущие исламские фило-

софы испытывали глубокое уважение, они видели и пред-

ставляли в несколько ложном свете. Действительно, созда-

вая сплав аристотелизма с неоплатонизмом, исламские мыс-

лители находились под влиянием неоплатонических или нео-

платонизирующих античных комментаторов Аристотеля.

Однако Авиценна, возможно самый выдающийся исламский

философ средних веков, находился под сильным влиянием

неверно названной 'Теологии Аристотеля", тогда как Авер-

роэс пытался вернуться к мысли саАого Аристотеля.


Как уже отмечалось, на арабский язык переводились

не только сочинения греческих философов. Мусульмане не

проявили особого интереса к классической литературе, одна-

ко располагали значительным количеством научных и меди-

цинских произведений греков. Научные и медицинские ис-

следования процветали в исламском мире в то время, когда

на христианском Западе такие исследования пребывали в

зачаточном состоянии.


Философия ислама iiq


Аль-Кинди, который занимал высокое положение при баг-

дадском дворе и умер в 7Се годы IX в, обычно считается

первым значительным арабским философом Видимо, его ис-

ходной позицией была точка зрения мутазилитов, которую

он развивал на основе неоплатонизирующего аристотелиз-

ма. Аль-Кинди настаивал на гармонии откровения и разума

и утверждал, что человеческий разум способен построить

хорошо обоснованную философскую теологию. Например,

разум может доказать истинность теологического положе-

ния о божественном творении из ничего'**. Некоторые мыс-

ли аль-Кинди, возможно, трудно примирить с Кораном',

однако он, конечно, не противопоставлял философию теоло-

гии и не отстаивал ее превосходство. Напротив, он утверж-

дал, что знание, приобретенное благодаря священным пи-

саниям и вдохновенному пророчеству, выше знания, полу-

ченного просто посредством философского размышления.

Некоторые позднейшие исламские философы были совер-

шенно уверены в превосходстве философии над теологией.

Однако этого нельзя сказать об аль-Кинди.


Аль-Кинди написал трактат о разуме, которым ввел в ис-

ламскую мысль аристотелевское различение между разумом

деятельным и пассивным, более или менее строго следуя ин-

терпретации, предложенной Александром Афродисийским.

Стало быть, он рассматривал деятельный разум как единую

интеллигенцию, привходящую "извне" и выполняющую оп-

ределенную роль относительно индивидуальных человече-

ских умов.


В XII в. этот трактат под названием De inteQectu был пере-

веден на латинский язык и стал таким образом доступен

христианскому Западу. Двадцать четыре сочинения адь-Кин-

ди были обнаружены лишь недавно и впервые увидели свет

в двухтомнике, опубликованном в Каире в 1950-1953 гг.'.

D следующем веке философия исламского мира получила

мощный импульс благодаря аль-фараби (ок. 875-ок. 950),

чьим учителем в Багдаде был христианин-аристотелик. Кро-

ме введений в философские предметы и монографий на пси-

хологические и политические темы, он писал комментарии

к Аристотелю, и эта деятельность впоследствии была с бле-

ском продолжена Аверроэсом. В своих комментариях к

"Органону" аль-фараби уделил основное внимание некате-

горическим силлогизмам и проблеме суждений о будущем,

которым он приписывал истинностное значение.


В отличие от аль-Кинди, аль-фараби утверждает, причем

совершенно ясно и открыто, первенство философии в области

человеческого знания, философия является, по сути, высочай-

шим видом деятельности человеческого ума. В своей работе об

идеальном государстве"" он доказывает, что философы позна-

ют истину посредством строгого логического доказательства и

присущей им способности постижения. Нефилософы могут