Geum.ru

Артур-Георгий Сологян Учение аац-и о Лике Господа нашего Иисуса Христа

Вид материалаДокументы

Содержание


Свобода воли
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   46

Свобода воли


Когда мы объясняем себе, какое ни будь действие человека, мы по закону причинности всегда мыслим это действие, как произведение человеческой воли: человек захотел сделать известное дело, потому что это было ему приятно или выгодно или по какой ни будь другой причине. Если же в отдельных случаях никаких оснований хотения (желания) мы не знаем и отыскать их не можем, то факт хотения (желания) в этих случаях остается для нашего познания предельным фактом, т.е., таким фактом, который не имеет для себя решительного объяснения: человек захотел сделать известное дело только потому что он захотел его сделать51. Этот предельный пункт объяснения в человеке существует не в отношении себя самого, а только в отношении других людей, внутреннего мира которых мы не ведаем. Если бы нашелся такой человек, который в отношении себя самого решительно был бы не в состоянии объяснить, почему ему захотелось сделать известное дело, и все-таки сделал его, то, по верному замечанию Шеллинга, он в этом случае и на этом основании не мог бы приписывать себе безусловную свободу воли, потому что в отношении себя самого он не имел бы никакого права остановится перед последним объяснением своего поступка, что он сделал известное дело просто по глупости52. Человеческая воля не может быть безусловной, а деятельность воли в условиях есть то же самое, что и ее деятельность по закону причины. Всякие действия, определяемые такими причинами, суть именно собственные действия самого субъекта, ни от кого и ни от чего, помимо него, независимые и, следовательно, - произвольные. Следовательно, в понятии произвольности исключается не вообще необходимость, а одна только внешняя необходимость волевой деятельности, так что произвольное действие, сознаваемое независимым ни от какой внешней причины, все-таки может быть действием механически необходимым. Даже такой крайний поборник детерминизма, как Спиноза пишет, что «я называю свободною такую вещь, которая существует и действует по необходимости, вытекающей лишь из ее природы»53. Но понятие метафизической свободы нельзя переводить на понятие воли, ибо воля относится не к выражению действий, а к процессу их осуществления, так что она может быть свободной или несвободной, нисколько не разрушая природы своего деятеля. Весь процесс волевой деятельности есть процесс эмпирический, а потому и говорить о нем можно только на основании фактов, а не на основании посторонних соображений. Ибо под именем воли мы не можем разуметь ничего другого, как только способность субъекта действовать по мотивам чисто внутреннего происхождения, т.е., по таким мотивам, которые определяются в сознании в форме известных хотений (желаний). Где существует воля, там есть и желание, а где есть желание, там есть и определенный мотив желания, потому что желать можно только чего ни будь, а желать ничего значит совсем не хотеть. Следовательно, воля по существу своему неразрывно связанна с процессом мотивации и вне этой связи совершенно немыслима. Поэтому связь мотива и воли имеет всеобщий характер, т.е., она, безусловно, охватывает собою все возможные случаи волевой деятельности, так что в этом отношении никаких споров о воле существовать не может54.

Человек не может не чувствовать голода, если в его организме не достает необходимого количества питательных веществ, и он не может не чувствовать жажды, если в его организме не достает необходимого количества воды. Следовательно, хотение (желание) человека есть и пить с роковой необходимостью определяется его физической природой, и пока он носит эту природу, он не может не иметь тех хотений (желаний), которые ею (природой) определяются. Положим, он может уморить себя голодом или жаждой, но в этом случае он, очевидно, не хотения (желания) свои устранит от себя, а наоборот только себя самого устранит от своих раковых хотений (желаний). Пока же он не устранит себя от этих хотений (желаний), или сами хотения не прекратятся в нем с его смертью, он неизменно будет хотеть, хотя бы и не желал хотеть. Следовательно, воля в этих желаниях связана роковою необходимостью, и потому произвольное действие в осуществлении этих желаний, по существу своих условий, есть действие необходимое. Следовательно, пока человек думает, что он ест и пьет только потому что он этого хочет, он думает совершенно верно. Но если бы он пошел в своих размышлениях дальше и наивно вообразил бы себе, что будто он может хотеть и не хотеть есть и пить, он вполне бы уподобился тому камню, который представил Спиноза в качестве примера для отрицания в человеке свободы воли. Во всех отправлениях своей физической природы человек определяется к деятельности конечным образом не хотениями (желаниями) своими, а потребностями самой этой природы. Следовательно, в области животной мотивации волевого процесса можно говорить об одной только произвольности, но ни в коем случае нельзя говорить о свободе воли55.

Свободная воля присуща личности, которая имеет бытие в своем естестве, а не безликому естеству, т.е., она присуща естеству, которое не мыслится без лица, без индивидуума, без личности. Ибо именно личности принадлежит произвольная, т.е. свободная склонность на что-либо (gnwvmh ), или произволение (proaivresi ), т.е., когда из двух предлежащих нам одно избираем и предпочитаем другому. Эту свободу выбора иногда называют личной или ипостасной волей. Также необходимо отметить, что Христос Своим сорокадневным постом в пустыне показал нам, что человек не только хлебом насущным жив, но что вера, надежда и любовь способны направить свободную волю человека так, что он может преодолеть даже такие необходимые потребности организма как голод и жажду. Этим еще раз подчеркивается Его добровольное усвоение нашего естества, Его добровольное восприятие наших страстей, Его обоженное человечество, в котором грех отделен от души, а тленность от Плоти, Его единая воплощенная природа, в которой Божество и человечество, оставаясь самими собой, соединились и, проникая друг в друга, остались неизменными. Пришедши на землю для того, чтобы разрушить дела диавола, Господь мог бы, конечно, уничтожить их сразу одним дыханием уст Своих, но надо знать и помнить, что дела диавола коренились в заблуждениях свободной человеческой души, которую Господь явился спасти, не лишая свободы, этого величайшего дара Божия человеку, созданному не пешкой, не бездушным автоматом и не животным, руководимым бессознательным инстинктом, но свободной разумной личностью, а что не воспринято, то не спасено. В отношении к Божеству Иисуса Христа это искушение было борьбой духа зла, за сохранение своей власти над людьми с помощью призраков знания и счастья, с Сыном Божиим, пришедшим спасти человека. Это искушение направлялось против Иисуса-Человека, на Которого диавол надеялся простереть свое влияние, совратить Его волю на ложный путь. Христос пришел на землю для того, чтобы основать среди людей Свое Царство - Царство Божие. Два пути могли вести к этой цели: один, о котором как раз мечтали тогдашние иудеи, - путь скорого и блистательного воцарения Мессии, как земного царя, другой - путь медленный и тернистый, путь добровольного нравственного перерождения людей, сопряженный с многими страданиями не только для последователей Мессии, но и для Него Самого. Диавол и хотел отклонить Господа от второго пути, попытавшись прельстить Его, по человечеству, конечно, легкостью первого, сулившего не страдания, а только славу. Следовательно, если мы не будем отрицать во Христе человеческую сторону Его Лика, т.е., ели мы не будем видеть во Христе Богочеловека и будем отрицать в Нем Богочеловеческую Личность, то, тем самым, полностью нарушим идеал нашего спасения. Ибо, прежде всего, пользуясь голодом, который мучил Иисуса, как Человека, диавол попытался убедить Его использовать Свою Божественную силу для того, чтобы избавиться от этого тягостного для каждого человека чувства голода. Указывая на камни, которые в этой местности и поныне напоминают своей формой хлебы, он говорит: «если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни эти сделались хлебами». Диавол надеялся, что, соблазнившись этим однажды, Иисус будет и впредь поступать так же: оградит себя легионами ангелов от толпы врагов, снидет со Креста или призовет Илию спасти Его56, и тогда дело спасения человечества крестными страданиями Сына Божия не осуществилось бы. Богочеловек, для других претворявший воду в вино и чудесно умножавший хлебы, отверг этот лукавый совет словами Моисея, - сказанными относительно манны, которой 40 лет Бог питал народ Свой в пустыне: «не одним хлебом живет человек, но всяким [словом], исходящим из уст Господа»57. Под «словом» здесь надо понимать благую волю Божию, промышляющую о человеке. Господь творил чудеса для удовлетворения нужд других, а не Своих собственных: если бы Он при всех Своих страданиях, вместо того, чтобы терпеть их, прибегал к Своей Божественной власти, Он не мог бы быть примером для нас. Повторяя часто это чудо, Он мог бы увлечь за Собой всех людей, требовавших тогда «хлеба и зрелищ», но эти люди не были бы надежны для основываемого Им свободного Царства Божия, ибо цель Его была та, чтобы люди свободно шли за Ним по слову Его, но не как рабы, увлекаемые легкостью обладания земными благами. Ибо «суетные помыслы и неведение подобным животному делают человека, - говорит Исаак Сирин, - лишая его веры, беспокоя ум его и наполняя его призраками рассеянных помыслов. Ибо отсутствие веры лишает человека истинного знания о Боге и того доверия к Нему, которое должен он иметь на всякое мгновение»58.


Итак, от природы — само стремление и движение, но какую конкретную реализацию и направленность примет это движение, зависит от человеческой личности. Личность посредством ипостасной воли создает уникальное выражение природному стремлению. Отсюда — с богословской точки зрения — ясна важность рассмотрения мотивационной сферы в вопросе о личности: потребность, как нечто объективное и закономерное, относится к сфере природы, в то время как для личности характерен именно мотив, как опредмеченная особым и уникальным образом потребность. Ибо мотив - осознанная и опредмеченная потребность, т.е., субъективное отражение потребности. А потребность может вызвать несколько мотивов и мотив может быть вызван несколькими потребностями.

Воля человеческой личности возбуждается к своей деятельности именно интересом, но возбуждается она только потому что мысль указывает ей возможный путь к достижению поставленного интереса, т.е., воля связывается в этом случае двойной связью - и с данным интересом, как с мотивом желания, и с данным построением мысли, как с основанием для стремления к определенному действию. Но так как цель волевой деятельности в действительности не существует, а только еще подлежит осуществлению через эту самую деятельность-то и связанный с этой целью интерес, очевидно, существует не как действительный мотив желания, а только как возможный мотив, т.е., такой мотив, который может и возбуждать собою желание, но может и не возбуждать его. Если он возбуждает собою желание, то он является действительным мотивом воли, а если не возбуждает, то он является не мотивом воли, а простым положением мысли, совсем не имеющим к воле никакого отношения. Это двоякое значение одного и того же интереса и как действительного мотива и как такого положения мысли, которое не имеет к воле никакого отношения, не может, конечно, зависеть от содержания интереса, потому что представление об известном удовольствии или об известной выгоде остается, во всяком случае, одним и неизменным. Поэтому сила каждого представления быть или не быть мотивом хотения (желания) в действительности принадлежит самой воле, так что не представление собственно определяет собою хотение воли, а сама воля связывает себя с данным представлением и в нем выражает содержание своего желания и тем самым делает его живым мотивом своих стремлений и действий. Всякая цель волевой деятельности создается не самою волей, а чувством или мыслью, и всякое средство к осуществлению намеченной цели создается не самою волей, а только работой мысли. Ибо воля есть устремленность мыслящей и разумной души к тому, что любезно ей. Она, совместно с природой, устремляется к желаемому или к получению и обладанию желаемым.

Воля действует и может действовать только по мотиву, - это, несомненно, но то, что она не всегда и не со всяким представлением обязательно связывается, как с мотивом желания и действия, - это также, несомненно, как и то, что она всегда действует по мотиву. Если же воля не всякое представление обязательно делает мотивом своей деятельности, то она может освобождаться от всех ее обязательных связей с каждым отдельным представлением и потому может делаться волей свободной. Во всех случаях воля, конечно, действует не по капризу, а по достаточным для нее основаниям, с которыми она связана как живая сила, но этот самый образ ее действия и служит прямым доказательством, что не всякие расчеты и интересы могут определять собою деятельность воли, а только расчеты и интересы принятые самой волей. Это именно свойство развитой воли, т.е., воли свободной, которая действует только по убеждению, ибо она действует не из себя самой, а по силе убеждений. Например, известные конструкции схоластических доказательств Божьего бытия в области мысли могут приводить только к значительной вероятности, а в области воли за ними решительно утверждается полная убедительность, так что не будь на них согласия воли, они бы никогда и никого не могли убедить и остались бы на положении вечных гипотез, в утверждении же воли они становятся живыми убеждениями. Следовательно, работа воли на основании убеждений, несомненно, есть ее собственная работа и потому именно эта работа свободна. Если в деятельности человека может осуществляться некоторая закономерность, т.е., все разнообразие отдельных поступков человека может определяться не одной только механической связью временной последовательности, но и выражать собою внутреннее единство характера и цельный образ поведения человека, то это обстоятельство всецело зависит от свойства развитой воли следовать не всякому возможному мотиву желания и действия, а только мотиву ценному и состоятельному. Следовательно, воля может себя саму подчинить определенному правилу жизни, и в этом подчинении воли общему правилу жизни заключается вся ее свобода. Хотеть чего ни будь, и иметь возможность исполнить это свое желание и все-таки не сделать того, чего хочешь, во имя признанного правила жизни, - это высочайшая мыслимая степень развитой свободы и воли59. В Слове 21-м, посвященном свт. Афанасию Александрийскому, где Григорий Богослов говорит о врожденном стремлении человека к Богу как наивысшему благу: «...Из многих и великих (даров).., которые мы получили и еще получим от Бога, величайшим и более всего (свидетельствующим) о человеколюбии (Божием) является наше стремление к Нему и родство с Ним. Ибо что солнце для существ чувственных, то Бог - для умственных60; оно освещает мир видимый, а Он - невидимый; оно делает телесные взоры солнцевидными, а Он умственные природы - боговидными. И как солнце, давая возможность видящему видеть, а видимому быть видимым, само несравненно прекраснее видимого, так и Бог, сделавший, чтобы существа мыслящие мыслили, а мыслимые были осмысливаемы, Сам есть вершина всего мысленного61, так что всякое желание останавливается на Нем и далее никуда уже не простирается. Ибо нет ничего выше Него, и даже вовсе ничего не находит ум самый продвинутый в философии, возвышеннейший и любопытнейший. Бог есть предел желаемого: в Нем находит упокоение всякое созерцание»62.


Обычное понимание свободы воли выражается формулой: «я свободен, если я могу делать все, что хочу». Это понимание совершенно неправильно, потому что в своем желании человек, несомненно, может быть и рабом необходимости, и рабом привычки, и даже рабом простого случая. Но отрицание ложного понимания свободы не есть еще отрицание самого факта свободы. Действительная свобода человеческой воли раскрывается лишь в той мере, в какой человек может хотеть не делать того, чего он хочет. Следовательно, истинное понимание свободы человеческой воли совершенно верно может быть выражено формулой Канта: «та воля, для которой может служить законом чистая законодательная форма максимума, есть свободная воля»63. Следовательно, истинная свобода человеческой воли не есть libertum arbitrium indifferentiae, а свобода непременно закономерная, и понимать свободу иначе хотя конечно и можно, но только не должно, потому что всякое другое понимание свободы будет совершенно несогласно с действительным фактом свободы. По справедливому суждению того же Канта, «хотя свобода и не есть такое свойство воли, которое бы можно было понять по законам физической природы, однако поэтому она еще не остается вне всякого закона, напротив - она должна быть причинностью по неизменным законам, но только по законам особого рода, потому что иначе свободная воля была бы чистой бессмыслицей»64.


Если бы защитники свободы, когда-нибудь поняли, что не велика эта воображаемая свобода - делать то, что хочется человеку, и если бы противники свободы когда ни будь поняли, что велика в человеке эта действительная свобода - не делать того, что ему хочется, никаких споров о свободе воли более бы не существовало. Действительную свободу воли нам показывает Спаситель, когда диавол приступает к третьему искушению: показывает Иисусу с высокой горы «все царства мира и славу их» и говорит: «все это дам Тебе, если павши поклонишься мне». Свт. Лука добавляет при этом, что диавол показал Иисусу все царства вселенной «во мгновение времени» и сказал при этом: «Тебе дам всю эту власть и славу их, потому что мне предана она, и я, кому хочу, даю ее»65. Диавол развернул перед взором Иисуса картину всех царств земли, над которыми действительно господствовал он, как дух злобы, показал Ему, какими силами и средствами располагает он в мире сем для борьбы с Богом, пришедшим на землю спасти человека от его власти. Он надеялся, очевидно, что эта картина смутит человеческий дух Иисуса страхом и сомнением в возможности осуществить Его великое дело спасения человечества. И действительно: что может быть страшнее картины мира, предавшегося добровольно во власть диавола? Диавол как бы так говорил Господу: «Ты видишь мою власть над людьми; не мешай же мне господствовать над ними и впредь, а за это я готов поделиться с Тобою моей властью над ними; для этого Тебе нужно только вступить в союз со мною. Только поклонись мне, и Ты будешь тем Мессией, какого ждут евреи». Конечно, диавол обещал в этих словах Иисусу чисто внешнюю власть над людьми, внешнее господство над ними, сохранив за собой господство внутреннее, духовное. Это как раз то, чего именно и не хотел Господь, учивший, что Он пришел не для внешнего господства, не для того, чтобы Ему служили, как земным владыкам66 и что «Царство Его не от мира сего»67, а Царство это - чисто духовное. Поэтому Господь словами Второзакония, - «Поклоняйся Господу Богу твоему, и Ему одному служи» 68, - отгоняет от Себя диавола, говоря: «прочь, сатана», указывая тем, что Он не признает власти сатаны над миром, потому что вселенная принадлежит Господу Богу, и Ему одному подобает поклонение на ней.


А с несвободной волей все наоборот, ибо не воля собственно подчиняет себя данным мотивам, а сами данные мотивы подчиняют себе несвободную волю. Для примера можно указать здесь на толкование волевой деятельности у Шопенгауэра: «способность обдумывания, - говорит он, - не дает на самом деле ничего иного, кроме весьма частого мучительного конфликта мотивов, во главе с нерешительностью, ареною которого является весь дух и сознание человека; при этом мотивы, чередуясь и повторяясь, пробуют друг перед другом свою силу над его волей, через что она попадает в положение того тела, на которое действуют разные силы в противоположном направлении, пока, наконец, сильнейший мотив оттеснит все прочие и решительно определит волю»69(1). Между тем гораздо было бы проще, и это было бы весьма согласно с действительными фактами, допустить не мифологическую борьбу различных мотивов, а свободу воли в избрании себе мотива своего желания и действия. Если для человека может представится одновременно несколько различных мотивов различных действий, то сильнейшим всегда будет тот, который изберет себе воля в качестве действительного мотива своей деятельности, но она изберет его вовсе не потому что он сильнейший, а наоборот - потому именно он и окажется сильнейшим, что она (воля) изберет его (данный мотив). Она сама может обратить на него и деятельность мысли и деятельность чувства, следовательно, - она сама всегда и до высочайшей степени может усилить его. Следовательно, сила мотива создается не содержанием его, и не какими ни будь побочными обстоятельствами, а только усилием воли. И по различным степеням своего развития воля имеет и различные степени силы. На низших ступенях своего развития она легко может уступать влиянию самых незначительных обстоятельств, как и бывает у детей, но на высших ступенях своего развития она не может делаться непобедимою никакими внешними обстоятельствами, как это доказывают многочисленные примеры христианских мучеников.


Можно определить понятие «ипостасная воля» несколько иначе, фокусируясь на аскетическом аспекте: ипостасная воля в человеке определяет, следовать или не следовать и в какой степени следовать природной воле69(2). Это отражено в аскетическом учении о естественном, противоестественном и сверхъестественном образе жизни. Естественный образ жизни имеет место, когда произволение личности в целом соответствует природе и ее движениям. Если усердие личной воли превосходит естественные силы, говорят о сверхъестественном образе жизни; наконец, извращение проявлений природы ведет к противоестественному образу жизни: «Кто плотски и противоестественно живет и действует, тот совсем потерял свою рассудительность... Кто же по естеству и душевно, т.е. осмысленно и разумно живет и действует, — почему и называется средним, тот, по своей мере и видит и обсуждает и то, что его касается и то, что касается подобных ему. Кто, наконец, выше естества и духовно живет, тот... благодатью Христовою достигший совершенства, т.е. всуществленного просвещения, и совершеннейшей рассудительности, видит себя самого и обсуждает наияснейше, а также и всех видит и обсуждает определительно верно...»69(3).


Таким образом, свобода не принадлежит воле самой по себе, ибо она есть продукт психического развития человека, а потому и подлежит она закономерному развитию вместе с развитием самого человека. Поэтому отбирать и выставлять на вид людей с порабощенной волей для отрицания в человеке свободы воли - это то же самое, что усиленно указывать на детскую глупость для отрицания в человеке разумности, ибо дитя, пока оно дитя, конечно глупо, но когда оно вырастет, оно может сделаться и Ньютоном и Кантом. То же самое нужно сказать и относительно свободного человека. Пока он не развил в себе свободу воли, он только раб необходимости, раб привычки и раб случайности, но если бы он столько же заботился о свободе воли, сколько он заботится о развитии своего ума, он, наверное, был бы непобедим и на себе самом оправдал бы истину свободной воли. Ибо человек идеально свободен, насколько он стремится к свободе, и реально свободен, насколько он фактически осуществляет в своей жизни идеал свободы. Высокая ценность этого идеала выражается не практическим значением его в осуществлении воображаемых и желаемых отношений человека к существующей действительности, а реальной силой его для внутреннего развития человеческой личности. Вне сознания и признания идеала свободы, как возможного и осуществимого, уже не «Я» определяет собою содержание фактов сознания, а факты определяют собой все содержание «Я», так что без свободной воли в каждый данный момент эмпирическое «Я» человека есть то и только то, что фактически есть человек. И такое пассивно-животное отношение и выражение жизни исчезает лишь вместе с образованием идеи свободы, потому что эта идея, становясь неизменным определением «Я», отрешает «Я» от всех единичных состояний сознания и наполняет его своим собственным содержанием. В идее свободы «Я» осуществляется не как пассивное сознание и выражение особенности человека от окружающих его предметов, а как живая энергия, которая существует сама по себе, независимо от всех данных условий жизни, и утверждается сама для себя, независимо от всех единичных состояний сознания, т.е., «Я» осуществляется не как животная особь, а как свободная личность, могущая не только переживать известные выражения жизни, но и творить все содержание жизни своей собственной властной волей. В силу же этого самоопределения человек перестает быть тем, что он фактически есть, и становится тем, чем он желает быть и чем стремится быть69(4).