Geum.ru

Яхотел бы посвятить несколько страниц истории черкесской нации

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15


Я упоминал уже, что берег, начиная от крайнего выступа мыса Пицунды и до углубления бухты, песчаный, мало возвышенный, причем дно у берега имеет большой [113] уклон; поэтому укрепить здесь судно на якоре весьма трудно.


Начиная от углубления бухты, по направлению на юго-восток, до устья реки Мичишече (Очевидно, Мчиш), бухту охватывают низкие крутые берега; они принадлежат, несомненно, к третичному периоду и состоят из желтого песка в виде наклонных пластов (Voy. Atlas, 2-е serie, pl. 2) и прорезаны оврагами; море непрерывно гложет эти крутые берега с утесами, разбиваясь о них своими волнами. Это крайние уступы той цепи холмов, которая, как я уже говорил, отделяет равнину реки Котош от равнины Бамбор; своими волнистыми линиями эти холмы заходят далеко в глубь страны; среди них нет вершин, вздымающихся более чем на 200 или 400 футов. Леса буков, грабов и других деревьев, выделяясь своими красивыми зелеными кудрями, покрывают их склоны.


Комментарии

25. Речь идет о лесопильном заводе, расположенном между р. Пшандра и р. Хипста. О сооружении завода см. ниже.

26. Михаил (Хамуд-бей) Шервашидзе (Чачба) — последний владетель Абхазии (1823—1864).

27. Автор ошибается: сын Сафар-бея Омар-бей (Дмитрий) Шервашидзе был отравлен 16 октября 1822 года.

28. Не говоря уже о совершенно неправильной характеристике причин завоевания русским царизмом Абхазии, автор вводит читателя в заблуждение и в отношении хронологической последовательности событий. По словам автора царские войска появились в Абхазии только в 1830 г., когда были построены Бомборское, Пицундское и Гагринское укрепления. На самом деле первым актом захватнической политики русского царизма в Абхазии послужило взятие Сухумской крепости в 1810 году.

29. Действительно, в 1832 г. Гассан-бей, защищаясь от неожиданного нападения, убил «дворянина» («аамыста») Халима Локар-бея (Лакербая), агента Михаила Шервашидзе.

30. «Охваме» — не собственное имя, а нарицательное; по-мегрельски означает «церковь». Таким образом, автор из-за незнания местного языка допускает явную тавтологию.

31. С 1821 по 1827 г. Гассан-бей находился в ссылке в Иркутске, куда был отправлен по обвинению в тайных сношениях с Турцией.

32. См. примечание 24-е.

33. Не смешивать с Гассан-беем Шервашидзе, о котором речь шла выше.

34. Хирыпс Маршания — глава владетельного рода в Цебельде.

Равнина Лыхны (Lekhne), или Бамбора.


На восток от цепи холмов начинается прекрасная равнина в 15 верст ширины; она окаймляет море, спускаясь к нему отлого, и только слегка волниста. Лыхны — это самая значительная возвышенность, прерывающая гладь равнины.


Конгломерат, сцементированный известняком и мергелем, покрывает равнину до моря, проглядывая сквозь траву в тех местах, где исчезает верхний слой желтой глины. Из того же конгломерата состоят и возвышенности, и эту горную породу можно увидеть в Лыхны и проследить до подножья гор.


Несмотря на свойства подпочвы, на этой великолепной равнине раскинулась самая буйная растительность, так как слой глины, закрывающий конгломерат, успел приобрести с течением времени плодородность.


Я сошел на берег у завода (zavode) Пшандры 25 и смотрел, объятый восхищением, на эти столетние клены, стволы которых ровные, как у сосны, и без ветвей, поднимались на высоту 20-ти футов и более, венчаясь самой пышной кроной блестящей листвы. Большая часть этих деревьев более трех футов толщины; многие из них имеют до пяти и шести футов в диаметре, иногда достигая даже и еще больших размеров; с кленами смешиваются роскошные грабы, древние липы. [114]


Под защитой этих высоких величественных сводов растет второй ярус леса: самшит со стволами поразительной толщины и высоты, вечнозеленые остролисты и иглица.


Какое наслаждение проходить вполне свободно таким лесом, не опасаясь ни засад абхазов, ни черкесов! Какое удовольствие блуждать там в лунном полусвете и слышать, как журчит невидимая Пшандра, скрываясь под зелеными сводами, между тем как тысячи светлячков (lampyris italica) резвятся, сверкая, до самых вершин деревьев.


Выйдя из этого леса, шириной в одну версту, я был перенесен, словно по волшебству, в великолепные луга, которые расстилались вокруг, насколько можно было охватить взглядом: с одной стороны виднеются деревянные крыши Бамбора, представляя весьма жалкий вид на фоне роскошного пейзажа, обрамленного величественной цепью гор: леса покрывают горы почти до самых вершин, и они высовываются из его зеленой чащи, будто скелеты. По всей своей длине этот гребень изломан, и его иссеченные бока едва завуалированы сеткой бледной растительности. Это вершины Ошетэна вздымаются над юрской грядой.


Вырываясь из трех ущелий, громадных природных шлюзов, высеченных в юрской гряде так же, как ущелье реки Котош, устремляются в равнину три реки: самая большая из них Мичишече — на западе, вторая по величине Бакланка — на востоке и между ними — Хипста. Ручей Пшандра, который течет между Хипстой и Бакланкой, доходит только до подножья гор.


Бамбор, построенный на берегу этого ручья, находится в двух верстах от моря. Я не нашел, чтобы крепость эта, сооруженная из земли и глины, была в лучшем состоянии, чем геленджикская; но она лучше расположена, и ее защищают от пятисот до шестисот солдат с 12 пушками. Я был крайне удивлен, что крепость внутри очень удобна для жилья.


При виде этих замечательных лесов генерал Вакульский и полковник, сейчас генерал Подовский, бывший в то время командиром полка, стоявшего в Абхазии, напали на прекрасную мысль, а именно побудить француза Жана Баптиста Деманжа выстроить на берегу Хипсты на средства полка лесопильный завод. Деманж был одним из тех рабочих, которых Гамба привез в Имеретию для того, чтобы основать там свое предприятие; он прекрасно знал свое дело и за короткое время построил на небольшом расстоянии от Бамбора самую удобную и простую лесопильню, [115] не страшась ни климата, ни опасностей, грозивших со стороны абхазов, ни тысячей других трудностей. Место, где он решил построить лесопильню, представляло самую непроходимую лесную чащу; необходимо было отвести рукав от Хипсты, вырыть канал и облицевать его; ничто не могло его остановить.


Когда постройка лесопильни была закончена, он сам обучил солдат, соорудил особые повозки с большими колесами для того, чтобы удобнее было перевозить самый громадный лес. Деманж действительно заслуживает награды от правительства, но кто расскажет на другом конце империи о всех принесенных им жертвах.


Почти без всяких усилий и не утомляя солдат, в короткое время выстроили прекрасные, обширные и удобные казармы, хороший лазарет и дома офицеров.


Какое громадное улучшение санитарных условий для солдата, который умирает здесь не столько из-за климата и болезней, им вызываемых, сколько из-за отсутствия возможности бороться с ними. Как не гибнуть ему от болезней и заражения, если он теснится в землянке, битком набитой людьми и пропитанной отравленным воздухом, и при этом под небом Абхазии, в условиях климата такого влажного и в тоже время знойного. Сухое, хорошо проветриваемое помещение, возможно выше над землей — вот первый залог здоровья в таком климате.


Название Бамбор происходит от абхазского слова «aborei» (Aborei — искаженное «абора» (абх. abora) — хлев),что означает «загородка для скота»; это место ссылки так же, как Гагры и Сухум-Кале, но уже второй степени, чистилище, менее суровое. Здесь находишься на краю света, чувствуешь себя отрезанным от всякой цивилизации, но это и все. Местность здесь необыкновенной красоты и своим великолепием может поспорить с самыми прекрасными пейзажами Швейцарии. Климат не представляется уже таким роковым, если соблюдать некоторые предосторожности и проявлять заботливость; к нему привыкают, с ним осваиваются после того, как отдадут ему должную дань.


На северо-запад от крепости, на небольшом от нее расстоянии, раскинулось местечко с базаром, с каждым днем все больше разрастаясь; старались поощрять тех, кто желал поселиться там. Многие офицеры имели уже в этом местечке дома с садами. Однажды ночью в 1834 году четыреста или пятьсот человек черкесов неожиданно напали на это селение и разграбили его; после этого события его окружили рвом. [116]


Лыхны (Lekhne), или Суук-су, и владетельный князь Абхазии Михаил-бей.


Михаил-бей 26, владетельный князь Абхазии под сюзеренитетом России, обитает в Лыхны, в трех верстах на север от крепости.


На карте Гамбы Лыхны указаны под названием Loghine; на карте Александра, государя Имеретии (1738) — монастыря Likhin. Сами абхазы произносят это название Louk'hin, которое русские на своей карте 1834 года изменили в Лыхны (Lekhne). Михаил-бей и его брат Сафир-бей переименовали Лыхны в Суук-су, или «прохладная вода», в честь того прекрасного источника, который бьет здесь сквозь конгломерат. Мингрелы дают этой местности особое название Зуфу, в связи, вероятно, с названием резиденции Дадианов Мингрелии — Зубдиди или Зугдиди (Большой Зубузуп) (Рейнеггс (II, 5) помещает Зуппу (Suppu) на 30° широты южнее Анакопии. Вообще в его описании и карте Абхазии дарит самое большое смешение).


Из Бамбора это восхитительная прогулка. Вскоре вас уже окружают во всем великолепии владения Loukhin. Европеец, живущий в более умеренной зоне, не может составить себе никакого представления о живописной роскоши пейзажей Абхазии или Мингрелии, этой земли, благословенной небесами. Неизмеримой высоты древние липы и клены, родные детища земли, обремененные до самой вершины виноградными столетними лозами громадной толщины, сжимающими в своих нежных объятиях, в продолжение стольких поколений, ствол дерева еще более грандиозных размеров; поля маиса и проса, деревянные или слепленные из глины хижины, такие убогие и хрупкие, рассеянные то там, то здесь под сенью деревьев; неожиданно открывающиеся виды один другого живописнее, — вот то, что видел я, проходя по дороге, которая привела меня к воротам владения Михаил-бея.


Князь выстроил себе недавно жилище у подножья старой башни, венчающей возвышенность, усеянную большими деревьями. Дом деревянный и совершенно одинакового типа с теми, которые строят себе самые богатые и могущественные князья в Мингрелии, Имеретии и Гурии.


Дом поддерживается на высоте первого этажа деревянными сплошными стенами или столбами с врубленными в них перекладинами; внизу находится конюшня; вокруг дома проходит галлерея, выступающая над нижней частью строения. [117]


Внутри дом состоит из нескольких довольно больших комнат, с дощатым полом и просто отделанными стенами; комнаты меблированы громадными массивными диванами, покрытыми коврами, и несколькими стульями, в виде редкого исключения.


Главное украшение составляет камин из голубоватого диорита довольно изящной турецкой работы.


Князь принял нас с приветливым видом.


Во время своих кровавых войн с Персией и Грузией, в царствование Селима II-го и Амурата III-го, турки объявили себя сюзеренными властителями Имеретии, Гурии, Мингрелии и Абхазии, обратив князей этих стран в своих вассалов; они оставили за собой только самые важные местности, где они содержали гарнизоны для того, чтобы поддерживать свои права. С этой целью они основали в 1578 г. Поти при устье Фаза и Сухум-Кале в глубине бухты того же названия (Я упоминал выше, что основание Суджук-Кале относится к этому же времени). Эти обе крепости, выстроенные по одному плану, явились резиденцией паши, которого присылала Персия.


Угнетаемые турками, абхазы восстали в 1771 г. и завладели Сухумом-Кале. Во главе мятежа стали два брата Шервашидзе — Леван и Зураб-бей. Если бы, изгнав турок, князья продолжали действовать дружно, они смогли бы утвердить свою независимость, но они были обессилены раздорами, и Леван вынужден был продать туркам крепость Сухум-Кале за двадцать турецких мешков, или десять тысяч пиастров (24 тысячи франков); турки охраняли эту крепость своими янычарами только три года и затем покинули как бесполезную для них местность.


Некто Келиш-бей, относительно которого утверждали, что он также принадлежал к семье Шервашидзе, завладел тогда крепостью, делая только вид, что он подчиняется Турции (Так рассказывает об этом событии Рейнеггс (II. 8), и я ему охотно верю: он знал этих лиц, и ему не раз поручали участвовать в переговорах, которые вела Россия с этими кавказскими князьями).


Но Келиш-бей принял в Сухум трапезундского пашу Техера, изгнанного Портой, и последняя потребовала его выдачи. Келиш-бей, который объявил себя кунаком Техера, отказался исполнить это требование. Порта не могла действовать открыто и составила, следуя своему обыкновению, заговор против Келиш-бея, который даже принял христианство и объявил себя вассалом России для [119] того, чтобы лучше бороться с султаном. Но вскоре после своего обращения в христианство он был убит своим собственным сыном Асланом: Порта сумела подкупить его сына, и он стал во главе заговора (Это событие послужило темой для весьма интересной повести под заглавием «Келиш-бей», написанной одним из лучших писателей России А. И. Бестужевым, которого ученый мир недавно потерял: она была напечатана в литературном журнале «Русский Инвалид» от 20-го февр, 1837, № 8).


Аслан не воспользовался плодами отцеубийства: он скрылся, и его старший брат Сафир-бей был признан владетельным князем страны под сюзеренитетом России.


Сафир-бей правил до 1821 года; он имел чин полковника русской службы и также обратился в христианина, но, как говорят, по своим внутренним убеждениям князь тяготел к исламу; однако он нисколько не стеснялся пить вино, часто пьянея под влиянием рома. Ром — вот самый лучший для него подарок. Он был женат на сестре князя Левана Дадиана.


После смерти Сафир-бея император Александр признал верховным князем Абхазии его старшего сына, своего пажа. Но он управлял этой страной не долго: перенесенный в мятежную Абхазию, вынужденный склоняться перед самовластием матери, он прожил только два года и умер в 1823 г. 27, оставив княжеский престол своему младшему брату Михаилу-бею, который воспитывался аталыком у черкесов.


Плачевное состояние, в котором находилась страна, а также просьбы Михаила-бея побудили Россию послать в Абхазию военный корпус для ее защиты; его распределили между четырьмя крепостями — сухумской, бамборской, пицундской и гагринской 28.


Мы застали князя Михаил-бея в состоянии полной растерянности. Князь был занят сооружением вокруг дома ограды из толстых бревен в десять футов высоты. На верхушке старой башни устанавливали деревянную вышку, (tcherdak) (Строение, окруженное на высоте одного или двух этажей от земли галлерей, в котором укрывались поляки во время нашествия татар).


Келиш-бей оставил после себя, кроме Сафир-бея, пять сыновей: Аслана — отцеубийцу, Гассан-бея, Батал-бея и двух других; все это были люди самые неукротимые.


Приближенные Михаил-бея убили одного из вассалов Гассан-бея 29; этот князь живет в Келасури, за Сухумом, недалеко от того места, где находилась древняя Диоскурия. [120]


Тем временем русские находились здесь между двух огней; они уговаривали, угрожали, примиряли, но не могли добиться примирения.


В ожидании набега черкесов время для совершения экскурсий было неблагоприятно, и несмотря на то, что князь обещал мне свое покровительство и охрану, я все же считал более безопасным отказаться на время от всяких предприятий подобного рода.


Князь Михаил-бей — высок ростом и хорошо сложен, у него длинный грузинский нос и черные волосы; в его лице совершенно незаметно ума. Когда он принимал нас, на нем была надета грузинская одежда. Находясь в Тифлисе, он надевает форму преображенского полка, одним из полковников которого он состоит.


Хотя князь и христианин, он ничуть не стесняется иметь по несколько жен, отвергая их одну за другой, если они перестают ему нравиться.


Князь слывет за очень скупого человека, и о нем рассказывают некоторые подробности, которые не делают ему чести. Князь часто посещает крепость, где он пьет, ест и развлекается то у одного, то у другого. Между тем, если кто-нибудь придет к нему, он едва подаст своему гостю стакан воды, если бы даже это был человек, который оказал ему самую большую услугу; я убедился в этом своими собственными глазами.


Можно сказать, что эти вассалы представляют для России главное препятствие в достижении ее успехов на западе Кавказа. Зависть и жажда власти, обостренные в данном случае конфликтом между представителем вассалов с одной стороны и верховной властью сюзеренов с другой, заставляют Михаил-бея, конечно, враждебно относиться к их намерениям основаться в этой стране; он их боится, быть может, ненавидит и сделает все на свете, чтобы задержать или совершенно пресечь их успехи; он будет мириться с их присутствием здесь, посколько это необходимо для его личной безопасности; он хорошо знает, что он не может быть владетельным князем без поддержки России: он уверен в том, что, как только русские повернутся к Абхазии спиной, прежняя прискорбная анархия возьмет здесь верх. Кто защитит его от черкесов, от честолюбивых тайных замыслов его дяди и непокорности вассалов? Поэтому он должен поневоле признать над собой покровителей и властелина; но он сделает для них ничуть не больше, чем это следует по мнению русских и всегда найдет тысячи отговорок, чтобы уклониться от всего остального. Князь первый помог бы прогнать русских из Абхазии, если бы это не [121] связано было для него с риском, так как у него сердце абхаза, и это сердце не терпит узды над собой; от русских он хочет только, чтобы они обеспечили ему свободу поступать в его стране, как ему вздумается.


Таким образом перед Россией стоит здесь очень трудная задача; разумеется, при таком положении дел ее власть только на словах; желая оставаться в границах умеренности, она совершенно не имеет влияния. Несмотря на все свои угрозы и просьбы, она не смогла ни заставить, ни убедить князей страны, а также самого Михаил-бея отказаться от их любви к разбойничеству и праздной бродячей жизни, склонности, которая свойственна абхазскому народу и даже ставит их в смысле благородства чувств гораздо ниже черкесов. Такая жизнь нравится Михаил-бею и его вассалам. Каждый мечтает о счастья на свой лад.


Спросите полудикого абхаза, что является пределом его желаний. Ружье, сабля, кинжал, испещренный узором плохого серебра, перевязь и портупея, украшенные металлическими бляхами, пороховница и маленький ящичек, где он хранит сало для смазывания пуль, — вот все, что необходимо для его счастья.


Прибавьте к этому разорванную одежду, убогую саклю (Дом из плетеных ветвей), горсть проса, — но все это уже дополнительные принадлежности... Оружие — вот его счастье и богатство!


Поэтому самый счастливый человек между ними это тот, кто обладает самым красивым и лучшим оружием и, следовательно, самый первый разбойник в стране (Не более лестное описание абхазов дает Шардэн: абхазы, говорит автор, менее дики, чем черкесы, но они отличаются той же склонностью к воровству и разбойничеству; главным предметом их меновой торговли являются человеческие существа, меха, шкуры ланей и тигров, льняная пряжа, самшит, воск и мед. I. folio 70), так как все его честолюбивые замыслы, ради которых он пренебрегает всем, заключаются в том, чтобы бродить из засады в засаду, похищать имущество русского и, если возможно, и его самого.


Одну из главных отраслей торговли абхазов составляли некогда рабы, и они не бросили этой дурной привычки и под сюзеренной властью России. Но абхаз, так же как и черкес, не продает в рабство своего соотечественника, опасаясь закона возмездия. Самый бедный, последний крестьянин расправился бы с своим собственным князем или самим Михаил-беем, если бы тот или другой осмелился продать в рабство кого-либо из его близких. В былое время, [122] желая иметь рабов для продажи, за дело принимались заранее. Когда захватывали пленников, рыская по морю, воюя с соседними странами или же грабя Имеретию или Черкесию, спешили поженить тех, от кого можно было ожидать хорошего потомства; но как только у пленников рождались дети, их отнимали у них и растили на стороне до того времени, когда можно было продать их с выгодой. Эти бедные невольники были настоящими производителями детей (fabriquants d'enfants).


Этот варварский обычай роднит абхазов с черкесами, и русские не могли вполне его искоренить; несмотря на их надзор, тайная торговля рабами все время продолжается: главный фонд этой торговли, однако, составляют русские солдаты; турки охотно покупают русских пленников у абхазов на месте и перепродают их затем в Трапезунд или другие порты Малой Азии.


Этот ужасный торг прекратился бы совершенно, если бы Михаил-бей и Гассан-бей не были сами его первыми зачинщиками; они допускают эти похищения солдат, извлекая из этого выгоду. Разумеется, никто лучше не знает, чем Гассан-бей, что у него происходит: нет Фушэ, как говорят, более проницательного, чем он. Как только он узнает, что абхаз совершил похищение, он призывает его к себе и угрожает выдать русским (этой угрозы здесь сильно боятся), если он не даст ему коров, коня и т. д. После того, как виновный в похищении выполнит свою повинность, князь разрешает ему продать пленника и всеми мерами защищает своего подданного; сколько бы русские не посылали к князю, требуя правосудия и выдачи виновника, он всегда отвечает тысячами уверток и отговорок, и переговоры ни к чему не приводят.


Михаил-бей поступает не лучше своего дяди.


Быть может, удастся обуздать торговлю рабами договором, заключенным с Турцией. Турция обязана возвращать России каждого русского беглого солдата, скрывающегося на ее территории, каждого русского подданного, привезенного туда в качестве раба или проданного там в рабство.


Если турецкие паши будут выполнять этот договор, имеющий обратную для Турции силу, торговцы невольниками, отправляющиеся покупать их в Абхазию, будут подвергаться слишком большому риску для того, чтобы заниматься этим торгом.