Беседа 42. Различные добродетели Авраама и призыв слушателей к подражанию ему

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   31

напротив Саул, который находился среди городов, водил с собою столько войска, и имел


копьеносцев и телохранителей, Саул каждый день трепетал и страшился нападения

неприятелей. Тот - одинокий, не имея при себе никого другого, не нуждался в

человеческом содействии; а этот, будучи облечен в диадему и нося багряницу, имел

нужду в его помощи: царь нуждался в пастухе, облеченный в диадему - в незнатном

человеке (1Цар.18).


3. Впрочем, если хотите, начнем слово наше несколько выше, чтобы, вполне представив

все это событие, убедиться, что нет ничего сильнее (человека) огражденного высшею

помощью, и нет ничего слабее лишенного этой помощи, хотя бы он был окружен

бесчисленным множеством войска. Давид был еще очень молод и, по причине

несовершеннолетия, жил в доме отца; но как уже наступало время открыться его

добродетели, то, получив приказание отца посетить своих братьев, его послушался и

отправился к ним. Пришедши таким образом для свидания с ними, он узнал, что

предстоит битва с иноплеменником Голиафом, что весь народ еврейский вместе с Саулом

поражен страхом, и сам царь находится в опасности потерять все. Тогда Давид сначала

хотел только видеть это новое и странное зрелище, как один человек решился

противостать целым тысячам. Но братья, не терпя мужества его духа, стали завидовать

ему и говорили: или ты за тем только пришел, чтобы смотреть на сражение (1Цар.17:28)?

Итак, не для свидания с нами пришел ты? Посмотри на его благоразумие и великую

кротость. Он не говорит им ничего дерзкого и грубого, а, утишая их пламень и укрощая

зависть, отвечает: “Не слова ли это” (ст. 29)? Разве вы не видите, что я не взял и оружия и

не становлюсь в ряды войска? Я просто хотел только посмотреть и узнать, откуда у этого

человека такая безмерная гордость: “Ибо кто этот необрезанный Филистимлянин, что

так поносит воинство Бога живаго” (ст. 26)? Потом, слыша крайне горделивые речи его

и видя, как все бывшие с Саулом поражены невыразимым страхом, говорит: “Что

сделают тому, кто убьет этого Филистимлянина” (ст. 26)? И обнаружив такими

словами великое мужество души своей, приводит всех в изумление. Саул, узнав об этом,

призывает к себе юношу, не знавшего ничего, кроме должности пастушеской и, видя

(малый) возраст его, показывает к нему пренебрежение. Но, услышав от него, как он

справлялся с медведями, когда они нападали на стада его (не тщеславие побудило этого

славного мужа рассказать об этом, но необходимость, чтобы и в Саула вдохнуть

мужество, и обратить его внимание не на слабость наружную, а на веру, сокровенную

внутри, и на помощь свыше, с которою он – юноша - был сильнее мужей, безоружный -

вооруженных, пастух - воинов), - узнав, говорю, отсюда мужество духа его, царь хотел

облечь его в собственное (царское) оружие; но он, возложив на себя это оружие, не мог

даже и снести его. А так случилось для того, чтобы тем яснее открылась сила Божия,

которая через него действовала, и чтобы последствия не были приписаны силе оружия. И

так как, облеченный в оружие, он чувствовал тягость, то и сложил его, а взял только

пастушескую суму и несколько камней, и с этим вышел против той воплощенной башни

[Святитель выражает этим исполинский рост Голиафа]. Иноплеменник, с своей стороны,

смотря на слабость его возраста, уничижает праведника, и сперва словами нападает на

него, как на бессильного отрока. Именно, когда он увидел, что Давид выступает против

него с пастушескою сумою и несет с собою одни камни, то начал говорит ему почти так:

ты думаешь, видно, что ты опять приставлен к овцам и гоняешь каких-нибудь собак? И

ты, как будто на гоньбу за какою-нибудь собакою, решаешься на битву со мною с таким

оружием? А вот опыт сейчас докажет тебе, что тебе надобно биться не с обыкновенным

человеком. Произнося столь надменный слова, он поспешно наступал, потрясал своими

военными доспехами и поднимал оружие. Итак, один выступал на борьбу, уверенный в

силе оружия, а другой ограждал себя верою и вышнею помощью. И Давид, с своей

стороны, прежде всего словами смиряет высокомерие иноплеменника и говорит ему: ты

идешь против меня с мечем и копьем, и думаешь победить собственною силою; а я (иду)

во имя Господа Бога. Сказав это, и взяв из пастушеской сумы один камень, как бы


действительно хотел прогнать какую-нибудь собаку, нападающую на стадо, бросил

камень пращою; поразив Голиафа в лицо, он сразу поверг его (на землю), и немедленно,

схватив меч его, отсек ему голову, принес ее к царю, и таким образом положил конец

войне. Итак, чрез него и царь нашел себе спасение, и все войско его вздохнуло свободно.

Стоило посмотреть на это дивное и необычайное дело, как вооруженный был поражен

безоружным, опытный в воинском деле пал от (руки) человека, не знавшего ничего, кроме

жизни пастушеской. Почему же так сделалось? Потому, что Давид был подкрепляем

вышнею помощью, а Голиаф был лишен ее, и потому впал в руки Давида. Но посмотри

затем, какие безрассудные действия производит страсть зависти. Когда царь увидел, что

праведник наслаждается великою славою, и что ликующие девы восклицают: “Саул

победил тысячи, а Давид - десятки тысяч!” (1Цар.18:7), то не потерпел благодушно

таких слов (хотя в самом-то деле ему приписывали более, нежели Давиду), - но был

побежден завистью и стал воздавать злом человеку, оказавшему ему добро, и того, кого

следовало почитать спасителем и благодетелем, покушался даже умертвить. О, крайнее

безумие! О, верх безрассудства! Того, кто сохранил ему жизнь и все войско его освободил

от ярости иноплеменника, он стал после того подозревать, как врага, и, нисколько не

помня благодеяния, так недавно ему оказанного, подпав страсти, помрачив рассудок свой

завистью, как каким-нибудь опьянением, стал смотреть на благодетеля, как на неприятеля.


4. Таково зло от этой страсти: она прежде всего вредит самому тому, в ком зарождается.

Как червь, зарождающийся в дереве, прежде всего поедает самое дерево, так и зависть

прежде всего сокрушает самую душу, породившую ее в себе. А тому, кому завидует,

делает не то, чего желал бы ему, а совсем противное. В делах зависти, ты смотри не на

начало, а на конец, и прими во внимание то, как самая злоба завидующих доставляет

только большую славу тем, которые подвергаются их зависти, потому что страдающие от

зависти преклоняют Бога к себе на помощь и пользуются содействием свыше, а

завидующий, будучи лишен благодати Божией, легко впадает в руки всем. Порабощаемый

прежде всяких внешних врагов собственною страстью, он как бы сокрушает сам себя, и

как бы пожираемый невидимыми зубами и таким образом истощаясь сам в себе, так

сказать, погружается в бездну. Зная это, будем, убеждаю вас, убегать этой пагубной

страсти, и всеми силами исторгать ее из души своей. Это гибельнейшая из всех страстей и

вредит самому спасению нашему; это изобретение самого диавола. Потому и Премудрый

говорит: “Завистью диавола вошла в мир смерть” (Прем.2:24). Что значит: “Завистью

диавола вошла в мир смерть”? Это значит: когда тот злой зверь увидел первозданного

человека бессмертным, то по злобе своей увлек его к преступлению заповеди и таким

образом сделал то, что человек подвергся наказанию смерти. Итак, зависть произвела

обольщение, обольщение - преступление, преступление - смерть. Потому сказано:

“Завистью диавола вошла в мир смерть”. Видишь ли, какое зло от этой страсти?

Возвеличенного бессмертием она подвергла смерти. Но тогда как враг нашего спасения,

побуждаемый собственною завистью, был причиною того, что первый человек, созданный

бессмертным, подвергся осуждению смерти, - благопопечительный и человеколюбивый

Господь собственною смертью опять даровал нам бессмертие, так что мы приобрели еще

больше, нежели сколько потеряли. Диавол лишил нас рая, а Господь возвел на небо; тот

был причиною осуждения нашего на смерть, а этот даровал нам бессмертие; тот лишил

нас райского блаженства, а этот уготовал нам царствие небесное. Видишь ли премудрость

твоего Господа, как он те самые оружия, которые завистью диавола направлены были

против вашего спасения, обратил, на его же главу? Притом Господь, не только удостоил

нас больших благ (чем в Раю), но и самого диавола предал во власть нашу, сказав: “Се,

даю вам власть наступать на змей и скорпионов” (Лк.10:19). Итак, размышляя обо

всем этом, исторгнем зависть из нашей души и будем стараться о приобретении

благоволения Божия. Оно - наше оружие непобедимое; оно - наше самое великое

могущество; при его помощи и Измаил, хотя был еще юн и находился в пустыне и в


крайне затруднительных обстоятельствах, возвеличился и имел в потомстве

многочисленный народ, - потому что “Бог был с отроком”, говорит Писание (Быт.21:20).

Здесь и окончим настоящее наше слово. Итак будем, умоляю вас, презирать настоящее, а

стремиться духом к будущему, благоволение Божие почитать выше всего и жизнью

добродетельною приобретать себе твердость упования, чтобы и настоящую жизнь

провести беспечально, и будущих благ достигнуть, благодатью и человеколюбием

Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава,

честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.


БЕСЕДA 47


“И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама” (Быт. 22:1).


1. Много полезного для нас заключается в сегодняшнем чтении из Писания и

неизреченное сокровище сокрыто в этих кратких словах. Таковы божественные

изречения: не во множестве слов, но в кратких выражениях содержат великое богатство.

Итак, исследуем указанные слова Писания и тщательно изучим смысл нынешнего чтения.

Здесь мы увидим новые примеры и великой добродетели праотца и дивного

человеколюбия Божия. “И было, - говорит Писание, - после сих происшествий Бог

искушал Авраама”. Что означают эти слова: “И было, после сих происшествий Бог

искушал Авраама”? Посмотри, как божественное Писание уже в этих самых словах

хочет открыть нам добродетель праведника. Намереваясь поведать нам об искушении,

наведенном от Бога на Авраама, Писание предварительно хочет указать нам самое время,

в которое праотцу дано было повеление принести (в жертву) Исаака, чтобы ты (полнее)

знал великое послушание праотца, и то, как он ничего не позволял себе почитать выше

угождения Богу. Что же значит: “И было, после сих происшествий”? После рождения

Исаака, Сарра, видя близкое обращение Измаила с Исааком, как мы вчера об этом

беседовали с вами, вознегодовала на это и сказала Аврааму: “Выгони эту рабыню и сына

ее, ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим Исааком”, - а праотцу показалось

это жестоко. Тогда Бог, желая утешить праведника, сказал ему: послушай Сарру, жену

твою, и сделай так, как она говорит тебе; “не огорчайся ради отрока и рабыни твоей;

…ибо в Исааке наречется тебе семя”; но и (от) Измаила “произведу народ, потому что

он семя твое” (Быт.21:10-13). Все данное ему от Бога обетование и благовестие состояло

в том, что потомки Исаака размножатся в великий народ. Питаемый этими надеждами,

праведник приближался к концу своего поприща, как бы уже получив возмездие за столь

великие и непрерывные скорби и искушения, уже достигнув наконец спокойствия; он

видел пред глазами своими преемника, который должен был наследовать ему. Таким

образом, говорю, жил в мире праведник, вкушая плоды величайших для себя утешений.

Но Ведущий сокровенные помышления, желая показать нам всю добродетель праведника

и ту великую любовь, какую он имел к Богу, - после столь великих обетований, и

особенно после нового, недавно бывшего [обетование, что в Исааке наречется Аврааму

семя; обетование это дано в последний раз при изгнании Агари и Измаила из дому

Авраама], которое было еще в свежей памяти, - когда Исаак пришел уже в возраст и

находился в самом цвете лет, и любовь к нему отца видимо более и более усиливалась,

тогда-то именно, после тех слов обетования, после того, как было сказано: “В Исааке

наречется тебе семя”, и он будет твоим наследником, - “И было, после сих

происшествий Бог искушал Авраама”. Что значит: “искушал”? Не то, будто Бог это

делал по неведению; а Он подверг праотца искушению для того, чтобы и тогдашние

современники, и потомки его до настоящего времени научились, подобно праотцу, иметь

такую же любовь (к Богу), и оказывать такое же послушание повелениям Господним. “И

сказал ему (Бог): Авраам! Он сказал: вот я” (ст. 1). Что значит здесь повторение имени?

Это знак великого благоволения Божия к праотцу, и такой зов давал ему разуметь, что Бог


хотел повелеть ему нечто особенно важное. Таким образом, усиленным призванием

побуждая его усилить свое внимание и тщательно выслушать глагол Божий, Бог говорит

ему: “Авраам! Он сказал: вот я”. И “[Бог] сказал: возьми сына твоего, единственного

твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во

всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе” (ст. 2). Повеление слишком

тяжкое! Дело, превышающее силы природы человеческой! “Возьми сына твоего,

единственного твоего, которого ты любишь, Исаака”. Посмотри, как самые эти слова

только больше воспламеняли и усиливали огонь любви, какую питал праведник к Исааку.

“Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака”. Каждое

слово само по себе достаточно было к тому, чтобы потрясти душу праведника. Не сказал

(Бог) просто: Исаака, но присовокупил: “сына твоего”, - которого ты получил сверх

всякого чаяния и родить мог в самой глубокой старости; “единственного”, -

вожделенного твоего, которого ты так крепко любишь; “Исаака”, - которого чаешь иметь

своим наследником, от которого Я обещал размножить потомство твое и размножить

столько, что число его сравняется со множеством звезд и с песком на берегу моря. Итак,

этого-то самого сына возьми, “и пойди в землю Мориа и там принеси его во

всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе”. Для меня удивительно и то, как

только мог праведник выслушать такие слова. Этого самого сына, говорит Бог, столько

для тебя вожделенного, принеси Мне во всесожжение на одной из гор. Что же праведник?

Он не смутился духом, не поколебался в мыслях, не пришел в недоумение при столь

странном повелении, не стал размышлять или рассуждать сам с собою так: что это значит?

Тот, который сверх всякого ожидания, даровал мне помощника, по Своему

человеколюбию оживотворил омертвевшую утробу Сарры, теперь, когда сын мой уже

воспитан, возрос и находится в цветущих летах, Он повелевает мне умертвить чадо мое и

принести во всесожжение? Тот, кто недавно сказал мне: в нем “наречется тебе семя”, -

теперь требует противного? Как же исполнятся данные Им обетования? Как возможно,

чтобы от усеченного корня произросли когда-нибудь ветви, или от срубленного дерева

произошел плод, или из иссушенного источника проистекли реки? По человеческому суду

это быть не может. Впрочем, для воли Божией все возможно.


2. Ничего однако же, подобного не подумал этот праведник; но, как благодарный

домочадец, он оставил всякое человеческое рассуждение и только об одном заботился,

чтобы исполнить повеление; он стал как бы чужд человеческой природе, и всякое

сострадание и любовь отеческую поставив ниже повелений Божиих, поспешил

приступить к исполнению их. “Авраам, - говорит Писание, - встал рано утром, оседлал

осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол

дров для всесожжения, и, встав, пошел на место, о котором сказал ему Бог” (ст. 3).

Заметь, как человеколюбец Господь самым расстоянием места искушает добродетель

праведника. Представь себе, что должен был вытерпеть праведник в течение трех дней,

размышляя сам с собою о данном ему повелении, - о том, как он должен собственными

руками заклать столь возлюбленного сына, а между тем никому не мог сообщить об этом

деле, - и подивись боголюбивой и мудрой душе его. Понимая всю важность этого

повеления Божия, он решительно никому не открывает его, ни рабам, ни самому Исааку,

но один сам собою совершает этот подвиг, и остается несокрушим, как адамант, показав

все мужество своего духа, не много размышляя, а с полною готовностью повинуясь

мановению Божию. По прибытии к указанному месту, “На третий день Авраам, -

говорит Писание, - возвел очи свои, и увидел то место издалека. И сказал Авраам

отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом” (ст. 4,5). Заметь и здесь великое

благоразумие праведника: он хотел скрыть (свое намерение) даже от слуг своих, во всем

показывая пламенное усердие и решительную готовность исполнить волю Божию. Он

знал, что это дело было новое и необычайное и что прежде его никто другой не делал

ничего подобного, - и потому скрывает его от рабов и, оставляя их с ослом, говорит:


“Останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к

вам” (ст. 5). Он говорил это, не зная, что будет так; но пророчествовал, вероятно, сам того

не зная. А слугам говорил так конечно для того, чтобы скрыть от них настоящее дело и

заставить остаться на том месте. Затем праотец отошел с сыном. “Взял Авраам дрова для

всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли

оба вместе” (ст. 6). Какое мужество духа! Какая твердость воли! “И возложил на

Исаака, - говорит Писание, - дрова для всесожжения”; а сам взял нож и огонь, и пошли

оба (с сыном) вместе. Какими глазами смотрел он на своего сына, несшего дрова, на

которых он, спустя немного, должен был принести его во всесожжение? Как руки его

могли держать огонь и нож? И между тем как в руках он нес огонь чувственный,

внутренний огонь воспламенял его сердце и сокрушал всякие (возникавшие в нем)

помыслы, возбуждая в нем решимость - победить (настоящее искушение) любовью к Богу

и заставляя размыслить, что Тот, Кто дал ему возможность сделаться отцом, даже сверх

сил человеческой природы, может и теперь совершить дело, превышающее разум

человеческий. Посмотри, однако же, как, еще прежде огня чувственного, мало-помалу

воспламенялся в нем огонь внутренний и пожигал душу праведника. “И начал, - говорит

Писание, - Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой!” (ст. 7). Одного

этого слова достаточно было для того, чтобы потрясти всю внутренность праведника. “Он

отвечал: вот я, сын мой”. Ты называешь отцом того, кто немного спустя будет уже

бесчаден; и я называю своим сыном того, кто скоро должен взойти на жертвенник, кого я

сам буду закалать собственными руками. Сын говорит: вот ты несешь огонь, а я дрова; где

же жертва, назначенная для принесения (Богу); - “Где же агнец для всесожжения?”

Представь себе здесь всю муку праведника, - как он мог переносить, что слышал, как мог

отвечать сыну, как не поколебался духом, как мог скрыть от сына и не обнаружить

предстоящего дела? Но с твердою мыслию и с мужеством духа он отвечает сыну: “Бог

усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой” (ст. 8). Посмотри и здесь, как он опять

предвещает будущее, сам того не зная. Таким ответом он думал скрыть от Исаака истину;

но сына этими словами он на время успокоил, а сам между тем претерпевал еще большую

и сильнейшую скорбь, размышляя об этих самых словах, смотря и на телесную красоту

сына, и на благообразие душевное, его послушание, привлекательность и самый возраст

его цветущий. “И шли [далее] оба вместе. И пришли на место, о котором сказал ему

Бог” (ст. 8,9). Пришли, говорит Писание, на высокую гору, которую Бог показал ему, “и

устроил там Авраам жертвенник”. Опять я изумляюсь мужеству праведника, как мог он

создать жертвенник, как достало у него для этого сил, как не сокрушился духом от

внутренних страданий? Но вот он и жертвенник воздвиг, и дрова на него положил, “и,

связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер

Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего” (ст.9,10).