Маркьянов Период распада часть 4
| Вид материала | Документы |
- А. Б. Никольский Некоторые аспекты управления Империей, 544.79kb.
- Тема «период «оттепели» в истории ссср». Вариант часть, 352kb.
- Обмен веществ основное жизненное свойство организма, с прекращением обмена веществ, 105.04kb.
- Как разрушали СССР. Часть 1: Перестройка и первая кровь, 354.41kb.
- А. Ю. Послевоенное развитие и причины распада СССР в рамках концепции нового учебник, 335.07kb.
- Тесты 35 курс : история государства и права россии часть Русское государство и право, 674.12kb.
- Примерные программы отдельных учебных предметов Часть 1: 5-6 классы Русский язык, 3749.51kb.
- Содержание: I введение, 407.1kb.
- Н. С. Новосёлова Когда-то сайгаки легкие и красивые антилопы были "внутренним видом",, 147.15kb.
- Закон р/активного распада, 13.34kb.
А сейчас он видел — Америка проигрывает.
Они пришли сюда для того, чтобы установить демократию — но демократии не было и в помине. Страна расползалась по швам, люди ненавидели друг друга просто потому, что один шиит, а другой суннит, один араб, а другой — нет. Их ненависть была достаточным основанием для того, чтобы взять в руки автомат или подложить бомбу на дороге, развитие экономики это не приостановило, наоборот, появилась новая линия разлома — те, кто встроился в новую, цивилизованную жизнь и те, кто принципиально отрицал ее, кто готов был подорвать нефтепровод просто для того, чтобы было хуже. Будь это Европа — можно было бы устроить нечто вроде цивилизованного развода, как чехи разделились со словаками. Либо даже нецивилизованного — ведь Югославия хоть и распалась с большой кровью, но на нее месте возникли несколько дееспособных, цивилизованных государств, многие из которых вошли в Евросоюз и даже Сербия, агрессор — сбросила Милошевича и тоже подала заявку на вступление в Еврозону. Но здесь… нет, джентльмены, здесь так не пройдет. Здесь такой развод будет означать не только большую, очень большую кровь — но и войну.
Перед его глазами плыли — как на экране — лица. Лица амиров, лидеров боевиков, богачей, подозреваемых в поддержке терроризма. Он понимал, что здесь не на кого опереться, что даже богатый человек, сделавший состояние на поставках чего-либо американцам, имеющий долю в каких-либо скважинах — он сам зачастую выделяет деньги на поддержку боевиков, хотя знает, что после прихода боевиков здесь воцарится кровавый хаос. Но он делает это, потому что в первую очередь он шиит или там суннит, а потом уже — все остальное. Их не переделать… они пытаются уже больше десяти лет, но все равно шииты остаются шиитами, сунниты — суннитами.
Господи, ведь всем же понятно, что здесь творится. С одной стороны Иран — он поддерживает шиитское сопротивление, но его интересы распространены на весь Ирак. С другой стороны Сирия, туда сбежали большинство функционеров бывшего режима, сами они сунниты и Саддам был тоже суннитом — эти хотят сделать Ирак суннитским или, по крайней мере, захватить его центральную часть, обязательно с запасами нефти. С севера нависает Турция, они воюют с курдами и заявляют о готовности провести операцию против Курдистана — но это только предлог, их интересует нефть. Нефть, нефть — и ничего кроме нефти. Когда-то — это было всего лишь одно поколение назад — само присутствие здесь американских войск удерживало бы соседей от любых агрессивных действий. Америку боялись. Америку уважали. На американцев смотрели так, как смотрели в свое время на англичан, строителей империи — и уважением и страхом. Как могло получиться, что они сделали не так, что на них теперь смотрят как на цели, а на саму Америку — как на издыхающего льва, к которому надо подскочить, рвануть зубами теплое, парное мясо, пустить кровь — и ждать, пока лев окончательно ослабеет от кровопотери, чтобы разорвать его, еще живого, бывшего царя зверей. Со всех сторон они видели — злобные, пустые глаза, кривые ухмылки и характерный жест — многие пацаны проводили пальцем по горлу, показывая, что их ждет, и пускались наутек. О каком страхе вообще можно говорить, если их не боятся даже дети?
— Что же делать, что?!
Миллер не заметил, что он сказал это вслух, даже не сказал, а простонал, обреченно и страшно. Он понял это только тогда, когда увидел, что перед ним стоит один из служащих его отдела, Карл Шрадер.
— Что, простите, сэр? — недоуменно спросил он
— Ничего. Ничего… Что у тебя?
— Сэр, только что поступило сообщение, какое то странное. От нашего человека в Рашиде. Он передал, что в районе здания правительства идет интенсивная перестрелка, слышны взрывы и… кажется, стреляют из крупнокалиберного пулемета. Я подумал, что это может быть чем-то очень серьезным, сэр.
Миллер прикинул — сидеть здесь бессмысленно, ему надо проехаться, чтобы избавиться от этих страшных, страшных своей обреченностью мыслей, лезущих в голову.
— Поехали, посмотрим. Собирай всех свободных людей в гараже…
Американцев набралось девять человек, это было много — но это было и мало, тем более что только пятеро из них служили в армии. Конечно это круто, когда ты прибываешь на место службы и тебе вручают карабин М4 и бронежилет. Но это круто до первой перестрелки, потом становится не круто — а страшно. Неподготовленный к реальному боестолкновению человек, даже имеющий, к примеру, опыт службы в полиции — не более чем мишень, а его автомат представляет опасность для него самого не меньшую, чем для его врагов.
— Господа, в районе правительственного квартала слышна интенсивная стрельба, мы должны выехать и разобраться в том, что происходит. Держаться вместе. И смотрите куда стреляете! — провел инструктаж Миллер — всем все ясно? Тогда — по машинам.
Два белых бронированных Субурбана с широкими подножками — полицейская версия, раньше использовалась SWAT — поднявшись по крутому подземному пандусу, выехали прямо к воротам посольства, которое охраняли морские пехотинцы. Оттуда — они вырулили на Хайфа Стрит, распугивая водителей воем сирен и кряканьем спецсигналов и направились на северо-восток, улица тут шла параллельно берегу Тигра, была полностью восстановлена и позволяла достичь цели в максимально короткие сроки.
Стрельбу они услышали еще у моста Синак — негромкую, но вполне отчетливую и непрекращающуюся, это не было похоже на охоту за смертником или задержание преступника — это был настоящий и очень интенсивный бой. Сквозь недовольное гудение клаксонов застрявших в пробке водителей, Миллер различил частые одиночные выстрелы. Значит, там работал и снайпер, как минимум один.
— Сворачивай! Слышишь, сворачивай! — Миллер посмотрел на часы, время к третьему намазу, как только все встанут на намаз страна замирает — сворачивай налево!
Субурбан взревел сиреной, даже попытался спихнуть в сторону преграждающую ему путь машину, но эта машина уперлась в другую машину и они застряли окончательно. Вокруг них начали собираться водители, они потрясали кулаками и изрыгали проклятья в адрес американцев, которые когда-то пришли сюда чтобы дать им свободу. По кузову глухо хрястнул камень.
Страна камней…
Миллер открыл дверь и, не глядя, несколько раз выстрелил в воздух из своей Беретты. Кто-то бросился наутек — но он понимал, что это временная передышка, те, кто убежал — вернутся и может быть, с автоматом.
— Быстро! Надо продвигаться пешком! Собраться у первой машины! Бегом, бегом!
Миллер выскочил первым из машины, пробежал назад, открыл заднюю дверь. В каждой машине была "закладка" — оружие в багажнике на случай, если все пойдет предельно хреново. Сейчас у него было чувство, что оружие им пригодится.
— Шрадер! Ко мне, немедленно!
Подбежал Шрадер, краснолицый, белобрысый.
— Ты из армии?!
— Да, сэр!
— Знаком? — Миллер показал на лежащий в багажнике пулемет со сложенными сошками и прикладом. Это был польский UKM, тот же самый пулемет Калашникова, только с прикладом как у М4 и с передней рукояткой для удержания при стрельбе. ЦРУ закупало эти пулеметы не под патрон НАТО — а под старый русский патрон от винтовки Мосина, старейший из всех, что находятся на вооружении, и вооружало им группы, которые действовали в Афганистане и на Ближнем Востоке. Русские патроны там до сих пор были более распространены, чем патроны НАТО.
— Ну, сэр, я не пулеметчик, но нас учили использовать М249.
— Бери! И патроны. Кажется, там серьезная заваруха.
Сам Миллер открыл лежащий у другого борта кофр и извлек оттуда винтовку М107 — у частных контракторов винтовка М107 была в каждом патруле, ее использовали чаще, чем любую другую снайперскую. Перекинув огромную, тяжелую винтовку на ремне за спину, Миллер разорвал армейскую упаковку патронов и начал спешно набивать ими магазин.
— Сэр, смотрите! — крикнул Шрадер, показывая вверх, когда он набил уже три магазина и заканчивал с четвертым.
Миллер посмотрел вверх — и не смог сразу поверить своим глазам.
Со стороны правительственного квартала летел вертолет, это был UH-6 °Cикорского, новейший вертолет иракской армии, который только начал в нее поступать. Вертолет шел, снижаясь, за ним тянулся шлейф черного дыма, было видно, что хвостовой ротор работает на последнем издыхании. Он пролетел почти над ними, оглушив ревом турбины, а потом — он уже перевалил Тигр и находился где-то над армянской церковью — он вдруг замер на секунду в воздухе, будто раздумывая — и тяжело рухнул вниз и с места его падения в небо повалил густой, черный, клубистый дым.
— Пресвятой господь….
— Аллах Акбар! — заорал кто-то из водителей совсем рядом — Аллаху Акбар!
— Субхана Ллаху! Аллаху Акбар!
Все больше и больше людей покидали машины, чтобы посмотреть на горящий вертолет, на символ американского могущества, что догорал на той стороне реки чадным костром. И все больше и больше людей подхватывали эти крики, они кричали Аллах Акбар, потому что это был вызов ненавистным оккупационным властям, клич свободы. Так и начинаются революции…
— Миллер всем! Закрыть машины и уходим отсюда! Пробиваемся на запад! Пошли, пошли!
Иначе — их тут просто разорвут…
Ирак, Багдад Здание парламента
Расстреляв полицейских на входе — никто еще не понимал, что происходит, на всех автоматах стояли глушители — группа Серых волков прорвалась к главному входу в парламент. Там уже не было никакого чек-пойнта, не было пулеметов — когда они были уже на ступенях, иракский полицейский с автоматом выскочил им навстречу и рухнул под градом пуль.
Саданув по двери — ее не успели блокировать — серые волки ворвались в здание, в вестибюль. Там был единственный полицейский, он тупо таращился на них, не понимая, что происходит. Еще там было несколько частных охранников, они поняли, что происходит первыми и попытались воспользоваться оружием. Но их уже держали на прицеле.
— Огонь!
Серые волки открыли огонь сразу из нескольких автоматов, превращая пространство перед собой в настоящий ад, в котором невозможно было выжить. Люди метались перед ними, в поисках укрытия и падали под градом пуль, один из охранников успел выстрелить из обреза ружья — но Серый волк устоял на ногах от удара дроби, а ответный огонь опрокинул неверного наземь, на мраморный пол, по которому уже текла кровь…
Контракторы
Джим Лефтвич был простым американским парнем, родом из Айдахо, одного из центральных американских штатов. Родился он в городке, в котором было всего две улицы и около четырех тысяч жителей — но его жители были настоящими патриотами Америки и очень любили то место, где они живут и ту страну, в которой они живут. Ничто не могло поколебать этой наивной, но очень искренней любви: за Демократическую партию здесь почти никто не голосовал.
Отец Джима был фермером, довольно успешным, потому что он выращивал кукурузу и продавал ее на биотопливо. Джим мог остаться на ферме и помогать отцу, тем более что дел на ферме всегда хватало — но вместо этого он пошел на призывной пункт и завербовался в морскую пехоту США — ему очень хотелось быть морским пехотинцем. После года службы на территории Джибути — кэмп Лемоньер, единственная американская военная база на африканском континенте — его перебросили в Афганистан в провинцию Пактия. Это было страшное, по-настоящему страшное место. Рядом "дырявая" пакистанская граница — а на той стороне поселения, где сторонниками Талибана являются все жители до последнего и лагеря подготовки. Среди полицейских и солдат афганской армии талибам симпатизирует каждый пятый. Горы, покрытые лесами, быстрые ручьи и горные тропы, которые нужно патрулировать и на которых смерть поджидает на каждом шагу — им приходилось идти в foot patrol, потому что лишь десять процентов дорог в этой провинции были пригодны для прохождения американской бронетехники. Джим пробыл в Афганистане целый год, за это время заслужил Бронзовую звезду, Пурпурное сердце, был ранен и контужен, заслужил благодарность от командования. Когда он вернулся домой — мать не узнала его, а отец был в шоке. Война уже была в его крови, он постоянно находился там, на этой войне. Он падал на землю, когда прогоревший глушитель какого-нибудь старого пикапа издавал резкий хлопок, он кричал по ночам, а некоторые ночи не мог спать вообще, он вел машину, машинально бросая ее с одной полосы на другую, чтобы не стать легкой добычей для ракетчика с РПГ. Он отравился войной и не мог больше жить в реальном мире, он подал рапорт на досрочное возвращение в Афганистан и пробыл там еще год, получив еще одну контузию — а потом, поняв, что не сможет вернуться домой, завербовался в частную охранную компанию и отправился в Ирак.
Последний месяц он охранял здесь какого-то министра, какого именно он так и не запомнил, потому что ему не было до этого дела. Всего лишь еще один араб в цветастом платке — шемахе, низенький, полноватый, с черными глазами навыкате и липкими, нечистыми руками. Араб этот был вдобавок и половым извращенцем — он содержал гарем из маленьких мальчиков, и иногда это вызывало у Джима желание засунуть в рот министра гранату и выдернуть чеку. Сегодня он был старшим смены — то есть он отвечал и за клиента и за восемь телохранителей (считая его самого), которые охраняли его. Утром они сели: министр в свой новенький бронированный Мерседес — видимо, должность позволяла воровать столько, что хватало не на старый, а на новый — а они сели в машину сопровождения. Это был выпускаемый серийно пикап Форд Ф550 с дизелем Камминс, кабиной "Кинг Кэб" с двумя рядами, съемной "капсулой" сваренной из листов брони и с турелью для пулемета ПКМ, специальными шинами с вставками и полностью бронированным капотом и кабиной. Девять с половиной тонн, броня держит очередь из АКМ в упор — черт знает скольким воинам "иракского фронта" такие вот машины спасли жизнь при подрывах и нападениях. Сегодня министр выступал в парламенте (процедуры демократии здесь соблюдались истово, иракцы были большие любители поговорить), потом он должен был до конца рабочего дня переместиться в здание правительства рядом, а потом он скажет, куда надо ехать. Пройдет день — и все охранники получат по семь-восемь сотен долларов, а Джим — полторы штуки, потому что он старший смены. Рискуя жизнью, он за два месяца зарабатывал столько, сколько отец зарабатывал за год тяжелого труда. И это его устраивало — возврата в мирную жизнь он уже не видел.
Итак, они пробились к Парламенту (восточнее его была главная стоянка такси зеленой зоны Багдада, машин от этого было много), Мерседеса поставили под навес и прикрыли лежащими тут кевларовыми покрышками — если неподалеку произойдет взрыв, Мерседес не повредит осколками. Сами же они стояли на стоянке для les miserables, где было полно Субурбанов, Тойот Ланд Круизер и таких вот пикапов и где собрались несколько десятков "псов войны", солдат удачи, чтобы потрепаться за жизнь, пока заняты клиенты.
Солдаты удачи делились по кучкам в зависимости от национальностей — в Ирак приезжали зарабатывать деньги со всего мира. Отдельно кучковались славяне — было очень много сербов из Сербии и Сербской Краины
[73]
, болгар, были и русские, их язык был схож, и они могли понимать друг друга без переводчиков. Отдельно кучковались англоязычные — американцы, британцы (многие из которых прошли САС) и южноафриканцы, которых тут тоже было полно — они говорили по-английски и никого больше в свою компанию не принимали. Все остальные — либо сидели по машинам, либо сбивались в мелкие группки по три — четыре человека, пытались объясниться на плохом английском, потому что английский был международным языком наемников.
Когда Джим подошел к "своим", стоящим у бронированной Тойоты с эмблемами "Эринис" — британский контрактор, которого все знали по кличке "Сахиб", бывший оперативник САС, отличившийся в Боснии и самом начале в Ираке — рассказывал очередную историю, в которой непонятно чего было больше — то ли правды, то ли лжи…
— Так вот… И заходим мы в эту долбанную хибару — а там, скажу я вам, хибары получше чем здесь. Заходим вчетвером, потому что в тех краях надо было держать ушки на макушке. А там какой-то ублюдок кричит — я муслим, я муслим, не стреляйте!
— И вы стали стрелять?
— Конечно, нет, какого черта. Тогда мы стреляли в сербов.
— И дострелялись.
— Дай доскажу. В этот раз — это в пятом году было — нам поступила информация о том, что в нашем секторе какой-то ублюдок организовал лабораторию по производству фугасов из неразорвавшихся снарядов. Причем этот ублюдок — говорит не на арабском языке, по крайней мере, наш информатор ни черта не понимал, что он говорит.
— Они тут все тупые…
— Ты будешь слушать или трындеть?! — разозлился британец
— Все, молчу, молчу — примирительно сказал южноафриканец из бывшего спецбатальона Буффало.
— Так вот. Потом нам удалось установить, что эти ублюдки обосновались в гараже в районе Аль-Джабайла. Кто-нибудь был в Басре?
— Я был… — сказал американец, относительно которого было известно, что он входил в состав сто двадцать первого спецотряда, охотившегося за верхушкой иракского сопротивления — это рядом с железнодорожным вокзалом, чуть ниже его, на самом берегу реки. На том берегу реки — зеленка, куда лучше не соваться. Там сыро, чертовски много растительности и предельно хреново.
— Соображаешь — уважительно сказал британец
— Так что там насчет этого ублюдка?
— Так вот. Там было полно соглядатаев, все пацаны, которые шлялись по улицам — помогали им. Поэтому, приняли решение высаживаться ночью, с реки, с надувных лодок.
— С реки… — протянул недоверчиво то же американец — там очень хреновый берег, в некоторых местах можно по горло провалиться.
— Это ты, здоровая техасская орясина провалишься. А мы умеем делать дела. Так вот — подошли мы на двух лодках, два патруля и два на прикрытии, потому что больше и смысла не было. Продвигаемся вперед, там комаров полно, сущее болото, идем по метру в час, в любом месте может быть растяжка. Потом — увидели одного ублюдка, он на крыше сидел с АК — отправили его к Аллаху, у нашего снайпера бесшумная винтовка была. Потом атаковали, вышибли дверь, бросили светошумовую, входим…
Британец выдержал паузу
— И что… — спросил тот же американец
— А там — две тачки разобранные, в одну уже пару десятков килограммов тротила зарядили. И этот ублюдок орет — я муслим, я муслим!
— Ха-ха-ха…
— Вот б… Я муслим! И чо?
— Чо-чо… Нам нужен был человек, который мог бы рассказать о том, что происходит в окрестностях. Притащили, одели колпак на голову
[74]
, этот аллашник все как на духу выложил. Девятнадцать человек сдал.
— А потом?
— Потом — потом… Отправили его в плавание по реке Шатт Аль-Араб. Без спасательного жилета, мать его…
Рассказчик не упомянул только одного. Обо всем об этом узнали журналисты. Те, кто это сделал — один был осужден на десять лет трибуналом, еще трое — изгнаны из армии с позором с лишением звания и наград. Вот так и воевали.
— Ерунда все это — авторитетно заявил американец
— С чего?
— Да с того…
Он не успел договорить — вдруг ощутимо насторожился, щелкнул затвором Калашникова, который здесь был у многих вместо М4.
Видя это — подобрались и остальные.
— Что…
— Не нравится мне это…
Но было уже поздно — совсем рядом захлопало, короткие хлопки как в ладоши только громче, с дороги уже летели гранаты автоматического гранатомета, и первая разорвалась, упал на крышу одного из внедорожников и убив сразу троих. Осколки разлетелись как раз на уровне голов.
Джим Лефтвич не помнил, как он оказался на земле — он пришел в себя и понял, что он лежит, а рядом лежит еще кто-то, и еще у него болит голова. Очень сильно болит…
И вокруг все взрывается. Взрывы следовали один за другим, без какого-либо промежутка, летели осколки, что-то уже горело. Даже в Пактии не было такого.
В следующее мгновение, его схватили за ногу и поволокли под машину.
Под машиной был американец — тот самый, из сто двадцать первого отряда. Он первый понял, что что-то неладно и первый начал действовать.
— Цел? — проорал он как контуженный
Джим утвердительно кивнул головой. Кажется, и в самом деле цел.
— Они переоделись как мы! — проорал американец — они прикинулись нами!
— Что?!
— Они в полицейской форме и на армейских машинах! Совсем тупой?!
— Нет… — тупо ответил Лефтвич
— Ты откуда?
— Морская пехота! Из Пактики!
— Кто стоял там рядом?!
— Мы работали вместе со сто первой дивизией! Иногда с третьим батальоном сто восемьдесят седьмого горнострелкового полка! Оперативная группа Раккасан, командующий полковник Вьет Луонг!
[75]
Его вынужденный напарник из сто двадцать первого отряда кивнул, признавая его за своего.
— Сколько их?!
— Я видел шестерых! Полицейская форма и спецоружие!
— Где!?
— Слева!
Лефтвич обернулся — лучше бы не оборачивался. В паре дюймов от его головы лежал Сахиб, голова его была изуродована взрывом, и что-то сочилось из выбитой осколком глазницы.
— Я собираюсь ударить им в тыл! Прикроешь мою задницу!
— Понял!
— Тогда выбираемся и пошли!
Серые волки
— Прорываемся к лестницам! Группе блокирования занять оборону на этаже!
Ноги скользили по мрамору, залитому кровь, которой становилось с каждой минутой все больше и больше — капитан едва не падал, когда, перепрыгивая через лежащие в вестибюле трупы, бежал к главной лестнице. На лестнице уже шел бой.
— Прорываемся! Пошли!
И первым шагнул под пули — одна из них едва не сшибла с ног, но бронежилет выдержал. И он — выдержал…
Иракские полицейские пытались зацепиться за какой-то этаж, наладить сопротивление — но выучка турецких спецназовцев, шлемы и тяжелые бронежилеты позволяли им прорываться вперед, не обращая внимания за сопротивление. За основу была принята советская тактика штурмовых действий, которая применялась в Берлине в сорок пятом и потом благополучно была забыта. Штурмовые тройки, основа тройки — пулеметчик, который ведет непрерывный огонь из своего пулемета, удерживая противника огнем на месте. Секция маневра — два автоматчика, у которых помимо автоматов есть солидный запас гранат. Они либо поддерживают пулеметчика огнем, либо под прикрытием его огня занимают тактически выгодную позицию и уничтожают противника автоматным огнем. Таким образом, турки непрерывно продвигались вперед, уничтожая противника, не давая ему построить где-либо баррикаду или просто создать более-менее плотную оборону.