Цена вхождения

Вид материала

Сценарий

Содержание Восточная европа СНБ США, 13 марта 1989 г. Дж. Буш, декабрь 1989

Подобный материал:

• Тема заседания, 589.89kb.
• Цены на иностранных звёзд эстрады цена представлена для Москвы с учетом перелета, 1291.8kb.
• Шахматные программы 2007г Цена без пересылки, руб. Цена, 160.89kb.
• Цена лечения определяется сложением стоимости проделанных манипуляций, затраченных, 160.81kb.
•    Цена была и остается важнейшим критерием принятия потребительских решений, 282.72kb.
• Ростовский филиал Кафедра гуманитарных дисциплин Курсовая работа по предмету «экономическая, 433.11kb.
• Курсовая работа, 931.34kb.
• Потенциальное воздействие вхождения в вто и соглашений о партнерстве и сотрудничестве, 2346.87kb.
• Быть среди людей человеком. Страничка из истории этикета, 40.31kb.
• Лекция 401, 115.21kb.

Глава 10

ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА

Не будет ли превосходной новостью полный развал Советской империи?

Президент Дж. Буш, 21 сентября 1989 г.²³⁰


Беседуя с Маргарет Тэтчер, Горбачев вспомнил слова де Голля о сложности управления страной, в которой 120 сортов сыра. Что же тогда говорить о стране, в которой 120 национальностей? «И совсем нет сыра»,— добавил вице-премьер Леонид Абалкин.

В ноябре — декабре 1989 г., когда Горбачев упивался предвкушениями предстоящей встречи с президентом Бушем на Мальте, Москва позволила разрушение берлинской стены, а восточноевропейские союзники начали выходить из орбиты ее влияния.

Горбачев сметает руководство Восточной Европы

В Польше президент Ярузельский в очередной раз поручил представителю правящей Польской Объединенной Рабочей партии организовать правительство — и эта попытка снова не удалась. Горбачев целенаправленно стимулировал декоммунизацию пояса восточноевропейских стран в критическом 1989 году. Как уже говорилось, в заглавной стране — Польше — президент Ярузельский в апреле 1989 г. начал переговоры с оппозицией. Тогда был призван деятель «Солидарности» Тадеуш Мазовецкий для создания коалиционного правительства Деятели ПОРП пытались блокировать этот переход власти. И тут в дело вмешался Горбачев. 22 августа 1989 г. Горбачев позвонил главе польских коммунистов Мечиславу Раковскому и убедил того в необходимости сотрудничать в переходе власти к «Солидарности». В решающем телефонном разговоре с главой польских коммунистов Мечиславом Раковским Горбачев призвал «вести дело к национальному примирению». Именно это стало санкционированием мирного перехода от коммунистического режима к демократическому строю в Польше²³¹. Узнав

181

о событиях в Варшаве, Бейкер свистнул и сказал: «Горбачев оседлал тигра, и представляется, что он даже пришпоривает его».

То, за что Советский Союз готов был сражаться с западными союзниками, то, что являлось поясом безопасности СССР, было отдано Горбачевым на ветер как некое побочное явление. Та самая «легкость в мыслях необыкновенная», о которой писал в свое время Гоголь.

И в Венгрии базовые перемены не вызвали противодействия горбачевского руководства. Критически важной была Германская Демократическая Республика. Горбачев своей рукой оттолкнул этого союзника, когда добился нейтрального отношения правительства ГДР к 130 жителям ГДР, укрывшимся в западногерманской миссии в Восточном Берлине в августе 1989 г. В сентябре 55 тысяч восточных немцев запросили убежища в Чехословакии. Затем Венгрия открыла свою границу с Австрией, и желающие того жители Восточной Германии начали переходить в Австрию. Окончательные перемены в ГДР последовали сразу после визита Горбачева по случаю сорокалетия ГДР в начале октября 1989 г. Визит готовил Александр Бессмертных. Хонеккер встретился с Бессмертных в загородном доме и представил ему цифры, свидетельствующие о значительном росте ГДР. Один из поклонников Горбачева в окружении Хонеккера сказал Бессмертных, что часть представленных данных не соответствует действительности — о чем Бессмертных и сообщил Шеварднадзе и Горбачеву: Хонеккер живет в мире грез, а кроме того, против Хонеккера выступают уже и чиновники.

Прибыв в Восточный Берлин, Горбачев заговорил с Хонеккером в конфронтационном духе. Единственный способ остановить демонстрации по всей Германии — взять на вооружение перестройку. Только так Хонеккер может спасти свой режим. Хонеккер не мог сдержаться. Во время последнего визита в СССР он был шокирован пустотой полок в магазинах. Советская экономика в коллапсе, в то время как в Германской Демократической республике живут самые процветающие в социалистическом мире люди. И им еще указывают, как вести дела! На официальной церемонии Горбачев призвал восточных немцев имитировать советские реформы. И он сказал, что восточногерманская политика должна делаться «не в Москве, а в Берлине». Стоявший рядом Хонеккер был своего рода воплощением недоумения.

По возвращении в Москву Горбачев сказал, что Хонеккер должен уйти — и как можно скорее. «Восточногерманское руководство не может контролировать ситуацию». Горбачев приказал Генеральному Штабу, чтобы советские войска в ГДР (почти полмиллиона) не вмешивались во внутригерманские события.

182

7 октября Хонеккер приказал секретной полиции ГДР использовать оружие и слезоточивый газ для разгона демонстраций в городах. Но оппортунистически настроенный шеф секретной полиции Эгон Кренц, зная о позиции Горбачева, выступил против приказа Хонеккера. Тогда 50 тысяч протестующих вышли на улицы в Лейпциге. 25 октября, во время визита в Финляндию, Горбачев заявил, что СССР «не имел права, ни морального, ни политического», вмешиваться в дела Восточной Европы. Его пресс-атташе Герасимов провозгласил смерть «доктрины Брежнева». Вместо нее, сказал он, вводится «Доктрина Синатры»: «I did it my way» («Я иду своим путем»). Так Советский Союз, содержавший еще войска в ряде восточноевропейских стран, лишился «пояса безопасности», который через несколько лет станет чужой зоной влияния, с натовскими базами в часе автомобильной езды от Петербурга. Максим Максимыч русской истории в своей беспечности открыл дорогу в страну, прежде стремившуюся обеспечить свою безопасность после войны, на которой она потеряла 27 миллионов своих граждан.

Возвратившийся к работе после серьезной операции глава Социалистической Единой Партии Германии Эрих Хонеккер потребовал остановить бегство восточных немцев. Советский посол Вячеслав Кочемасов в своих телеграммах передавал просьбу о помощи в критический час, свой совет спасти Хонеккера. Горбачев сказал своим помощникам, что он «возмущен» некомпетентностью Хонеккера в решении данной проблемы. Тысяча немцев в Дрездене остановила поезд, идущий на Запад и взобралась на него. Негативное отношение Горбачева к Хонеккеру привело к тому, что немецкие коллеги воспрепятствовали использованию силы против демонстрантов-оппозиционеров и в конечном счете заменили его на посту главы СЕПГ, после консультаций с Горбачевым, Эгоном Кренцом. Чувствующее, куда дует ветер, окружение отставило Хонеккера и сделало партийным вождем Кренца — немецкого Горбачева.

31 октября Кренц прибыл к Горбачеву в Кремль. Он отнюдь не выглядел триумфатором, его, карьериста, более всего волновало соперничество политика из Дрездена — Ганса Модрова. Кренц знал, что просить помощи советских войск не стоит, но как относительно политической поддержки? Горбачев обещал. После встречи Кренц сказал журналистам, что демонстрации по всей ГДР являются «хорошим знаком», это обновление социализма. Но при этом он добавил, что «та или иная форма защитного щита между ФРГ и ГДР необходима — ведь речь идет о двух социальных системах и двух военных блоках». Кренц

183

вступил на опасную политически тропу — и он уволил две трети членов Политбюро СЕПГ и весь кабинет министров. Руководство ГДР было в агонии. Верные немцы не знали, куда им идти. Кренц открыто спросил Горбачева, что делать. Что делать, знал только один Шеварднадзе — он рекомендовал открыть границы Германской Демократической республики и настоятельно советовал это Горбачеву. Горбачев посоветовал это Кренцу: это «выпустит пар» и «поможет избежать взрыва».

Тот 9 ноября 1989 г. открыл знаменитую берлинскую стену.

В тот день правительство Германской Демократической республики объявило своим гражданам, что они могут без особых разрешений покидать свою страну. После наступления темноты десятки тысяч берлинцев двинулись к берлинской стене. Прожекторы шарили по стене, а оркестры играли безостановочно. Многие «осси» и «весси» еще не знали, что они такие различные. Удивленный мир смотрел на новый сюрприз Горбачева, погрузившегося в «планетарное» мышление.

В этот же день, 9 ноября, Тодора Живкова сменил Петр Младенов. Неделей позже пал лидер чехословацких коммунистов Милош Якеш. И в случае с Младеновым и в ситуации с Якешем именно Горбачев дал зеленый свет переменам.

Первоначальная реакция президента Буша на происходящее в Восточной Европе была на удивление сдержанной. Он не выразил особых эмоций по поводу крушения Берлинской стены. Складывалось впечатление, что он не хотел усугублять травму, нанесенную московским вождям. Буш сделал вид, что относится к происходящему в ГДР как к свидетельству «уверенности социализма в себе».

А в Белом доме Брент Скаукрофт еще не верил в этот маразм, он говорил, что не верит в то, что Горбачев позволит Восточной Германии выйти из Варшавского Договора. Здесь же Роберт Блеквилл предложил называть происходящее «уточнением карты Европы».

Но этого уточнения — за счет воссоединения Большой Германии — не хотели не только, скажем, в Польше. Премьер Маргарет Тэтчер в Москве сказала, что «ни один разумный человек» не может не почувствовать беспокойство, видя перспективу огромной объединенной германской мощи в сердце Европы. Англичане, как и русские, пострадали от Германии. И ныне процесс перемен в Германии идет слишком быстро, «так что мы должны очень осторожно отнестись к происходящему». В этой обстановке даже Эгон Кренц отверг, будучи в Москве, воссоединение Германии как «иллюзию». А Герасимов выпустил ком-

184

мюнике, в котором утверждал, что Восточная Германия останется членом Организации Варшавского Договора и «стратегическим союзником» СССР.

Письмо, посланное в эти дни Горбачевым Бушу, звучит нехарактерно обеспокоенно. Советский Союз, — пишет Горбачев, — жизненно заинтересован в будущем Германии, и Соединенные Штаты не должны ослаблять внимания на данном направлении, если они желают видеть Германию «спокойной и мирной».

13 ноября 1989 г. президент пригласил на ужин в Белый дом Генри Киссинджера. Бежавший когда-то из Германии Киссинджер испытывал в отношении Германии особые чувства, но сейчас он выступал как старейшина американской дипломатии: «Объединение Германии стало неизбежным... И если немцы увидят нас препятствующими их целям, они заставят нас заплатить цену за это». Принятие курса на существование «двух Германий» в этой ситуации было бы «опасным». Буш ответил, что у Горбачева должны быть несколько красных линий, которые даже он не может переступить. Одна из них — «потеря Восточной Германии — особенно в том случае, если единое германское государство останется в НАТО». Но заплатить за объединение Германии ее нейтралитетом Буш, как и его предшественники в Белом доме, не готов. И потом, он не хотел бы, чтобы ФРГ использовала все свои ресурсы на подъем своих восточных земель.

Скаукрофт и его окружение в Белом доме полагали, что у США нет рычагов воздействия на Восточную Германию. Но Вашингтон реально может воздействовать на Москву. Один из пунктов обсуждения — на предстоящей встрече на Мальте.

Тяньаньмынь

В мае того же года китайские коммунисты решили не сдавать власть, за чем последовала жестокая расправа над студентами на площади Тяньаньмынь. Нет сомнения в том, что Горбачева остро интересовала реакция американцев и Запада в целом: не воспользуются ли они ослаблением позиций СССР в Европе? Для такой обеспокоенности были все основания. Президент Буш заявил о своей заинтересованности событиями в Восточной Европе 17 апреля 1989 г. — в тот самый день, когда «Солидарность» в Польше была легализована. Сразу за этим последовал визит президента Буша в Польшу и Венгрию (июль 1989 г.). И Буш и Бейкер предупреждали относительно негативного эффекта попыток СССР остановить сползание Восточной Европы в западный лагерь.

185

Глава 11

МАЛЬТА

Целью американской политики должно быть не оказание «помощи» Горбачеву, а взаимодействие с Советским Союзом таким образом, чтобы подталкивать его в направлении, желательном для нас

СНБ США, 13 марта 1989 г.


Волна перемен требует

Советская и американская стороны в сентябре 1989 г. договорились о саммите в середине 1990 г., но Горбачеву не терпелось за счет привлечения внимания к фанфарам встречи на высшем уровне уйти от убийственных вопросов внутреннего разлада. Тем более, что группы специалистов продолжали работать над проблемами обоюдного значения. События в Восточной Европе поражали всех. Нужен был предварительный финиш. Отдышаться. По дипломатическим каналам 31 октября 1989 г. было решено организовать «промежуточную встречу» на полпути 2—3 декабря 1989 г. Такой серединой виделась средиземноморская Мальта. Буш определил эту встречу как «неформальную встречу перед фактическим саммитом в июне 1990 г.»²³².

Фантастические перемены в Восточной Европе торопили Горбачева и его американского партнера. Прежний пейзаж «холодной войны» ушел в прошлое. Мальту Горбачев воспринял с величайшим энтузиазмом. Это было, помимо прочего, и удобно: после визита в Италию нужно было проделать незначительный путь, чтобы оказаться на средиземноморском острове. Итак, Милан и Рим в начале декабря 1989 г., а затем саммит на Мальте.

Стороны готовятся

К концу 1980-х годов главной тенденцией в советском стратегическом строительстве стало оснащение мирвированных (многозарядных, индивидуально наводимых, возвращающихся через стратосферу ракет) мобильными носителями. Конкретным примером военной эволюции стала мобильная

186

ракета СС-24. Именно о ней прежде всего думали американцы, когда готовились к обсуждению проблем СНВ — стратегических наступательных вооружений — на средиземноморской Мальте. Лишить русских всех мирвированных ракет (на которые приходилось 70 процентов советской ядерной мощи) — вот что стало главной задачей американской дипломатии. Снять с советского боевого дежурства не только мобильные СС-24, но и шахтные гиганты СС-18 (десять боезарядов в головной части), СС-19 (шесть боезарядов на каждой ракете) и СС-17 (четыре заряда в головной части каждой ракеты).

В конечном счете главной темой Мальты стало осмысление ослабления Советского Союза в Восточной Европе и влияние этого ослабления на американо-советские отношения. Это было начало новой фазы в американо-советских отношениях. «Раненый» восточный исполин под неверным руководством Горбачева теперь мог просить лишь о милости. Президент Буш хотел лучше понять, чего добивается Горбачев такими невероятными жертвами. Следовало установить рабочий контакт с супердержавой, лишающейся и своих союзников и статуса. Может ли помочь хороший рабочий контакт на персональном уровне?

Президент Буш собрал весьма узкую группу специалистов из Совета национальной безопасности, чтобы вдали от бюрократии выработать новую стратегию в отношении Советского Союза. Как и его предшественник в Белом доме, Буш весьма тщательно готовился к встрече с Горбачевым. Он беседовал со специалистами, встречался с дипломатами и даже изучил фильм о Горбачеве. (У Рейгана тоже был фильм о Горбачеве, но внимание Рейгана было ограниченным — десять минут бывшей кинозвезде; президент Буш смотрел гораздо более обширные киноматериалы о Горбачеве). Джордж Буш хотел выйти шире — за пределы чисто технических переговоров о стратегическом оружии. Во главе подготовительной работы стояли Бейкер и Скаукрофт; именно они считали мирвированные боеголовки. Но Министерство обороны и Объединенный комитет начальников штабов прознали об этих предпереговорных усилиях. Они воспротивились, и подписания СНВ на Мальте не получилось.

В окружении президента сложились две точки зрения. Приверженцы первой (в основном сотрудники ЦРУ) исходили из того, что ожидания людей перестройка не реализовала, так называемые реформы Горбачева в конечном счете подорвут его влияние внутри страны — либо сам Горбачев образумится. В конечном счете, произойдет распад Советского Союза на час-

187

ти. Так полагали директор ЦРУ Вильям Уэбстер, глава Национального совета по разведке Фриц Эрмат, директор советского отдела ЦРУ Джордж Колт, главный специалист по России Ходнетт.

Вторая точка зрения была присуща людям из Совета национальной безопасности, сотрудниками Скаукрофта. Они полагали, что Горбачев сумеет добиться положительных результатов, не лишаясь при этом контроля над ситуацией. Он действует осторожно и, скорее всего, преуспеет. Обращение к силовым решениям маловероятно, хотя этнические конфликты могут того потребовать.

Противостояние двух точек зрения на Горбачева впервые было столь ожесточенным. И впервые прозвучало имя того, на кого ЦРУ решительно указывало как на более надежного проводника интересов, соответствующих американским: Ельцин. За смещение позиции США к последнему выступили Ходнет, Колт, Гейтс.

Буш жаловался на то, что аналитики были «хороши в изображении общей картины, но плохи в определении деталей».

Накануне встречи на Мальте Горбачев был в нервном состоянии. Советники видели не только крах «империи», но и холодность американского руководства в первую половину 1989 г. Стоило ли идти на такие жертвы? Горбачев желал знать свою судьбу как можно скорее. Воспринимается ли он еще как лидер половины мира, или добровольные геополитические потери привели его к потере влияния?

Но Горбачев не долго мучался потерями. С каждым месяцем его гораздо больше волнует не череда утрат в Восточной Европе, а уровень отношений с главным деятелем современного мира — американским президентом. У него еще есть для него подарки, самые главные из которых — в среде стратегических вооружений. Пусть Буш в ответ на немыслимые уступки поможет Советскому Союзу интегрироваться в мировую экономику. Пусть Америка не пытается использовать ослабление СССР в Европе. С этим Горбачев и собирался на Мальту.

Главный подготовительный документ был создан Институтом США и Канады Академии наук. В нем говорилось, что проблема политического будущего Горбачева будет центральной в американской стратегии в несколько предстоящих лет. Документ правильно указывал на существование двух лагерей среди американских советологов. Гейтс и Чейни хотели использовать слабости советской стороны для дипломатического продвижения Америки. Бейкер и традиционные дипломаты при-

188

ходят к пониманию того, что излишне суровые американские требования способны в критической степени ослабить Горбачева. Президент Буш находится посредине этих двух лагерей. Задача Горбачева на Мальте — убедить Буша в предпочтительности второго курса. Советовалось не стремиться к завораживающим предложениям, а найти твердую деловую основу советско-американского диалога. Буш более всего ценит предсказуемость и деловой стиль, а не триумфы P.R. Не следует пытаться его ошеломить в стиле Рейкьявика. Он деятель эволюционного стиля.

Горбачеву не нравился совет «быть сдержаннее». Это не соответствовало его темпераменту и его чувству мессии. Если «нельзя» на Мальте, то никто не ограничивает его на предшествующем итальянском сапоге. Кортеж Горбачева проехал мимо римского Колизея, и советский гость вышел из лимузина. Он прорвался сквозь два кольца охраны, целовал детей, пожимал руки налево и направо. В его сознании билась одна мысль: при самых слабых картах вести себя так, будто у тебя на руках все козыри. В римском муниципалитете, стоя под фигурой Юлия Цезаря, Горбачев призвал к созыву в 1990 г. Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе, возобновить движение, начатое в 1975 г. созывом конференции ОБСЕ в Хельсинки. Главной идеей Горбачева отныне становится следующая: заменить оба военных блока — НАТО и ОВД на господствующую в Европе ОБСЕ.

Итак, дипломатическое наступление было возобновлено. Но, увы, нельзя не присоединиться к американским авторам: «В действительности же было уже достаточно ясно, что Генеральный секретарь Коммунистической партии, главнокомандующий Варшавского Договора, прямой наследник Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева — Горбачев, как ни пытался он представить себя выразителем самых смелых чаяний человечества, оказался великим историческим неудачником»²³³.

Мальта

«Поразительно, как мало Горбачев знает об экономике и как много из того, что он знает, — неправильно».

Дж. Буш, декабрь 1989 г, Мальта

У входа в бухту Ла-Валетты стоял крейсер «Слава», а за ним, в глубине гавани — тяжелый ракетный крейсер «Максим Горь-

189

кий». На нем и провел Горбачев со своим окружением первую ночь на Мальте после авиационного прыжка из Милана. Утром они все вместе позавтракали — Э.А Шеварднадзе, А.Н. Яковлев, А.Ф. Добрынин, Г.А. Арбатов. Затем собрались в кают-компании. Согласно впечатлениям С. Тарасенко, Горбачев и Шеварднадзе «были охвачены острым чувством необходимости совершить крупный маневр, не теряя при этом времени. Мы все ощущали, что Советский Союз находится в состоянии свободного падения, что наш статус сверхдержавы превратится в мираж, если его не скрепят своей поддержкой американцы. За нашей спиной была лавина 1989 года. Теперь мы хотели достичь некоего плато, которое позволило бы нам отдышаться и осмотреться»²³⁵.

1 декабря 1989 года президент Буш прибыл на Мальту. В10 часов утра небольшой катер пришел от флагмана американского Шестого флота крейсера «Белкнап», стоявшего посреди кипевшего штормом моря. Буш, Бейкер, Скаукрофт, Сунуну, Фицуотер и Зеллик начали взбираться на советский крейсер. Пряча таблетки от невыносимой качки, президент Буш изобразил самую широкую улыбку и вошел в кают-компанию, где ему уже пожимал руку Михаил Сергеевич Горбачев. Президент изображал из себя бывалого моряка, хотя это давалось ему с трудом.

Горбачев шутил в известном стиле: «Шторм — это часть секретного русского плана разоружить Шестой флот США Я не знаю, кто начнет. Вы гость на моем корабле. С другой стороны, именно вы пригласили меня на эту встречу». Буш взял на себя право открытия и начал встречу.

Президент Буш предложил провести многостороннюю конференцию на высшем уровне, посвященную Переговорам по обычным вооружениям в Европе (CFE). Предложил уничтожить основную часть химического оружия. С особым упором Буш призвал Горбачева распространить гласность на военный бюджет, на все военные расходы Советского Союза. Он передал Горбачеву папку документов Пентагона со словами: «Возьмите, хотя, я думаю, что вы через КГБ уже читали эти секретные документы». Горбачев хмыкнул.

Среди семнадцати американских инициатив лишь одна сразу же и решительно не понравилась Горбачеву — предложение провести Олимпийские игры 2004 года в Берлине. Это как бы подразумевало, что Берлин к тому времени уже будет столицей объединенной Германии. Шеварднадзе, действуя, как обычно, словно он был доверенным лицом американской стороны, рассказал, что советское руководство крайне обеспоко-

190

ено проблемой Германии. Горбачев сказал Бушу: «Мы наследовали две Германии от истории. История создала эту проблему, и оставим истории ее решать».

Далее Горбачев начал свой традиционный труднопереносимый бесконечный монолог, все время уходя в сторону и лишь мимолетно заглядывая в свой оранжевый блокнот, куда были занесены ремарки Буша. Мучение длилось час. В конце Горбачев сказал многозначительные слова: «По некоторым вопросам я готов пройти более чем половину пути». Чувство охотника, чующего добычу, отразилось на лицах американцев. Особо впечатлили окружение Буша и его самого два пункта: «Вы можете иметь столько инспекций на местах, сколько хотите»; «Значительные сокращения численности Советских войск в Европе? Мы знаем, что наши войска здесь нежеланны в любом случае»

Буш — это стало уже традицией — передал список из двадцати лиц, желающих эмигрировать из СССР. Горбачев: «Скажите нам, сколько вы желаете иметь эмигрантов, и мы пошлем их к вам».

Спор возник во время обсуждения ситуации в Центральной Америке. Буш и Горбачев беседовали в присутствии лишь переводчиков. Горбачев: «Почему американцы так самоуверенно требуют своего в Центральной Америке, в то время как их собственные вооруженные силы вторгаются на Филиппины? Буш ответил, что предпринимаемые американцами меры по спасению президента Корасон Акино «являются просто маневрами». Горбачев: «Мы похоронили «доктрину Брежнева», но, похоже, присутствуем при рождении «доктрины Буша». Буш сказал, что приглашен правительством Корасон Акино ради помощи. Горбачеву это показалось очень знакомым в плане «братской поддержки».

Опустим ту часть беседы, в ходе которой Бушу и окружению было странно и стыдно слышать об экономических взглядах Горбачева «с сотоварищи». С видом крайней самоуверенности Горбачев объяснял Бушу, как работает экономическая система Швеции и ряда других стран, а американцы переглядывались, дивясь дилетантизму и невежеству. После вежливых разъяснений Буша Горбачев выглядел просто сбитым с толка. Не лучшая часть встречи. Но в чем-то безобидная. Палаженко не мог перевести самую сакраменталбную для всех американцев фразу: «Tax writeoff» — списание суммы налога. Горбачев сказал, что экономисты постоянно сбивают его с толка. Буш с готовностью ответил, что у него тоже много такого опыта.

191

В области вооружений Горбачев предложил обратить внимание на ракеты морского базирования. Он дал президенту Бушу бело-голубую карту, приготовленную маршалом Ахромеевым и показывающую окружение Советского Союза американскими базами по всем азимутам. Горбачев указал на расположение американских военных кораблей — авианосцев и линейных кораблей, — способных нанести крылатыми ракетами удар по Советскому Союзу. Смертельная угроза.

Буш не находил, что ответить. Горбачев прокомментировал: «Я вижу, что у вас нет ответа. Мы окружены вашим флотом. География — важный фактор для нас».

Но тут же Горбачев сделал одну из ряда своих бесконечных уступок, не получая ничего взамен: «Мы желаем, чтобы вы оставались в Европе. Вы обязаны быть в Европе» (Своим Буш с удовлетворением сказал: «СССР перестал выталкивать нас из Европы».) Неизбежно встает вопрос, почему же американцы не перестали выталкивать Советский Союз из Восточной Европы? Вопрос о Германии не обсуждался подробно на Мальте, но для Буша и для Запада было важно в принципе, что Горбачев не отверг с ходу разговор об объединении Германии, как преждевременный, а именно этого опасались Вашингтон и Бонн. Присутствовавший на Мальте Добрынин указывает на важность подтверждения Горбачевым того, что «доктрина Брежнева» мертва. Президент США воспринял это важное заявление как фактическое заверение Горбачева не вмешиваться в происходящие в странах Восточной Европы события, что, разумеется активизировало деятельность Вашингтона по развалу социалистического блока²³⁶.

Все это происходило на фоне необычайно бурного моря, мешавшего взаимным контактам. Было впечатление, что Москва и Вашингтон нашли самое неудобное в мире место для встречи. У этой встречи были две стороны — внешняя, открытая — и внутренняя, не выставляемая напоказ.

1 .Вовне две великие державы праздновали окончание «холодной войны». Горбачев прямо сказал Бушу «Мы более не считаем вас врагами»²³⁷. Шеварднадзе позднее объяснял Бейкеру, что произнести эту фразу Горбачеву было очень непросто. В Москве уже проявляли себя силы, которые открыто обвиняли Горбачева за сдачу Восточной Европы американцам. Президент Буш еще в Брюсселе, накануне встречи на Мальте, сказал, что «желает иметь с Советским Союзом отношения сотрудничества»²³⁸.

192

2. Но была и закрытая для чужих глаз сторона. Американцы праздновали победу. Горбачев зашел в тупик, и ему более некуда деться. Теперь, — думал посол Мэтлок, «интересы Горбачева лишал и его выбора, они диктовали ему быть с нами... Он нуждался в конкретной американской помощи... Горбачев прибыл на Мальту готовым жаловаться»²¹⁴. Представить себе, что Генеральный секретарь ЦК КПСС, номинально революционной партии, начнет жаловаться президенту США на свое партийное окружение, не мог никто. Но сбылось именно немыслимое.

3. Встреча на Мальте была очень важна, но на ней не было принято конкретных решений, шел, по существу, обмен мнениями «в новом мире», а не решение прежних задач. Правда, этот обмен приближал к решению такие вопросы, как сокращение стратегических вооружений (СНВ), промежуточное соглашение о сокращении химических вооружений, соглашение об обычных вооружениях в Европе. (В двух сферах американцы «отодвинули» Горбачева с его инициативами — там, где Горбачев желал достичь запрета на создание противоспутникового оружия; Буш отказался также рассматривать сокращения на морях.)

Согласно Александру Бессметных, встреча на Мальте сыграла роль анестизатора. «Горбачев был исключительно доволен тем, что американский президент, казалось, не готов был оказывать давление в направлении объединения Германии; он обещал также не подрывать связей Центра с Прибалтикой и со всей Восточной Европой. «Если бы не Мальта, — пишет Бессмертных три года спустя, — Советский Союз никогда бы не сдал Восточную Европу так мягко»²⁴⁰.

Видя огромность горбачевских уступок, Буш хотел хоть немного сбалансировать счет. Он предложил приложить усилия по предоставлению Советскому Союзу статуса наибольшего благоприятствования в торговле, снятию немотивированных ограничений, отмене дискриминационных поправок. Обещано было снятие дискриминационных поправок в отношении кредитов. Горбачев был чрезвычайно доволен и подтвердил, что Советский Союз предпримет все усилия, «чтобы обратить нашу экономику в сторону сотрудничества с другими странами, чтобы самим стать частью мировой экономической системы»²⁴'.

Горбачев верил Бушу так как указанные инициативы американского президента не требовали дополнительного инвестирования конгресса, и только для снятия ограничений на экспортные кредиты и для предоставления статуса наиболее

193

благоприятствуемой нации нужно было согласие конгресса. Самым спорным пунктом оказалась ситуация, связанная с передачей правительством Никарагуа оружия сальвадорским повстанцам. Горбачев объяснил, что сандинистское руководство в Никарагуа пообещало не посылать в Сальвадор оружия. Буш доказывал, что сандинисты продолжают посыку оружия сальвадорским повстанцам. Гартхоф говорит, что встреча на Мальте сделала между Бушем и Горбачевым то, что полет в Вайоминг сделал для скрепления дружеских связей между Бейкером и Шеварднадзе²⁴². Это более всего было видно на совместной пресс-конференции. Правда, Горбачев в частной обстановке жаловался на то, что Буш подает развитие событий в Восточной Европе как триумф «западных» ценностей. Горбачев с горечью говорил, что эти ценности являются универсальными. Никто кроме самого Михаила Сергеевича не мог понять такой степени наивности. Плод жалких партшкол и безумной многочасовой болтовни на бесчисленных президиумах, Михаил Горбачев по непонятным причинам воспринял и американского контрпартнера столь же бесхребетным отщепенцем мировой политики, позабывшим об интересах своей страны и променявшим мировую политику на отвлеченную болтовню. Но Буш и Бейкер достаточно зорко следили за соотношением сил на мировой арене (стремительно менявшемся в пользу США), и они не понимали, почему свою победу они не могут назвать тем, чем она была и есть, — своей победой.

Чувствуя слабость негосударственного подхода Горбачева, Джордж Буш-старший пошел дальше. Он выразил категорическое несогласие с продажей советского оружия в Латинской Америке. (Как будто США не продавали оружие всему миру — и в частности, в Афганистан, где гибли советские люди и их союзники). Буш противился советской поддержке политики Кастро в Латинской Америке. Значит, «пояс безопасности» Америки — Латинская Америка — волновал американского президента чрезвычайно. Но не пояс безопасности России.

Прибалтика

Немалое место в мальтийских дискуссиях занял вопрос о Прибалтике. На Мальте Буш напомнил Горбачеву, что Соединенные Штаты никогда не признавали вхождения прибалтийских республик в Советский Союз. Если Москва прибегнет к насилию, антисоветские чувства захлестнут США и заблокируют

194

улучшение двусторонних отношений. А если бы Россия в 1861 г. присоединилась к Англии и Франции в осуждении действий «объединителя союза штатов» Авраама Линкольна? Север был бы изолирован от всего мира, и развал США был бы неминуем. Не так поступил Петербург в то решающее для Соединенных Штатов и Линкольна время.

Прибалтийская тема — особая. Никто из советской делегации никогда не пытался объяснить несколько особых обстоятельств, делавших отношения с прибалтийскими республиками не столь простыми, как это представляли себе, подталкиваемые балтийским лобби в США, американские партнеры.

— Прибалтика была в составе России значительно дольше, чем Эльзас и Лотарингия в составе Франции, — из-за потери которых Париж пошел на мировую войну.

— Прибалтийские государства в свое время отошли от России не в результате некоего народного волеизъявления, а по прямому приказу фельдмаршала Гинденбурга и генерала Людендорфа, решивших таким образом ослабить своего великого восточного соперника.

— Возвращения охваченных левым движением прибалтийских республик в лоно России не произошло в 1919—1920 годах только потому, что британский империализм, посредством посланного в Балтику флота, решил «отогнать» Россию от открытых морей, повернуть колесо петровской фортуны.

— Всякий, кто испытывает моральные конвульсии по поводу реализации пакта Риббентропа-Молотова, пусть просмотрит миллионы метров кинопленки 1939-1940 годов, запечатлевших ликующие толпы и море цветов, которыми встречали Красную армию в Прибалтике.

— Американские сторонники «восстановления» демократии в Прибалтике пусть лучше вспомнят о сущности полуфашистских режимов, бедности населения — а иначе кто объяснит, почему так много прибалтов уехало в США и Аргентину и не вернулось домой. Неприглядное положение Прибалтики 1920—1930-х годов просто невозможно отрицать.

— Стремясь восстановить историческую справедливость, даже крайние националисты трех республик предпочитают не вспоминать судьбу остзейских немцев, депортированных из Прибалтики в мае 1940 года. Почему столь странная избирательность?. Эти остзейцы давали России едва ли не половину генералов и губернаторов на протяжении столетий, а вот в малых республиках с ними едва уживались.

195

— Отметим феномен невиданного антисемитизма в годы германской оккупации.

— Столь же трудно отрицать цивилизационный подъем прибалтов после 1945 года, когда три местные республики стали элитарным регионом, имеющим гораздо более высокий жизненный уровень, чем, скажем, сама Россия.

И теперь, глядя на пустые корпуса ВЭФа, на распущенный Институт инженеров воздушного транспорта, на невероятную проституцию, на феноменальное цивилизационное падение прибалтийских республик, неблагодарно укусивших самого Ельцина (фактически давшего им их новый шанс), удовлетворенных отсутствием русских надписей даже в Риге, где половина населения — русскоязычные, хочется спросить радетелей прибалтийского отрыва, где их историческая мудрость? Не говоря уже о справедливости... Вина тех, кто с Горбачевым, Яковлевым и Ельциным пересмотрел итоги Северной войны, в невежестве и слепой ненависти к русской истории и ее творцам.

По мнению посла Мэтлока, дозу «фатальной, роковой инфекции Советский Союз получил в 1989 году... Национализм нашел благодатную почву. Попытки экономических реформ потеряли всякий темп, росло недовольство. Контрольный механизм Коммунистической партии оказался подорванным»²⁴³.

В одном Горбачев восставал категорически — и делал это весьма наивно: он не соглашался с «триумфом западных ценностей»²⁴⁴. Буш с удивлением слушал политика, который сдал едва ли не все и при этом не соглашался признать триумф противоположной стороны. Буш проявлял не свойственную ему, в общем и целом, горячность: ну как же, ведь западные ценности включают в себя коронную горбачевщину—открытость, транспарентность, стимулы в экономике, приверженность свободному рынку. Казуист Яковлев защищал навязчивую идею шефа. Ну как же, а что, есть «северные», «южные» или, в данном случае, «восточные» ценности? Горбачеву, автору «общечеловеческих ценностей», обидно. Не лучше ли говорить об общечеловеческих ценностях? Многие в Советском Союзе воспримут настаивание на «западных ценностях» как попросту западный идеологический империализм. Мы видим, что Горбачева и Яковлева интересует не суть, не совместимость идей «золотого миллиарда», богатого Севера с взглядами и приверженностями пяти шестых мирового незападного населения, куда Россия входит согласно своим экономическим показателям и своей истории.

196

Возвратившись в Вашингтон, президент Буш встретился с представителями различных аналитических центров, подчеркивая свою жесткую позицию по Центральной Америке. Вице-президент Куэйл: «Бедный Горбачев, у него нет шансов».

Американцы, видимо, осознали, что, получив все уступки русских, они еще и требуют от них унизительного признания, что все это происходит ввиду несокрушимой ценности западного мировоззрения. Не озлятся ли русские по этому вторичному по своей значимости поводу. Буш несколько раз вместо западных ценностей давал определение демократических и гуманитарных ценностей. Государственный секретарь Джеймс Бейкер решил исправить положение. Пусть отныне все говорят о «демократических ценностях» как основе общей платформы». А не о «победе Запада». Для Горбачева этого было достаточно, чтобы, покидая Мальту, сказать: «Мир покидает одну эпоху — эпоху «холодной войны» и вступает в новую эпоху»²⁴⁵. Через две недели Шеварднадзе навестил штаб-квартиру НАТО в Брюсселе. Удивительно, но это порождение «холодной войны» вовсе не собиралось уходить в «мусорную корзину истории». Никто в Брюсселе не собирался следовать по стопам Организации Варшавского Договора.

Всего несколько недель спустя ОВД получила предложение от Бейкера помочь оппозиции окончательно свергнуть режим Чаушеску. Все стало немного понятнее, кто ведет, а кто ведомый. Кто правит этим миром, а кто становится жалким исполнителем. Даже столь обольщенный министр Шеварднадзе назвал предложение Бейкера «глупым»²⁴⁶. Не поздно ли пришло прозрение?

Теперь президент Буш стремился лишь к одному — к развитию успеха в Европе. Вернувшись с Мальты в натовскую штаб-квартиру в Брюсселе, президент Буш заговорил о необходимости покончить с расколом Германии «в соответствии с ценностями, которые становятся всеобщими идеалами». В данном случае Горбачеву просто давали задание. Чтобы не посыпать лишнюю соль на раны рухнувшей страны, президент Буш на Мальте сказал в декабре 1989 г., что Соединенные Штаты не воспользуются ослаблением России ввиду лишения ее пояса безопасности в Восточной Европе. Свидетель, посол Мэтлок, пишет так: «Горбачев заверил президента (Буша), что не использует силы в Восточной Европе, что он знает, что советские войска должны будут быть выведены из Восточной Европы... Он все еще надеялся сохранить Варшавский Пакт, но не использует силы для угроз.

197

Со своей стороны Буш сказал Горбачеву, что Соединенные Штаты не воспользуются переменами в Восточной Европе»²⁴⁷.

Как бы не так. Уже в январе 1994 года президент Клинтон, без малейшего согласования с теми, кто отдал ему влияние в Восточной Европе, объявил о марше НАТО на Восток И двух десятилетий не прошло, как не только Восточная Европа, но и Прибалтика стали аванпостами военной организации Североатлантического союза — НАТО. А у наивных борцов за «единую Европу» не хватило видения хотя бы оговорить вопрос о нерасширении НАТО на Восток в процессе сдачи своих позиций.

В ситуации, когда американские лидеры и не заикались о выводе натовских войск с территории западноевропейских и центральноевропейских государств, не преступным ли было заверить президента Буша на Мальте в том, что СССР выведет свои войска из восточноевропейского пояса своей безопасности.

Если рядовой Советской армии засыпал на посту, его ждали две недели гауптвахты. Если советский офицер опаздывал к месту несения службы, его ждал трибунал. А если Верховный главнокомандующий давал карт бланш вождю противостоящего блока, то он ожидал за это оваций. Полное искажение представлений о государственных интересах воцарилось в Кремле, а сверхцентрализованная обстановка в Советском Союзе делала противостояние преступной бесшабашности верховного руководства почти невозможной.

Именно об этом времени Збигнев Бжезинский сказал, что «мы не знали, что противника можно было свалить вначале используя лесть, а потом деньги». А идеолог консерваторов в США Майкл Ледин заметил с изумлением: «Мы смогли сокрушить Советский Союз, воодушевляя и поддерживая весьма малый процент его населения...» Горькое время предательства, смещения естественных инстинктов, безоглядного безразличия к своему отечеству. В комбинации с глупостью. Ведь Буш и тогда не обещал сохранять статус-кво в будущем.

Мальта характерна именно тем, какой характер приняли отношения Советской России и западного лидера — Америки. Горбачев фактически сдал Организацию Варшавского Договора. За туманные обещания неких экономических поблажек (никогда не сбывшихся в реальности), лидер огромной восточной страны как лучшему другу объяснил президенту Бушу-старшему, что восточноевропейские страны «могут уходить», Советский Союз не предпримет никаких контрдействий. Более того, расслабившийся генсек, вопреки всем правилам дипломатичес-

198

кого торга, как последний простак из незрелой провинции, фактически «бесплатно» и непонятно для западных собеседников щедро распорядился судьбой Восточной Германии, и даже Советской Прибалтики.

На следующие двадцать месяцев Буш строил свою политику в отношении Советского Союза на четырех базовых принципах: 1) помогать Горбачеву оставаться во власти; 2) держать его в рамках реформ, как бы расплывчато это определение ни звучало; 3) немедленно фиксировать все уступки, делаемые Горбачевым в пользу США; 4) « не уступать ничего ни на каком направлении».

Гибель ГДР

В ту самую неделю, когда Горбачев и Буш боролись с природой на Мальте, дружественная Советскому Союзу Восточная Германия погибала. Статья конституции о правящей роли коммунистической партии была отменена. Особый парламентский комитет обвинил Хонеккера и других смещенных лидеров в коррупции и изгнал их из СЕПГ. При этом не удержался и хитрый оппортунист Эгон Кренц — он был вынужден подать в отставку, и его во главе партии заменил Грегор Гизи.

В начале декабря 1989 г. в Москве собрались лидеры рушащегося Варшавского блока. Лишь неистребимый оптимист Горбачев, вопреки происходящему за окном, объявил, что Организация Варшавского Договора будет играть важную роль в новой Европе. ОВД и НАТО будут в ней главными элементами безопасности. Все понимали, что в этом случае он еще надеется предотвратить слияние двух Германий. Горбачев сообщил присутствующим «радостную новость» — он и Буш примерно одинаково смотрят на германскую проблему. В это же время американский посол в ФРГ Вернон Уолтерс уже предсказал, что Германия будет воссоединена в течение пяти лет.

На московской встрече только Николае Чаушеску предлагал контрмеры своим, назначенным вождями в текущем году коллегам созвать в Бухаресте съезд «пролетарских партий». Его игнорировали. По предложению чехословацкой делегации, все осудили действия ОВД против Чехословакии в 1968 г. Не подписался только Чаушеску. Судьба его была печальна. Через три недели чету Чаушеску расстреляли. Бейкер в Вашингтоне сказал, что США не препятствовали бы Советской армии, если бы она решила восстановить порядок в Румынии, (именно в это

199

время армия США начала массированное вторжение в Панаму). Интересно, о чем думал борец за планетарный гуманизм? Один из заместителей Шеварднадзе сказал послу Мэтлоку что американцы «отняли у русских «доктрину Брежнева».

Горбачев убедил настроенный на силовые действия Центральный Комитет отложить дело Прибалтики на некоторое время, а в это время послать в Вильнюс делегацию, чтобы там прислушались к голосу разума. Ельцин предложил, чтобы эту делегацию возглавил Горбачев. И ЦК согласился. Горбачев вылетел в Вильнюс 11 января 1990 г. в сопровождении делегации из сорока человек.

200