Ериалы опроса первых сорока свидетелей в Москве, нам предстоит более внимательно оценить дальнейшие возможности нашей работы как в России, так и за ее пределами
| Вид материала | Документы |
- Ись по головокружительной дороге вниз на просторы бенгальской равнины, мы закончим, 270.43kb.
- Ш. Ф. Мухамедьяров к кому обращается муэдзин в москве, 353.82kb.
- Этап опроса свидетелей Международного неправительственного трибунала по делу о преступлениях, 11442.46kb.
- Доклад на V съезде торгово-промышленной палаты российской федерации 8 декабря 2006, 241.53kb.
- Доклад на V съезде торгово-промышленной палаты российской федерации 8 декабря 2006, 242.39kb.
- «Заставка», 203.89kb.
- Реабилитация особого ребенка: как изменить настоящее и обеспечить достойное будущее, 1590.75kb.
- С. В. Лавров: Председательство России в "восьмерке", безусловно, входит в число важнейших, 130.77kb.
- Классный час Учитель Ильина Евгения Валерьевна, 69.93kb.
- Роман Дименштейн, Елена Заблоцкис, Павел Кантор, Ирина Ларикова, 1522.31kb.
40
День второй
21 апреля 1996 года
Опрос свидетельницы Петры Прохазковой
Чешское информационное агентство "Эпицентрум"
Бомбежки Грозного (декабрь 1994 г.)
Бомбежка Шали 3 января 1995 г.
Жертвы среди мирных жителей.
Преступления против мирных жителей.
Массовые захоронения в Грозном.
Выборы в Чечне (декабрь 1995 г.).*
П. ПРОХАЗКОВА. Я — гражданка Чешской Республики, про-живаю в Москве. В Чечню приехала 13 декабря 1994 года, через два-три дня после вступления войск, и была там до 24 декабря. 22 декабря я наблюдала первую бомбежку Грозного. Именно тогда погибла наша коллега Синтия Элбаум. Бомбежка была около часа дня, на так называемом трамвайном мосту в центре Грозного, не-далеко от президентского дворца. Для меня это была первая дневная бомбежка, до этого мы их снимали ночью. Я видела соб-ственными глазами восемь погибших людей. Наверное, погибло больше, но я видела этих восьмерых. Мы видели самолет, кото-рый бомбил. Мы ехали в машине, которая была от этой бомбежки повреждена. На место, где погибла Синтия, мы прибыли, когда она уже была мертва. Потом несколько дней мы не могли вывезти ее из Грозного.
У меня есть свидетельства о второй бомбежке, которая была 3 января в Шали. По поводу этой бомбежки мы даже заявляли в Генеральную прокуратуру, но ответа не получили. Мы приехали в Шали 4 января, утром. Нас сразу повели на рынок автозапчастей. Там еще лежали части трупов, и мы начали снимать — ноги, ру-ки, Потом мы попросили главного врача местной больницы Заура Муслуева, чтобы нам показали морг и сказали, сколько раненых и погибших. Морга там не было, и нас завели в палатки, где лежали трупы. Там оставались только те, кого еще не увезли родственни-ки. Всех чеченцев уже увезли. Мы видели четыре трупа русских людей. У одного мы даже нашли документы и зафиксировали на камеру его фамилию и имя. Это был гражданский, а не военный.
Мы собирали свидетельства по поводу этой бомбежки, опро-сили около 20 человек и все интервью фиксировали на камеру. Все говорили, что никаких боевиков в момент бомбежки там не
* 1,6,8,10,11,15,17,18,19,36,38,40.
41
было. Заур Муслуев написал нам список погибших из 23 человек, зафиксированных в больнице. Про раненых мы уже не спраши-вали, их было очень много. Заур — прямой свидетель не только той одной бомбы, которая упала на рынок, но еще и той, которая упала в центре Шали, Две ракеты попали также в больницу и разрушили ее. Эти разрушения мы тоже снимали. Была разрушена часть роддома.
В. БОРЩЕВ. Вы считаете это умышленными убийствами людей?
П. ПРОХАЗКОВА. Не знаю, было ли это умышленное убийство или они просто ошиблись, не знали, что бомбят рынок. Но ведь рынок — это огромное пространство.
В. БОРЩЕВ. Там были военные объекты?
П. ПРОХАЗКОВА. Рядом с Шали есть бывший танковый полк и есть военная часть российской армии. Возможно, там могли быть боевики. Но это на другой стороне, километрах в десяти от Шали, Что касается больницы, то она в центре Шали и достаточно боль-шая. Это типичная больница, которую можно легко распознать, по-тому что рядом с ней много специальных зданий, как рядом с лю-бой обычной больницей. По-моему, ошибиться невозможно.
В. ГРИЦАНЬ. Что, по вашим наблюдениям, подвергалось бом-бежке? Это были военные или какие-либо другие объекты?
П. ПРОХАЗКОВА. У меня создалось впечатление, что разни-цы никто не собирался делать, нацеленных бомбежек не было. Когда мы были в Грозном, над городом просто летала туча само-летов и что-то бомбила, — это была сплошная, без определенно" цели бомбежка, чтобы уничтожить определенную территорию, но не определенный объект. Грозный бомбили систематически, поквартально.
В. БОРЩЕВ. Видели ли вы после бомбежек раненых женщин, детей, пожилых людей?
П. ПРОХАЗКОВА. Видели. В марте мы приехали на грузовик с гуманитарной помощью из Праги. Тогда мы ездили исключительно по больницам. Мы были в больницах в Гудермесе, Шали Курчалое. Мы видели много раненых мирных жителей. Неверо-ятное количество раненых было в больнице в Курчалое — сотни людей. Много женщин, около 15 детей. Конечно, были и мужчи-ны, наверное, были и боевики. В больнице в Хасавюрте было то-же много раненых, которые попали под бомбежки, много детей.
Потом мы были в Ведено. События уже начали переноситься в горные районы. Там мы снимали прежде всего беженцев, которые жили в школе. Их было очень много — несколько сотен человек.
42
Мы фиксировали их показания, где и какие бомбежки были, отку-да они бежали.
В. БОРЩЕВ. Вы говорили с врачами. Были ли случаи, когда больной или раненый нуждался в помощи более квалифицирован-ной, чем ему могли оказать в данной больнице, когда его надо было вывезти, а этому чинились препятствия?
П. ПРОХАЗКОВА. Да. Я помню такой случай в Шали. Мы на своей машине (это был микроавтобус) по просьбе врача Муслуева повезли раненую женщину в Хасавюрт, где больница была лучше обеспечена. Муслуев нас предупреждал, что есть проблемы с русски-ми постами на границе, что они не пропускают. Он нам говорил, что до этого они уже вывозили людей на своей "скорой помощи" и что именно на этой границе их не пропустили русские солдаты, поэтому им пришлось воспользоваться каким-то объездом. Тогда мы проехали почти без проблем. Однако были проблемы с русскими солдатами, когда мы везли гуманитарную помощь. Они нас не пропускали, гово-ря, что мы привозим это для боевиков. И мы были вынуждены ехать через горы, через Ножай-Юртовский район.
В. БОРЩЕВ. Как военные мотивировали отказ пропустить ране-ную женщину, раненого ребенка или же гуманитарную помощь?
П. ПРОХАЗКОВА. Нас не пускали под предлогом, будто мы со-трудничаем с боевиками — это был основной довод.
Во время следующей поездки, в начале октября 1995 года, мы сделали съемки мест массовых захоронений на православном кла-дбище в Грозном. Были и свидетели, которые говорили, что людей туда еще привозят. Мы сообщили об этом в ОБСЕ. Действитель-но, на кладбище мы видели большие ямы, где лежали по несколь-ко десятков трупов. В одной яме мы нашли свежие трупы, приве-зенные 3-4 дня назад. Был труп женщины, одетой в гражданскую одежду. Поскольку нас предупредили, что это место может быть заминировано, мы сняли то, что было видно сверху. Все это было в октябре, когда не происходило никаких боевых действий.
Я не видела, как привозили туда этих людей. Есть только пока-зания чеченцев, снятые на видеопленку, что на российских ма-шинах ночью привозили эти трупы. Потом я спрашивала русских солдат, и они говорили, что это жертвы бомбежек. Однако этого не могло быть, потому что тогда бомбежек еще не было.
В. ГРИЦАНЬ. Какого характера повреждения были на трупах?
П. ПРОХАЗКОВА. Там был труп женщины, на котором не бы-ло никаких повреждений. Трупы лежали один на другом. Рассмот-реть в отдельности их было невозможно. Для этого надо было их вытащить. Был труп молодого мужчины с зеленой лентой на лбу,
43
его ноги были связаны, Мы снимали и на православном кладбище в Старопромысловском районе. Там действительно были жертвы бомбежек, это все знали. На наших глазах из ямы вытащили де-ревянные ящики с маленькими косточками. Это тоже снято на видеопленку.
А. ЛАРИН. Кости были обгоревшие, со следами действия огня?
П. ПРОХАЗКОВА. Да, похоже обгоревшие. Мы сообщили об этом в ОБСЕ и показали наши съемки по чешскому телевидению.
В. ГРИЦАНЬ. Вы были в Чечне в декабре 1995 г. Хотелось бы более подробно узнать о выборах.
П. ПРОХАЗКОВА. 15 декабря должны были начаться выборы, До 17 декабря мы были в Шали. В Шали официально разрешено было проводить выборы. Приехав в Шали 14 декабря, мы хотели своими глазами увидеть ящик для голосования. В течение всех трех дней нам не удалось этого сделать. Не удалось нам найти ни одного человека, который бы проголосовал, а мы говорили с сотнями людей. Не удалось нам найти и место, где они могли го-лосовать. Единственное, что там было — это постоянный боль-шой митинг против выборов. Это было на центральной площади в Шали.
М. ПОЛЯКОВА. Вы опрашивали людей, и они говорили, что не голосовали?
П. ПРОХАЗКОВА. Именно так. Кроме того, в Шали был пред-ставитель Завгаева. Он был в дружественных отношениях со все-ми — иначе он не смог бы там быть. Мы и его спросили о выбо-рах. Он сказал, что, конечно, в Шали никаких выборов не будет, там даже ящик не могут поставить. В это время в Шали были боевики — те, которые жили в Шали, которые имели там дома и семьи. Скорее их можно было назвать ополченцами. Они заявля-ли, что не должно быть никаких выборов. Я даже не представляю, где тогда в Чечне могли происходить эти выборы.
В. ГРИЦАНЬ. Вы бывали в Чечне и до начала военных действий, Как вы полагаете, была ли Чечня той "криминальной страной", которую нужно срочно приводить в порядок с помощью военной си-лы?
П. ПРОХАЗКОВА. Я не знаю такой страны, куда надо было бы вводить танки, что бы там ни происходило. Такой страны просто нет.
Конечно, приводились разные аргументы. Например, что в Чечне ущемлялись чьи-то права. Я не могу сказать, что до войны. там все любили Дудаева или что там все было в порядке. Но у
44
меня не было впечатления, что Чечня накануне гражданской войны и вот-вот расколется надвое, одна половина народа нач-нет убивать вторую. Еще до войны мы были достаточно долго в Ведено. Там было спокойно, был префект, которого они выбра-ли. Когда мы спрашивали жителей, за кого они голосовали, по их реакции было видно, что это их не интересовало — им никто не мешал жить, как они хотят. Мы были во многих деревнях и везде было одно и то же. Там были старейшины, которые наво-дили порядок.
М. ПОЛЯКОВА. Были ли вы свидетелем фактов, когда военные препятствовали в чем-то мирному населению?
П. ПРОХАЗКОВА. Да, много раз. Начну с Грозного. Я была свидетелем первых боевых действий в Грозном. Люди, как и мы, хотели уехать, мы пытались вывезти трупы, старались найти ка-кой-то выход. Сначала мы пробовали остановить хоть какую-то машину, которая появлялась на трассе в направлении Хасавюрта. Тогда ехало много людей. Они покидали Грозный, не надеясь на то, что будет лучше. На посту между Грозным и Слепцовской по-стоянно была страшная толчея. Некоторых возвращали, некото-рых заставляли подолгу ждать и мучиться в неизвестности. Мы наблюдали это и в других местах.
Летом, например, мы были в станице Ассиновская, которая не-понятно почему была полностью окружена. Боевых действий там не было, но люди жаловались, что ночью солдаты ездят по деревне и стреляют в воздух. Потому люди стремились выехать оттуда. В станицу мы приехали с российским заместителем командующего по просьбе жителей. Когда мы ехали с этим русским генералом, все было нормально — нас пропустили. Но он уехал, и на обратном пу-ти нас не хотели выпускать — мы несколько часов сидели на посту. У других тоже возникали серьезные проблемы с выездом.
М. ПОЛЯКОВА. Были среди них женщины, дети?
П. ПРОХАЗКОВА. Там были именно женщины. Мужчины к постам не подходили — опасались. В последнее время я вообще очень редко видела молодых мужчин. Я видела раз, как русские военные брали парня лет 15-16, у которого не было необходимых документов. Они хотели вытащить его из автобуса и увезти, а женщины вышли из автобуса и устроили митинг на посту. Не знаю, чем это кончилось.
45
Опрос свидетеля Мусы Абдулвахабова
Следователь УВД Восточного округа г. Москвы
Бессудные расстрелы и преступления про-тив мирных жителей.
Издевательства в фильтрационных пунк-тах. *
М. АБДУЛВАХАБОВ. После начала войны я был в Чечне 21 ян-варя — 3 февраля 1995 года. У нас исчез брат, и мы поехали в Пе-тропавловскую, в наш дом, туда, где он жил с нашими родителями, братьями и сестрами. Война там шла с 22 декабря 1994 года, и ста-ница была занята российскими войсками. 18 января там провели "чистку". Когда мы приехали, то увидели наш разрушенный дом и рядом несколько воронок от ракет — стреляли с вертолетов.
Как нам рассказали, омоновцы зашли в наш двор. Моего отца 1928 года рождения (его зовут Борзали) и троих братьев поставили к стенке. Внешне наиболее здоровому из них, Мураду (25 лет), на-несли несколько ударов по голове, засунули в БТР и увезли. До сих пор мы о нем ничего не знаем. Из российских инстанций ответа о его местонахождении нет.
При въезде в станицу нас с братьями обстреляли из пулеметов. Там находилось какое-то подразделение. Мы, естественно, оста-новились, включили в салоне машины свет, чтобы нас было вид-но. Через полчаса подошли офицер и два солдата. Офицер не мог стоять на ногах. Он взял документы и подошел к свету, чтобы посмотреть. Немного наклонился и упал. Мы были метрах в двух-стах от своего дома. Нас отпустили, и мы зашли в дом, а через некоторое время опять подъехал БТР, и нам сказали: «Садитесь, мы повезем вас проверить». Я попросил их, чтобы они забрали только меня. Я взял документы всех троих, и меня куда-то повез-ли. Я просил разрешить мне поговорить с командиром части, пол-ковником Григорьевым, чтобы объяснить цель нашего приезда. Но со мной не стали разговаривать и дали срок до утра, «чтобы нашей ноги в Петропавловской не было».
Утром мы уехали в Знаменское, Мы пытались найти брата в фильтрационных пунктах Знаменского и Моздока. Искали его до 3 февраля, но в направлении Грозного нас не пускали — там шли боевые действия. Мы видели, как вели артиллерийский обстрел из системы "Град" от села Толстой-Юрт через перевал в направлении Грозного. Я наблюдал, как вертолеты барражировали над Петро-павловской и обстреливали ракетами окраинные дома. Видел, как в купол мечети в Петропавловской попал снаряд.
На территории подразделения, которое находилось рядом с Петропавловской, было закопано шесть или семь танков, разве-
* 6,8,14,15,16,20,21,22,23,29.
46
рнутых в сторону Аргуна. Стояли тяжелые дальнобойные ору-дия. Стрельба в сторону Аргуна шла постоянно, без перерывов. Кроме того, солдаты, окопавшиеся там, в ночное время постоян-но посылали пулеметные очереди в жилые дома станицы.
3 февраля примерно в час дня мы в очередной раз вернулись в Петропавловскую. Не успев доехать до дома, мы увидели, что у во-рот каждого дома стоят солдаты и группами ходят спецподразделе-ния, ОМОН или СОБР (их трудно различить), до зубов вооружен-ные. Нашу машину остановили лейтенант в пятнистой форме и два солдата. Старший брат был после операции и при проверках не всегда выходил из машины, а просто показывал документы. Мы вышли с другим братом. Я стою, руки в карманах дубленки, под ней видна милицейская форма. Мы предъявили свои служебные удостоверения — мы все трое работники МВД. Старший брат — -полковник (в то время он был начальником отдела МВД РФ), млад-ший — лейтенант, я — подполковник. Военные по связи вызвали группу, подошло пять-шесть человек. Один из них закричал на лей-тенанта, который проверял наши документы: «Как он у вас стоит?». И мне: «Ну-ка, вынь руки из карманов, сволочь!». Объясняю, что я подполковник милиции. Он в ответ: "А мне плевать. Кому сказал, вынь руки из карманов". Я разозлился и не подчинился, тогда он выпустил очередь из автомата поверх моей головы.
Затем нам приказали следовать на окраину Петропавловской. Мы сели в машину, а за нами встал БТР — таким образом нам дали понять, что, если мы попытаемся уехать, будут стрелять без преду-преждения. Мы приехали на окраину станицы Петропавловская, туда, где кладбище. К этому времени "чистка" станицы была за-вершена, и подразделения внутренних войск в пятнистой форме и СОБР собирались там. Здесь же стояла техника. У омоновцев — у кого из кармана торчит видеокассета, у кого за плечом сумка с ве-щами, кто часы несет, кто видеомагнитофон. Вот такая картина. Мы поняли, что это чужое имущество. Я сам лично видел все это. Естественно, я стал возмущаться. Тогда мы не отдавали себе отчета в том, насколько это опасно и что нас там могут и убить.
Я работал в учебном полку внутренних войск. Был командиром роты, начальником штаба. После этого перешел в милицию. Я ду-мал, что уж я-то все знаю, сам занимался обучением. Естественно, что я возмущался. Я ведь старший офицер. В ответ я услышал: «А у вас документы поддельные! Почему вы находитесь в зоне чрез-вычайного положения?», Я говорю: «Это называется не чрезвы-чайным положением — вы просто мародерствуете». В ответ на это офицер, с которым я говорил, приказал: «Отведите его в рас-ход». Двое омоновцев повели меня, но я слышал, как старший брат их начал уговаривать, мол, опомнитесь, у нас брата забрали, мы находимся здесь с целью его поиска, ничего противозаконно-
47
го, в отличие от вас, мы не делаем. Я не знаю, как брату удалось их уговорить, почему они нас отпустили. Напоследок сказали: «Чтоб вашей ноги здесь не было, иначе расстреляем».
В этот день из эвакуации вернулись моя мать и сестры. Вер-нулись и соседи — русские. Они тоже уезжали в Ведено. И вот к нам стали приходить то один, то второй, то третий и говорить: этого расстреляли, этого. В тот день военные расстреляли пять человек. Вот их фамилии:
Умаров Усман Алгилиевич, 1964 г. р.;
Хушулаев Баяли Абусаидович, 1957 г. р.;
Денхалов Супен, 1962 г. р.;
Мосеев Ибрагим, 1972 г. р.;
Дудигов (его данные мы не смогли узнать).
Денхалова, как нам рассказали, расстреляли за станицей. Там пашня, его заставляли бежать и из БТР стреляли под ноги, и так издевались почти полчаса, а потом расстреляли. У Хушулаева -шестеро детей. Когда они стали разливать солярку, он сопротивлял-ся, потом стал упрашивать омоновцев не поджигать дом, умолял их на коленях. Так стоящим на коленях его и застрелили. Расстрел они снимали на видеокамеру, об этом говорил один очевидец.
Второй раз я ездил в Чечню в командировку — находился там с 16 марта по 16 мая 1995 года в составе временных федеральных органов внутренних дел Чеченской Республики. Отвечал за соз-дание следственных органов. Мы выезжали в сельские районы — Ачхой-Мартан, Шали, Гудермес, где проводили аттестацию.
Видел я фильтрационный пункт, который находится около кон-сервного завода в Грозном. С начальником этого я был знаком. По моей просьбе оттуда выпустили задержанных из Петропав-ловской и трех несовершеннолетних ребят из поселка Катаяма. Я видел людей, находившихся в этом фильтрпункте, после их осво-бождения. Там происходили постоянные издевательства, избие-ние. Отбивали все внутренности. Издевались и так: не давали пить, а когда люди просили пить, им давали мочу в стакане.
В апреле я из Грозного приехал в Петропавловскую и в тот день узнал, что два пьяных прапорщика соревновались в стрельбе по ме-стным жителям. Там стояло подразделение, которое окопалось у околицы. Оттуда они начали стрелять из пистолетов Макарова. Ра-нили местного жителя Далбасова — прострелили грудную клетку. Пуля прошла навылет и застряла в телогрейке. Я повез его в распо-ложенную рядом часть к медикам, которые обработали рану. Как следователь я начал собирать материал, чтобы передать его в воен-ную прокуратуру. К тем прапорщикам меня не допустили — их сразу увезли оттуда. Что с ними стало потом, не знаю. На законном основании я изъял пулю, провел медицинское освидетельствование
48
Далбасова. Если бы в Петропавловской опять была "чистка" и об-наружили, что он ранен, его бы расстреляли. Боясь этого, мы увез-ли Далбасова в сторону Наурского района, в станицу Николаев-скую. Там у него родственники. И пока он не выздоровел, пока обстановка немножко не нормализовалась, он оставался там.
В то время в Грозном был создан отдел по розыску пропавших без вести. Родственники записывали своих пропавших, но их никто не искал. Этот формально созданный отдел состоял из работников ВД, но поисками они не занимались, лишь заносили данные в жур-нал. Там я встретил своего. знакомого, он искал трех своих бра-тьев. Они выехали из Урус-Мартана в сторону Грозного, как он говорил, две недели назад и не вернулись. Позже во дворе быв-шего здания Октябрьского райисполкома г. Грозного нашли их обезображенные трупы в колодце. Трупы всех братьев. Их фа-милия Умаровы. Они были зверски убиты омоновцами.
В фильтрационном пункте в Моздоке побывал еще один мой знакомый Такаев. Я встретил его в Грозном. Он похудел на 26 ки-лограммов. 31 декабря он ехал с Изриповым Вахидом, Бисултано-вым Асланбеком и Андреем (фамилии не знаю) в сторону кон-сервного завода на машине "Нива". Их обстреляли и задержали. Бисултанову удалось убежать, а остальных взяли. И эти сутки до часу дня они стояли во дворе привязанными к столбам. Со слов Такаева, я знаю, что их в КамАЗе повезли в Моздок, их уложили штабелями чуть ли не в шесть рядов. Когда кто-то начинал шеве-литься, его били по голове. Мочились прямо на головы задержан-ных. В пути следования Изрипов Вахид начал возмущаться, и его застрелили в лоб из пистолета. Потом Андрей говорит: «Что вы делаете, почему его застрелили?» — «Ах, ты, сволочь! Ты за чер-номазых?». И его тоже застрелили. Позже, месяца через два, же-на Изрипова нашла их в одном захоронении.
В. БОРЩЕВ. Вы подавали эти материалы в прокуратуру?
М. АБДУЛВАХАБОВ. Все материалы, допрос этого потерпевше-го я передал в следственное управление, которое там создавалось, для передачи в прокуратуру. Дальнейшего хода дела я не знаю.
А. ЛАРИН. В какой должности вы состояли, когда поехали по личным делам в Петропавловское, и состоите сейчас и какой у вас стаж работы в органах внутренних дел?
М. АБДУЛВАХАБОВ. Я состоял и сейчас состою в должности старшего следователя по особо важным делам следственного от-дела УВД Восточного округа Москвы. Стаж работы 20 лет.
М. ЛАРИН. Вы могли бы дать характеристику процедуре, назы-ваемой "чисткой", — что это за следственные действия? Что они собой представляют по форме и по существу?