Ериалы опроса первых сорока свидетелей в Москве, нам предстоит более внимательно оценить дальнейшие возможности нашей работы как в России, так и за ее пределами
| Вид материала | Документы |
- Ись по головокружительной дороге вниз на просторы бенгальской равнины, мы закончим, 270.43kb.
- Ш. Ф. Мухамедьяров к кому обращается муэдзин в москве, 353.82kb.
- Этап опроса свидетелей Международного неправительственного трибунала по делу о преступлениях, 11442.46kb.
- Доклад на V съезде торгово-промышленной палаты российской федерации 8 декабря 2006, 241.53kb.
- Доклад на V съезде торгово-промышленной палаты российской федерации 8 декабря 2006, 242.39kb.
- «Заставка», 203.89kb.
- Реабилитация особого ребенка: как изменить настоящее и обеспечить достойное будущее, 1590.75kb.
- С. В. Лавров: Председательство России в "восьмерке", безусловно, входит в число важнейших, 130.77kb.
- Классный час Учитель Ильина Евгения Валерьевна, 69.93kb.
- Роман Дименштейн, Елена Заблоцкис, Павел Кантор, Ирина Ларикова, 1522.31kb.
Международный неправительственный трибунал
по делу о преступлениях против человечности и военных преступлениях
в Чеченской Республике
Комитет обвинителей
Материалы опроса свидетелей
Вторая сессия
Москва, 20-24 апреля 1996 года
Дополнительные
слушания
Третья сессия
Прага, 24-26 мая 1996 года
Общественный фонд "Гласность"
Москва 1997
1
ISBN 5-88445-013-3
Редакция
выражает искреннюю признательность
за помощь в издании книги
издательскому дому "Салмус"
и его генеральному директору
Хоже Гериканову
Материалы опроса свидетелей публикуются в сокращении
Редакторы: Лилия Исакова, Елена Ознобкина
Корректор: Луиза Лаврентьева
Издание книги осуществлено при финансовой поддержке Демократической программы Tacis
© Общественный фонд "Гласность", 1998
2
Сергей Григорьянц,
председатель оргкомитета трибунала
ЦЕЛИ И ВОЗМОЖНОСТИ
НЕПРАВИТЕЛЬСТВЕННОГО ТРИБУНАЛА
Дорогие друзья, сегодня, когда наши усилия приобрели более прочное основание, и мы сумели выработать наиболее удобные в нашем положении формы работы, когда мы уже имеем за плечами опыт принципиально важных организационных заседаний и рабочих встреч, а также результаты регистрации трибунала в Стокгольме и материалы опроса первых сорока свидетелей в Москве, нам предстоит более внимательно оценить дальнейшие возможности нашей работы как в России, так и за ее пределами.
Мы уже уяснили сами себе и, кажется, объяснили другим, почему проведение самого трибунала в России представляется и нежелательным, и, вероятно, недостаточно эффективным с правовой и рабочей точек зрения, а в какой-то степени даже опасным вмешательством в и без того мучительную политическую жизнь страны. Оргкомитет трибунала не ставит перед собой политических задач, хотя правовые и гуманитарные цели трибунала в реальной жизни неизбежно приобретают политический оттенок. Кроме того, позиция ни одной из политических партий в России от Коммунистической до более или менее эфемерного Демократического союза не представляется нам бесспорно близкой задачам и позиции трибунала.
Ни злобно-агрессивная роль либеральных демократов Жирино-вского (какое замечательно название для партии придумал Крючков!), ни спекулятивное неприятие войны Гайдаром при выгораживании, когда это представляется выгодным, тех или иных явных ее виновни-ков, ни уклончивая позиция "Яблока", столь явно несовпадающая у различных его лидеров, ни безумные речи Новодворской, призы-вающей всех русских воевать на стороне чеченцев — ни одна позиция в этом, казалось бы, разнообразном спектре не является бесспорно привлекательной (кроме позиции отдельных политических лидеров, не вполне выражающих мнение своих партий) и убедительной для оргкомитета трибунала. Необходимость независимости и беспри-страстности трибунала требует отстраненности от всех российских политических движений.
3
С другой стороны, столь же бесспорна для нас необходимость дистанции по отношению к влиятельным зарубежным политическим движениям. В первую очередь это относится к Соединенным Шта-там Америки и тем западно-европейским государствам, которые в течение многих лет в основу своей внешней политики полагали во-прос о соблюдении прав человека и, в первую очередь, по отноше-нию к странам Восточной Европы. Сегодня вопросы, связанные с правами человека, перестали быть приоритетом реальной внешней политики Запада. Поэтому гражданами России столь болезненно воспринимаются объятия президента Клинтона с российским пре-зидентом — человеком, по чьему распоряжению убиты и замучены десятки тысяч ни в чем не повинных мирных жителей Чечни.
Конечно, необходимо отдавать себе отчет в том, что президенты США, Франции, Германии и других западных стран избраны своими народами по преимуществу для защиты прав и интересов своих со-граждан, а не граждан России, и что их ратование за соблюдение прав человека в России всегда было отчасти связано с националь-ными интересами своих держав, с прямой угрозой, исходившей от Советского Союза. Сегодня, по мнению правительства США, Россия не способна представлять серьезную угрозу для западного мира, но стабильность России (как и при Горбачеве) остается весьма жела-тельной, поэтому в отношениях США к России преобладает прагма-тизм, доходящий временами до цинизма. "Коммунисты — хорошие ребята, с ними можно иметь дело", — говорит помощник Клинтона г-н Тэлбот и при этом делает все, чтобы поддержать Ельцина в борьбе с коммунистами. Все это называется мудрой государственной по-литикой, игнорирующей, однако, возможность для России других пу-тей, кроме коммунистического или уголовно-авторитарного, а также игнорирующей бесспорный ущерб для демократических государст-венных устоев Соединенных Штатов от столь прямолинейного пре-зрения принципов, на которых они были основаны.
Европа к России ближе, там больше понимают эти противоре-чия, поэтому и европейская политика (в первую очередь Франции, добившейся присутствия миссии ОБСЕ в Грозном) много разумнее американской. Сказывается это и в различиях позиции Организации Объединенных Наций и Совета Европы, Европейского парламента, ОБСЕ по вопросу о преступлениях в Чечне. Европейскому полити-ческому сознанию гораздо ближе осуждение преступлений, со-вершенных в Чечне, стремление благотворно влиять на климат в России. И это при том, что зависимость от России (т.е. понимание опасности, исходящей от нее) ощущается в Европе гораздо более остро, чем в США.
Мы исходим из того (и это осознают многие европейские и аме-риканские общественные лидеры), что близость наша на земном
4
шаре становится все большей, соответственно и преступления в Чечне — это внутренняя проблема всех европейских демократий, и в зависимости от ее решения будут расшатаны или укреплены ос-новы европейского миропорядка. Именно поэтому необходим был столь влиятельный состав членов трибунала и тех юристов и обще-ственных деятелей, которые принимают в его работе практическое участие. И именно поэтому стали все более доступными для нас разнообразные правовые национальные и международные меха-низмы, делающие более эффективными усилия оргкомитета. Мы далеко не одиноки в своем стремлении придать строгий правовой характер оценке совершенных и продолжающихся совершаться в Чечне преступлений.
Так, г-н Михаэль Соул, участник Лоуэнштейнского правозащит-ного проекта при Правовой школе Йельского университета, пред-ложил продолжить работу, которую они уже завершают в отноше-нии сербских лидеров Младича и Караджича, в отношении виновников чеченской войны. Дело в том, что американское законо-дательство позволяет возбуждать уголовные дела в отношении граждан, находящихся за пределами США и совершивших преступ-ления вне территории США. Сербы уже осуждены американским судом на уровне штата, и теперь их адвокаты перенесли дело в Федеральные судебные органы.
У нас устанавливаются стабильные рабочие отношения с Евро-пейским комитетом содействия созданию Международного Уголов-ного Суда (организуемого по решению ООН). Один из инициаторов создания Международного Уголовного Суда, эксперт ООН профес-сор Игорь Блищенко является экспертом трибунала. Кроме того, Сахаровский фонд планирует в 1997 году провести в США с нашим участием большую конференцию, посвященную разработке прин-ципов международного законодательства, регламентирующего практическую реализацию провозглашенного ООН права наций на самоопределение, т.е. законодательства, предупреждающего пре-ступления, подобные совершаемым ныне в Чечне.
Все больший интерес к нашей работе проявляют члены Евро-пейского Парламента, а мы, в свою очередь, не прекращаем попы-ток найти европейское правительство, которое согласилось бы пре-дставить материалы трибунала в Страсбургский суд по правам че-ловека. Пока эти поиски не дают осязаемых результатов. Скажем, правительство Чехии, к которому мы обращались, проявляет понятную осторожность, но мы не прекращаем процесс поиска в Европе такого правительства.
Наконец, фонд "Гласность", на организационной основе кото-рого работает трибунал, присоединился к чрезвычайно интерес-ной инициативе французской организации "Международная ответ-
5
ственность". По поручению этой организации широко известный в европейских правозащитных кругах адвокат Оливер Росбах уже дважды обращался к правительству Швейцарии как стране-депозитарию с просьбой о создании в соответствии с Женевскими конвенциями 1949 года специальной межправительственной комиссии по проверке сведений о нарушениях Женевских конвенций в ходе войны в Чечне. Правительство Швейцарии ответило ничего не значащими с юридической точки зрения отписками. Однако Же-невские конвенции предусматривают право граждан тех стран, которые подписали конвенции, требовать создания такой комиссии, и г-н Росбах по поручению организации "Международная ответственность" и Общественного фонда "Гласность" намеревается обратиться в суд с иском к правительству Швейцарии, которое, не вы-полнив взятые на себя обязательства, не создав предусмотренной Женевскими конвенциями комиссии, нарушило наши гражданские права.
Таким образом, круг дополнительных возможностей правового решения вопроса о преступлениях в Чеченской Республике довольно широк. Сегодня он далеко не ограничивается хотя и обязательной, но малоэффективной, исходя из нашего опыта, передачи собранных нами материалов в Генеральную прокуратуру Российской Федерации*. Основной нашей задачей на сегодня остается опрос новых свидетелей, получение необходимых экспертиз, фото- и видеоматериалов, их обнародование и, главное, проведение завершающего заседания Международного неправительственного трибу-нала по Чечне, который, оценив собранные нами материалы, вынесет тот или иной вердикт об этих чудовищных событиях, не-вольными свидетелями которых мы являемся.
* Несмотря на наши неоднократные обращения, Генеральная прокуратура РФ отказалась ознакомить нас хотя бы с частью материалов, которыми она располагает. Однако позже первый заместитель секретаря Совета безопасности М.А. Митюков официально передал трибуналу материалы о совершенных в Чеченской Республике преступлениях, подготовленные для Совета безопасности Российской Федерации Федеральной службой безопасности РФ (см. приложение 4).
6
Вторая сессия
Москва, 20-24 апреля 1996 года
7
День первый
20 апреля 1996 года
Опрос свидетельницы Патриции Крокол*
Член общества квакеров в Москве, Лондон
Серноводск (октябрь 1995 г.). **
П. КРОКОЛ. Я родилась в Австралии, в Сиднее, но сейчас живу в Англии, Я представитель квакеров, которые уже триста лет выступают против войн и насилия. Меня и моего коллегу, молодого американца Джона, послали из Лондона в Москву два года тому на-зад. До этого я была в Югославии. Моя работа — образовательные миротворческие программы, поддержка миротворческих групп. Два года назад мы получили приглашение из Грозненского университета и из Назрани вести семинары по проблемам ненасилия.
В двадцатых числах октября 1995 года мы приехали в Грозный, но студентов нашли там с трудом. Потом была поездка в Серноводск, во время которой мы видели вертолеты. Не зная, что это означает, мы, тем не менее, понимали, что ничего хорошего. В село нас не пустили. У блокпоста мы долго объясняли, что мы журналисты-иностранцы и аккредитованы сюда, но нас тем более не пропустили.
24 октября мы вернулись в Назрань. А на другой день узнали, что в этот день с вертолетов был обстрелян аэропорт. Убили одного и ранили пятерых человек. На другой день мы посетили больницу и говорили с ранеными. Потом узнали, что из вертолетов выпрыгнули люди и стреляли из автоматов. У человека, который лежал в больнице, была в спине пуля, пробившая кузов машины. Удивительно, что он выжил после такого ранения. Брат одного из них показал нам эту машину.
Мы расспрашивали военных в аэропорту. Сначала они говори-ли, что это были не российские вертолеты, потом сказали: "Это бы-ли наши вертолеты, но мы не стреляли". И третий вариант: "Да, это были наши вертолеты, но мы стреляли, только защищаясь".
25 октября мы поехали к беженцам, которые живут в Назрани в вагончиках. У нас была программа по поддержке женщин. Там бы-ли и мужчины, но пожилые. Мы провели с ними почти весь день.
* При опросе свидетелей председательствующий обращался к каждому из них со следующими словами: «Трибунал призывает вас давать правдивые показания. Просим рассказать все вам известное о событиях, происходивших во время ведения военных действий в Чечне. Мы просим свидетельствовать о том, что видели вы сами».
** 4,8,9,13,42 — здесь и далее см. приложение 1: «Тематический указатель».
8
На следующий день мы снова попытались попасть в Серноводск. Нашли человека, который нас туда отвез через поле. В 11 утра попа-ли в Серноводск, а через 40 минут и эту дорогу перекрыли, поста-вив 14 танков. В Серноводске мы встретили старых знакомых, раз-говаривали и с другими людьми. Потом пошли в лагерь Марша Мира. Его устроили прямо на дороге, в 200 метрах от поста, через который прошлый раз нас не пустили. Лагерь был хорошо органи-зован, была кухня, туалеты. Была и мечеть, где круглые сутки моли-лись мужчины, и женщинам там тоже было отведено свое место. Вечером они танцевали, это был танец мира. Все это было удиви-тельно. И прямо из лагеря были видны 14 танков, которые стояли на дороге. И никто не знал, что будет дальше.
На БТРе приехал российский генерал. Он спросил встретившего его коменданта: "Чьи это танки?". Комендант ответил: "Если это не ваши и не мои, тогда почему мы с вами их не уничтожим?".
Из Серноводска нас не выпустили, и мы там ночевали. Мы слышали выстрелы, бомбежку, но нападения не было. Чтобы вы-ехать из Серноводска, я оделась, как чеченка. Мой фотоаппарат был в пластмассовом пакете, а сверху лежал хлеб. Я прошла через пост, и на меня никто не обратил внимания. Женщины громко говорили по-чеченски, а я не говорила ни слова. Комендант помог Крису и Джону выехать из Серноводска на машине. Русские сол-даты попросили, чтобы они купили им хлеб, сигареты.
В. БОРЩЕВ. В качестве одного из аргументов обстрела Серно-водска приводился факт скопления там боевиков. Вы видели там боевиков? Наблюдали ли вы подготовку к каким-то военным дейст-виям? Каким было настроение людей?
П. КРОКОЛ. Я не видела ни одного боевика в Серноводске. Я видела только мирных жителей. Там был базар, люди, обычные люди, которые жили нормальной жизнью. Жили мирно. Конечно, было тревожно, но никаких разговоров о том, что люди к чему-то готовятся, я не слышала. Там были нормальные семьи, в одной семье, например, готовились к свадьбе.
В. ГРИЦАНЬ. Как население Чечни называет "боевиков" и как русских солдат?
П. КРОКОЛ. Своих просто "наши мальчики", "наши защитники", русских солдат "мальчики", "мальчики-солдаты". Меня удивило, что не было злобы на них. Чеченские матери часто приглашали российских солдат на чай. Мы были в одном доме, когда услышали: "Мальчики пришли" — это были три русских солдата, которые пришли и попросили что-нибудь из продуктов — и им дали яблок.
9
Опрос свидетельницы Аяты Эсмурзаевой
Жительница г. Грозного
Марш оппозиции на Грозный и его последствия (ноябрь 1994 г.).
Штурм Грозного и осада президентского дворца (январь 1995 г.).
Урус-Мартан: случай убийства мирных жителей (май 1995 г.). *
А. ЭСМУРЗАЕВА. Я чеченка. Родилась в 1941 году в Ачхой-Ма-ртановском районе. С двухлетнего возраста была лишена родите-лей. При первом выселении я находилась в детском доме. Сейчас во второй раз испытываю геноцид. Меня лишили жилья, имущества, я вынуждена проживать у дочери, в доме студентов МГУ.
Воспитывалась я в детском доме. Первым языком у меня был русский. Россию я считала своим родным домом и своей родиной. Я жила в Грозном, проработала там 30 лет. Были среди нас русские, армяне, чеченцы, ингуши, татары, но между нами никогда не было вражды — ни религиозной, ни межнациональной. Для меня русский народ был таким же родным, как и чеченский.
С 1992 года мы были лишены всех прав в связи с блокадой, установленной Россией. Мы были лишены права на медицинское обслуживание, на образование, лишены возможности трудиться. Мы не получали ни зарплаты, ни пособий, ни дотаций, ни пенсий.
25 ноября 1994 года начали бомбить Грозный. Я жила в центре, на ул. Ленина. Я видела с балкона, как бомбили самый высокий, густонаселенный 16-этажный жилой дом по улице Лени-на. Разрушили два этажа. Бомбежка продолжалась 26, 27 и 28 ноября. Очень низко над городом летали самолеты. Они были белые и блестели. Когда начиналась бомбежка, мы прятались в подвалах.
26 ноября 1994 года на площадь Минутка вдруг ворвались тан-ки. В этот день к остановке "Минутка" перед нашим балконом ополченцы подогнали пушку. (На протяжении всей войны боевиков я не видела, я видела только ополченцев.) Установили они пушку, и на них двинулись со стороны Ханкалы два танка. Сзади шла пехота. Все это я видела с балкона. Но я тогда не осознала, что начинается война, что будет стрельба. Пушка ополченцев сделала два выстрела, а третьего выстрела у них не получилось, по-тому, что два танка выстрелили по этой пушке, и части тел ополченцев разлетелись до четвертого этажа. Танки двинулись дальше.
Я выбежала на улицу, там было очень много народу, очень много ополченцев. Кто "за", кто "против", непонятно. Знаете, как в гражданскую войну: брат на брата. И вдруг выбежал один парень и говорит: "Я не хочу в своих стрелять! Спрячьте меня". Молодой 18-
* 4,7,8,9,10,11,13,14,15,16,17,25,26,27,45,51.
10
летний мальчик, ополченец из оппозиции. Я выбежала ему на-встречу, схватила его и говорю: "Не сдавайся в плен дудаевцам!". Он шел с этими танками, танкисты были русские. Я его хватаю и говорю: "Давай быстро в подъезд! Я тебя спрячу". Он говорит: "Нет, я мужчина. Я не должен прятаться". И тут его подхватили дудаев-цы, то есть тоже ополченцы: "Мы его поведем в комендатуру". Не знаю, куда они его увели, но они у меня его отняли.
Я все время находилась на улице — то забегала в подъезд, то опять выходила на улицу, потому что бомбили с самолета. Около одного дома была установлена зенитка. Откуда она взялась, неиз-вестно. И вдруг один военный говорит: "Нам приказали отступить, якобы наша миссия закончилась".
Я спросила человека в военной форме: "Кто вам дал приказ от-ступить? Что это значит?!" А он говорит: "Не знаю. Сейчас посту-пил приказ: "Немедленно отступить. Ваша миссия закончена".
В. ГРИЦАНЬ. Кто находился в танках?
А. ЭСМУРЗАЕВА. Стояли два разбитых танка и стояла пушка, тоже разбитая. В танках сидели русские. Я подходила и смотрела.
Прошло несколько дней. Я ходила на базар, торговала. И вот 8 декабря вдруг подходит ко мне молодой человек в военной форме и говорит: "Уходите, сейчас будет обстрел!". Я спрашиваю: "Отку-да обстрел?". А он говорит: "Со стороны Ханкалы". Я и другие ему не поверили, мы продолжали стоять. Буквально через час со сто-роны Ханкалы летит огненный шар. Как оказалось, это была ша-риковая бомба. Она залетела в соседний жилой дом на 6-й этаж. Осколки разлетелись. Мы чудом остались живы, но погибли де-вушка, которая стояла около ларька, и в доме муж с женой.
Когда Грачев сказал по телевидению, что ему надо всего два часа, чтобы взять город, ему поверили. Люди хватали детей и уво-зили. Город не воевал. Кто мог, выехал в села. И вот весь город начали бомбить из всех видов оружия: "Град", артиллерия, мино-меты, огнеметы... У нас во дворе валялись ракеты длиной около метра, которые сбрасывали с самолета.
Я сама лично наблюдала обстрелы. Я находилась в подвале по улице Ленина, дом 136, в 8-м подъезде вместе с жителями этого дома (25 взрослых и трое детей). Бомбежка продолжалась беспре-рывно. Я видела мародеров. Они были и из местных, и из русских (военных). Когда я к ним обратилась со словами: "Что вы делаете, почему вы забираете вещи, ведь вы совершаете преступление, люди эти вещи зарабатывали тяжелым трудом". Они мне сказали: "Тетя, эти вещи принадлежат нам — здесь будет мертвый город, уносите ноги отсюда". Это было в первых числах января.
До 15-16 января в Грозном были ополченцы. Я им говорила: "У вас нет оружия, вы не сможете защитить свою землю, вы не смо-
11
жете защитить меня, уходите". — "Если нам дадут оружие, мы бу-дем защищать нашу землю," — отвечали они. Я подошла к одному парню и спросила: "Сколько вас?" — "Нас десять человек", — отве-тили мне. "Кто вам дал оружие?" — "У нас нет оружия. Мы просили оружие у Дудаева, но нам сказали: "Если ты распишешься за пять автоматов, дадим один. Получилось, что один автомат на пятерых".
Эта бойня продолжалась беспрерывно. Мы сидели в подвале: я одна чеченка, один ингуш, остальные русские — жители этого дома. Не знаю, как я выжила. Я сердечница, мне было очень трудно. Я не хотела умирать в подвале и тем более не хотела умирать от русско-го брата. И вот 6 февраля утром в половине пятого мы вышли из подвала, ходить я могла с трудом: ноги, руки отекли. И когда мы начали выходить, то увидели такое, что я не могу передать словами. Было непонятно — не то день, не то ночь. Темное облако. Дышать было невозможно. С неба сыпалось что-то серо-черное.
Это была бойня без правил, без закона. Я не могу назвать это войной. С 7 февраля Минутку бомбили три недели подряд. Было очень страшно. Мы снова сидели в подвале. Все уже знали, ко-гда бьет пушка, когда зенитка, когда обстреливают с вертолета.
7 февраля на Минутку вошли российские войска. Я потом узнала, что это была первая разведка. На головах каски, сетки, все закрыто, видны одни глаза. Они зашли к нам в подвал, было раннее утро, ничего не видно. Я подумала, раз они пришли, будет мир. Но не тут-то было. Я спросила, что они тут делают. И они, услышав чеченскую речь, направили на меня автомат с криком: "Назад!". И первое, что я услышала дальше, это было: "Деньги есть? Доллары есть?". Я думала, что ослышалась, но мой сосед подтвердил, что они спросили про деньги. Откуда у нас деньги, когда три года мы их не получали?
Они были сутки, потом ушли. Все были в форме без опознава-тельных знаков. Я поняла, что один из них офицер, и говорю: "Как же так, мы же с вами россияне, как вы могли вероломно напасть, как на чужое государство, на такую маленькую территорию Чеч-ни?". Этого офицера звали Миша, он был из Краснодара. Он ска-зал: "Я все понимаю, я против этой бойни, но приказ есть приказ".
После них пришла морская пехота, они стояли две недели. Гово-рили: "Идет чистка". Я свидетельствую, что словом "чистка" называ-лся грабеж, снайперский обстрел, уничтожение народа, жителей Грозного, и не только чеченцев. Вот что такое чистка. Две недели шла эта чистка. Никто не мог выехать с этого участка Минутки, никто не мог туда заехать.
Я попросила у Миши разрешения пройти в соседний дом, где магазин "Руслан", дом 137. Он мне говорит: "Мать, сиди, там ра-ботают снайперы". Тогда я не знала, что такое снайпер, что такое пушка, что такое огнемет, что такое "Муха". Теперь знаю все. Я