Маркьянов Период распада часть 4

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   29

[57]

, с которыми он действовал в самом Бейруте и в долине Бекаа.


Вторым местом, где он работал, был Багдад… лукавый, опасный город, Саддам не доверял русским и тайно играл против них, чуть зазевался — и получил нож в брюхо, а потом найдут в Тигре и скажут, что это сделали грабители. Но он выжил и там, после чего был выслан по предложению саддамовской контрразведки как человек опасный и совершенно обнаглевший. Вероятно, Саддам потом сильно пожалел об этом — его самого в то время усиленно обхаживало ЦРУ, и некий человек, потом добравшийся до министерского поста в правительстве Буша-младшего, прямым текстом дал Саддаму добро на вторжение в Кувейт. Когда же ловушка захлопнулась — было поздно, а между тем резидентура советской госбезопасности, против которой Саддам приказал предпринять жесткие меры с целью снижения ее разведывательной активности

[58]

— могла бы переиграть ЦРУ, и тогда история всего Ближнего Востока пошла бы по совсем другой колее.


Да что там сейчас гадать…

Когда погиб генерал Дудаев — бригадный генерал Рзаев скрылся из страны вместе с пакетом, который он успел раздобыть, и несколько лет не показывался в стране. О его деятельности в качестве начальника разведки Ичкерии знали очень немногие, найти его было почти невозможно — а в том, что происходило в "Независимой Ичкерии" генерал Рзаев участвовать не хотел. Он мог подчиняться советскому генералу Дудаеву, возглавившему Ичкерию — но он не мог и не хотел подчиняться тем, кто ворует людей как кур, и дырявит нефтепроводы… он просто потерял бы уважение к самому себе, если бы подчинился таким людям. "Всплыл" на поверхность он только в конце третьего года, явившись лично к Ахмаду Хаджи, и после долгого разговора Ахмад Хаджи вызвал своего сына и сказал, что теперь бригадный генерал Рзаев подчиняется напрямую ему и никому больше. Генерал Рзаев меньше чем за месяц заново активизировал сеть и принялся плести новую — в Москве, Тбилиси, Киеве, Лондоне. Вскоре после этого Ахмад-Хаджи Кадыров был убит боевиками… кому то очень сильно не понравилось то, что сеть снова активизирована и работает, они отлично понимали, что это не бестолковая русская разведка, это смерть всем им. Такая, к примеру — какую принял всемирно известный эмир Хаттаб, вскрывший письмо, отправленное от одного из шейхов и в тот же день скончавшийся от отравления. Ахмада-Хаджи убили, потому что думали, что пакет Лассо у него в надежном месте и таким образом можно все это остановить… но это остановить было уже невозможно.

За все время второго периода — так генерал Рзаев называл свою работу в обновленной Ичкерии — у него был только один провал, но это был такой провал, после которого — хоть стреляйся. В провале он в общем то и не был виноват… русские все это устроили за огромные деньги — но все равно, он считал себя виноватым, потому что так научил его дед. Если отвечаешь — отвечай за все, от и до — сталинская закалка, дед до смерти держал на комоде фотографию генераллисимуса. После того, как назначенный к ликвидации человек ушел и нашел себе больших покровителей — они обменялись ударами, но ни один из них не был смертельным. Генерал Рзаев заслал в окружение этого человека своих агентов — и подозревал, что тайных сторонников имеет и этот человек среди его людей. Сейчас, с информацией, полученной с севера Афганистана, начинался новый этап игры, в котором он намеревался если и не уничтожить своего соперника физически (его он презирал, но отдавал должности его храбрости и увертливости), то нанести ему тяжелый удар и навсегда дискредитировать его в глазах его хозяев. После чего, возможно, они уберут его сами.

А если нет — игра продолжится. Время еще есть.

Иса на своем Мерседесе промчался по ночному городу, по трассе, гладкость асфальта и великолепная подвеска Мерседеса делали поездку подобной полету на ковре-самолете, тем более что Мерседесы здесь не останавливали, надо быть сумасшедшим, чтобы остановить в ночном Грозном черный Мерседес S-класса, тем более с "блатными" номерами. Свернул к зданию Грознефть — в тринадцатом энергетики переехали в новый офис, вместе с некоторыми другими службами, построили вскладчину — двадцать этажей, стекло и бетон, трехуровневая подземная стоянка, контроль доступа и вооруженные патрули на входе. С тех пор, как частным предприятиям разрешили создавать "службы безопасности" и вооружать их боевым оружием — в Грознефть создали целый батальон для охраны нефтепроводов, офисов, высшего руководства компании: автоматы АК-200, снайперские винтовки AW и Barrett-107, пулеметы Печенег и КОРД, приборы ночного видения, термооптика, американское и французское снаряжение, бронированные машины, израильские беспилотные летательные аппараты "для дистанционного контроля нефтепроводов". Собственная база на окраине Грозного — несколько домов для отработки городских боев, подземный комплекс, стрельбище "триста шестьдесят градусов", чуть подальше — стрельбище с "сертифицированной милей", в Европе такое только одно, во Франции, в России — в Челябинске и под Грозным и больше нигде на европейском континенте нет. По сути, отец Исы создал, экипировал, обучил никем кроме него и Рамзана не контролируемый батальон спецназа, готовый к выполнению задач в любой точке земного шара — в Москве, Вашингтоне, Багдаде, Абу-Даби — где угодно. Двое спецназовцев сейчас патрулировали территорию вокруг офиса, на машину Исы они не обратили никакого внимания — на каждой машине, принадлежащей компании и ее высшим руководителям есть потайная метка, что-то вроде маячка, она обменивается данными с интегрированной охранной системой здания, если что не так — будет тревога.

Отец сидел в своем кабинете на последнем этаже, что-то писал хорошо поставленным почерком, справа налево, по-арабски. Увидев входящего сына, он моментально перестал писать, сложил лист, и убрал его в сейф под рукой, он отпирался не от кода, не от крюча — а от перстня, который был на руке отца. Этот сейф он использовал, когда работал в течение дня — а как заканчивал работать — брал оттуда все бумаги и переносил их в большой сейф, который, наверное, и танковой пушкой не пробьешь. Отец не доверял никому, даже родному сыну.

— Салам, отце — сказал Иса по-чеченски

— Говори по-русски — ответил генерал Рзаев — по-чеченски ты и так хорошо говоришь. Ты сделал то, что я тебя просил?

— Да, отец — Иса положил на стол носитель информации, USB-карту, которую он получил от казака.

— Что ты скажешь про казака?

Иса набычился

— Он не нохча.

Генерал Рзаев улыбнулся

— Правильно. И что еще?

— Он не нохча и ненавидит нас, нохчей. И я его ненавижу.

— И это правильно.

Иса тряхнул головой.

— Отец, но зачем ты ему помогаешь против нохчей?! Ведь наши враги, какими бы они не были — они нохчи! А это — русист!

Генерал Рзаев продолжал улыбаться, но в глазах его был холод

— Ты так ничего и не понял, Иса, вероятно я сделал ошибку, когда разрешил тебе учиться в медресе. И я сделал ошибку, разрешив тебе работать с подпольем. Мне нужен человек, которому я могу доверять, но я вижу, что нынешнее окружение плохо влияет на тебя. Ты начинаешь верить в тот бред, который они говорят. Тебе надо пожить в Москве, Вашингтоне, Берлине — чтобы кое-что начать понимать. Враг — это враг, кем бы он ни был, нохчей ли, русистом или кем-либо еще. Шамиль — это враг, и все амиры — Ичкерии, Кавказа, Грозного — это враги и их надо убить. Когда нохча начнет убивать нохчей — это будет плохо. Но если их убьют русисты, тем более казаки — это будет хорошо. Так у тебя не останется врагов, а русистов будут ненавидеть еще больше за то, что они убили нохчей.

— А как же интересы нации, отец?! Ведь Шамиль борется за независимость Ичкерии, и ваххабиты хотят независимости Ичкерии!

— Шамиль не борется за независимость Ичкерии. За независимость Ичкерии борется Рамзан и борюсь я! Что сделал Шамиль, когда Ичкерия стала независимой?! Он начал воровать людей, отрезать им головы, а потом взял деньги за то, чтобы напасть на Русню! Он взял деньги у наших врагов!

— Но Шамиль…

— Шамиль и такие как он привели на нашу, ичкерийскую землю весь сброд, какой только можно найти на Востоке! Бандиты, убийцы, воры! В их отрядах кого только не было! Мы, ичкерийцы — сыновья волков, в нас волчья кровь! И наши мужчины подчинялись неграм, которые прыгали голыми у пальм в то время, как мы жили в великой стране! Давай-ка я тебе объясню кое-что. Когда ты видишь талибов — кого ты видишь? Уж не воинов за веру ли?

— Но это же так!

Генерал перестал улыбаться, он смотрел холодно и непреклонно

— Талибы — это проект американской и пакистанской разведки, сейчас они находятся под контролем разведки китайской. Аль-Каида — это проект саудовской разведки, Мукхабарат аль-Амма. Ты смотришь на рабов — а надо смотреть на то, кто хозяева… Если ты хочешь примкнуть к ним и стать одним из рабов — дело твое, но тогда ты не ичкериец, не мужчина и не сын мне! Любой ичкериец — хозяин, а не раб, сын волков не может быть рабом! В тебе есть русская кровь, кровь рабов, вероятно — в этом дело…

Иса покаянно наклонил голову

— Я думал, что ты понимаешь и без слов, по тому, что ты видишь, и что ты знаешь — но ты не понимаешь. Ичкерия никогда не сможет победить Русню в открытом бою. Но если даже и победит — ничем хорошим это не закончится. Один раз это было — и закончилось тем, что чеченец пролил кровь другого чеченца. Шамиль подносит хвосты американцам, пусть он придет сюда — а русисты пусть его ждут. Пусть русисты воюют с Шамилем, с американцами — а мы подождем, мы умеем ждать. Настанет время — и вся Русня будет принадлежать Ичкерии! — отчеканил отец — но это будет только тогда, когда ичкерийцы станут хозяевами! Если же мы станем рабами — неважно, арабов, негров, китайцев — мы никогда не дождемся независимости.

— И столица будет в Грозном? — несмело спросил Иса

В глазах генерала промелькнуло разочарование

— Столица никогда не будет в Грозном. Столица будет в Москве. Вот потому-то я и говорю, что тебе нельзя жить в Грозном, ты разочаровал меня. Поезжай домой и жди. Завтра я скажу тебе, что ты должен делать дальше.

Когда сын, тихий, пристыженный, вышел из кабинета — генерал какое-то время молча сидел и смотрел ему вслед. Его сын — увы, Аллах не послал ему второго, только три дочери, которые не продолжат род — был его надеждой, его опорой на будущее. Никто не знал о том, что генерал был болен, врачи дали ему полгода — но это было три года назад, а он все жил. Когда Аллах все таки заберет его к себе — Иса останется, и дело его продолжится… но только бы успеть. Только бы успеть. Генерал Рзаев видел, что Иса еще не стал тем, кем он хотел бы его видеть, хладнокровным циником, размышляющим о нефтяной сделке во время совершения намаза. Но рано или поздно он станет таким… надо успеть. Нельзя не успеть.

Злейшим врагом генерала был Шамиль, именно его он не успел убить. Русисты вывезли его из страны, потому что знали, что его убьют — а Шамиль был нужен живым, по определенным договоренностям с Востоком его следовало оставить в живых, внезапная гибель Хаттаба и так подпортила отношения и нарушила многие тайные уговоры. Русские придумали совершенно идиотскую историю с груженым доверху взрывчаткой УРАЛом, от взрыва которого ничего не осталось, даже для опознания на клеточном уровне по ДНК… право же, смешно. Шамиль проследовал в Грузию, был вывезен оттуда американским самолетом, обосновался сначала в Турции, потом на севере Афганистана, его с тех пор контролировали американцы. Генерал мог устроить его смерть, у него были длинные, очень длинные руки… но что с того, что ему с его смерти… только моральное удовлетворение. А нужно было большее.


Генерал Рзаев был уже старым, и очень мудрым человеком. Когда он был молод — он видел силу и слабость отдельных людей. Когда он стал старше — он научился видеть силу и слабость целых государств. Русня была слабой, и русисты были в большинстве своем слабыми… были и сильные, но меньшинство роли не играет. Когда русист говорить про кавказцев "они варвары", это значит — "я их боюсь и ничего не могу с ними сделать". Когда американец говорит то же самое про афганцев — он имеет в виду то же самое. Одряхлевшие, слабые даже в своей силе гиганты ничего не могли сделать с народами, в жилах которых текла волчья кровь. Вот почему, когда ему стало известно, что люди Шамиля, а может так статься что и сам Шамиль придут в Русню, чтобы помочь американцам — подумав, он решил сообщить об этом полковнику Чернову, с которым он поддерживал связь и о котором точно знал, что он входит в Союз ветеранов. Чернов думал, что это он завербовал Рзаева — хотя было ровно наоборот, Рзаев сообщал ему только то, что было ему необходимо, и только про тех, кто был его врагом и врагом новой Ичкерии. Он видел и знал американцев, это были гордые и заносчивые люди, преисполненные осознанием собственной миссии, отчего они считали возможным вторгаться в чужие земли. Но это был колосс на глиняных ногах, и свою смерть он должен был найти в Русне. Когда

началось

на Украине — генерал Рзаев обрадовался, он даже подумал, что на самом дел все начнется, его люди даже взорвали машину у здания польского министерства обороны, чтобы все подумали на русских. Но не удалось… а сейчас должно получиться. Если Америка будет унижена, она не сможет остаться в стороне. Но и у Русни есть сила, а вот Америка ослаблена и ослаблена изрядно. И только Ичкерия, стоящая в стороне от этого — будет в выигрыше.


Если победят американцы — Ичкерия будет независимой. Они выйдут с предложением подчинить себе весь Кавказ и создать проамериканское государство на Кавказе…и сделают это, потому что они готовы к этому. Это будет государство, выходящее одновременно на Каспий и на Черное море, государство, объединяющее в себе не только Кавказ, но и плодороднейшие земли юга России. А потом… еще посмотрим, каким проамериканским будет это государство. Но и протурецким, или просаудовским — оно точно не будет. Ичкерийцы хозяева — и рабами они не будут. Никогда и ни у кого…

Но может получиться так, что победит Русня. Очень может так получиться, потому что Америка измотана и ослаблена. Что ж, тогда можно будет действовать по обстоятельствам. Если Русня будет слаба — можно будет создать независимую Ичкерию на весь Кавказ, и Русня не сможет ничего с этим сделать. А если Русня после схватки с Америкой будет очень слаба — генерал предполагал, что это будет именно так — значит, столица Ичкерии будет перенесена в Москву. Потому что власть в такие минуты лежит в грязи и тот, кто может и хочет ее поднять — тот и будет властвовать. Сильный народ, народ-воин, народ — волк. Подготовленная тайно армия — один его батальон охраны чего стоит! А Грозный… Ведь когда Иосиф Виссарионович Сталин пришел к власти — он не стал переносить столицу огромной страны в Тбилиси, не так ли? Потому что понимал.

И вот когда все это произойдет — тогда то весь мир узнает хватку людей — волков.

Экран монитора, перед которым сидел генерал погас, вместо строк текста на нем появились две строки, мечущиеся в темной клетке экрана, меняющие цвет как хамелеоны — и не находящие себе выхода. Это были строки из одной чеченской поэмы, которую генерал очень любил, они напоминали ему о том, что он должен был помнить…


Деха хилац турпалхочун вахар.


Амма иза адамийн дегнашкахь вехар ву.


Недолго длится жизнь героя.

Но он останется жить в сердцах людей.


Да, именно так…


Генерал Салман Рзаев, генерал пока не существующей армии пока не существующей страны какое-то время смотрел на экран, потом встал, выключил компьютер, изъял бумаги из малого сейфа и переложил их в большой — порядок прежде всего. Потом позвонил вниз, на пульт охраны — что он спускается и чтобы были готовы.

В это же время, полковник Чернов, сидя перед монитором ноутбука расшифровал информацию, которая была передана ему генералом Рзаевым. Сначала он перекачал ее на жесткий диск, потом убрал один USB-носитель и ставил другой — в нем был шифровальный ключ на 4096 бит, который по стойкости не уступал ключам, используемым лучшими банками в системах дистанционного банковского обслуживания. Торопливо пролистав документы, он удивленно присвистнул. Шамиль! Говорили, что он жив — но сейчас перед ним были доказательства, такие, которые заставляли поверить, не то что какая-то кустарно записанная кассета. Впрочем — так это или нет — в Москве разберутся, его дело это передать. Не в ФСБ, конечно… есть другие люди, которые за Россию не на словах, а на делах… конкретных, и жестких делах. Прочитав то, что задумал Шамиль — полковник покачал головой: совсем обнаглели. Да… это точно надо передать в Москву.

Поставив ноутбук в режим стирания информации — информация не просто стиралась, на ее место записывалась другая, потом стиралась и она, потом снова записывалась, и так не меньше пятидесяти циклов… в общем длительный процесс… полковник прицепил носитель на цепочку, которую всегда носил на шее, позвонил дежурному в штаб, чтобы выслали машину и БТР сопровождения. Тому, кто обладал подобной информацией по ночной Махачкале передвигаться без бронетранспортера явно не стоило.


Дальняя ретроспектива


Осень 1991 года


Нагорный Карабах, южнее г. Шуша


Солнце — огромное, не по-осеннему жаркое, всевидящее, вставало над истерзанной войной землей, новый день не обещал покоя. Люди, соседи, те, кто жил бок о бок друг с другом еще несколько месяцев назад, восстали, чтобы с остервенением резать и убивать друг друга, разрушать свои бесхитростные жилища, построенные еще делами и отцами, утверждая свои мнимые права на этой древней земле. Нескольких месяцев хватило, чтобы забыть, как их отцы и деды жили здесь бок о бок, и никто даже не думал выяснять, чья эта земли и кому она принадлежит по праву. Сейчас же — словно морок напал на людей, и все новые и новые жертвы окропляли своей кровью свинцовые ступени новоявленного бесовского храма.

Как родилась эта злоба в душах людей? Удивительно — но потом, когда конфликт был временно приостановлен, никто не мог вспомнить его начала — осознание беды заменялось бесконечным списком взаимных обвинений. Пока, на тот день, обвинения могли предъявлять армяне — трагедия Баку и Сумгаита никем не была ни забыта, ни прощена. Ходжалы, город, позволивший армянам сравнять кровавый счет — еще был обычным, пусть и прифронтовым городом.


На тот момент война еще была партизанской — у армян, тем более армян Нагорного Карабаха почти не было ни бронетехники, ни артиллерии, ни авиации — было только оружие, были люди, взявшиеся за него, и было дикое желание отомстить и согнать азербайджанцев с этой земли, уничтожить здесь само воспоминание о них. Азербайджан же, получивший при развале Советского союза значительное количество самых разнообразных вооружений активно использовал его — вот только те, кто воевал, они уступали армянам. Нет, не в подготовке — подготовки не было ни у тех, ни у других за редким исключением. Они уступали по силе ненависти, по фанатизму, по желанию умереть ради того, чтобы другие могли жить на этой земле, говорить на армянском языке и чтобы никогда с армянским народом больше не случилось то, что случилось с ним в прошлом. Великие трагедии изменяют не людей — они изменяют жизнь и само естество целых народов. Армян изменила и сломала трагедия геноцида шестнадцатого года — ни один армянин из оставшихся в живых уже не мог быть таким как прежде. Из нации крестьян и ювелиров, армяне превратились в нацию бойцов, каждый из которых готов был пожертвовать своей жизнь ради того, чтобы убить хотя бы одного — но ненавистного врага. Вся суть перерождения отчетливо проявилась хотя бы в таком эпизоде — в семидесятых, в Лос Анджелесе один армянин, богатый и влиятельный, пригласил нескольких турков и в их числе почетного консула Турции в этом городе полюбоваться на собрание редких картин из его частной коллекции. Когда же те пришли по приглашению — армянин накинулся на них с ножом. Это был пожилой и уважаемый человек, миллионер, владелец бизнеса — но он безжалостно отринул все, чего достиг ради того, чтобы перед смертью бросить и свою маленькую монетку в копилку вековой мести

[59]

. Народ, в котором такой — каждый победить невозможно. Его можно только уничтожить.


Как и в большинстве гражданских и партизанских войн, война в Карабахе первого периода характеризовалась тем, что крупные города — Агджекенд, Агдаре, Аскеран, Ходжавенд, Гидрут — находились под контролем спешно создаваемой азербайджанской армии и отрядами азербайджанских ополченцев. Оставшаяся же территория Карабаха была ничьей землей, большей частью не находящейся ни под чьим контролем, а какая-то ее часть находилась под контролем армян. Ближе к границе с Арменией это были уже не партизанские отряды, это были вполне боеспособные армейские, а порой и террористические отряды. Сила армян была в том, что в отличие от Азербайджана у Армении существовала сильная и влиятельная армянская диаспора, обосновавшаяся во всех странах мира и постоянно посылающая в воюющую страну деньги, оружие и добровольцев. В отличие от азербайджанцев у армян был опыт международного терроризма — АСАЛА, Армянская секретная армия освобождения, созданная из ближневосточных армян в Бейруте и пролившая немало крови. Эти обстоятельства уравнивали чаши весов, на которых была судьба региона — а возможно и повестка дня всего постсоветского Закавказья.

Гагик Бабаян, боец одного из добровольческих отрядов армии Нагорного Карабаха лежал в лощине, откуда еще не ушел осенний, промозглый туман. У него были два ножа, автомат АКМ и три магазина к нему — больше не было, и еще три гранаты. Еще у него был бинокль и рация Алинко — его оружие, с которым он воевал во вражеском тылу уже семь дней, сегодня был восьмой. За это время он мог умереть как минимум дважды — позавчера, когда веселые армянские пушкари едва не положили пристрелочный снаряд ему на голову и вчера, когда азербайджанская пехота устроило прочесывание местности. Впрочем, пехота — это слишком громкое название для спешно набранных на улицах маленьких азербайджанских городков пацанов, экипированных с мобскладов и брошенных умирать на непонятной войне. Их никто ничему не учил — учила война, и те, кто выживал в первых боях, становились солдатами, кто погибал… туда им и дорога. Ими почти никто не командовал — в лучшем случае командирами становились бывшие милиционеры, в худшем — отслужившие когда-то в советской армии сержанты — лейтенанты запаса. Почти весь офицерский корпус расквартированных в Азербайджане частей был русским, и мало кто остался служить после того, как его переподчинили новообразованному министерству обороны Азербайджана. Мобилизованные пацаны стреляли на каждый шорох — но прочесывали местность неаккуратно, стараясь — если на них не смотрит командир — обойти те места, где действительно мог скрываться армянский наводчик. Потому что знал, что если он там и в самом деле будет — тот, кто его обнаружит, умрет первым, а потом возможно умрет еще кто-то. И они, умиравшие под разрывами мин армянских минометов и немногих имеющихся гаубиц, боялись умереть здесь, потому что артиллерийский обстрел — это своего рода рулетка, никто не знает что произойдет. Кто-то погибнет. Кто-то будет ранен и отправится в госпиталь и уже никогда не вернется сюда, на эту маленькую и грязную войну. А кто-то выживет, и будет воевать дальше, пока его жизнь не прервет пуля или осколок, или пока наверху о чем-то не договорятся. Странно — но даже тогда в девяносто первом, когда азербайджанцы обладали подавляющим превосходством над армянами — никто из них не думал о том, что они победят. Они знали, что если они вытеснят армян из одного района — они уйдут в другой, а возможно и в саму Армению — но потом они опять придут на эту землю и опять будет война. Она никогда не прекратится, пока жив последний армянин, считающий эту землю своей — а своей эту землю считали все. И поэтому, двое азербайджанских пацанов миновали лежку армянского пацана всего в нескольких шагах и ушли дальше. А Гагик перевел дух и вынул палец из кольца гранаты, которую он постоянно держал при себе. Он не собирался сдаваться в плен азербайджанским собакам — иначе как о собаках он о них не думал — и молил Господа только об одном, чтобы забрать с собой как можно больше этих. Чтобы погибнуть — не зря.