Geum.ru

Л. И. Василенко введение в философию религии курс лекций

Вид материалаКурс лекций

Содержание


Эрих Фромм о духовной радости, благоговении и идолах
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   25

Эрих Фромм о духовной радости, благоговении и идолах



После Юнга и Грофа Фромм и Франкл производят впечатление тех, кто в какой-то мере остается близок христианской части наследия западноевропейской культуры. Эрих Фромм (1900-80) связывал религию со стремлением человека обрести полноту жизни, ее осмысленность, систему ориентации в мире и подлинный объект поклонения. И это не иначе как в перманентном состоянии изгнанности человека из рая, одной из сторон которой является фундаментальная внутренняя дисгармония человека. Мышление не может ее преодолеть, для этого необходима преданность человека тому, что превосходит человека, его самоотдача Высшему, преклонение перед Высшим. Это и приносит, согласно Фромму, полноту жизни. Тем самым религия психологически оправдана, но только, разумеется, если она не извращена идолопоклонством.

В работе «Психоанализ и религия» (1950) он писал, что религия — это «любая система взглядов и действий, которой придерживается какая-то группа людей и которая дает индивиду систему ориентации и объект поклонения»147. Такую характеристику Фромм соотносит с признанием того, что религия, во-первых, имеет реальный объект поклонения, нужный для нормальности душевной жизни человека и его личностного развития, во-вторых, она имеет социально-психологический характер, т.е. тесно связана с включенностью человека в межличностные отношения и с объективными основами этих отношений, выражающимися в общности социальных задач и судеб, и, в-третьих, с системой ориентации человека в мире, с тем, что придает его жизни в мире осмысленность и цель.

Роль психоанализа в изучении религии, согласно Фромму, может трактоваться по-разному в зависимости от поставленных целей. Если в качестве цели принимается улучшение социальной адаптированности человека, то результатом будет не более чем приспособление человека к тем условиям и требованиям, которые предъявляются к нему со стороны «мира сего» — со всеми его идолами и пр. Психоанализ улучшит «способность индивида вести себя так, как ведет себя большинство людей его культуры»148, т.е. сделает его «нормальным» (или хотя бы «ближе к норме») с точки зрения социального окружения и цивилизации в целом. Перестанет ли человек страдать своей душой? — этого не следует ожидать, но психоаналитическая терапия позволит снизить уровень его страданий до некоего среднего уровня, характерного для данного общества, если вопрос об истине, святыне и нравственной правде не является для данного человека первостепенным.

Такой результат не будет иметь по-настоящему серьезного религиозного значения, хотя и поможет человеку как-то вписаться в сложившиеся духовно погасшие религиозные организации с их бюрократией, примитивной кодификацией образцов поведения и пр. (Фромм, заметим, прошел через сумрачную среду талмудического иудаизма, которую оставил, отдав симпатии ранним хасидам, он же нелестно отзывался затем о католическом авторитаризме и видел варианты профашистского благочестия у немецких протестантов, так что примеров сомнительной религиозности получил достаточно). Но адаптационный результат является целью весьма многих психотерапевтов и психиатров, которые просто востребованы на выполнение соответствующего социального заказа.

Если же человек страдает сердцем от того, что существует серьезное и неустранимое расхождение между истиной и той духовно фальшивой жизнью, которую ведет большая часть общества, тогда подобная адаптационная терапия не сработает даже в смысле смягчения его страданий. В таком случае вступает в свои права терапия «исцеления души». Такая терапия не обещает, что человек прекрасно приспособится к тому, что вызывает его моральную тошноту, но переориентирует его на истину как цель и смысл жизни. «Лечение души» успешно, когда человек постигает истину и делает ее источником и содержанием своих действий. Оно означает реализацию его как личности, обретение силы духа, развитие его способностей, достижение творческой результативности, способности мыслить и решать самостоятельно и здраво, отличать подлинный предмет поклонения от ложного, давать себе трезвую критическую самооценку, а также, что особенно важно, восстановление способности к любви. Любовь Фромм понимал в библейском смысле как любовь к Богу и ближнему как к самому себе.

Эта цель достижима, настаивал Фромм, только в русле того, что он назвал «гуманистической религией», но неосуществима в рамках религии авторитарной. Эти виды религий Фромм различает не по их собственному содержанию, а по отношению к человеку. Признак этот выбран, разумеется, односторонне. Процитируем:

«Авторитарной религию делает идея, согласно которой эта высшая сила, помимо власти над человеком, имеет право требовать от него “подчинения, почтения и поклонения”. Я выделил слова “имеет право требовать”, так как они показывают, что причина поклонения, подчинения и почтения коренится не в нравственных качествах божества, не в любви или справедливости, а в том факте, что эта высшая сила осуществляет контроль, то есть власть над человеком. Более того, эти слова показывают, что высшая сила имеет право заставить человека поклоняться ей и что недостаточное почтение и подчинение является грехом»149. Пример авторитарного христианства Фромм увидел у Жана Кальвина, пример авторитарной светской псевдорелигии Фромм увидел в фашизме и коммунизме: «В одном случае фюрер, в другом любимый “отец своего народа”, или Государство, или Раса, или Социалистическая Родина становятся объектом поклонения»150.

«Гуманистическая религия, напротив, сосредоточена на человеке и его способностях. Человек должен развивать способности своего разума, чтобы понять самого себя, свое отношение к своим собратьям и свое место в мире. Он должен знать правду о своей ограниченности и своих возможностях. Он должен развивать свои способности любви к ближним и к самому себе и чувство солидарности со всеми живыми существами… Целью человека в гуманистической религии является достижение величайшей силы, а не величайшего бессилия, добродетелью — самореализация, а не покорность. Вера представляет собой твердой убеждение, основанное на собственном опыте размышлений и чувств, а не на принятии суждений какого-то авторитета. Преобладающим настроением здесь является радость, тогда как основным настроением авторитарной религии обычно бывает печаль и чувство вины. Если гуманистические религии являются теистическими, Бог в них — символ собственных сил человека, которые он стремится реализовать в своей жизни, а не символ насилия и господства, власти над человеком. Примерами гуманистических религий являются ранний буддизм, даосизм, учения Исайи, Иисуса, Сократа, Спинозы, некоторые направления иудаизма (Фромм имеет в виду хасидов — Л.В.) и христианства (особенно мистицизм), религия Разума времен Французской революции»151.

В порядке комментария отметим, что «Бог как символ собственных сил человека» и «религия Разума» не лишены черт идолопоклонства, которых, казалось бы, не должно было бы быть в «гуманистической религии», но они, к сожалению, нашлись. Не вместимо в гуманистическую религию и древнехристианское исповедание «Иисус есть Господь», которое, разумеется, не следует считать «авторитарным» в смысле Фромма.

Человек — существо сотворенное, он имеет глубинную потребность в том, чтобы превзойти себя и выйти к Высшему, совершить то, что философы-экзистенциалисты называют трансцендированием. Другая его потребность, не менее фундаментальная — это стремление творить жизнь, перестать быть только тварью. В творчестве человек преодолевает себя, обретает свободу и полноту жизни. Когда он творит жизнь, он одновременно и создание Божие и творец. Подлинное творчество в свою очередь тесно связано с любовью, с забвением себя в любви. Любовь — глубинная мотивация творческой деятельности человека.

«Слова, что человек способен развивать в себе изначально потенциально присущие ему любовь и разум, не означают наивной веры в человеческую доброту. Разрушение — вторичная потенциальная возможность, коренящаяся в самой сути человека и обладающая такой же интенсивностью и силой, какую может иметь любая страсть»152. И когда способности человека любить и творить не развиты или блокируются, тогда энергия души идет на разрушение и ненависть. Став разрушителем, человек дает ложное приложение своей жажде трансценденции. Разрушая, человек ставит себя над жизнью, осуществляя преступный путь глубинному желанию человека преодолевать налагаемые на него извне ограничения.

Но религия может как содействовать достижению человеком полноты жизни, так и блокировать или разрушать. Она может приводить разум и совесть человека в состояние паралича, блокировать развитие личности, если подменяет истинный предмет поклонения — единого Бога — на ложный, на идолопоклонство. Фрейд называл религию «универсальным навязчивым неврозом человечества», диагностировал религиозность как инфантилизм. Фромм возражал: если в религии есть невроз, то это относится к деградировавшей религии, в которой не осуществилось подлинное религиозное призвание человека — быть пред Богом и с радостью совершать свое служение истинному Богу. Невроз имеет место, когда человека постигает неудача в достижении им полнокровной религиозной жизни, а это означает следующее: творчески состояться, обрести духовную свободу и зрелость мышления, ответственность в поступках и действиях, подлинную любовь и полнокровные взаимоотношения с людьми, восстановить цельность души.

Когда религиозность ущербна, она не удовлетворяет самого человека и не убедительна для тех, кто его окружает. Невроз возникает от болезненного чувства одиночества страдающего человека, который может пытаться скомпенсировать его чем-то примитивным, но дающим чувство стабильности и безопасности. В такой ситуации возникает риск переключения с высшего на низшее, например, на фетишизм, ритуализм, культ предков, культ чистоты, на послушание лидерам разного рода, сектантским группам и пр.

Как психолог Фромм описал ряд вариантов ухода человека от религиозного трансцендирования и оценивал это как результат нежелания становиться взрослым и брать на себя ответственность, нежелания или неспособности человека выработать для себя разумную систему ориентации в мире, нужную для основательного контакта с реальностью. Это непосредственно относится к правильному решению фундаментального вопроса — быть созидателем с жизненной ставкой на любовь или же разрушителем с жизненной ставкой на ненависть. Особенно важным среди этих уходов стал для Фромма возврат (или желание вернуться) под «всеобъемлющую защиту чрева», под защиту матери, к всепитающей груди, что можно понять как следствие непреодоленного страстного желания материнской любви. На этом пути значителен риск потери разумности или смерти.

Привязанность к природе, крови и почве (расовой или национальной), поклонение женственным божествам, погружение в матриархальные культуры, в родовое сознание — характерные признаки такого рода ухода. На таких путях развитие личности блокируется; воля, разум, совесть, чувство долга и трезвое понимание иерархии остаются слабыми. Государство, нация и Церковь тоже могут оказаться такими реальностями, от которых подобный человек будет ждать каких-то материнских забот по отношению к себе. Национализм, коммунизм и расизм Фромм оценил как варианты и формы нового идолопоклонства, кровно-почвенного по характеру, блудного, если привлекать библейские оценки идолопоклонства у пророков. «Национализм — наша форма кровосмешения, наше идолопоклонство, наше безумие» (с.58). Соответственно, тоталитаризм — «проявление инцестуозной фиксации» (с.57).

Это вовсе не значит, что сознание своей национальной принадлежности непременно должно рассматриваться как некий блуд в смысле измены единому Богу. Национальная, религиозная, социальная или профессиональная принадлежность служат обретению чувства принадлежности, чувства идентичности, чувства укорененности, чувство соотнесенности себя с другими в одном и том же сообществе, что просто необходимо для полнокровности человеческой жизни. Но эти чувства должны быть, по Фромму, непременно личностными, а не стадными, не примитивно-коллективистскими. Стадная идентификация ведет к отказу от любви, творчества, свободы, ответственности, личностного достоинства.

Человеку необходима разумная система ориентации в мире, что иметь прочный контакт с реальностью и результативно действовать в жизни. «Любая удовлетворительная система ориентации содержит не только интеллектуальные элементы, но и элементы чувства и ощущения, выраженные в отношении к объекту поклонения» (с.68). Последний «придает смысл его существованию и положению в мире» (с.69).

В работе «Иметь или быть?» (1976) Фромм пишет о радости как хорошем признаке правильно поставленной душевной жизни (радость это «ровное горение бытия») и о хорошем качестве соответствующей религии. Для подтверждения этого он цитирует немало из текстов как ветхозаветных, так и новозаветных. «В Новом Завете радость — это результат отказа от обладания, тогда как печаль сопровождает всякого, кто цепляется за собственность (см., напр., Мф 14.44 и 19.22). Во многих высказываниях Иисуса радость понимается как чувство, сопровождающее бытие. В самой последней речи, обращенной к апостолам, Иисус так говорит о радости: “Сие сказал Я вам, да радость моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна” (Ин 15.11)»153.

Сказанное Фроммом о радости прекрасно, но его нужно уточнить, вспомнив о том, что, согласно М. Шелеру, радость, как и всякое духовное чувство, интенциональна, она направлена на тот духовный предмет, который вне ее самой, направлена на ценности и святыни, которые, собственно, и вызывают радость. Как писал Виктор Франкл, «радость может сделать жизнь осмысленной, только если она сама имеет смысл»154. Так в общем виде, но должна быть и конкретизация. Фромм перечисляет самых разных деятелей в мировых религиях, которые говорили о радости, а также и некоторых деятелей культуры, не акцентируя внимания на то, что у них разный предмет радости, разное ее содержательное наполнение. То, что Христос говорил о «радости совершенной», которую Он и только Он может даровать и какой больше нет нигде в мире, при «уравнивающем» подходе Фромма утрачивается.

К сожалению, отношение Фромма к христианству не вышло за пределы типично негативного для постхристианской культуры, хотя он и высказывался с некоторой симпатией об Иисусе. Его работа «Догмат о Христе» опирается всего лишь только на К. Каутского, А. Гарнака, М. Дибелиуса и пр. Пролетаризированные массы Римской империи нуждались, как он писал, в мифе о спасении, чем и объясняется понадобившееся для этой цели «возвеличение Иисуса до Бога» и широкое распространение христианства в древности. Марксистские демагоги навязывали это России несколько десятилетий и не стоит тратить время и место на разбор их доктрины. Фромм добавил к этой жалкой социологической схеме объяснения некритически заимствованные у Фрейда «эдиповы желания», «бессозна­тельную враждебность к божественному Отцу», которые якобы были у ранних христиан, и придуманную им «фантазию о распятом сыне», имевшую «чарующую власть воздействия на массы» 155. Большой ум Фромма сделал большую ошибку. Такое бывает.