Geum.ru

Маркьянов Период распада часть 4

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   29

Конечно же, узнали и капитана Алима Шарифа — ведь он был именно в этой банде. Его вынесли из вертолета на носилках, положили рядом с вертолетом — но несколько моджахедов узнали его, подбежали, сбросили с носилок, и начали злобно пинать, оглашая аэродром радостными криками. Капитан Шариф сразу потерял сознание, он и так был ранен и не мог оказать никакого сопротивления. Он не видел, как рядом приземлился большой СуперФрелон, и из него на бетонку посыпались вооруженные настоящими германскими автоматами, не пакистанскими лицензионными копиям — пакистанские коммандос из горнострелковых частей.

Хорошо подготовленные пакистанские коммандос окружили место посадки вертолета, направив оружие и на прибывших людей Таная и на людей Хекматьяра, а несколько коммандос бросились вперед и оттащили озверевших моджахедов от лежащего на бетонке тела. Щедро осыпая их ударами прикладов, они отогнали бандитов к остальным.

Командовал людьми на поле локальный полевой командир по имени Абдулло, из молодых — но он уже ходил на ту сторону, и даже был ранен при штурме Джелалабада. Абдулло был из новой поросли муджахеддинов — выросший в лагере и прошедший в содержащемся на деньги саудовского короля медресе школу ваххабизма. Если первые из беженцев, которые пришли в Пакистан не осмеливались сказать что-то даже пакистанскому солдату, не говоря уж об офицере — то эти не испытывали к ним никакого почтения. Вот и Абдулло, опознав среди коммандос офицера подошел к нему и начал гневно выговаривать, приводя в оправдание своих действий цитаты из Корана и требуя, чтобы этих безбожников отдали им, а он уж поступит с ними так как сочтет нужны. Офицер выслушал его проповедь и вскинул автомат.

Оглушительно грохнул выстрел, бородатый Абдулло упал на бетонку и засучил ногами. Коммандос пакистанской армии, посланные сюда генеральным штабом, угрожающе вскинули автоматы и направили их на душманов.

— Все, кто окажет сопротивление, будут расстреляны! — угрожающе проговорил один из коммандос, усатый и похожий на индуса.

— Назад! Отойти назад!

Душманы молча, ненавидяще смотря на пакистанских военных, попятились. Сейчас был не восемьдесят пятый, был девяностый — и отношения между афганцами и пакистанцами разладились вконец. Только что на их глазах пакистанский офицер расстрелял их командира, даже не за неповиновение в бою — просто за слова. Не приходилось сомневаться, что если кто-то еще проявит неповиновение — то тут же расстреляют и его.

За спинами коммандос, на полосу пешаварского аэропорта садился грузный С-130, на его борту были начальник генерального штаба пакистанской армии, генерал-полковник Аслам Бег и вновь назначенный директор ИСИ генерал Шамсур Рахман Калла. Беглый министр обороны Афганистана с секретными документами был слишком важной персоной, чтобы его встречали генералы ниже рангом. Вместе с этими генералами на борту С130 были несколько офицеров-планировщиков пакистанского генерального штаба и больше двадцати оперативных сотрудников ИСИ.

Во второй половине для в аэропорт Пешавара прибыл сам Гульбеддин Хекматьяр — он окажется единственным, кто потом пожмет руку бывшему коммунисту Танаю, все остальные откажутся. А у Хекматьяра, чтобы сделать это — будут серьезные причины.

Прибывших разместили первоначально в одном из залов ожидания, выгнав оттуда ждущих самолета людей и выставив усиленные караулы. Боялись того, что Наджибулла может отдать приказ нанести удар по Пешавару, по аэропорту — у него для этого были средства, советские ракетные комплексы Луна и Скад. Для предотвращения такого развития событий — вся авиация округа была поднята по тревоге, в воздух подняли самолеты — разведчики. К аэродрому для усиления режима безопасности выдвинулась танковая рота. Прямо в здании аэровокзала шла работа — часть генштабистов и разведчиков работала с привезенными документами, часть — проводила первичные опросы прибывших, тут же брали подписки о сотрудничестве. Морально сломленные, потерявшие родину люди поддавались легко.

В кабинете начальника аэропорта обосновался сам генерал Аслам Бег, после гибели значительной части пакистанского генералитета и президента страны в восемьдесят восьмом — самый влиятельный военный в Пакистане. Генерал Калла ушел вниз, беседовать с Танаем, а генерал Бег, сидя в кресле, которое занимал начальник аэропорта смотрел на стоящего перед ним Хекматьяра, которому он так и не предложил сесть. Смотрел внимательно и недобро.

— Мы надеемся, что ты и твои люди не повторят тех ошибок, которые были допущены в прошлом году — сказал генерал Бег

— Нам не оказали той помощи, которую обещали — мрачно сказал лидер Исламской партии Афганистана

— Какую помощь тебе еще было нужно? Тебя поддерживала и артиллерия и авиация, такого никогда не было. Мы дали тебе корректировщиков огня, опытных артиллерийских офицеров. Где результат, я не вижу его!

— Тогда было проще. Тогда мы не брали города — мы просто убивали коммунистов, партизанили, разбивали колонны на дороге.

— Если ты не справляешься, может быть во главе твоего воинства поставить того, кто прилетел сюда из твоей страны? Этот человек, я уверен, не будет оправдывать красивыми словами свою трусость и глупость!

Хекматьяр дернулся, как от пощечины

— Вы готовы променять тех, кто сражался во имя Аллаха десять долгих лет на кучку проклятых безбожников?

Генерал Бег рассмеялся

— Мне нет дела до твоего Аллаха, прибереги эти слова для площади, для своих людей. Эти безбожники многое знают, их научили шурави, и научили их хорошо. Они горят жаждой мести, желают вернуться в свою страну и поквитаться. Ты примешь их в свою армию, а к Танаю отнесешься как к своему брату и пожмешь ему руку и будешь подчиняться ему и моим офицерам. Когда они что-то будут говорить тебе — ты будешь говорить своим людям в точности то же самое, чтобы они делали это. Ты понял меня?

— Мои люди этого не поймут — злобно сказал Хекматьяр — они слишком долго воевали с шурави и вскормленными ими шакалами — безбожниками, чтобы сейчас подчиниться им. Они ведут Джихад, священную войну — а в Джихаде нет места силам зла!

— Помнится, ты говорил, что торгуешь героином, потому что тоже ведешь джихад против шурави и желаешь, чтобы они травились белой смертью во имя Аллаха. Будь последователен в своих словах, чтобы у меня не пропало доверие к тебе.

— Пулю в бою можно получить не только в спину!

— Ты так ничего и не понял. За своих людей ответишь ты лично. И не только ты лично — но и твоя семья. Мне нет дела до того, какие слова ты скажешь своим людям. Итак: если твои люди вздумают сводить счеты с нашими гостями, знай, что мы всех их расстреляем, а тебя и всю твою семью отдадим в руки Юнуса Халеса. Ты понял меня?

Хекматьяр молчал. Одно время Халес и он возглавляли единую партию — Исламскую партию Афганистана, но потом разошлись из-за противоречий. Нет, не из-за противоречий как толковать Коран, или как помочь своей многострадальной родине. Из-за противоречий, как делить поступающую гуманитарную помощь и доходы от наркоторговли. Потом люди Хекматьяра убили сына Халеса, и Халес на Коране поклялся жестоко отомстить, хотя это и не афишировал — шла война с шурави и было совсем не до личной мести. Трудно даже представить, что может сделать Халес с ним и с его семьей, если они по милости пакистанской разведки попадут к нему в руки.

— Я вас понял, Аслам-муаллим — Хекматьяр решил не обострять обстановку — и сделаю в точности то, что вы мне прикажете.

— Это хорошо. То, что произошло сегодня — это предупреждение всем вам. Если вы вздумаете выйти из повиновения нам — мы расстреляем вас как бешеных собак!

Капитан Алим Шариф вынырнул из бездны небытия в пакистанском военном госпитале в Равалпинди, три недели спустя. Пакистанские коммандос, повинуясь приказу своего начальника, отправили сюда всех раненых на вертолете, чтобы им оказали помощь. Капитан Шариф из всех был самым тяжелым — сказалось избиение, какое то время врачи думали, что он не выживет. Но — выжил, выкарабкался, втащил свою телегу жизни и на эту гору.

Когда капитан Шариф пришел в себя — он повернул голову. Рядом с ним сидел человек в форме полковника пакистанской армии и читал газету. Он еще какое-то время читал ее, а потом поднял глаза — и увидел, что раненый смотрит на него.

— Ты пришел в себя? — сказал полковник на пушту — это хорошо. Я долго ждал, пока ты придешь в себя.

Капитан Шариф понял, что про него знают все — не могут не знать. Оставалось только понять, что они от него хотят. Если душманы хотят его смерти — то эти, скорее всего, хотят, чтобы он предал революцию.

— Ты знаешь пушту, поэтому я говорю на твоем языке. Ты пуштун, но сражаешься за безбожников. Почему ты это делаешь?

Алим продолжал молчать.

— В твоей стране тебя приговорили к смерти. Хочешь, прочитать об этом?

Полковник повернул газету — это была афганская газета, Пейам.


— Как знаешь. Ты никому не нужен кроме нас. Признаться, я восхищен твоим мужеством. Даже жаль, что это мужество — никому сейчас не нужно. Если бы ты попал в руки людей Хекматьяра — они бы сделали из тебя тюльпан

[116]

. Или повесили бы. Но ты все равно пошел на нашу сторону.


Полковник помолчал

— Я никогда этого не понимал. Я долго работал против вашей страны и даже был несколько раз в Кабуле. Каждый раз, когда я встречался с агентами — они первым делом требовали денег. Денег, денег, еще больше денег. Один раз я приехал в Кабул под видом дукандора, и у меня было столько денег, что они не помещались в карманах, я взял с собой небольшой мешок. И все равно мне этих денег не хватило. Особенно хотели денег ваши чиновники и генералы — они очень хотели денег, но и те кто воюет за Аллаха — они тоже хотели денег. Скажи, почему ты пошел на смерть.

Алим улыбнулся с чувством превосходства

— Вам этого не понять.

— Ты напрасно так улыбаешься, ведь победил не ты, а я. Но я такой же офицер как и ты. Ты когда-нибудь задумывался — а что будет после того, как закончится эта война? Кому будет нужна твоя страна — да и моя тоже?

Алим не отвечал — но слушал. Внимательно слушал.

— Никому. Они не будут нужны никому в этом мире. О нас просто забудут. Ты никогда не задумывался о том, как то плохо — быть забытым и никому не нужным?

Алим продолжал слушать

— Между нами больше сходства, чем ты думаешь. Ты думаешь я — каждый день по пять раз встаю раком, чтобы поклониться Аллаху? Ошибаешься, у меня нет на это времени, хотя я знаю Коран от первого раката до последнего. Тебя научили шурави, меня научили англичане — но и тебя и меня учили тому же. Если чернь хочет Бога над собой — неважно, как он называется — пусть он будет, этот Бог, пусть чернь молится ему по пять раз на дню и думает, что если она погибнет в бою — то ее ждет семьдесят девственниц — это хорошо, ведь в жизни многие из них не познают и одной. Этих людей много, они фанатичны, даже слепо фанатичны и готовы умереть, ради той цели, которую им укажут поводыри. Но поводыри не должны верить, ибо вера предполагает слепоту, а куда зайдет стадо слепых, ведомое таким же слепым — думаю тебе не надо рассказывать.

Полковник сложил газету, поднялся

— Ты мне нужен. Мне нужен человек, который с детства привык видеть мир вокруг себя, а не молиться Аллаху. Мне нужен человек, которого учили шурави, потому что воевать придется в первую очередь против шурави, англизы и американцы слишком сильны еще, чтобы выступать. Но если ты не хочешь воевать против шурави потому что они учили тебя, я пойму это, у нас немало врагов, найдется враг и для тебя. Подумай над этим и встань на правильную сторону. А пока — поправляйся.

Примерно через месяц Алим вышел из больницы, полковник — он пока представлялся как полковник Фахим — заехал за ним на машине лично. Танай уже договорился с Хекматьяром и работал на него, пакистанские военные спешно прорабатывали варианты интеграции бежавших афганских офицеров в систему исламского сопротивления. Прорабатывались варианты боевых операций исходя из тех секретных документов по организации обороны, которые вывез Танай. По Афганистану ползли слухи, выпускались воззвания подписанные Танаем, с призывом переходить на его сторону, быстроногие ходоки с той стороны границы являлись к командирам корпусов и дивизий с личными посланиями от низложенного министра обороны. Но большая часть афганских офицеров интегрировалась не в существующие бандформирования, под патронажем генерального штаба Пакистана и межведомственной разведслужбы они составляли костяк новой армии, армии которой еще не было, армии, которая полностью находилась бы под контролем пакистанских спецслужб и была бы армией, а не буйной бандитской вольницей, которая всем порядком поднадоела. Это была первая в мире армия без народа и без государства, армия нового времени, армия эпохи непрекращающихся войн, когда легко выиграть войну, но почти невозможно выиграть мир. Эта армия сколачивалась из студентов медресе, содержащихся на деньги саудовского короля, где единственным преподаваемым учением был ваххабизм. Для удобства их так и называли "студенты", как и все студенты, они отличались черными, а не белыми чалмами. Студент в переводе с пушту — талиб, множественное число, общность студентов — Талибан.

Но было и еще кое-что. Талибы все же были пока локальной армией, нацеленной на локальную задачу — Афганистан (который они так целиком и не взяли). Но пакистанская межведомственная разведка за время противостояния с Советским союзом впервые вышла за пределы страны и региона, в ней появились специалисты, способные работать по всему Востоку и Африке, появились специалисты по международному шпионажу. Приехавшие на джихад добровольцы со многих стран мира должны были вернуться по своим странам — опаленные войной, искалеченные, кто-то телом и все — душой, забывшие свой язык и разговаривающие на пушту, изучившие в медресе ваххабизм и привыкшие к самому разнузданному насилию, оправдываемому лозунгами Корана. Это были готовые кадры для глобальной войны, войны нового поколения. Коммунизм сходил со сцены, но голодные и угнетенные оставались — а это отличное топливо для террора и войны, люди которым нечего терять кроме цепей своих.

Автомобиль, в котором ехал полковник и ехал Алим Шариф остановился около одной из роскошных вилл утопающего в зелени Исламабада, города-спутника Равалпинди и столицы страны. Дом охраняли десантники из сто одиннадцатой бригады.

Здесь, в этом доме жил очень влиятельный человек в Пакистане, оставшийся таким даже несмотря на его отставку — бывший директор ИСИ генерал Хамид Гуль, сын которого храбро воевал с шурави. Его отправили в отставку в восемьдесят девятом, после провала операции по захвату Джелалабада — но это было только предлогом, истинной же причиной была борьба в высших эшелонах власти Пакистана, которая не утихала с тех пор, как в авиакатастрофе (подстроенной) погиб президент страны генерал Мухаммед Зия уль-Хак, а вместе с ним погибли многие генералы и погиб генерал-полковник Ахтар Абдул Рахман Хан, начальник пакистанской межведомственной разведки ИСИ, собиравший по приказу доверявшему ему президенту компромат на всех остальных генералов. Когда этого компромата не стало — многие жаждущие власти генералы стали неуправляемыми, разгорелась грызня за власть. Поговаривали даже, что генерал Гуль ушел сам, опасаясь за свою жизнь.

Как бы то ни было — генерала Гуля в этот день в стране не было, генерал Гуль был где-то на Востоке. Но зато, в гостевом домике он дал приют человеку, отряд которого был почти полностью разгромлен шурави во время операции Магистраль, отряда Тор Лаглак, Черные Аисты. Этот спецназ моджахедов показал себя в том бою не с лучшей стороны — однако командир этого отряда был чрезвычайно важен сам по себе. Дело было в том, что он был не афганцем и не пакистанцем — он был родом из Саудовской Аравии. Более того — он был сыном одного из богатейших людей этой страны, был вхож в высшие круги саудовской аристократии, которая просто купалась в золоте. Именно поэтому дальновидный генерал Гуль дал пристанище этому человеку в своем доме, и именно с его рекомендательными письмами он улетел на Восток, лично договариваться о том, что они будут делать после того, как закончится джихад против Советов. За время джихада Пакистан превратился в большое змеиное гнездо — и змеи из него не желали быть проклятыми и забытыми. Генерал Гуль прекрасно понимал, чего хотят ближневосточные шейхи, имеющие огромные деньги, они не имели второй составной части могущества — власти! Они даже не могли как следует защитить себя — от выкормышей коммунистов типа Саддама Хусейна и Ясира Арафата их защищали американцы со своими авианосцами и экспедиционными силами. Генерал Гуль и другие пакистанские генералы, привыкшие решать все проблемы применением силы, отлично понимали, какое унижение испытывают ближневосточные шейхи, которые чтобы защитить себя и свои деньги, вынуждены принимать помощь от неверных. Они готовы были предложить им кое-что другое — то от чего в будущем содрогнется весь мир.


Проверив документы, десантники пропустили их в дом, машину пришлось оставить у входа. Полковник уверенно прошел к гостевому домику, видно что он здесь бывал уже не раз, открыл дверь. Здесь была всего одна, но очень богато обставленная комната, и в ней на ковре сидел, поджав под себя ноги высокий, худой человек с длинной бородой, благообразным лицом и большими, черными, блестящими как маслины глазами. На нем была длинная, белоснежная как снег на вершинах гор арабская галабия, поверх нее черная пуштунская теплая безрукавка. Этот человек читал богато избранный сборник хадисов

[117]

, увидев вошедших, он встал.


— БисмиЛляхи валяджна, ва бисмиЛляхи хараджна ва аля Рабби-на таваккулна

[118]

— произнес полковник на арабском положенную при вхождении в дом фразу — ас салам алейкум, дорогой брат


— Ва алейкум ас салам — дорогой брат — ответил человек, читавший хадисы — я рад видеть тебя здесь в добром здравии и благорасположении духа. Скажи, кого ты привел с собой как спутника — друга или врага?

— Этот человек верой и правдой служил безбожникам, но покаялся, и принял его покаяние Аллах, и он желает служить великому делу с еще большим рвением!

— Субхана-Ллахи ва би-хамди-хи! Слава Аллаху и хвала ему, он наставляет на путь истинный, кого пожелает и как пожелает, и нет такого греха, какой он не мог бы простить. Как звать этого человека, присоединившегося к нам в нашем нелегком деле?

— Пока у него нет имени, ибо старое проклято и забыто, а новое Аллах ему еще не дал. Пока зови его "брат Бадал", этого будет довольно.

Человек перевел взгляд на Алима, Алим сразу понял, что это очень необычный человек. Его глаза излучали доброту, понимание и участие.

— Я рад видеть тебя, брат Бадал. Меня зовут Осама. Осама бен Ладен.


© Copyright

Афанасьев Александр