Geum.ru

Министерство Образования Российской Федерации Российский Государственный Гуманитарный Университет. Философский факультет Кафедра современных проблем философии диплом

Вид материалаДиплом

Содержание


Гегель и его влияние.
Философия хочет познать неизменное, вечное, сущее само по себе; ее цель - истина
Первоначально оформившись в русле поструктуралистских идей
Подобный материал:
1   2   3   4

Гегель и его влияние.


«Гегель стоит у истоков всего великого, что произошло в философии за последнее столетие, например марксизма, Ницше, феноменологии и не­мецкого экзистенциализма, психоанализа; он впервые предпринял по­пытку исследовать иррациональное и включить его в расширенный ра­зум, изучение которого остается задачей века. (...) Если мы не отказыва­емся от надежды на постижение истины независимо от занимаемых тео­ретических позиций, и если, с самым живым ощущением субъективности, мы сохраняем обет верности новому классицизму и органичной ци­вилизации, то в сфере культуры нет более срочной задачи, чем обратить снова неблагодарные доктрины к гегелевскому началу, которое они пытаются забыть».

М. Мерло-Понти


Гегель – один из трех «Н» (Гегель, Гуссерль, Хайдеггер) - властителей мысли начала ХХ века, с 1930 по 1960, как пишет французский философ В. Декомб в своей книге «Современная французская философия». «В недавней истории философии во Франции мы можем наблюдать переход от поколения «трех Н», как говорили после 1945 г., к поколе­нию трех «властителей подозрения», как станут говорить в 60-е годы. Три «Н» — это Гегель, Гуссерль, Хайдеггер, а три «властителя подо­зрения» — Маркс, Ницше, Фрейд». Гегель уходит со сцены в 1960-х – в это же время набирает свою силу постмодернизм, зарождаясь именно во Франции. Но даже отталкиваясь от Гегеля, новое поколение остается привязанным к нему, как антагонисту, необходимой противоположности («неизменным остается само опреде­ление отношения: речь по-прежнему идет об одной и той же точке, к которой в первом случае приближаются (вернуть того или иного блуд­ного сына под сень гегелевского дома) и от которой во втором случае отдаляются (положить конец гегелевской тирании)» (15, с. 18)). Антигегельянские настроения – основные для этого времени. Если в 1945 году «Гегель стал вершиной классической филосо­фии и истоком всего самого современного» (15, с.17), и общий язык эпохи, как пишет Декомб, был именно гегельянским, то в 1968 Ж. Делез пишет о всеобщности антигегельянских настроений, а М. Фуко в 1970 замечает: «Вся наша эпоха, будь то посредством логики или эпистемологии, будь то при помощи Маркса или при помощи Ницше, стремится избежать Гегеля» (15,с.18).

Интерес к Гегелю, возрождающийся перед Второй мировой войной, по мнению В. Декомба было вызвано двумя главными причинами. «Первая — возрождение интереса к марксизму вследствие русской революции. Какой-то отблеск славы, окружавшей большевистских лидеров, пал и на Гегеля в той мере, в какой Ленин, например, весьма настоятельно сове­товал его почитать. Вторая причина — влияние курса лекций, прочитанного Александром Кожевом в Высшей школе практических исследований с 1933 по 1939 г.» (15, с. 15). Это важное замечание, поскольку «среди прилежных слушателей курса Кожева (или Кожевникова) называют имена Раймона Арона, Жоржа Батая, Александра Койре, Пьера Клоссовски, Жака Лакана, Мориса Мерло-Понти, Эрика Вейля, а также Р. П. Фессара и более осторожно — Андре Бретона» (15, с.16), имена, весьма значимые для постмодерна.

Влияние Гегеля на формирование постмодерна бесспорно. Ведь Гегель олицетворяет собой философию модерна. «Пост-модерн» отталкивается от «модерна», как от гегелевской парадигмы (отметим важность значения приставки: не «анти-», но «пост-». Это не тотальное отрицание, но безусловное противопоставление). Модерн, рассматриваемый как «проект модерна» (Хабермас), - это развитие именно гегелевской идеи. Позиция модерна по отношению ко времени – это ориентация на развитие, обновление. «Модерн — это духовная позиция, которая во времени видит линейно-поступательное развитие событий в отличие от циклического повторения одного и того же» (20, с.86). Модерн ориентирован на создание нового, постмодерн – нет. «Проект модерна» - это не история, а идеология, уходящая своими корнями в эпоху (и проект) Просвещения. ««Модерн» как программа — это гегельянство во всех его различных проявлениях как учение о становлении Абсолюта в мире и посредством мира» (20, с. 88).

Картина мира Нового времени – это открытая бесконечная вселенная, существующая по закону сохранения энергии, лежащего в основе любого эволюционного подхода («Соответственно этому закону новые структуры вселен­ной становятся все комплексное, так как они сохраняют энергию и структуры предыдущих ступеней на пути возрастающей упорядоченности. Возрастание ком­плексности, а не упрощение или регресс — характерное явление Нового времени, так как по закону сохранения достигнутая ступень длится во времени» (20, с. 91)). Идея экономического роста и прогресса напрямую связана с этим законом. Но именно технические достижения и увеличение производства поставили вопрос о конечности природных ресурсов и о том влиянии, которое оказывает на окружающую среду промышленное производство. Змея укусила себя за хвост, а экология положила еще один камень на весы противников теории прогресса. «Исчерпаемость физических запасов энергии привела к идее «исчерпанности утопических энергий», о чем говорит Юрген Хабермас. Это признак того, что началась эпоха постмодерна, сменившая Новейшее время» (20, с. 91).

Критика гегельянства, таким образом, это критика «проекта модерна» и теории прогресса. Критика гегельянства, вдобавок к этому, это еще и критика системы (структуры – постструктурализм и деконструктивизм!) и концепции единой истины. Философия истории Гегеля имеет свое дополнение и развертывание в его истории философии («Лекции по истории философии»). Поскольку Гегель систематичен и логичен, теория развития у него применима ко всем областям человеческой культуры. Более того, именно при рассмотрении гегелевской философии истории мы обнаруживаем основание всей теории прогресса – концепцию единой истины.

История философии предстает у Гегеля как эволюционное развитие мысли. В этом своем развитии она проходит несколько этапов, каждому из которых соответствует и определенный этап развития философии. Мысль, Дух восходит от идеи бытия (т.е. утверждения собственного существования) к идее абсолютной. Вершиной развития философии с этой позиций предстает сама гегелевская система, венчающая историю развития философии от античности и до эпохи самого Гегеля.

Вся история философии предстает у великого немецкого философа как одна единая философия, которая проходит через множество авторов, не меняя своей сути. История философии – это единый процесс движения одной единой мысли.

Акт обнаружения мыслью самой себя в истории философии соотносится с именем греческого философа Парменида. Самый знаменитый тезис Парменида – это утверждение тождества мышления и бытия. Имя это для Гегеля важно не в последнюю очередь потому, что именно Парменид в своей поэме «О природе» впервые противопоставил мнение и истину.

Истина – это важнейший предмет гегелевской системы. Вся его концепция истории, развития зиждется именно на понятии истины. Утверждение о существовании одной единой истины, остающейся неизменной на протяжении всей истории выступает необходимой основой правомерности подобной концепции. Так же, как и в основе всего научного познания лежит убеждение о том, что познаваемый этой наукой мир един и неизменен, только это может служить гарантом истинности науки, залогом того, что познание мира истинно и осуществимо.

Философия, являясь наукой, имеет свою цель. И цель эта и есть познание истины, истина сама по себе. « Философия хочет познать неизменное, вечное, сущее само по себе; ее цель - истина». (2, с. 74). Поэтому Гегель критикует «обыденное» представление о философии как о простом перечне мнений. «Мнение есть субъективное представление, произвольная мысль, плод воображения». (2, с. 78) Мнение – это всегда частная мысль, а философия претендует на знание общего, истины, которая не сводится к набору частных мнений. «Философия есть объективная наука об истине, наука о ее необходимости, познание посредством понятий, а не мнение и не тканье паутины мнений». (2, с. 78) Мнению противостоит истина, перед которой оно бледнеет и теряет всякое значение.

Здесь возникает следующее противоречие: если философия своим предметом имеет одну единую истину, то как же объяснить то, что философы никогда не соглашаются друг с другом, и одно учение со временем сменятся другим? Для Гегеля эта мысль противоречива только на первый взгляд. Более того, поставить этот вопрос необходимо, поскольку ответом на него и является вся гегелевская система. Истина раскрывает себя в истории. То, чем обладала философия античности, нового времени – то же истина, но истина неполная, не раскрывшая себя до конца. (Именно с этой гегелевской мыслью спорил Хайдеггер).

Истина, для своего адекватного выражения и понимания должна быть заключена в конкретную форму, и лучшая подобная форма, по мысли Гегеля – это система. Философия как наука несомненна должна быть систематичной. «Всякое научное знание необходимо имеет систематическую форму; теоретически осмыслить действительность – значит построить такую систему понятий, внутри которой нашло бы свое объяснение любое частное явление, любой эмпирический факт. Систематичность – это важнейший принцип научного знания». (11, с.17)

Системе, как принципу организации научного знания совсем не случайно Гегель уделяет столько внимания. Если система, - это единственная адекватная форма выражения и фиксации истины, то истина не мыслится вне системы, более того, истина и есть система.

Философия, как считал Гегель, это наука, и, следовательно, из простой «любви к мудрости», знанию она должна стать самим знанием. «Истинной формой, в которой существует истина, может быть лишь научная система ее. Моим намерением было – способствовать приближению философии к форме науки, к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительно знанием». (11, с. 17).

Развитие одной идеи, возвращающейся к себе, – это и есть становление гегелевского абсолютного духа. Этот возврат духа к себе и есть его высшая абсолютная цель. Лишь посредством возврата к себе, в обретении себя самого, дух обретает свободу: «ибо свободно то, что не имеет отношения к другому и не находится в зависимости от него». (2, с. 87)

Дух оказывается абсолютно свободен лишь в одной сфере, - в прозрачной сфере мышления, мысли, идеи. Эта идея, «как конкретная, в себе и развивающаяся, есть <…> органическая система, целостность, содержащая в себе множество ступеней и моментов» (2, с. 90), а философия представляет собой познание этого развития. Поскольку же сама философия и есть мышление, то она и сама входит в процесс этого развития и «представляет собой это мыслящее развитие». (2, с. 91). И чем дальше продвинулось развитие мышления, тем совершеннее отражающее его философская система. В основе же этого процесса развития лежит все та же одна, неизменная идея. «Всеобъемлющая идея лежит в основании этого развития и остается всеобъемлющей и неизменной» (2, с. 91).

Философия, согласно Гегелю является зеркалом истории, она полностью тождественна со своей эпохой. Это более чем справедливо по отношению к ситуации постмодерна.


4. Постмодерн.

В некоторый момент после Второй мировой войны стал формироваться новый тип общества (по-разному обозначаемый как постиндустриальное общество, транснациональный капитализм, общество потребления, медийное общество и так далее). Новые типы потребления; планируемая смена одних поколений вещей другими; постоянно убыстряющийся темп изменений стилистики моды и энвайронмента; проникновение рекламы, телевидения и медиа в самые глубокие слои социальности; нейтрализация прежнего напряжения в отношениях между городом и селом, между центром и провинцией через появление пригорода и процесс универсальной стандартизации; разрастание огромной сети хайвэев и приход автомобильной культуры, - все это лишь отдельные черты, которые, как нам кажется, маркируют радикальный разрыв с прежним довоенным обществом, в котором высокий модернизм был еще некой андерграундной силой

Ф. Джеймисон.


Датой возникновения постмодерна принято считать середину 50-х годов ХХ века; к середине 60-х он превращается в господствующую тенденцию в искусстве (17, с.203).

«Понятие постмодернизма возникло, кажется, в США в 50-е гг. в эпоху битников и во Франции накануне 68 г. в эпоху студенческого бунта. Новое поколение подняло "третью волну" интенсивного ощущения собственной новизны в западной культуре - третью после романтизма конца XVIII - начала XIX в. и модернизма конца XIX -начала XX в.» (7, с. 17).

Характерной особенностью, ознаменовавшей наступление ситуации постмодерна можно назвать изменение всей социо-культурной ситуации в целом: это не узкое философское учение или течение, это образ мира, такой, каким он стал. «В этом предельно широком контексте под постмодернизмом понимается глобальное состояние цивилизации последних десяти­летий, вся сумма культурных настроений и философских тенденций. Отсчет "постсовременности" ведется приблизительно с конца 60-х гг., с американской контр-культуры и возникновения постструктурализма, внедрения новейших форм масс-медиа» (9, с. 3).

В чем же отличие постмодерна от других «движений противостояния»? Я бы выделила три основных момента: это всеобщая информатизация, и как следствие, массовый характер современной культуры, это громадный культурный багаж постмодерна (что ведет к пресыщению, нарастанию безразличия, ставит проблему возможности нового), и это ощущение конечности, завершенности существования, или, по крайней мере, некой эпохи, - постмодернизм представляет собой «выражение мировоззрения fin de siecle» (7, с. 20).

Приведу для сравнения три тенденции развития, позволяющие рассматривать современный период истории как постмодерн, которые выделяет современный немецкий философ П. Козловский. Это: «во-первых, развитие техники к ее нематериальности; во-вторых, открытие конечности и проблема экологии; в-третьих, религиозное развитие после распада утопизма» (20, с.89).

« Первоначально оформившись в русле поструктуралистских идей», постмодернизм вскоре начинает осознавать себя как отдельную «философию» (17, с. 201-202). Если постструктурализм «ограничивался узкой сферой философско-литературных интересов», то постмодернизм претендует на выражение всеобщего «духа времени» во всех сферах человеческой жизнедеятельности. «При этом частным и внешним явлениям нередко придается абсолютизирующий характер, в них видят выражение некоего «духа времени», определяющего все существующее. Иными словами, постмодерном пытаются объяснить весь современный мир, вместо того, чтобы из своеобразия этого мира вывести постмодернизм как одну из его особенностей» (17, с. 202). Но постмодерн не является теоретической выдумкой современной интеллигенции. «Постмодерна», скорее сама современность, мир. «В эпоху воздушного сообщения и телекоммуникации разнородное настолько сблизилось, что везде сталкивается друг с другом; одновременность разновременного стала новым естеством. Общая ситуация симультанности и взаимопроникновения различных концепций и точек зрения более чем реальна. Эти проблемы и пытается решить постмодернизм. Не он выдумал эту ситуацию, он лишь только ее осмысливает», - пишет «страстный сторонник постмодернизма Вольфганг Вельш» (17, с.202-203). Я добавлю, что не только осмысливает, но, без сомнения, и формирует. Философ – это не только созерцатель, но и творец. Именно философские идеи движут народами и миром: такова судьба теорий Гегеля, легшей в основу научной парадигмы, незабываемый пример приложения марксизма к формированию облика целого государства, и многое другое. Влияние это обычно подспудно, незаметно, но неизбежно.

Без сомнения, постмодерн, таков, каков он сейчас, порожден (и является выражением этого) глобальным увеличением объема информации, доступной и настоятельно требующей внимания современного человека. Всеобщая информатизация, развитие информационных технологий, в первую очередь, связанных с компьютерами и телекоммуникационными сетями, во многом определило миросозерцание современного человека. Все идет одно к одному: все большая прозрачность границ, все большая мобильность человека (практически все, особенно после краха тоталитарных режимов, получили свободу передвижения по миру) связанная с развитием транспорта и возрастающей подвижностью рабочего графика, развитие средств массовой информации, охвативших весь мир, массовость самой культуры. Человечество все ближе и ближе подходит к тому, чтобы стать именно человечеством, обществом космополитов. Эта мечта всеобщего общения находит свое идеальное воплощение в глобальной сети интернета. Информация теперь занимает верхние ступени в иерархии ценностей. Увеличивается и число учащихся, и степень заинтересованности в получении образования. Эпоха цехов и мастерских отходит в прошлое: специальность можно изменить, повысить. Человек освобождается от привязанностей: к работе, месту жительства, религии, национальности, полу.

Постмодерн, по сути, это не эпоха, а ситуация. Он находится над всей совокупностью культурных достижений прошлых веков, он оперирует ими как кубиками. Все те пласты культуры, погребенные под ним, могут быть возрождены к жизни, использованы в том или ином контексте. «Постмодернизм вмещает в себя все культурные эпохи, свободно берет материал откуда угодно и применяет его где угодно» (19, с.14). «Как выясняется из последних дискуссий и публика­ций, под вывеской постмодернизма можно не только ставить спектакли или писать стихи, но и печь блины, носить экстравагантные костюмы, заниматься любовью и ссориться, а также зачислять себе в предшественники любых поправившихся авторов из пантеона мировой культуры, будь то Маркиз Де Сад, Саша Черный или Блаженный Августин» (9, с.3). Информация, бездны информации, которую уже не способно включить в себя и обработать человеческое сознание. Вся эта информация не может уже даже быть систематизирована, ей отказано в бытии структуры (sic!). Сознание блуждает среди стеллажей ушедших эпох без ориентиров, без меток и указателей, наугад выбирая предмет своего интереса. Неудивительно, что эта ситуация нашла отражение у Деррида в образе архива – совокупности всех текстов, которые, собственно и составляют культуру, «бесконечное многообразие текстов, которые все отсылают друг к другу, и без которых невозможна человеческая культура и никакое мышление вообще» (13, с.32).

Существует мнение, что постмодерн – всего лишь антитеза модерна, как когда-то романтизм выступил на смену классицизму, т.е. как некая культурная парадигма, неизбежное следствие бинарных оппозиций-противоречий, без которых невозможно развитие культуры. Подобной точки зрения придерживается Н.С. Автономова, которая предлагает «рассмотреть постмодернизм и авангардизм не как уникальные сегодняшние феномены, но как постоянное функциональное звено во временном механизме культурных изменений» (7, с. 18).

Против этой точки зрения свидетельствует то положение, которое занимает постмодерн в сфере культуры: он не пытается создавать ничего нового.

Проблема новизны, точнее, невозможности нового – проблема постмодерна. Если для модерна характерен индивидуализм, то постмодерн говорит о «смерти субъекта», конце индивидуализма как такового. «…старые модели (Пикассо, Пруст, Элиот) больше не работают или даже вредны, контрпродуктивны, поскольку никто больше не обладает уникальным внутренним миром и стилем, чтобы его «выражать»». «Отсюда вновь – пастиш: все, что нам осталось в мире, где стилистические инновации более невозможны, - так это имитировать мертвые стили, говорить через маску голосом этих стилей из воображаемого музея» (14, с. 5).

В этом отличие постмодерна от предшествующих бинарных оппозиций: это не просто нечто «новое»: это совокупность всего, что было, это пресыщение, чреватое безразличием (Затонский).

Поэтому более верна мысль о том, что «постмодернизм не начинает, как думают многие, новую линию развития культуры, а завершает старую, но завершает ее окончательно и бесповоротно» (19, с. 14).

Постмодернизм - выражение мировоззрения fin de siecle в широком смысле этого слова («постмодернизм - пост-современность стоит в ряду теорий, описывающих уникальность нашего переживания ситуации конца века, ведь каждый fin de siecle ощущает себя как совершенно особую культурную эпоху» (9, с.3)). Это не просто конец века, но конец целой культурной эпохи, завершающая стадия Нового времени.

Ключевыми словами, которыми можно охарактеризовать мышление авторов, (как подчеркивает И. Ильин вслед за А. Меджиллом) значимых для ситуации постмодерна (в том числе и Ницше, и Хайдеггера): Фуко и Деррида, - это слова смерть и кризис. Здесь-то и заложено зерно апокалипсиса, эсхатологичности всего постмодерна. Конец истории провозглашен, гегелевская парадигма развернута до своего логического предела. Что остается? Остается утверждать, что Апокалипсис невозможен, поскольку он уже произошел.