Начало Православной Руси первый опыт христианского благочестия и богатырства. § Слово о закон
| Вид материала | Закон |
- История Русской Православной Церкви Преподаватель: Вера Михайловна Еремина, 67.55kb.
- Положение Русской земли до крещения. Этнический состав русской земли. Начало русской, 132.2kb.
- Программа элективного курса «Из истории православной иконописи», 42.21kb.
- Настали святки. То-то радость, 68.34kb.
- Старообрядческий раскол в Русской Православной Церкви, 162.17kb.
- Его Святейшеству, Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу, 273.69kb.
- Болящим, восстановления разрушенных православных храмов, монастырей, памятников архитектуры,, 220.67kb.
- Страница, 729.75kb.
- Владимир Красное Солнышко крещение Руси; Ярослав Мудрый сын Владимира Красное Солнышко,, 77.19kb.
- Русской Православной Церковью… Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл,, 706.24kb.
раздробленности
Тенденции к феодальному дроблению земель Киевской Руси проявляются уже в середине XI века после кончины Ярослава Мудрого (1054). Владимиру Мономаху, княжившему в Киеве в 1113 –1125 гг., удалось приостановить эти процессы, но вскоре после его смерти Великое княжество Киевское окончательно распадается на множество самостоятельных уделов, хотя формально сохраняется старшинство киевского престола.
Эпоха политической раздробленности охватывает большой временной отрезок – от распада Киевской Руси в первой трети XII века до возвышения Москвы и начала объединения русских земель во второй половине XV века. Эту эпоху, в свою очередь, принято делить на два этапа: а) домонгольский период и б) период татаро-монгольского ига. Формальной датой, разделяющей выделенные этапы, является 1240 год – год нашествия на Русь Батыя. Таким образом, первый период феодальной раздробленности условно ограничен временным отрезком, занимающим чуть больше одного столетия – между 1132 и 1240 годами.
Главным направлением развития культуры этого времени стало формирование самостоятельных культурных центров в удельных княжествах. Наряду с этим не ослабевало сознание общерусского единства. Не была оставлена и мысль о необходимости единства русского государства с общим центром – преемником Киева.
Видное место в этом процессе занимает молодое Владимиро-Суздальское княжество. Возникновение новых городов: Владимира, Переяславля-Залесского, Юрьева-Польского – важнейший фактор развития культуры в XII веке. Вскоре названные города становятся крупнейшими центрами нового ядра этнических территорий русских – «Залесской Руси» (Волго-Окского междуречья).
Наряду с тенденциями к разобщённости русских земель появляется и стремление к формированию нового политического и духовного ядра, роль которого стремится взять на себя Владимир. При этом Владимиро-Суздальское княжество декларативно подчёркивает преемственность своей культуры по отношению к культуре Киевской Руси.
Среди населения, заселявшего Залесскую землю, были и выходцы из старой столицы Руси. Возможно поэтому реки владимирских земель получили Киевские названия – Лыбедь, Ирпень, Почайна. Но влияние киевской культуры было гораздо глубже разного рода формальных заимствований. Андрей Боголюбский не только сохраняет во Владимире городскую топографию Киева – строит Золотые ворота (по образу киевских Золотых ворот), Успенский («десятинный») собор по образу Десятинной (Успенской) церкви в Киеве и Успенского собора Киево-Печерского монастыря, но и переносит сюда величайшую святыню – икону Божией Матери, которая с этого времени именуется Владимирской. Её почитание зафиксировано в созданном в 1160-х гг. «Сказании о чудесах Владимирской иконы Богоматери».
Одновременно с тенденцией к продолжению киевских традиций обнаруживается стремление к прославлению собственных владимирских святынь. Одна из самых почитаемых – икона Богородицы Боголюбской, история которой, согласно церковному преданию, является продолжением истории Владимирской иконы Богородицы. Во Владимире впервые на Руси был учреждён праздник Покрова Божией Матери, в честь которого воздвигнут храм Покрова на Нерли. Местночтимым святым стал ростовский епископ Леонтий, убитый в 1073 году язычниками за проповедь христианства в Залесских землях и его преемник святой епископ Исайя – просветитель ростовских и суздальских земель.
Становление культа местночтимых святых и святынь было частью политики Владимирского княжества, которое хотя и считало себя преемником киевской традиции, но одновременно открыто противостояло Киеву. Конфликт закончился жесточайшим разграблением Киева коалицией из 11 князей, во главе которой стоял Андрей Юрьевич Боголюбский. Тогда согласно Ипатьевской летописи «... не было пощады никому и ниоткуда. Церкви горели, христиане были убиваемы... И захватили имущества множество, и в церквях пограбили иконы, и книги, и одеяния, и колокола... И бысть в Киеве среди всех людей стенания и туга, и скорбь неутешимая, и слёзы непрестанные».
Разгром Киева и поставление там князем брата Андрея Боголюбского Глеба – один из этапов политики, направленной на повышение значения Владимира. В том же русле следует рассматривать неудавшийся поход суздальцев на Новгород в 1170 году. Победа новгородцев, которую церковное предание приписывает заступничеству чудотворной иконы Божией Матери «Знамение», всё же не избавила их от давления Владимира. В результате «экономической блокады» – запрета подвоза хлеба из Суздаля – в Новгороде начался голод. Новгородцы вынуждены были пригласить на княжение ставленника Андрея Боголюбского – Рюрика Ростиславовича.
Итак, Владимиро-Суздальское княжество всеми силами стремилось установить контроль над остальными русскими землями. Однако эти попытки, хотя и небезуспешные, не привели к желаемому результату. Ни государственный, ни духовный авторитет нового центра русской культуры был несопоставим с авторитетом Киева в X – первой трети XII века. Неудачей окончилось и намерение князя Андрея создать собственную митрополию 1.
Определяющей тенденцией эпохи являлось обособление русских княжеств, что вело к локализации культурного развития Руси и оскудению старых культурных центров. Результатом данного процесса стало ослабление взаимосвязей городов и, как следствие, появление различных диалектных элементов в языке древнерусской народности. Перегруппировка диалектов и отделение Северо-Восточной Руси от Юго-Западной стали предпосылками возникновения новых языковых единств: южного (украинская народность), западного (белорусская народность) и северо-восточного (великорусская народность).
Особенности диалекта живой разговорной речи не затрагивали структуру церковнославянского языка, но проявлялись в памятниках деловой письменности. Древнейшие из них – грамота великого князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода, договорная грамота Смоленского князя Мстислава Давидовича, договорная грамота Новгорода с великим князем Ярославом Ярославовичем (относятся к XII -XIII вв.).
Развитие литературы. С разделением Руси появляются новые центры летописания – Чернигов, Переяславль, Полоцк, Смоленск, Владимир, Ростов, Галич, Владимир-Волынский, Переяславль-Залесский, Рязань и др. Кроме столиц княжеств летописи составляют в некоторых епархиальных городах, монастырях, а зачастую и при храмах. Летописание имело как церковный, так и светский характер.
Становление летописания является фактором формирования местной литературной школы. Летописи прежде всего отражали местные события. Язык и стиль летописей во многом определялся характером культуры княжества. В Новгородские проникала народная речь, здесь нередко рассказывалось о торговле, ценах, урожаях и прочих практических интересах. Известны имена новгородских летописцев – священник Герман Ваята и пономарь Тимофей. Галицко-Волынская летопись повествует о жизни князя Даниила Романовича, имеет светский характер. Образность и богатство литературного языка свойственны Киевскому летописанию.
Особый характер, принципиально важный для понимания дальнейшего развития русской культуры, приобретает летописание Владимира. Здесь впервые идея гражданского патриотизма соединяется с идеей благочестия. В летописях начинает преобладать описание личной доблести князя, которая неразрывно связана с идеей духовного подвижничества. Эта традиция впоследствии будет воспринята Москвой.
Духовная литература, как уже сказано, сохраняет общность церковно-славянского языка. Самым значительным памятником агиографического жанра этого периода является Киево-Печерский патерик, созданный во Владимире, что ещё раз подчёркивает преемственность культурных традиций.
Литература домонгольского периода является носительницей идей общерусского единства. Развитие словесности в это время неотъемлемо от православного мировоззрения, в рамках которого нарастает идея политическое объединения Руси. Необходимость сильной, единой княжеской власти выражена в «Слове» Даниила Заточника, которое заканчивается молением: «Умножи силу князю нашему; укрепи бо ны и утверди ленивыы, вложи ярость страшливым в сердце... Подай же им, Господи, победу на вся, восстающая на ны. Подай же им, Господи, Самсонову силу, Александрову храбрость, Иосифов ум, Соломонову мудрость, кротость Давидову».
С ещё большей силой мысль о необходимости единения русских земель звучит в замечательном памятнике древнерусской литературы – «Слове о полку Игореве» (1185). Раздор и крамолу автор «Слова» воспринимает как величайшую трагедию Руси.
Памятники литературы XII столетия свидетельствуют как о продолжении формирования русского национального самосознания, так и о совершенствовании художественной выразительности отечественной словесности, которая в рассматриваемый период достигает высокого уровня.
Развитие архитектуры. С процессом децентрализации неразрывно связанно становление местных художественных школ. Удельные княжества стремятся к созданию собственных культурных центров, которыми становятся их столицы. Следствием этого процесса является интенсификация формирования городской среды, а также сложение местных архитектурных направлений. Именно в XII веке общерусская архитектурная традиция распадается на местные ветви. Наличие архитектурной артели становится предметом престижа, а политический авторитет князя находится в прямой зависимости от храмостроительства. В случае отсутствия собственной архитектурной артели князь просил дружественное княжество прислать строителей. Так было на начальном этапе развития архитектуры Владимиро-Суздальского княжества, когда по просьбе Юрия Долгорукого в Перяславль-Залесский для строительства Спасо-Преображенского собора (1152) была прислана галицкая архитектурная артель. Галичане быстро обучили местных строителей, но этого показалось недостаточным и Андрей Боголюбский обратился за мастерами к Фридриху Барбароссе. Участие романских строителей в сооружении владимирских храмов свидетельствует о расширяющихся контактах с Западной Европой.
Несмотря на многочисленные влияния, архитектура Владимира уже в середине XII века становится совершенно самостоятельным явлением. Её характерные особенности – монументальность, спокойное величие, наличие резного декора, воплощающего сложную иконографическую программу внешнего убранства храма, синтез архитектуры и окружающей среды – выражают идеи государственного и духовного авторитета Владимиро-Суздальского княжества. Построенные при участии галичан и иностранных архитекторов, первый Успенский собор (1158-1160), монастырь и резиденция князя Боголюбово (1158-1165), церковь Покрова на Нерли (1165) не имеют аналогов. О строительстве второго Успенского собора (1185-1189) летописец говорит, что «уже не искали мастеров у немцев». С конца XII в. владимирская архитектура разделяется на два русла – более строгое – монастырское (Рождественский собор Рождественского монастыря, 1192-1195), второй Успенский собор и более декоративное – княжеское Дмитриевский собор (1193-1197), Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1230-1234).
Иначе развивается архитектура Новгорода и новгородских земель, где власть князя не была значительной и средства его были относительно ограничены. Большая часть храмов сооружалась на средства бояр, купцов и «уличан». В Новгороде практически нет типологического различия между княжескими и посадскими храмами. Здесь строят множество (во второй половине XII века не менее 17!) небольших церквей, со скупым декором, но необычайно пластически выразительных: церковь Святого Георгия в Старой Ладоге (1165), церковь Спаса на Нередице (1198) и др.).
В начале XIII века Новгородская архитектура испытывает чужеродное влияние. На Ярославовом дворище строят церковь Параскевы Пятницы – почти точную копию храма Архангела Михаила в Смоленске. Из Смоленска был заимствован новый тип храма, существенно отличающийся от традиционного крестово-купольного, – тип, который в дальнейшем был творчески переработан новгородцами в церкви Рождества Богородицы в Перыни (1220-е).
Кроме владимирской, новгородской и смоленской на Руси XII – начала XIII вв. существовало ещё несколько самостоятельных архитектурных школ: киево-черниговская, полоцкая, гродненская. Каждая из них вырабатывает собственный художественный язык, в котором усвоенная византийская традиция интерпретирована на русской почве и становится уже весьма далёкой от первоисточника. Таким образом, с полной уверенностью можно говорить о формировании локальных архитектурных школ во второй половине XII века.
Развитие русской иконописи. Несколько иначе развивается иконопись. Ее основным источником остаётся византийская и балканская традиция, воспринятая через Киев. Вместе с тем, как отмечает Л.А. Щенникова, «отношение русского общества к византийским образцам (в том или ином регионе) было избирательным, диктовалось особенностями русского духовного климата».
Региональное своеобразие выражается в домонгольский период очень мягко, проявляясь главным образом в оттенках эмоционального состояния образа, а также в некоторых иконографических особенностях. Так, иконопись Владимиро-Суздальской Руси отличается большей сосредоточенностью на духовном состоянии образа, уравновешенностью (Погрудный Деисус, «Христос с Богоматерью и Иоанном Предтечей»). В живописи Владимирских земель, как и в идеологии княжества, очевидны киевские корни, идущие непосредственно от Византии.
В новгородском искусстве, в большей степени ориентированном на более «демократичную» восточно-христианскую традицию, возобладали иные аспекты образа. «Главным в идейном содержании и эмоциональном выражении новгородских образов является их суровая непоколебимость, напряжённая собранность строгих взоров, внутренняя концентрация духовной энергии, а художественная форма произведений отличается экспрессией, монументальностью, некоторым упрощением линейного ритма для придачи изображения большей цельности, наглядности, лаконизма»1. («Устюжское Благовещение», «Спас Нерукотворный» и др.)
Своеобразие иконописи различных княжеств выразилось также в иконографии. Эсхатологические размышления, присущие новгородцам, нашли воплощение в распространении образа «Престол уготованный».
Открытым остаётся вопрос о национальном происхождении иконописцев XII – начала XIII в. На сегодняшний день достоверно определить его невозможно, единой точки зрения не существует. Но предмет обсуждения ограничен. Он сводится к проблеме: что есть домонгольская икона – славянское искусство на византийской почве или византийское искусство на славянской почве? Византийские корни очевидны, так же, как очевидны и национальные особенности живописи. Г.К. Вздорнов обоснованно доказывает, что древнерусские иконы невозможно представить в греческом храме. Они монументальнее, психологичнее, менее щеголеваты, менее суровы. И всеми этими чертами отличаются от византийских.
Домонгольские иконы – произведения очень высокого художественного уровня – стали фундаментом древнерусской иконописи. Несмотря на отчётливо прослеживающееся византийское влияние в иконописи второй полвины XII – первой трети XIII были заложены предпосылки формирования локальных иконописных школ.
Из сказанного ясно, что в рассмотренный период завершается ассимиляция привнесённой византийской культуры, расширяются культурные контакты со странами Западной Европы, складывается национальная художественная традиция, на фоне которой выделяются локальные культурные центры.
Процесс этот был искусственно прерван татаро-монгольским вторжением.
Влияние татаро-монгольского нашествия на развития культуры. В конце 1230-х - начале 1240-х годов в результате нашествия Батыя большая часть русских земель была покорена Золотой Ордой. 1240 год служит условной границей, знаменующей начало татаро-монгольского ига. Окончание периода татаро-монгольского нашествия ограничено 1480 годом – Великим стоянием на реке Угре. Историко-культурный процесс этого периода принято делить на два исторических отрезка. Первый – «период мрачного затишья» – с 1240 года до середины XIV века. Второй – время духовного подъема страны – с середины XIV.
Татаро-монгольское нашествие имело катастрофические последствия для судеб русской культуры. Разрушение городов, и, как следствие, – городской культуры, исчезновение некоторых видов ремёсел, упадок сельского хозяйства, пленение, тяготы экономического гнёта – стали приметами русской жизни второй половины XIII века. Положение ухудшается из-за невиданных дотоле эпидемий и моров, охвативших, по существу, всю Русь.
Территориально Русь входит в состав государства Золотая Орда, фактически утрачивает самостоятельность, подчиняясь законам «Золотой Ясы». Князья вынуждены подтверждать своё право на престол получением ярлыка в Орде. Власть митрополита также юридически регламентируется Ордой. Ситуация осложняется междоусобными распрями между князьями, подогреваемыми татарами. Церковь противостоит раздорам, но далеко не всегда успешно. Основной доминантой рассматриваемого периода является проблема выживания культуры. Залогом сохранения ее целостности становится единство веры, языка, истоков культурных традиций, обычаев и обрядов, княжеского рода. Преемственность культурной традиции проявилась в сохранении летописания в монастырских скрипториях, продолжении работы над составлением Киево-Печерского Патерика. В ситуации татаро-монгольского порабощения, грандиозных потерь, понесённых русской культурой, летописание воспринималось как патриотический подвиг благочестия.
Развитие народного самосознания является глубинным процессом, проявившимся не только в литературе, но и в эпической традиции. К концу XIII века складывается новый жанр исторической песни. Примерами этого жанра являются песни «Об Авдотье Рязаночке», «О Щелкане Дудентьевиче», отражающие текущие события истории и трактующиеся в народно-патриотическом духе. Появление исторических песен свидетельствует о развитии историзма мышления русского народа.
Роль культурных центров в XIII в. сохранили лишь Новгород и города северо-восточной Руси, претерпевшие тяжёлые испытания, подчинившиеся власти Орды, но ею не покорённые. Однако и здесь практически прекращается каменное строительство, угасает уже сложившаяся иконописная традиция, резко снижается уровень иконописного мастерства. Иконы создают уже не высокопрофессиональные художники, но монахи и клирики посадских храмов. В результате распространения христианства в отдалённые северные районы, практически не соприкасающиеся со сложной, интеллектуальной византийской традицией и максимально приближенные к языческому миропониманию, в иконопись проникает фольклорное начало, что полностью меняет живописный язык. «Развитие искусства шло в сторону всё большей схематизации, абстрагирования, к превращению изобразительной формы в условный знак» 1.
Эти процессы, общие для всей Руси, имели и свои особенности в культуре каждого из городов. Иконопись среднерусских земель – Владимира, Суздаля, Ярославля, Ростова – отчасти сохранила (значительно упростив) классическое культурное наследие Византии. Созерцательность и сострадание – особенности эмоционального строя среднерусской иконы (об этом свидетельствует, в частности, икона «Спас» из Ярославского художественного музея).
Новгородские памятники XIII в., большей частью, гораздо ближе к народному, фольклорному пониманию образа. Для них характерен упрощённый художественный язык, суровый эмоциональный строй, однозначность образа («Иоанн Лествичник, Георгий и Власий», Государственный Русский музей). Но уже к концу XIII в. параллельно с «фольклорным» направлением обнаруживается тенденция возвращения к традициям домонгольского периода.
Бедствия периода татаро-монгольского нашествия получают осмысление в духе христианской эсхатологии. Они представляются карой Божией за грехи. Историческое мышление начального периода татаро-монгольского нашествия характеризуется углублением эсхатологических чаяний, ожиданием второго пришествия. С этим связано распространение пророчеств о конце света. Широкое хождение получает «Откровение» Мефодия Потарского – памятник византийской литературы VI века, описывающий предвестия близящегося конца света. Подобными образами и настроениями пронизаны и произведения отечественной литературы – «Слово о погибели Русской земли», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Поучения» епископа Серапиона Владимирского. В русской письменности неразрывно связаны описания бедствий народных, скорбное памятование о былой славе Отечества и призыв к покаянию. Для исторического самоопределения русского народа главным становится противопоставление веры и неверия, нечестия язычников и истинной православной веры. В этот период времени особым благоговением окружается образ Киевской Руси и князя Владимира, который впервые входит в историческое сознание как святой. Именно Владимир – креститель Руси становится олицетворением её святости.
В указанный период происходит формирование религиозно-национального понятия «вера христианская» как синонима Родины, Земли Русской. В этом контексте следует рассматривать и появление нового чина благоверных князей, к которому были причислены мученики Михаил Черниговский, Роман Рязанский, Михаил Тверской, воитель за землю русскую Александр Невский и др. Их подвиг становится символом борьбы за русскую землю и православную веру.
В годы тяжёлых испытаний получает развитие идея об особом заступничестве Божией Матери над Русью, возникшая ещё во времена Андрея Боголюбского. Она входит в народное сознание вместе с преданиями о знамениях от икон Богородицы – Смоленской, Толгской, Курской Коренной – получившими во второй половине XIII – первой половине XIV века широкое распространение.
Из сказанного ясно, что русская культура, претерпев тяжелейшие потрясения, всё же не прерывает развития и постепенно приобретает национально-патриотическую направленность, предвещая великорусский духовный подъем в XIV веке.
§ 2. Возрастание чувства русской духовной общности в условиях распада киевской государственности
Социально-культурное развитие Руси в период распада Киевского государства и политической раздробленности русских земель определяется болезненным противоречием между религиозно и нравственно укрепляющимся русским национальным единством, с одной стороны, и княжеским многовластием, неизбежно раскалывающим государственную целостность страны, с другой. В то время как русские все более ясно начинают осознавать свою принадлежность к одной религии, одной земле, одной национальной общности и одной культуре, государственное устройство Руси развивается в обратном направлении. По мере умножения числа членов княжеского рода, разрастания и обособления его ветвей, идея родовой общности правителей уже не может политически скреплять Русь. Отдельные князья стремятся прочно гарантировать свои права на княжения, передавать их от отца к сыну, что превращает уделы Великого княжества Киевского в самостоятельные политические единицы. Но политический распад Киевской Руси, как мы видели, не только не ослабляет чувства внутренней связи русских людей, а, в силу единой веры, уже утвердившегося языкового и культурного родства, резко усиливает ощущение ими духовно-национального единства.
Этому весьма способствует тяжкое иноплеменное иго, установленное татарскими ханами над Русской землей. Татаро-монголы обостряют национальное самосознание русских, которые все острее сознают свое этническое, культурное, вероисповедное отличие от татар и потребность в национально-государственном объединении. Тем самым предполагается вызревание новой государственной идеи русского народа – идеи уже не родового правления, а верховной власти, выражающей общность веры, национальной культуры и общенародной судьбы.
Верховным фактором русской общности в пору политической раздробленности становится церковная организация, конкретно символизируемая для народа повсеместно возвышающимися Божиими храмами. (Исследователи полагают, что с середины Х в. до 40-х годов ХIII в. на Руси было построено около 10 000 церквей.) Именно с Церковью как мистическим обществом христиан и с церковью как храмом, духовно централизующим социальное пространство, русские, прежде всего, начинают связывать идею своего национального единения.
Не забудем, что Русская Церковь являлась институтом единоначалия. В отличие от киевских князей, главенство которых в раздробленной стране было чисто символическим, духовная власть митрополитов оставалась незыблемой. Их авторитет был непреложным для всех епархий Руси и для удельных князей. Управляли епархиями, которые в ХII – ХIII вв. территориально приближались к княжествам, епископы, назначавшиеся митрополитом и великим князем чаще всего из представителей киевского духовенства. (К примеру, только из Печерского монастыря вышло около 50 епископов). Исторические источники свидетельствуют, что церковные пастыри разумели под Русской землей все пространство Древней Руси в пределах которого жило православное население. Поэтому митрополит и епископы постоянно заботились о предотвращении княжеских усобиц, одинаково унимая и правых и неправых.
Свидетельством углубления и духовного утончения церковного самосознания русского народа может служить сказание о церкви невидимого града Китежа, родившееся в пору политического распада Руси и татарского нашествия 1. Суть этого сказания, в изложении С. Дурылина, такова.: В
Князь Георгий Суздальский построил город Больший Китеж, близ с. Владимирское на озере Светлояр (ныне Воскресенский район Нижегородской области), и в городе три церкви: во имя воздвижения Честного и Животворящего Креста Гоподня; во имя Пресвятой Богородицы Успения: во имя Благовещенья. Три года строился Больший Китеж, был закончен к 30 сентября 1167 г. и простоял до Батыева завоевания. Когда войска Батыя подошли к Большему Китежу, то по молению жителей город стал невидим и будет таковым до пришествия Христа. Существуют три варианта легенды: город укрыла земля; Китеж скрылся в озере Светлояр; Китеж стоит на месте, но люди в силу своих грехов его не видят.
В народном сознании укрепилась мысль, что православные обитатели невидимого града, непрестанными молитвами в незримых церквах, духовно покровительствуют земле Русской, что сокровенная молитвенная жизнь Китежа открывается лишь людям праведной жизни и принимает только того, кто идет к ней путем внутреннего подвига, любви к Богу и ближнему. Хождение на берега Светлояра стало традиционной формой паломничества русского народа, для которого берега священного озера явились символическим местом духовного соединения с жизнью иного, до поры скрытого мира. В коленопреклоненных верующих, молящихся у Светлояра, земная Православная Русь как духовная общность лиц, Христом соединенных, встречалась с Русью запредельной, преображенной в вечности, уже вышедшей из пределов видимой действительности и вступившей в Царствие Божие.
Тонким православно-русским смыслом рассмотренной легенды объясняется ее многогранное духовное воздействие на отечественную культуру. Китежское сказание получает новый импульс в движении староверов, дань этому сказанию отдают русские поэты (А.Н.Майков, Н.А.Клюев, М.А.Волошин, С.М.Городецкий), прозаики (П.И.Мельников-Печерский, М.Горький, Д.С.Мережковский), художники (В.М.Васнецов, Н.К.Рерих, И.С.Глазунов). По мотивам китежской легенды создана опера Н.А.Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».