Исследование

Вид материала

Исследование

Содержание Dřĕvo sĕ listem odievá Деревья покрылись листвою Jak moudrý váží z ceny jen, ne z tíhoty perlu

Подобный материал:

• Исследование машинописных текстов, 3773.04kb.
• Исследование рынков сбыта, 102.92kb.
• Великой Отечественной Войны. Данное исследование, 132.59kb.
• А. М. Степанчук Национальный технический университет Украины "Киевский политехнический, 245.12kb.
• Задачи маркетингового исследования. Укажите информацию, которую необходимо получить,, 20.78kb.
• I. Исследование влияния тренировочных нагрузок на изменение уровня физической работоспособности, 95.1kb.
• Слепнёв Андрей Геннадиевич исследование, 237.56kb.
• Исследование рынка, объекта рыночных исследований (курсовая), 15.53kb.
• Л. В. Шипова Саратов, сгу им. Н. Г. Чернышевского Исследование, 107.95kb.
• Буланькова Эдуарда Анатольевича исследование, 19.13kb.

С. С. Скорвид (Москва). История и диалектология славянских языков в свете некоторых существенных аспектов художественного перевода (на чешско-русском материале)

Возобладавшая во второй половине XX в. практическая ориентация преподавания славянских языков подчас затмевает традиционный для данной отрасли знания историко-филологический подход, так что коллеги, ведущие курсы истории и диалектологии славянских языков, а также истории соответствующих славянских литератур до начала XX в. нередко задаются вопросом: актуальны ли ныне такие курсы вообще – или, иначе, как построить такие курсы, чтобы они были и ныне актуальны?

В плане практического преподавания языков, в том числе с точки зрения привития студентам навыков перевода текстов коммерческого характера, историко-языковая и историко-литературная информация оказывается и впрямь как будто избыточной.¹ Что же касается художественного перевода, с которым наши студенты так или иначе сталкиваются на языковых занятиях и при сдаче так наз. «домашнего чтения», а кроме того, в процессе опосредуемого переводами ознакомления со славянскими литературами и иногда на специальных переводческих семинарах (после чего многие продолжают свои первоначальные опыты уже и профессионально), то значение подобной информации здесь нельзя переоценить.

Первостепенную роль факты истории языка, а также литературы и культуры играют для перевода художественных произведений, относящихся к периоду до формирования современных славянских литературных языков. Без знакомства с историческим материалом невозможно – исходя только из современного языкового состояния – верно оценить и передать нюансы языка прошлых столетий, не говоря о прочих тонкостях общекультурного характера. Особую остроту этот вопрос приобретает в связи с переводом поэтических текстов, авторы которых чаще всего вообще опираются на подстрочник.

Известно, что первые произведения древнечешской литературы (как и некоторых других западнославянских) были стихотворными и даже в период возобладания прозы во второй половине XIV в. поэзия для чехов имела важное значение. Система стихосложения тогда была, естественно, силлабической. С этим связана проблема адекватности перевода таких текстов на русский язык. Некоторые исследователи – например, А. А. Илюшин в ряде своих работ² – выдвигают требование неукоснительного соблюдения при переводе формальных особенностей старого силлабического стиха. Попробуем применить это требование к переводу первой строфы одного из лучших образцов древнечешской поэзии XIV в. – стихотворения Dřĕvo sĕ listem odievá, восходящего к традициям провансальских трубадуров, которое и поныне считают едва ли не истоком чешской лирики³.

Dřĕvo sĕ listem odievá, slavíček v keřku zpievá. Máji, žaluji tobĕ a mécĕ srdce ve mdlobĕ.

Лист кроет древо зеленью, куст соловья рад пенью. Май, моей внемли вести, как сердце бьется в горести.

Разумеется, подобный перевод труден как, в первую очередь, для переводчика, так в конечном итоге и для перцептора. Отсюда возникает вопрос: адаптировать ли (и если да, то как и в какой степени) перевод к потребностям и возможностям восприятия текста современным читателем? Сравним адаптированный силлабо-тонический перевод первой строфы того же стихотворения из давней «Хрестоматии по зарубежной литературе средних веков» (слева, переводчик – А. Синович)⁴ и наш новый, также силлабо-тонический ее перевод (справа):

Деревья покрылись листвою, и в рощах поют соловьи. О ласковый май, пред тобою открою печали свои.

Деревья листвой одеваются, в кустах соловей заливается... Май, смею тебе лишь довериться, как бьется в тоске мое сердце.

Автор перевода из «Хрестоматии...» ради приближения читателю данного произведения (смысл которого, впрочем, он понимает неточно, ср. ниже Я сам отошел от любимой, / и сердце на муки обрек... без какого-либо соответствия в источнике и в полном противоречии с его поэтикой), переходя от силлабического стиха к силлабо-тоническому, изменяет число слогов в строках и характер рифмовки – abab вместо aabb в оригинале, причем во 2-й и 4-й строках здесь и далее используются отсутствующие в чешском тексте мужские рифмы. Наш перевод также отступает от слоговой структуры источника: число слогов в первых трех строках возрастает до 10, а в последнем – до 9, что призвано компенсировать чередование восьми- и семисложных чешских стихов; при этом, однако, сохраняется характер рифмовки, включая дактилически-хореическую рифмовку довериться / сердце, как в чеш. odievá / zpieva и, в обратном порядке, tobĕ / ve mdlobĕ.

Отдельный вопрос (не только для поэзии) – передача широко распространенных в литературном языке древнечешской эпохи германизмов и, с другой стороны, диалектизмов. Ср. в том же стизотворении: (1) Ačť bych já ji zmenoval, / mnohýť by mé štráfoval (примерный перевод без германизма, но с компенсирующим его иностранным словом Назови ж я ее, многие / вердикт бы мне вынесли строгий, перевод в «Хрестоматии...» Она поделилась с другими / и выдала тайну свою [!]); (2) Přĕzdiec jemu «ruší nás», / vyscĕrćmež jeho pryč od nás (примерный перевод с компенсацией североморавской формы просторечной русской лексемой Прозвав его досадой нашей, / прогоним мы такого взáшей, перевод в «Хрестоматии...» Коль станет болтлив ваш желанный, / гоните немедленно прочь [!]).

Менее проблематичен, как это ни парадоксально, эквиритмичный перевод метрической (квантитативной) поэзии, возобладавшей у чехов в XVII в. Здесь на помощь приходит давняя традиция русскоязычных переложений стихотворных произведений античности. Сравним с оригиналом наш перевод дистиха Я. А. Коменского, взятого эпиграфом к его учебнику «Janua linguarum reserata» («Открытая дверь языков», или, быть может, точнее «Врата языков отверстые», 1633):

Jak moudrý váží z ceny jen, ne z tíhoty perlu,	Как мудрым дорог не тяжестью – ценностью жемчуг,
tak užitečností vážiti knižku hledí.	так добрая книга пользой весомой ценна.

Аналогичные затруднения, в том числе в плане эквиритмичности, представляет перевод древнечешской прозы. Это позволяет хорошо иллюстрировать перевод сочинения Я. А. Коменского «Лабиринт света и Рай сердца» (1631–1663). Историю изданий «Лабиринта» на русском языке автор данных тезисов изложил во вступлении к книге, содержащей новый перевод этого и других, не только художественных произведений Коменского, которая была выпущена московским издательством «МИК» в 2000 г.

Какие исторически своеобразные черты языка Коменского потребовали создания нового перевода «Лабиринта»? На язык Коменского, в первую очередь на синтасксис и, шире, фразу, наложился заметный отпечаток культуры барокко с характерным для нее, в противоположность предшествующей эпохе Ренессанса и гуманизма, восприятием мира как дисгармоничного, уродливого и поиском идеала вне его. Будучи сугубо барочным автором, Коменский, помимо смысла, и формой фразы хотел, как это выражено в обращении к читателям «Лабиринта», открыть глаза на разнообразную суету этого напыщенного света и жалкий везде обман за внешним его блеском, научив не на земле искать покоя и твердости духа (в оригинале ригввиabych mnohotvárnou nádherného toho svĕta marnost a mizernou pod zevnitřním bleskem všudy se kryjicí šalbu znamenati, pokoje pak a bezpečnosti mysli jinde hledati se naučil).

Историко-языковая и диалектологическая информация оказывается необходимой также при переводе чешских художественных произведений XIX–XX вв. В докладе это положение иллюстрируется на примере перевода текстов К. Чапека и В. Гавела.

Примечания

1. Впрочем, стоит упомянуть, что чешскому деловому языку наших дней присуща тенденция к возвращению некоторых терминов, возникших на заре развития капитализма, с различными особенностями словоупотребления той эпохи; ср., в частности, лексически связанное сочетание valná hromada 'общее собрание' или порядок слов в наименовании společnost s ručením omezeným (современный русский эквивалент 'общество с ограниченной ответственностью' вместо более раннего 'товарищество...' демонстрирует тенденцию, обратную чешской). Поэтому при обучении студентов-богемистов коммерческому переводу вполне можно использовать такие тексты, как глава «Синдикат «Саламандра»« из романа «Война с саламандрами» К. Чапека или его же газетные заметки «Деньги», «Вокруг Рождества» и др.

2. См. особенно: Илюшин А. А. Проблемы перевода полоноязычных стихов Симеона Полоцкого // Научные доклады филологического факультета МГУ. Выпуск 3. М., 1998. С. 161–172.

3. Один из виднейших чешских поэтов XX в. Фр. Грубин писал в одноименном стихотворении: ... но если бы тебе вздумалось выбросить из головы / наивное четверостишие, которому семьсот лет, / то это как если бы ты цинично отбросил / майский любви свет. Образ мая с XIV в. пронизывает всю чешскую литературу: ср. поэму «Майский сон» Гинека Подебрадского (конец XV в.), поэму «Май» К. Г. Махи (1836) и др.

4. Хрестоматия по зарубежной литературе средних веков. Т. 2. М., 1953. С. 329.