Экономическая синергетика: ответы на вызовы и угрозы XXI века
Вид материала | Документы |
СодержаниеР.И. Фарвазов Камский государственный политехнический институт Эффект дохода. Как «удвоить ВВП»? Трансформация рыночной экономики и выделение наноэкономического аспекта |
- -, 564.48kb.
- Краткий экскурс в историю терроризма Новые угрозы терроризма и опасности XXI века для, 156.79kb.
- «Вызовы XXI века», 616.33kb.
- Резолюция всероссийской общественной конференции Национальная безопасность России новые, 73.88kb.
- Концепция самоорганизации. Синергетика. Синергетика это новое мировоззрение, отличное, 272.94kb.
- Сообщение для сми 23 июня 2011 года, 29.47kb.
- Программа спецкурса «Толерантность растим гражданина XXI века», 107.91kb.
- Европейская безопасность: новые угрозы и вызовы, 317.64kb.
- Программа спецкурса: «синергетика и экономика», 107.06kb.
- Основные тенденции развития мирового хозяйства в начале XXI века, 49.08kb.
Р.И. Фарвазов
Камский государственный политехнический институт
Анализ макроэкономических особенностей российского экономики подтверждает тезис о ”реаллокации рабочего времени из сферы наемного труда в сферу домашнего производства”. Однако исследованию того, как это явление соотносится с феноменом бедности и агрегированными показателями экономического роста, до сих пор не уделялось должного внимания. Исследование наноуровня экономики России позволяет найти причины бедности огромной части населения. Наноэкономика дает представление о механизме формирования спроса именно в сфере индивидуальных хозяйств и личного потребления.
Эффект дохода. Согласно классическим канонам экономики труда по мере снижения уровня дохода домохозяйство потребляет меньшее количество товаров. Рациональное экономическое поведение выражается в стремлении восполнить недопотребление за счет большего объема работы трудоспособных его членов. Таким образом, с падением дохода у домохозяйств неизбежно появляется избыточный резерв времени, который ”надо куда-то девать”, ”благодаря эффекту дохода снижение реальной заработной платы увеличивает предложение труда”. Другими словами, семья ищет и находит сферу приложения излишнего времени, если не на открытом рынке, то в форме дополнительной или резервной занятости: вторичной или скрытой на латентном рынке труда, либо в нерыночном секторе занятости - в натуральном, нетоварном производстве (заготовки, работа по дому и т.п.), ориентированном на личное, внутрисемейное потребление.
Для выработки разумной социальной политики необходимо выявить сферу приложения невольно высвободившегося потенциала домохозяйств и создать оптимальные условия для направления их активности в нужное русло с тем, чтобы этот потенциал реализовывался с максимальным экономическим эффектом, а не выплескивался, например, в форме протестного поведения. Последнего в России не произошло по крайней мере в катастрофических масштабах. Потери времени из-за забастовок были пиковыми в 1996-1997 гг., когда задолженность по выплате зарплаты стала максимальной; в дальнейшем этот показатель резко пошел на убыль. Однако и об экономически эффективных формах (с точки зрения макроэкономических показателей) дополнительной занятости российских домохозяйств говорить пока не приходится. Рассмотрим этот аспект подробнее, поскольку с ним напрямую связан феномен бедности.
Снижение спроса на рабочую силу в депрессивных секторах экономики проявилось не столько в высвобождении лишних занятых, сколько в резком сокращении их реальных официальных доходов. Но куда делся избыточный резерв рабочего времени, который не был зарегистрирован в форме безработицы и ”не прошел” через государственную службу занятости? Иными словами, что же произошло с предложением труда, точнее с той его существенной частью, которая не была сбалансирована адекватным равновесным спросом, несмотря на то, что реальная зарплата снизилась и задержки с ее выплатой в депрессивных секторах формальной экономики увеличились?
Очевидной реакцией домохозяйств на ухудшение экономической ситуации стало сокращение рыночного потребления, что означало в первую очередь ориентацию на удовлетворение личных потребностей за счет собственного производства при отказе покупок на стороне. То есть произошло вполне естественное для экономических кризисов сжатие совокупного платежеспособного спроса. Но его падение непосредственно отражается на потребительском рынке, который должен был испытать сильнейший кризис. Что произошло на самом деле?
Практически все исследователи отмечают не адекватное кризису сокращение совокупного потребления, акцентируя внимание на росте натурального ”производства-потребления”, ”не замечая”, однако, официального роста некоторых существенных показателей рыночного потребления и социального эффекта, сопровождающего стихийное становление неорганизованного потребительского рынка товаров и услуг, присущего неформальной экономике. Типичный пример: ”Несмотря на заметное сокращение средней реальной заработной платы, общий объем реального потребления сократился всего на 19%. Понятно, что общее падение потребления сдерживалось благодаря потреблению в натуре: прежде всего речь идет о продуктах питания, произведенных в самих домашних хозяйствах”. Но как объяснить данные Госкомстата, демонстрирующие устойчивый рост таких показателей, как, скажем, удельный вес жилищного фонда в частной собственности граждан и наличие легковых автомобилей на 1 тыс. человек? Причем на их динамику не повлиял даже финансовый кризис 1998 г.! А официальная статистика, иллюстрирующая наличие предметов длительного пользования по 10%-ным группам населения? Она упрямо показывает относительно равномерную, т.е. независимую от располагаемых ресурсов, обеспеченность населения телевизорами, магнитофонами, плеерами, холодильниками, морозильниками, стиральными и швейными машинами.
По экспертным оценкам, социальные трансферты в натуральной форме (бесплатные услуги образования, здравоохранения, культуры) повышают конечное потребление российских домохозяйств на 20-25%. Очевидно, что фактическое конечное потребление домашних хозяйств всегда выше их расходов на конечное потребление. Так, где же бедность? Чтобы разобраться с ответом на этот вопрос, следует принять во внимание методологию ее формирования, т.е. механизм определения черты бедности - величины прожиточного минимума. Напомним, что в экономике бедность и богатство измеряются потреблением, причем не натуральным, а рыночным.
В нерыночных экономиках с бедностью все гораздо проще. Она достаточно точно определяется абсолютным дефицитом натурального потребления (если ты не голоден, обут, одет, есть крыша над головой, то и не беден), поскольку за концептуальным отсутствием понятия качества жизни как такового в нерыночных экономиках превалируют количественные показатели уровня жизни (”столько-то еды, питья, одежды, комнат, килограммов, метров, литров...”). Но как только во внимание принимаются доминанты качества потребления, как только потребление сравнивается по качеству и разнообразию потребительских факторов, бедность и богатство переносятся в плоскость относительных сравнений.
Если абсолютное потребление российских домохозяйств оценивать с учетом натурального производства-потребления внутри самих домохозяйств, соотнося объем такого потребления в денежном выражении рыночных альтернатив, то ситуация с бедностью окажется совершенно иной. Российские семьи не бедны сами по себе, если учесть абсолютные объемы потребления в натуральном выражении. Российские семьи бедны ”через рынок”, т.е. относительно объемов товарно-денежного потребления. Они бедны относительно их низкого вклада в производство ВВП и ВНП, поскольку эти основные макроэкономические агрегаты, характеризующие результативность национальной экономики, измеряются в рыночных ценах.
По сути, масштабы бедности и богатства страны - это вопрос степени вовлеченности домохозяйств в рыночные, товарно-денежные отношения, их участия в рыночном производстве-потреблении, производстве ВВП страны, вклада в экономический рост, измеряемый по международной методологии (т.е. в ценах товарного рынка). Российское население стало бедным не абсолютно, а в сравнении с внешним миром. Проще говоря, российские семьи стали бедными, если их рассматривать сквозь призму товарных полок, наполненных главным образом импортным ширпотребом. И они беднеют по мере проникновения товарно-денежных отношений в новые сферы экономической жизни страны, увеличения степени своего ”неучастия” в этом неизбежном процессе ”товаризации” и коммерциализации экономики. Сравните бедные и богатые секторы промышленного производства, жилищно-коммунального комплекса, сельского хозяйства, торговли, финансов, бытовых услуг, образования, здравоохранения и т.д.
Официальный критерий бедности в России смещен в сторону рыночного потребления благ и услуг. Сюда следует отнести тот факт, что ”черта бедности” - абсолютный показатель потребления, разделяющий бедных и небедных, - определяется в рыночных ценах, которые Госкомстат фиксирует в торговых точках страны (величина ПМ является денежным выражением минимальной потребительской корзины). Принимая во внимание, что заметную часть этой корзины бедное население производит само (натуральным способом, в зависимости от производственных возможностей и других экономических характеристик конкретного домохозяйства), а также получает в виде неучтенного потребления субсидируемых и льготных услуг, государство вынуждено вводить дополнительные критерии нуждаемости для ”корректировки” бедности на уровне социальной защиты населения.
Но суть феномена бедности от этого не меняется. Как уже отмечалось, натуральное потребление (нерыночное, нецивилизованно-рыночное, т.е. теневое производство-потребление) - проявление вынужденной автономизации домохозяйств от процесса того воспроизводства, которым измеряется благосостояние нации и экономический рост. Неслучайно, что в новой правительственной программе именно с относительно низким ”в сравнении с показателями не только ведущих, но и многих развивающихся стран” объемом ВВП на душу населения (около 7,8 тыс. долл. по паритету покупательной способности и менее 2,5 тыс. долл. по текущему обменному курсу) связывается низкое качество жизни и высокий уровень бедности.
Как «удвоить ВВП»? Российское правительство озабочено неустойчивостью факторов экономического подъема 1999-2001 гг., поскольку резервы загрузки простаивавших мощностей исчерпаны, активность топливно-энергетического сектора обусловлена исключительно мировой конъюнктурой рынка энергоносителей. Других же факторов роста в стране так и не создано. Но что подразумевается под ”другими факторами”, где резервы роста и почему они не работают? Это станет ясно, если обратить внимание на сектор домохозяйств, сопоставив его потенциал с потенциалом сектора крупной и средней промышленности.
Нынешняя экономика России - это высококонцентрированная и от того низкоконкурентная, громоздкая экономика естественных монополий. На долю отраслей ТЭК приходится около 30% объема промышленного производства России, 32% доходов консолидированного и 54% федерального бюджетов, 54% экспорта, около 45% валютных поступлений страны. По многим отраслям США и Россия имеют почти одинаковые коэффициенты концентрации, но количество предприятий этих отраслей в США во много раз больше. То есть доля рынка крупнейших предприятий России примерно такая же, что и у гигантских промышленных фирм США, но остальной объем продукции в России производит относительно небольшое число средних предприятий, а в США - бесчисленное множество мелких и очень мелких компаний.
Первое, что бросается в глаза, это крайняя неразвитость сектора ”малых и очень малых” предприятий, который фактически уступил ”потенциальных работников неформальному и полуформальному сектору”. Чтобы оценить значение этого вывода для понимания природы бедности, необходимо рассмотреть роль других, помимо заработной платы, источников доходов населения в детерминации неравенства. Второй по размеру его вклада в общие масштабы бедности фактор связан с ограниченными возможностями получения доходов за счет предпринимательской деятельности и прочих источников. В 1994-1997 гг. этот фактор определял от 26 до 36% общей бедности и, после снижения его вклада в бедность в 1996-1997 гг., в 1998-1999 гг. его вклад быстро рос, замещая вклады других источников. Взятые вместе, факторы недостатка за счет оплаты труда и предпринимательства детерминировали в 1999 г. 83,4% общих масштабов бедности в России. Таким образом, проблема бедности - это отнюдь не проблема недостаточного объема или недостаточной адресности социальных трансфертов. Главным образом, это проблема низких доходов за счет оплаты труда и ограниченных возможностей проявления экономической активности в форме предпринимательства. В результате кризиса 1998 г. бедность, обусловленная недостатком социальных трансфертов, выросла весьма значительно, но рост бедности за счет роста дефицита доходов в форме оплаты труда и доходов от предпринимательской деятельности был настолько сильным, что вклады этих факторов в общую бедность вытеснили значительную часть вклада недостатка социальных трансфертов.
Как связаны между собой бедность, рост ВВП, производство услуг, малое предпринимательство и совокупный платежеспособный спрос? Непосредственно! Причем консолидирующим базовым элементом выступает как раз сектор домохозяйств как первичный источник всех перечисленных факторов.
В качестве обобщающих макроэкономических показателей, характеризующих в агрегированном виде стоимостный объем потребленных населением товаров и услуг в Системе национальных счетов, рассматривается показатель конечного потребления домашних хозяйств, являющийся одним из основных компонентов ВВП. Как уже указывалось, в силу объективных экономических причин деловая активность домохозяйств в значительной степени переориентировалась на внутреннее, автономное производство-потребление. Однако, если учесть, что официальная статистика не включает производство услуг внутри домашнего хозяйства для собственного потребления в границы экономического производства, то результаты такого производства не агрегируются при расчетах показателей ВВП и ВНП и, соответственно, не учитываются при оценке уровня экономического развития страны.
Между тем известно, что ”чем выше экономическое развитие страны, тем более развита сфера услуг и члены домохозяйства тратят меньше времени на их производство для себя, но больше денег на их приобретение. При этом официальная статистика в соответствии с методологией CНC детально учитывает доходы специализированных предприятий по производству услуг в ВНП и не включает деятельность членов домохозяйств по производству тех же самых услуг для собственного потребления в общий объем ВВП. В экономически развитых странах, а также в странах с высоким уровнем потребления число предприятий обслуживания чрезвычайно высоко, и занятость в этой сфере является едва ли не самой значительной.
Низкий уровень технологий и низкий уровень потребления - факторы, сопутствующие тому, что услуги вынужденно производятся в основном внутри домохозяйства и труд, затрачиваемый на их производство, не оценивается в денежном эквиваленте, а следовательно, не включается в ВВП страны. Более того, в число неучтенных (или ”недоучтенных” Госкомстатом) при агрегации показателей экономического роста следует отнести не только нерыночные услуги, произведенные внутри домохозяйства, но вполне рыночные услуги теневой экономики, за которые население платит реально, ”живыми” деньгами.
Платежеспособный спрос населения, который выступает в качестве генератора общей деловой активности в рыночной экономике, сокращается как раз на величину того самого автономного производства-потребления домохозяйств. Изменить экономическое поведение российских домохозяйств, значит, решить вопрос платежеспособного спроса, а следовательно - проблему экономического роста страны в целом. Таким образом, главным инструментом борьбы с бедностью является изменение экономической мотивации российских домохозяйств.
Население должно не тратить меньше, а зарабатывать больше, повышая таким образом свой вклад в экономический рост страны. При этом интересно, что именно бедные семьи наиболее чувствительны к эффекту дохода: семьи с низким доходом по сравнению с семьями с более высоким доходом в значительной степени сокращают затраты времени на домашнее производство продуктов питания при каждом повышении заработной платы.
Проблема сокращения масштабов бедности - это проблема создания институциональных условий для направления деловой активности населения в ”открытую” экономику - туда, где создается ВВП, и для активизации деловой активности тех, кто мало зарабатывает, но готов вкладывать (т.е. реализовывать свой экономический потенциал) больше.
Какие институциональные условия необходимы, чтобы переориентировать автономное производство ”для себя” на рыночное производство ”для других”? Потенциал экономического роста - это, по сути, потенциал российского населения, малоимущего в отношении товарно-денежного рынка, но богатого и находчивого в отношении форм трудовой активности.
Литература
- Байгереев М Анализ российской бедности: причины, особенности, методика счета. // Человек и труд. – 2001. - № 8. – С. 45-49.
- Байгереев М. Расчет дохода семьи: возможен ли единый порядок? // Человек и труд. – 2001. - № 3. – С. 47-50.
- Беккер Г. Экономика семьи и макроповедение. // США: Экономика, политика, идеология. - 1994. - № 1. - С. 99–107; № 2. - С. 93–98.
- Бутов А.В. Домохозяйство как потребительская единица на товарном рынке. - М. - 1996. – 351 с.
- Голубков Е.П. Изучение потребителей. // Маркетинг в России и за рубежом. - 2000. - № 6. – С. 22-25.
- Олейник А. Домашние хозяйства в переходной экономике: типы и особенности поведения на рынке. // Вопросы экономики. – 1999 - № 12. – С. 34-45.
ТРАНСФОРМАЦИЯ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ И ВЫДЕЛЕНИЕ НАНОЭКОНОМИЧЕСКОГО АСПЕКТА*