Начало Православной Руси первый опыт христианского благочестия и богатырства. § Слово о закон

Вид материала

Закон

Содержание Часть вторая Формирование духовных основ русского православного самосознания и русской национальной культуры

Подобный материал:

• История Русской Православной Церкви Преподаватель: Вера Михайловна Еремина, 67.55kb.
• Положение Русской земли до крещения. Этнический состав русской земли. Начало русской, 132.2kb.
• Программа элективного курса «Из истории православной иконописи», 42.21kb.
• Настали святки. То-то радость, 68.34kb.
• Старообрядческий раскол в Русской Православной Церкви, 162.17kb.
• Его Святейшеству, Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу, 273.69kb.
• Болящим, восстановления разрушенных православных храмов, монастырей, памятников архитектуры,, 220.67kb.
• Страница, 729.75kb.
• Владимир Красное Солнышко крещение Руси; Ярослав Мудрый сын Владимира Красное Солнышко,, 77.19kb.
• Русской Православной Церковью… Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл,, 706.24kb.

§ 4. Духовное и политическое сплочение русского народа, Сергий Радонежский и Дмитрий Донской


В курсах истории России еще с дореволюционных времен укоренилась привычка говорить о создания Московского государства прежде всего как о процессе политического самоутверждения хитрых и жадных московских князей. Для этого есть основания. Москва досталась наследникам одной из младшей линии Рюриковичей. Поэтому московский князь не мог надеяться по очереди старшинства занять великокняжеский престол и вынужден был раньше и решительнее других владетельных сородичей стремиться к укреплению своего положения, не задумываясь над старинными политическими преданиями и приличиями. Руководители московского княжества, используя благоприятное положение своей земли, развивают энергичную собирательную деятельность. Они быстро расширяют подвластную территорию, закрепляют за собой великокняжеский стол, поднимают свой авторитет как новые политические вожди русского народа и, наконец, выводят свой народ из состояния уныния и оцепенения, охватившего его в силу внешних несчастий.

Но за этим известным и довольно заземленным политическим сюжетом необходимо видеть великий культурно-исторический сюжет формирования духовно-национальной общности русского народа. А именно то, что московское государство, существуя в условиях натуральной экономики, ослабленной политической традиции, суровых, слабо освоенных северо-восточных пространств, малой плотности населения и бездорожья, добивается в краткие сроки поразительных успехов почти что исключительно за счет создания мощного духовного поля притяжения, стянувшего русские души энергией традиционных религиозных святынь.

Возрастанию самобытных объединительных начал в жизни русского народа послужило и само перемещение вглубь страны, подальше от инородных западных влияний, жизненного и духовного центра великорусского племени. Откочевав от старого днепровского очага, подвергшегося историческому разрушению, народ уединился в лесах центральной России, вновь воздвиг принесенную с собой святыню веры и раздул искру православно-национального самосознания, возгоревшуюся еще в киевские времена. Теперь уже высокий церковный дух, а не дохристианские земские чувства стали всенародной силой организации общественной и государственной жизни.

Огромную роль в очередном духовном подъеме Руси сыграло приобретение Москвой значения русской церковной столицы. Вместе с основной массой народа церковный центр естественно переместился на северо-восток. Кафедра митрополита, отбыв из опустевшего Киева, после промежуточной остановки во Владимире, прочно утвердилась в Москве, где был выстроен Успенский собор, иконостас которого стал составляться из икон, привозимых изо всех русских княжеств. Для весьма конкретного народного сознания понятия Русской земли, Церкви и государства, как отмечали мы ранее, неразрывно сопрягались с определенным храмом, который народ призывался оборонять до последней капли крови. Каждый город и политический центр раздробленной Руси имел храмовый символ, воплощающий связь земли и государственности в религиозной святыне. Церковью же всех церквей русских стал Успенский собор Московского Кремля, который начали строить отечественные мастера (1326), а завершил крупный итальянский мастер Аристотель Фиораванти (1479).

Интересно заметить, что в Москве Фиораванти не позволили строить так, как он привык в Италии. Ему были даны совершенно точные указания: поехать во Владимир, осмотреть там Успенский собор и затем создать храм в Москве по образу владимирского. Итогом работы архитектора явился выдающийся памятник зодчества, сочетающий лучшие черты древнерусской архитектуры с достижениями итальянской. Успенский собор, став центральной, общенациональной святыней, придал новое значение Богородице как покровительницы русского государства ¹.

Помимо общенационального церковного центра и чисто духовного «поля притяжения», распространяемого Москвой, явились живые носители религиозно-нравственной власти, главным из которых в ХIV веке стал преподобный Сергий Радонежский (в миру, Варфоломей Кириллович, 1314–1392).

Великий святой Московской Руси родился в окрестностях Ростова Великого. После смерти родителей в г. Радонеже (город в настоящее время не существует), куда они переехали с сыновьями, Варфоломей с братом Стефаном посвятили себя иноческой жизни. Братья нашли уединенное место в дремучем лесу, в более чем 10 верстах от Радонежа, и устроили там жилице и церковь. Варфоломей постригся в монахи 24 лет от роду, приняв иноческое имя Сергий, брат же Стефан покинул его, не вынеся тягот пустынножительства. Трудна и опасна была одинокая жизнь Сергия в лесном урочище. Но упорный подвижник все превозмог. Через два года к нему стали приходить люди. Они просили отшельника взять духовное руководство над ними. Сергий отговаривал каждого, ссылаясь на трудности лесной иноческой жизни, однако многие оставались. В возникающем иноческом братстве он стал поваром и пекарем, мельником и плотником, а также портным, не брезгуя самой черной работой. Когда набралось более 10 человек, были построены келии и обнесены оградой. Сергию пришлось стать игуменом и он начал строить монастырскую жизнь, в продолжение киево-печёрской традиции, на основе строгого общежительного устава. Так в конце 1330-х было положено начало Троице-Сергиевой лавре.

Богословские созерцания Сергия Радонежского были посвящены Пресвятой Троице. По выражению жизнеописателя святого, он, основав свою монашескую общину, «поставил храм Троицы, как зеркало для собранных им в единожитие, дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистною раздельностью мира». Есть основания считать, что преп. Сергий осознал смысл образа троичного Божества как всевышнего идеала человеческих отношений, согласно которому Русь призывалась Сергием строить свою народно-церковную, общественную, государственную жизнь. Мощное влияние таким образом понятого символа Троицы обусловливает утверждение с московских времен русского православного праздника Троицы, неизвестного в Византии, обилие у нас Троичных храмов и икон, и особый духовный авторитет в великорусской жизни Троице-Сергиевой лавры.

Этот монастырь, основанный преп. Сергием в 70 км. северо-восточнее Москвы уже во второй половине XIV в. превратился в знаменитую обитель, которую знали не только на Руси, но в Византии и других странах. Деятельность монастыря способствовала централизации русских удельных княжеств, освобождению Руси от золотоордынских завоевателей и польско-литовских интервентов. На протяжении многих веков Троице-Сергиева лавра – крупный центр русской культуры. В начале XV в. здесь составлялся общерусский летописный свод, была собрана громадная библиотека древних рукописей и книг старой печати, а также коллекция древнерусской живописи и прикладного искусства. Ныне всемирно известный архитектурный ансамбль Лавры создавался с XV в. по начало XVI столетия. Там работали столь известные деятели искусства и культуры, как Епифаний Премудрый, Андрей Рублев, Даниил Черный, Авраамий Палицын, Арсений Суханов и многие другие. Выходцы из Лавры – ученики преподобного Сергия, а в последствии ученики его учеников основали новые монастыри, которые становились центрами освоения земель на Русском Севере ¹. Отец Павел Флоренский считал, что Лавра, как Дом Живоначальной Троицы, есть архитектурное воплощение Русской идеи, излучающее дух высшей гармонии, целостности и уравновешенности, а создатель этого Дома, преподобный Сергий – ангел хранитель России.

В самом деле, огромная, проникновенная сила духа, свойственная Сергию Радонежскому делает его выдающимся православным подвижником в нашей истории. Описание житья преподобного наполнено чудесными явлениями, происходящими вокруг него, часто сопряженными с излиянием энергий Фаворского света ¹. Обладая богословско-мистической одаренностью, Сергий Радонежский не чуждался активного участия в строительстве нового великорусского общества и государства, выступая посредником в переговорах между враждовавшими князьями, благословляя святого благоверного князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву, являясь выдающимся носителем религиозно-нравственной власти, скрепляющей духовным единодушием народ развивающейся державы.

В качестве важного духовного импульса, способствовавшего богословско-мистической и общественной деятельности преп. Сергия, а также становлению православной Великороссии, следует рассматривать влияние византийского исихазма.

Исихазм (от греческого слова «исихия» – «безмолвие», «покой») – глубоко традиционная для Православия практика мистического богопознания на путях «священнобезмолвия». Она определяет принципиальное отличие православной традиции, как сокровенно-мистической, благодатно-духовной и эзотерической, от более социально ориентированных, исторически обмирщенных католицизма и протестантизма. Практика исихазма – сосредоточение всех сил человеческого существа на приобщении к Богу ² . Эта практика предусматривает строгий пост, предназначенный ослабить влияние плоти на жизнь души и лишить пищи плотские страсти; «сведение ума в сердце», что интегрирует и органически объединяет силы телесные, душеные и умственные, подготавливая тем самым человека для восприятия единой энергии Бога; непрестанную молитву Иисусову, энергично устремляющую внимание, а точнее все духовно-телесно интегрированное существо исихаста на Божественное Лицо и приводящую к восприятию Самого Бога в Его энергии. Причем в «вертикали» богообщения осуществляется не только просвещение ума, но преображение тела, что коренным образом изменяет качество самого человеческого бытия. При несоизмеримости двух природ, Божией и человеческой, вследствие вхождения духовно-смысловой энергии Божества в наше существо последнее претерпевает целостное преображение. В.Н. Лосский указывает, что сверхъестественный свет Фаворский, изливающийся на подвижника при богообщении, есть видение и чувством, и умом, превосходящее всякую одностороннюю чувственность и чисто умственный опыт. Поскольку Бог дает познать себя всему человеку, то мы не можем говорить об Откровении как только о чувственном или умственном видении. Здесь преодолевается дуализм между духом и материей и проводится чисто религиозная грань между тварным и нетварным ³.

Исихазм известен с самого начала христианства (поскольку прообразом исихастской практики служит Пребражение Господне), но своего полного развития достиг в ХI – ХIV вв. у выдающихся святых подвижников – Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Григория Паламы. Практика исихазма формально подобна такому универсальному для нехристианского Востока пути духовного созерцания, как раджа-йога. Однако если последняя ориентирует подвижника на достижение посредством внутреннего озарения («самадхи») полного тождества с некой безличной безусловной реальностью, то путь исихазма ведет к встрече с личностным Богом.

В Россию исихазм пришел вместе с традицией созерцательного монашества из Византии после принятия христианства. В XIV веке в Византии и славянском мире исихазм стал приобретать социально и политически активного движения с целью противодействия идеям европейского гуманизма, Возрождения и первым признакам секуляризации культуры. Это движение зародилось в монастырских кельях, получило во время богословских споров Григория Паламы с Варлаамом свою теорию и затем стало важным явлением общественно-политической жизни, оказавшим существенное влияние на другие православные страны.

Ориентация исихазма как духовно-социального движения определялась задачей реставрации и обновления восточно-христианской традиции, в то время как в Западной Европе развивалась идеология Ренессанса, направленная на отрицание средневекового духовного опыта. Часть движения исихастов была связана личными отношениями по всей Восточной Европе и образовала наднациональную общину, соединившую славянские страны узами религиозно-культурного родства.

Между исихастами разных православных стран в XIV в. существовали прямые личные связи, в которые был включен и Сергий Радонежский. Для Руси этот последний импульс духовности, полученный от политически слабеющей Византии, приобрел значимость прощального наставнического благословения. Он совпал с национальным подъемом русского народа и влил благодатную энергию в молодое, крепнущее московское государство.

Своим многогранным служением Православию и Руси Сергий Радонежский содействовал духовному подъему русской культуры конца XIV – XV вв. и, в частности, воспитанию духовно-созерцательного дара Андрея Рублева, отразившего богословские воззрения преп. Сергия в уникальной иконе «Троица».

Вместе с редкой мистической одаренностью Сергий Радонежский проявил высокий национально-патриотический дух, став активным участником строительства нового русского общества и государства, благословившим его национально-освободительную борьбу.

Сергий и его духовные чада стали носителями религиозно-нравственной власти, скрепляющей духовным единодушием народ развивающейся державы. Живыми очагами этой власти в первую очередь были монастыри. Со времени Сергия наблюдается возрастающее стремление к иночеству. По указанию В.О. Ключевского, за сто лет с 1240 по 1340 год возникло всего три десятка новых монашеских обителей, в то время как в последующее столетие (с 1340 по 1440) было основано до 150 новых монастырей. Стремление покидать мир, замечает по этому поводу историк, усиливалось не от того, что в миру скоплялись бедствия, а по мере того как в нем возвышались нравственные силы. Причем с половины ХIV века численный перевес получают монастыри, возникающие в лесной глуши, требующей освоения. Многочисленные лесные обители, по словам Ключевского, становились опорными пунктами крестьянской колонизации, служа для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, наконец, приютом под старость. «Вокруг монастырей оседало бродячее население, как корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души монах бежал из мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и с его помощью заводил в лесу новый русский мир. Так создавалась верхневолжская Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой вдохнул в русское общество преп. Сергий» ¹ .

А вот как пишет об этом же другой известный исследователь нашего прошлого Е.В. Барсов: «Из обители Сергиевой ученики разошлись в пределы Суздальские, Ростовские и Белозерские. В отдаленных углах северо-востока появились колонизаторы и просветители, кои, находясь в живом общении друг с другом, представляли собою целый нравственно-властный мир, к коему обращены были взоры не только сел и деревень, но и городов и областей. И мир этот, в лице иноков, состоял из бояр, клириков, купцов и крестьян. Дмитрий Донской, ценя значение этих людей, со многими входил в непосредственные сношения и оказывал такое внимание, коему дивились окружающие. Народный взор от мира этих подвижников невольно устремлялся к великому князю Московскому и видел в нем блюстителя народной веры и ревнителя благочестия. Монастыри и пустыни, основанный учениками преподобного Сергия в лесах и дебрях, остановились таким образом узлами, связывавшими нравственно области с Москвою, и выдвигали Московского князя как носителя и представителя народной веры»¹ .

В духовно переломное время Сергия Радонежского тяжесть государственной власти легла на плечи молодого московского князя Дмитрия Ивановича, ставшего впоследствии святым Русской Церкви Дмитрием Донским, и его мудрого наставника митрополита Алексия. Обостряющиеся отношения с татарами московский князь решил не смягчать, а, наоборот, довести до открытой всенародной борьбы. Прямую угрозу Руси представляла тогда часть бывшей Золотой Орды, принявшая мусульманство и руководимая талантливым полководцем и умным политиком ханом Мамаем. Мамай заручился финансовой, военной и политической поддержкой предприимчивых, корыстолюбивых и агрессивных католиков-генуэзцев, которые построили крепости в Крыму, развернули бойкую торговлю среди поволжских татар и начали проникновение в русские земли. Таким образом, Русь должна была организовать отпор наступлению объединенных сил мусульман и католиков, что придавало русской борьбе смысл защиты не одних политических интересов, но и отстаивания Православия.

Не просто далось святому Дмитрию решение начать войну с сильным противником. В канун нелегкого выбора умер многоопытный митрополит Алексий. Часть приближенных князя советовала договориться с Мамаем и генуэзцами, подчиниться их требованиям. Но понимающий необходимость решающей битвы князь обратился к духовному авторитету преп. Сергия.

18 августа 1380 г. Дмитрий Иванович с князьями других областей и воеводами приехал в Троице-Сергиеву лавру. Начался молебен. Во время службы в монастырь прибывали гонцы с известиями о продвижении вражеского войска. После службы и трапезы Дмитрий попросил благословение преподобного на битву с врагами. Испытав решимость князя, Сергий благословил крестным знамением опустившегося на колени Дмитрия и шепнул ему на ухо: «ты победишь». Преподобный дал помощниками князю двух иноков, бывших воинов, Ослябю и Пересвета, да вдогонку еще послал грамоту: «Иди, господин, иди вперед, Бог и Святая Троица помогут!»

8 сентября 1380 г. объединенное войско татар и генуэзцев потерпело сокрушительное поражение. В течении всей тяжелой Куликовской сечи преподобный сосредоточенно молился и рассказывал братьям о ходе сражения, называя имена павших воинов.

Куликовская битва открыла новую эпоху нашей истории – эпоху подъема русского духа, его очередного творческого порыва. Панический ужас перед татарами, жалкая трусость, уныние, вялость воли и тоскливая беспомощность остались в безвозвратном прошлом. Русский народ вновь поднялся после исторического своего падения, показав один из главных признаков великой нации – умение обретать силу духа, в критический час сплачиваться вокруг своих вождей и давать дружный отпор чужеродной силе.


§ 5. Воплощение великорусского духовного подъема в нравственном сознании общества, архитектуре, иконописи

XIV –XV вв.


Преподобный Сергий скончался в 1392 году. Он предвидел день своей кончины и заранее назначил себе преемника. Через 32 года мощи св. Сергия были открыты совершенно нетленными, даже одежда не поддалась порче.

Святой благоверный князь Дмитрий Донской умер в 1389 году. Он не сумел окончательно освободить Русь от татарского гнета, но, вдохнув в русский народ веру в собственные силы и покровительство Божие, остался в нашей исторической памяти выдающимся национальным вождем. Не случайно жизнеописатель святого Дмитрия – инок Епифаний Премудрый, ученик и составитель жития Сергия Радонежского – называет князя царем и держателем Русской земли, ее христианским собирателем.

Образы преподобного Сергия и царственного святого князя олицетворяют мировое по своей значимости событие – рождение великорусской православно-национальной общности, продолжившей развитие высокого религиозно-нравственного духа и культурного наследия Киевской Руси.

Углубление религиозно-нравственного сознания. Молодая Великороссия глубоко унаследовала искреннее, сердечное восприятие христианской веры русскими людьми на заре их культурной истории. Развиваясь в трудных условиях внешней борьбы и внутреннего неблагоустройства, великоросс еще более ясно стал осознавать великую роль в человеческой жизни нравственных сил и благодатной помощи Божией. Отсюда становится понятным особое почитание юродивых, утвердившееся в русской православной традиции с начала ХIV столетия. Если почитание юродства было чуждо католическому миру, если Греческая Церковь чтит всего шестерых юродивых, то в Церкви Русской их почитается несколько десятков (в частности, Прокопий Устюжский (XIII–XIV вв.), Никола и Федор Новгородские (XIV в.), Михаил из Клопского Троицкого монастыря, московский юродивый Максим, Василий Блаженный, Иоанн, по прозвищу Большой Колпак, псковский святой Никола, Ксения Петербургская). Чин юродивых, входя в святцы нашей Церкви вместе с началом эпохи великорусского духовного подъема, достигает расцвета в ХVI столетии и заменяет собой прежнее олицетворение идеи общественного служения – чин святого благоверного князя.

Чтобы приблизиться к понимаю религиозно-нравственного значения юродства, напомним, что юродивыми в русской православной традиции именуются подвижники, преднамеренно и демонстративно порвавшие с социально принятым образом жизни в целях изобличения относительности всех норм и принципов земного существования и выведения сознания христиан за рамки обыденности. Эта позиция имеет основу в христианском учении об ущербности земного мира и необходимости отрешиться от него ради стремления к Царствию Божию. В юродстве органически сочетается нищенская униженность с духовной активностью обличения мирской действительности. В отношении последней юродивый отнюдь не смирен и не пассивен. Вместе с тем он чужд какой-либо истеричности и презрения к окружающей жизни. Всем своим образом и типом активности он олицетворяет иномирную правду, которая в пределах мира сего, в свете царящего здесь здравого смысла, оказывается диковинной, парадоксальной, обличающей, вызывающей, подчас непристойной. В юродстве можно увидеть, как религиозно-духовную потребность выйди за пределы мирской нормальности с ее плотскими соблазнами, так и призвание нести крест социально-нравственного служения в самодовольном, отпавшем от живого Бога мире. Внутренняя неотмирность и духовная трезвенность юродивых выражается в практически всем им присущем даре пророчества и ясновидения. Общественная миссия – в скандально остром, этически направленном обличении обывателей и власть имущих. Причем, чем заметнее преобладало в окружающем обществе освящение бытовых форм, чем сильнее отождествлялось благочестие с законническим отношением к обрядности, чем более сливались прообразы потусторонней духовной красоты с посюсторонней тленной красивостью, тем настоятельнее была потребность обличения такого недолжного смешения со стороны совестливой православной души.

Эту потребность и воплощали юродивые, свидетельствуя, что в сочетании Небесного и земного ничто не может ослаблять Небесное, пятнать его чистоту и склонять пред земным. «Пусть божественное остается невыразимым, – говорит о духовно очистительной миссии юродства о. Василий Зеньковский, – но только не должно быть ни ханжества, ни упоения поэзией мира, с забвением невместимой в нашу жизнь небесной красоты... В юродстве есть интуитивное отталкивание от соблазна всяким мнимым или частичным или номинальным “воплощением” христианства. Его особенное развитие мы находим как раз тогда, когда начинается страстная, утопическая поэма о “Москве – третьем Риме”, с ее наивным отождествлением русской реальности со “святой Русью”. Юродивые тоже вдохновлялись идеалом святой Руси, но с полной трезвостью видели все неправды действительности» ¹.

Юродивые, являвшие в городах Московского царства заметный общественный слой, были своего рода нервными, духовно-совестными точками организма русского православного общества. Они чутко реагировали на распространение духовных пороков, стремясь их опознать, обличить, способствовать их религиозному врачеванию. Вот почему все поступки юродивого несут печать жизненно-смысловой динамики, поучительной духовной символичности, а окружающие его православные люди, от простого крестьянина до самодержца-царя, смиренно внимают укорам выразителя православной совести.

Теперь нам должно быть ясно, что формально организованный, юридически регулируемый католический мир нимало не нуждался в традиции юродства, а более умственно, чем нравственно, развитые православные греки почитали юродство, но не имели большой практической надобности в юродивых.

Развитие московской архитектуры. Быстрое увеличение и усиление Московского княжества в XV в. сопровождалось бурным развитием его архитектуры. Кроме Успенского собора в Кремле русскими мастерами был сооружен Благовещенский собор – домовая церковь московских государей – и Ризоположенская церковь. Во второй половине XV в. началась перестройка Кремля, каменные стены которого были возведены еще при Дмитрии Донском.

Динамичное строительство велось не только в самой Москве, но и в Можайске, в Коломне, и в целом ряде других московских городов. Широкий размах строительства притягивал сюда строительные кадры из разных районов Руси: ростовских, псковских, новгородских мастеров. Русское правительство начало приглашать архитекторов из Италии, занимавшей тогда ведущее место в мире в области архитектуры, пригласив в частности Антона Фрязина, Марко Руфо, Петра Соларио, Алевиза Нового и А. Фиораванти, о деятельности которого мы говорили ранее.

Архитектура Москвы, как и политика княжества, изначально была ориентирована на Владимиро-Суздальские традиции. Планировочные решения первых московских церквей – церкви Успения на Городке (1399), церкви Рождества Богородицы Саввино-Сторожевского монастыря, Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, а также Успенского собора Московского Кремля – близки к храмам Владимира. Но, восприняв основные принципы владимирской архитектуры, Москва немедленно переосмыслила пластическую обработку фасада и некоторые конструктивные особенности. Вертикальная доминанта заменена горизонтальной, аркатурно-колончатый пояс вытеснили ряды орнамента, в системе сводов использована ступенчато-повышающаяся конструкция. Обширные контакты Москвы оказали воздействие на облик Спасского собора Андроникова монастыря, архитектуру которого принято связывать с балканскими влияниями.

Церковная архитектура рассматриваемого периода развивалась в русле общего движения русской культуры середины XIV – XV века по пути духовного и национально-патриотического подъёма, сопутствующего политическому освобождению Руси от татаро-монгольского ига.

Развитие иконописи, «Троица» преп. Андрея Рублева. Основной развития художественной культуры периода великорусского духовного подъема была не только апелляция к традициям домонгольской Руси, но отражение процессов мистико-богословского углубления русской православной духовности и становления русского национального самосознания.

Культура московского княжества воспринимает себя как преемницу высокой русской и общеправославной традиции, обращаясь к искусству Владимиро-Суздальского княжества и к византийской культуре, воспринятой наиболее сосредоточено и глубоко. В московской иконописи возникает так называемое духовное направление, связанное с древнейшими образами Успенского собора – «Спас оплечный» и «Спас Ярое Око». Обе иконы, вероятнее всего, выполнены русскими учениками греческих мастеров, работавших в Москве в середине XIV в. Возможный источник трактовки «Спаса оплечного» – образы церкви Хора в Константинополе. «Спас Ярое Око» похож по рисунку на образы иконостаса Сербского монастыря Дечаны. Оба памятника свидетельствуют о возобновлении византийского и балканского влияния на Руси.

Усвоение и интерпретация художественных достижений православного Востока становится важнейшим фактором развития русской иконописной школы. Поскольку фактически с начала XIV века возобновляются связи с Византией и славянскими странами, искусство Московской Руси во многом формируется под воздействием художественно-эстетических идей «палеологовского ренессанса» – периода высочайшего расцвета византийской культуры. Русские княжества вновь приглашают греков для строительства и росписи храмов, создания икон.

Одной из первых в сферу влияния «палеологовского ренессанса» попадает новгородская культура. Новгород XIII – первой половины XIV века – город более благополучный, чем среднерусские или южнорусские города. О непрекращающихся контактах с Византией свидетельствует, например, новгородское «Хождение в Царьград», написанное в конце XIII – начале XIV века. Несмотря на консерватизм, присущий новгородской культуре в целом, она всё же не чуждалась иноземных новшеств, причём «византинизм» принимался новгородцами не постепенно, а сразу, в «готовом» виде. Выделяют группу новгородских памятников очень схожих с византийскими, причём близких им очень конкретно, даже в деталях. Все они созданы на Руси, некоторые, возможно, греками или их русскими учениками. Самые выразительные из них – лик Святого Георгия на иконе из Юрьева монастыря (Государственная Третьяковская галерея) и иконы праздничного ряда Софийского собора (Новгородский музей-заповедник). Если первый образ почти текстуально следует византийскому образцу, то в иконах праздников очень сильна и новгородская традиция. Но даже в наиболее подражательных новгородских иконах указанного периода влияния «палеологовского ренессанса» интерпретированы по-русски. «Новгород как бы отбрасывает утончённое психологическое содержание палеологовского искусства и даёт собственную интерпретацию художественных и нравственных идей. Подчёркивается не душевная углублённость, размышление, милосердие, как в московской живописи, не интенсивность обострённого переживания, как в псковской, а духовная мощь, сила» ¹.

Несколько десятилетий спустя Новгород познакомится с византийским искусством в первоисточнике. Творчество Феофана Грека мастера византийского – в настоящее время известно лишь по памятникам Новгорода и Москвы (фрески церкви Спасо-Преображения на Ильине в Новгороде; деисусный чин ² иконостаса Благовещенского собора в Москве (?); икона Божией Матери Донской (?). Особенностью творческой манеры Феофана является работа без образца (лицевого иконописного подлинника), свобода авторского выражения в пределах канона. Восторженный отзыв Епифания Премудрого о Феофане «Преславный мудрок, зело философ хитр» – косвенное свидетельство о весьма вероятном влиянии художника не только на художественный процесс, но, опосредованно, на богословскую мысль Древней Руси.

Немаловажную роль в художественном процессе играли и заказчики храмов, росписей, икон. Относительно «демократический» характер новгородской республики, богатство города и довольно широкий слой хорошо обеспеченных горожан стали причиной строительства не только архиепископских и монастырских, но и уличанских храмов. Различие вкусов и возможностей заказчиков повлияли на сложение уже в XIV веке двух основных направлений новгородского иконописания: «фольклорного», или «почвеннического», связанного с народной традиций («Чудо Георгия о змие», «Рождество Богоматери») и «аристократического», которое создавали в мастерских архиепископа или по его заказу (Праздничный чин «Софии Новгородской»). Последнее направление в большей степени было связано с византийским влиянием.

Следует, однако, оговориться, что уже в это время оба направления не были изолированными. В иконах второй половины XIV и тем более XV века присутствуют элементы обоих стилевых течений. Вместе с тем в Новгороде практически отсутствует иконопись, связанная с княжеским двором.

В Москве художественную жизнь с самого начала определяли князь и митрополит. В результате чего «московская школа живописи оказалась наследницей двух самых значительных культурных явлений – великого киевско-владимирского искусства XI – XIII вв. и эстетически утончённой, глубоко интеллектуальной константинопольской живописи Византии XIV столетия» ¹.

Важнейшей особенностью развития эстетической культуры конца XIV – XV в. стала кристаллизация местных художественных школ, образовавшихся на основе древнерусской духовной традиции и проникнутых общенациональным единством. Одна из общих тому предпосылок – рост личностного начала в культуре. Развитие индивидуального в рамках национально-культурного целого позволило по-своему почувствовать оттенки, развить отдельные аспекты православного миропонимания в различных регионах Руси. «В отличие от Западной Европы, где этот процесс был связан с общим обмирщением культуры и ослаблением церковности, на востоке и юго-востоке Европы рост личностного начала совершался внутри самой церковной культуры.

Внутренняя жизнь человека – вот что интересует теперь в первую очередь и писателей, и художников и что входит в церковную жизнь» ².

Вероятно, с движением в сторону развития личностного и национально-духовного начала в русской культуре связано всё большее распространение икон русских святых, а также появление икон с житийными клеймами, подробно повествующими о личных подвигах святого. Житийные иконы, отсутствующие в домонгольской Руси, появившиеся в XIV веке, в XV веке становятся очень популярными.

Отражение подъёма национального самосознания в иконописи выразилось в том, что по всей Руси широко распространяются образы её небесных покровителей. С последней четверти XIV века под воздействием реальной исторической обстановки в южнославянском и русском искусстве появляются новые иконографические темы, резко возрастает значение изображений святых воинов. Повсеместно почитают Дмитрия Солунского и Георгия Победоносца (новгородские иконы – «Чудо Георгия о змие», вторая половина XIV в.).

Напомним, что Георгий Победоносец (в русском фольклоре Егорий Храбрый) – христианский святой, воин-мученик. Он был родом из Каппадокии (область в Малой Азии), современником римского императора Диоклетиана, имевшим высокий воинский чин и отказавшимся отречься от христианской веры во время гонения на христиан. Св. Георгий чудесно претерпел многие смертельные пытки, был обезглавлен в 303 г. и затем стал широко почитаемым святым. Из многих чудес, совершенных Георгием после смерти и сохраненных священным преданием, наиболее известное, запечатленное в иконографии, – одоление змея, жившего в озере близ Ливанских гор и пожиравшего людей. На Руси Георгий Победоносец стал символом и покровителем христолюбивого воинства. Великий князь Ярослав Мудрый, нареченный в крещении Георгием, много способствовал почитанию св. Георгия. Он построил город Юрьев, основал Юрьевский монастырь в Новгороде, воздвиг храм святого Георгия Победоносца в Киеве, в память победы над печенегами. Храм освятил митрополит Киевский Иларион 26 ноября (по старому стилю) 1051 г., и день освящения Георгиевского храма вошел в богослужебную жизнь Русской церкви как любимый народом Юрьев день или «осенний Георгий». С XIV в. изображение Георгия Победоносца в виде всадника, поражающего змея копьем, становится гербом Москвы и символом Русского государства, а затем включается в состав герба Российской империи.

Особая роль в русской иконописи XIV – XV веков отводится образам первых русских святых – страстотерпцев Бориса и Глеба, распространившимся уже в первой половине XIV столетия. По всей Руси они трактуются как мученики и воины-покровители Русской земли. Однако изводы икон различны. В Москве более популярны изображения этих святых в рост, с крестами мучеников и мечами воинов («Борис и Глеб, с житием», из Коломны, конец XIV в., Государственная Третьяковская галерея). Хотя москвичам известен и иной иконографический тип – «на конях» (икона 40-х гг. XIV в. из Успенского собора Московского Кремля), для них ближе образ духовного, а не воинского мужества.

Имеются и иные иконографические отличия изображения названных святых в различных школах. Примечательно, однако, что при различиях в изводах по всей Руси сохраняется общность смысловой трактовки образа. Подвиг христианского смирения и страстотерпчества, принятый святыми князьями, интерпретируется прежде всего как подвиг воинов, что легко объясняется конкретными историческими обстоятельствами жизни России в условиях продолжающегося татаро-монгольского ига.

Все большее значение в конце XIV–XV вв. приобретает образ Покрова Пресвятой Богородицы, который присутствует в иконописи и фреске Новгорода, Пскова и Москвы. Наряду с распространением общерусских образов святых покровителей все большее значение приобретают местночтимые святые и святыни. Прославление местных святынь становится характерной чертой искусства XIV и особенно XV века.

Важнейшим фактором укрепления духовного авторитета Москвы, как мы знаем, стали подвиги преподобного Сергия Радонежского, его  учеников, деяния святителей Московских Петра и Алексия. Святой Сергий, самой жизнью давший высочайший нравственный идеал, повлиял и на развитие иконописи, центральной идеей которой становится жизнь духа. Созерцательность, смирение в помыслах, молитвенная сосредоточенность – нравственный идеал, окончательно сформировавшийся в искусстве Москвы конца XIV века. На формирование «московского стиля» огромное влияние оказал Феофан Грек, искусство которого в Москве было воспринято гораздо глубже, чем в Новгороде. С именем Феофана и художников его круга связывают икону «Богоматерь Донская», согласно священному преданию прославившуюся заступничеством во время Куликовской битвы. Этот образ стал не только покровителем молодой Москвы, но и величайшей святыней всей Руси.

Не меньшее значение в духовной и художественной жизни Руси имела древняя Владимирская икона Богородицы. Принесённая в Москву в 1395 году, она становится покровительствующей иконой русского государства. Сохранились два московских списка иконы – образ начала XV в. из Государственного Русского музея и икона, выполненная ок. 1408 г., из Владимирского музея. Первую их них некоторые исследователи связывают с именем Андрея Рублёва.

Творчество преподобного Андрея Рублёва являет собой всю полноту древнерусского художественного мышления и понимания русской духовности. В творчестве Рублёва идеи времени, национальный нравственный идеал, складывающийся в эпоху Куликовской битвы, органически сочетаются с православным представлением о духовном достоинстве человека. «Светлая живопись Андрея Рублёва не отрицает мир, пророча ему близкий суд и воздаяние за грехи, но видит в нём своеобразное "горнило", в котором закаляется и очищается человеческая плоть... В произведениях Рублёва страдания всегда преображаются любовью, согласием, состраданием, окрашиваясь в тона светлой печали... Впервые столь важная для русского искусства тема жизненного пути, познания его цели перестаёт пониматься как мистическое озарение и прорыв за пределы зримой оболочки вещественного мира» ¹.

Точные даты рождения и смерти великого русского иконописца конца ХIV – первой половины ХV в. неизвестны. Предполагается, что он родился ок. 1360 и умер ок. 1430. В ранний период своей жизни Рублев мог учиться и работать в Византии и Болгарии. Дальнейшая жизнь иконописца связана с двумя иноческими обителями – Троице-Сергиевой лаврой и Спасо-Андрониковым монастырем в Москве. Вместе с выдающимся иконописцем Феофаном Греком Андрей расписывал стены Благовещенского собора Московского Кремля, а с близким другом Даниилом Черным – Успенский собор во Владимире. Живя в высоко духовной атмосфере святости, инок Андрей хорошо знал творения византийских отцов церкви. Его знаменитая икона «Троица», созданная в первой половине XV в. для Троицкого собора Троицко-Сергиевой лавры, явилась проникновенным воплощением богословского созерцания в художественных символах и красках, не имеющим подобия ни в греко-православном, ни в римско-католическом мире.

В основе иконописи Андрея Рублева лежит особая духовно-художественная убедительность отражения высшей реальности, что позволило о. Павлу Флоренскому заключить: «Есть “Троица” Рублева, стало быть, есть Бог». Средневековое западное искусство не ставило перед собой задач, подобных задачам русской иконописи, поскольку на Западе существовала развитая богословская схоластика, создававшая системы теоретического богословия и оставлявшая художникам выражать преимущественно земные образы и чувства. На Руси же богословие и художество органично сливались в целостной, искренне верующей душе, порождая художественно-символическое умозрение. Как следует из блестящего анализа догматического смысла «Троицы» крупным немецким славистом Людольфом Мюллером, икона полна тонкого и глубокого богословского символизма. Триипостасный Бог изображен в образах ангельских мужей, каким Он явился библейскому Аврааму. Единосущность и сверхвременная запредельность Божественных Лиц художественно тонко передана однотипностью ангельских фигур, отсутствием в них каких-либо плотских, в частности возрастных различий. Вместе с тем Рублев, посредством утонченной красочной символики, отразил глубокую специфику Ипостасей: Центральный ангел символизирует Бога-Отца. Не случайно он, как глубочайшее изначальное Сущее, отделен от зрителя наибольшим расстоянием. Синий цвет Его плаща (по-гречески гиматия) – знак небесного мира, а темно-красный цвет нижней одежды (хитона) – знак изначальных Божественных энергий. Поскольку Бог-Отец есть творец и дарователь всяческого бытия, за Ним изображено древо жизни. Ангел, восседающий справа от Отца – Бог-Дух. Поэтому тонкое и легкое его одеяние светло-красного оттенка – признак духовно-энергийного начала, концентрированно выраженного в темно-красном гиматии Отца. За Богом-Духом – изображение дома, символизирующего церковь, как обитель Духа Святого. Слева от Отца – Бог-Сын. Соответственно, за Богом-Сыном изображение горы – Голгофы. Зеленый цвет гиматия и синий цвет хитона означают сочетание земной и небесной природ в существе Сына. Причем граница между указанными цветами ясно выделена иконописцем и проведена по области сердца ангела. Четкая линия, разделяющая гиматий и хитон, при пересечении с линией посоха, находящегося в руке Бога-Сына, образует букву «Х» – символизирующую идею Христа-Спасителя. Икона говорит об акте общения трех Божественных Лиц в метафизически важный и напряженный момент перед ниспосланием в земной мир Бога-Сына. Ангелы восседают вокруг алтаря, на котором стоит жертвенная чаша. Этим иконописец подчеркивает еще и нераздельность лиц Пресвятой Троицы, ибо именно Евхаристия объединяет людей в церковь. Многозначителен и сам характер общения: фигура Бога-Отца повернута к Богу-Сыну, но лицо обращено к Богу-Духу. Направление взгляда Отца к Духу, как бы передающего взор Отца Сыну, точно соответствует православному пониманию исхождения Духа только от Отца. Покорно склоненные голова и посох Бога-Сына говорят о покорности Отчей воле. Большая же дистанция, на которой находится Сын от Отца, сравнительно с Духом, – признак отдаленности первого от чисто трансцендентного бытия и большей близости к миру сему.

Стоглавый церковный собор (1551) возвел иконопись А. Рублева во всеобщий образец, очертив образ идеального иконописца (в 43-й главе Стоглава) в значительной мере на основании жития преп. Андрея. Признание высокой духовной ценности трудов святого иконописца со стороны Русской православной Церкви отражается в учреждении (2001) ордена и медали преподобного Андрея Рублева, для награждения людей, которые отличились на поприще церковного искусства и иконописи. Русская церковь празднует память великого иконописца 17 июля по новому стилю.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ


МОСКВА - ТРЕТИЙ РИМ, ЭПОХА ТРАДИЦИОННОЙ ОРГАНИЧЕСКОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЫ

(Вторая половина ХV – ХVII век)


Глава четвертая. ФОРМИРОВАНИЕ ДУХОВНЫХ ОСНОВ РУССКОГО ПРАВОСЛАВНОГО САМОСОЗНАНИЯ И РУССКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ