Архив Л. Д. Троцкого
| Вид материала | Документы |
- План Предисловие Юность Начало революционной деятельности 2-й съезд рсдрп, 388.46kb.
- План Предисловие > Юность Начало революционной деятельности > 2-й съезд рсдрп Первая, 378.55kb.
- «Государственный архив современной истории Чувашской Республики», 96.08kb.
- «Архив ФиО», 6711.16kb.
- Исторический архив, 1953.98kb.
- Злобина Г. Р. Ргали, 164.78kb.
- Архив известного харбинского востоковеда, выпускника Восточного Института 1903 года,, 1278.29kb.
- Предисловие книга, 4958.18kb.
- Конституция Российской Федерации; Федеральные закон, 55.04kb.
- Доклад о результатах и основных направлениях деятельности, 184.92kb.
Архив Л.Д.Троцкого
Том 9
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштнский
Предисловие, примечания, указатели Ю.Г.Фельштинского и Г.И.Чернявского
Предисловие
Предлагаемый девятый том завершает документальную публикацию “Архив Л.Д.Троцкого”. В него включены материалы последних лет жизни Л.Д.Троцкого – 1938-1940 гг. – вплоть до его убийства агентом советских тайных служб Р.Меркадером в августе 1940 г. по личному приказу большевистского диктатора.
В эти годы Троцкий, живя в Мексике, стремился сохранить связи со своими стронниками в других странах, особенно в США и в Западной Европе, активизировать контакты с Латинской Америкой. Он продолжал выступать в качестве руководителя определенного течения в международном социалистическом движении, которое идентифицировалось с его именем и всё чаще называло себя троцкистским. Против этого Троцкий не отказывался, хотя и подчёркивал тождественность этого течения с ленинизмом.
Но и переписка с представителями этого движения, и публицистические выступления, и директивные материалы становились всё более скудными. Троцкий всё менее тщательно вникал в жизнь и деятельность организаций и движений своих сторонников. Он, естественно, не мог по объективным причинам принять участия в учредителньой конференции IV Интернационала (Париж, сентябрь 1938 г.), ибо вероятность получения им французской визы была исключена. Но он и не уделил этой конференции того внимания, которое привлёк бы подобный форум, если бы его проводили несколькими годами ранее. Троцкий лишь подготовил приветственный адрес конференции, но… не от своего имени, а для мексиканского художника Диего Риверы, причём это обращение носило не политический, а в основном эстетический характер и было озаглавлено “Революционное искусство и IV Интернационал”.
Основеное внимание в последние годы жизни Троцкого занимали подготовка книги о Сталине, которая так и не была завершена, а в последние месяцы жизни – с конца мая 1940 г., почти до самого момента последнего покушения на его жизнь, приведшего к гибели, – разоблачение первого, неудавшегося бандитского нападения на дом Троцкого с целью его убийства, которое произошло в ночь на 24 мая 1940 г., было подготовлено агентами НКВД и непосредственно возглавлялось другим мексиканским художником Давидо Сикейросом совместно с советским боевиком Иосифом Григулевичем, ставшим позже весьма именитыми учёным-историком и членом-корреспондентом Академии Наук СССР. Поистине, бандиты на советской спецслужбе были подчас интеллектуальными личностями!
В публицистике Троцкого этих лет по-прежнему весьма значительное место занимали события и социально-политические процессы, происходившие в СССР. Как и в предыдущие годы, автор придерживался мнения, что в СССР сохранялись возможности восстановления “рабочего государства”, ибо государственная собственность не была отменена, государству продолжали принадлежать основные средстсва производства.
В то же время для характеристики политического режима у себя на родине Троцкий применял термин “тоталитаризм”, всё смелее проводил параллели между властью Гитлера в Германии и диктатурой Сталина в СССР. “Экономичесекие основы, созданные Октябрьской революцией, ещё, к счастью, не разрушены окончательно, – констатировал он в июле 1938 г. – Но политический режим уже полностью получил тоталитарный характер. Советская бюрократия, изнасиловавшая революцию, хочет, чтобы народ считал её непогрешимой”.
Через два месяца в связи с погромом, учинённым Сталиным в офицерско-генеральском корпусе, отмечалось: “Тоталитарная бюрократия сосредоточивает в своих руках две функции: власти и администрирования. Эти две функции пришли ныне в острое противоречие. Чтобы обеспечить хорошее администрирование, нужно ликвидировать тоталитарную власть. Чтобы сохранить власть Сталина, нужно гробить самостоятельных администраторов, военных и штатских”. Полагая, что Советским Союзом продолжает управлять “привилегированная каста” (но ни в коем случае не новый господствующий класс), Троцкий проводил сопоставление с практикуемыми ею методами и приходил к выводу, что они весьма схожи с методами фашизма (в соответствии со сложившейся традицией термин “фашизм” применялся весьма расширительно, и в данном случае адресовался прежде всего национал-социалистической Германии).
Особое негодование вызывала личность советского диктатора. Личная антипатия к Сталину давно уже превратилась у Троцкого в откровенную ненависть (чувства их обоих были адекатными, но возможности, увы, различными!). Троцкий теперь не скупился на самые убийственные эпитеты по адресу Сталина и его власти, что, между прочим, свидетельствовало о постепенной и весьма обоснованной утрате им уверенности в своём завтрашнем дне. Сталинизм – это сифилис рабочего движения, говорилось в одном документе. Это проказа, провозглашалось вскоре в новом тексте. В одном месте Сталин именуется “московским фюрером”, в другом – “московским папой” (по аналогии с главой католической церкви).
Как и некоторые другие, наиболее компетентные и опытные политические наблюдатели, Троцкий сразу же дал верную оценку характера внешнеполитического раздела доклада Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г., определив его как “предложение руки и сердца Гитлеру”. В заметке “Постскриптум к статье ‘Капитуляция Сталина’” (24 марта 1939 г.), комментируя захват нацистской Германией Чехии и превращение Словакии в марионеточное государство, Троцкий не исключал, что при бурном темпе развития мировых антагонизмов положение может радикально измениться в ближайшее время. “Но сегодня похоже на то, что Сталин пробует играть с Гитлером в четыре руки”. Эта оценка полностью подтвердилась и усилилась после заключения 23 августа 1939 г. советско-германского договора о ненападении. Троцкий, разумеется, понятия не имел о подписании тогда же дополнительного секретного протокола, в котором тоталитарные режимы договорились о разделе восточной части Европейского континента. Но тот факт, что Сталин превратился в “адъютанта Гитлера” был для него совершенно неоспоримым.
Вполне естественно, что оценки политического режима в СССР переносились на подчиненное ему международное коммунистическое движение – компартии сравнивались с фашистскими организациями, а Коммунистический Интернационал именовался “Сталинтерном”.
Тем не менее факт соучастия Советского Союза в германской агрессии, захват им восточной части Польши, нападение на Финляндию, а затем захват трёх стран Балтии не дали Троцкому оснований для пересмотра своей общей оценки характера социально-экономического строя в СССР. Более того, он считал, что в форме захвата новых территорий на этих землях происходят революционные процессы – навязанные сверху, деформированные, но, тем не менее, соответствовавшие, якобы, интересам трудящегося населения.
По этому поводу в среде сторонников Троцкого развернулись весьма оживлённые дискуссии. Группа руководителей Социалистической рабочей партии (СРП) США, участвовавшей в Четвертом Интернационале (Макс Шахтман, Мартин Аберн и др.), решительно осудив советскую агрессию, выступила с призывом отказаться от лозунга защиты СССР. Троцкий со свойственной ему язвительностью и резкостью осудил эту, как он полагал, группу мелкобуржуазных интеллигентов. В результате конфликтов в СРП произошел раскол, и её влияние, и без того невысокое, упало до совершенно незначительной величины.
Троцкий внимательнейшим образом следил за развитием начавшейся нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. второй мировой войны. “Я не вижу сейчас никакой силы в мире, которая могла бы задержать развитие этого процесса, т е. родов войны. Новая страшная бойня неумолимо надвигается на человечество”, – прогнозировал он ещё за год до начала войны.
Его суждения и прогнозы были, разумеется, окрашены в цвета идеологической догматики, в частности по поводу того, что война приведёт к новому революционному взрыву, к полному краху мирового империализма и т. п.
Насколько в сознании лидера коммунистического оппозиционного движения причудливо сочетались обоснованные прогнозы и утопические схемы, свидетельствует следующее высказывание 1938 г.: “Во время войны исчезнет всякое различие между империалистической ‘демократией’ и фашизмом. Во всех странах будет царить беспощадная военная диктатура. Немецкие рабочие и крестьяне будут так же погибать, как французские или английские. Голод, эпидемии, одичание сметут различие политических режимов и границы государств. Нынешние средства истребления так чудовищны, что человечество не выдержит, вероятно, и нескольких месяцев войны. Отчаяние, возмущение, ненависть толкнут народные массы всех воюющих стран на восстание с оружием в руках. Социалистическая революция непредотвратима”.
Но вместе с тем подчас высказывались и более или менее трезвые и точные прогнозы и предположения. Уже через три недели после немецкой атаки на Польшу Троцкий предрекал, что “при затяжной войне Гитлер идёт к величайшей катастрофе. Но весь вопрос в сроках и темпах. На пути к пропасти Гитлер может не только разгромить Польшу, но и нанести СССР тяжкие удары, которые будут стоить кремлёвской олигархии головы”. Впрочем, вполне обоснованные прогнозы вновь и вновь сочетались с совершенно невероятными предположениями. Таким было, например, весьма пессимистическое мнение о судьбе евреев не только в случае войны, но и независимо от нее (писалось это в декабре 1938 г.): “Можно без труда представить себе, что ждет евреев в самом начале будущей мировой войны. Но и без войны дальнейшее развитие мировой реакции означает почти с неизбежностью физическое уничтожение еврейства”.
Несмотря на идеологическую предвзятость, порой совершенно открыто провозглашалась политическая целесообразность, оговариваемая, естественно, весьма общими идеологемами. Ставя, например, вопрос, какую позицию должен занять мировой рабочий класс в случае гипотетического военного конфликта “демократичекой” Великобритании с “фашистской” Бралилией (в обоих случаях кавычки поставлены Троцким, хотя мы бы также их использовали, если бы их не было в оригинале), он отвечал: “…Я буду в данном случае на стороне фашистской Бразилии”, ибо её победа “даст толчок национальному и демократическому сознанию страны”.
Часть документов предлагаемого тома связана с пребыванием в Западной Европе нескольких “невозвращенцев” – отказавшихся выехать в СССР бывшего советского дипломата А.Бардина, видных разведчиков В.Кривицкого, И.Порецкого (Райсса, Людвига) и его жены Елизаветы Порецкой. Эти материалы свидетельствуют, что Троцкий возлагал немалые надежды на использование названных лиц в политических интересах IV Интернационала, прежде всего с точки зрения той уникальной информации о положении дел в СССР, которой эти лица располагали и могли предоставить.
О контактах с названными лицами, находившимися в 1938-1939 гг. в основном во Франции (кроме Порецкого, который в 1937 г. был убит агентами НКВД в Швейцарии), речь шла, в частности, в переписка Троцкого с М.Зборовским (Этьеном) и Л.Эстрин, которые после смерти в 1938 г. сына Троцкого Л.Л.Седова осуществляли в Париже издание “Бюллетеня оппозиции (большевиков-ленинцев)” – по существу дела личного периодического органа Троцкого на русском языке.
Троцкий, обычно ведший себя весьма осторожно и даже подозрительно, во взаимоотношениях с ними проявлял полное доверие. Лилия Эстрин этого доверия заслуживала (впрочем, она была в основном техническим работником). Что же касается Зборовского, то он был тайным агентом НКВД, с помощью которого советские спецслужбы проникали в самые сокровенные секреты международного движения сторонников Троцкого. Тем более показательно послушное, буквальное следование Зборовского указаниям Троцкого даже в тех случаях, когда речь шла о случайном недоразумении, например в описке, обнаруженной в письме шефа (с одним таким случаем мы встретимся в томе).
Некоторые из этих материалов связаны с обстоятельствами смерти Л.Л.Седова. Представляется, однако, имея в виду истинный характер личности и деятельности Марка Зборовского, что они не столько освещают последние дни жизни сына Троцкого, сколько искажают их действительную картину. По всей видимости, Зборовский не был физическим убийцей Седова в парижской больнице, куда он попал с приступом аппендицита и где ему сделали успешную операцию, через несколько дней после которой он внезапно скончался. Но каким-то образом Этьен приложил руку к ликвидации Седова. Сам же факт убийства, которое Зборовский и Эстрин решительно отрицали, действительно имел место скорее всего по “наводке” Этьена. Это подтверждает бывший ответственный сотрудник советских спецслужб Петр Дерябин, бежавший на Запад, которому говорили в КГБ, что Седов действительно был ликвидирован московскими агентами1. Косвенно эти сведения подтверждает в своих воспоминаниях и вдова И.Порецкого, свидетельствующая, что за Седовым и другими коммунистическими отступниками постоянно наблюдали агенты НКВД С.Ефрон (муж М.Цветаевой), Д.Смиренский, Р.Шнайдер2.
Вряд ли в полной мере прав бельгийский сторонник Л.Д.Троцкого Ж.Вареекен, писавший в своих мемуарах: “Путём искусных маневров и изобретательных трюков они (агенты НКВД – Ю.Ф. и Г.Ч.) смогли превратить неизбежные политичесикие различия в обычные ссоры и личную борьбу, морално и физически ликвидируя как революционных лидеров, так и, когда их миссия завершалась, самих агентов”3. НКВД не был настолько всесильным, конфликты и дрязги были постоянно присущи движению последователей Троцкого, как и любой иной политической или идеологической секте, склонной, согласно американской поговорке, которую любил повторять Троцкий, к расщеплению волос. Но сам по себе факт активнонго использования конфликтов советскими агентами, безусловно, имел место.
Проживая в Мексике, Троцкий внимательно следил за бурными политическими перипетиями, свойственными развитию этой страны во второй половине 30-х годов, в частности связанными с национализацией по инициативе президента Ласаро Карденаса нефтяных и других природных богатств.
Троцкий формально соблюдал своё обязательство не вмешиваться во внутренние дела Мексики. Многократно выступая в печати по вопросам, связанным с мексиканскими сюжетами, он публиковал свои статьи без подписи, под псевдонимами или даже за подписью Диего Риверы. Сохранение подлинников в архиве, лишь часть из которых публикуется в данном томе, позволяет установить авторство Троцкого беспрекословно. Обилие, фактическое преобладание публицистических выступлений, посвященных Мексике, а также другим латиноамериканским странам, свидетельствует, что в определенной мере Троцкий в последние годы жизни стал превращаться из международного в регионального деятеля, причем в деятеля того региона, языками которого он не владел и о котором имел не весьма глубокие знания.
Покровительство Риверы, краткий, но бурный роман с его молодой женой, талантливой художницей Фридой Кало, встречи с известным французским писателем-сюрреалистом Андре Бретоном, недолгое время поддерживавшим организации сторонников Троцкого, стимулировали эстетические интересы лидера коммунистического оппозиционного движения, получившие выражение в нескольких эссе, публикуемых в данном томе. Обращают на себя внимание некоторые пассажи, которые звучали неординарно и даже парадоксально для Троцкого. Так, в статье “За свободное революциолнное искусство!” (июль 1938 г.) он провозглашал: “Если для развития материальных производительных сил революция вынуждена учредить социалистический режим централизованного плана, то для умственного творчества она должна с самого начала установить и обуспечить анархический режим индивидуальной свободы. Никакой власти, никакого принуждения, ни малейших следов командования!” Были ли эти и подобные им высказывания выражением искреннего поворота к плюрализму в области художественной культуры или же они являлись лишь тактическим ходом, продиктованным общением с выдающимимися творцами? Весь строй мышления, политических и организационных концепций Троцкого свидетельствует, на наш взгляд, в пользу второго предположения.
Почти все материалы с конца мая 1940 г. связаны с расследованием бандитского нападения на дом Троцкого в ночь на 24 мая того же года. То, что сталинские агенты готовят покушение на его жизнь, он понимал и в предыдущие годы. Сталин готовит против него “другие меры, гораздо более действенные”, – был убежден Троцкий ещё в феврале 1938 г. Московский заказ состоит в том, чтобы “создать благоприятную атмосферу для расправы” – в самой Мексике, писал он в сентябре.
После же покушения 24 мая 1940 г. Троцкому стало полностью ясно, что советский диктатор, приговоривший его к смерти, полон решимости привести свой приговор в исполнение в самом близком времени. Директива о нападении 24 мая могла исходить только из Кремля, только лично от Сталина, через заграничную агентуру советских спецслужб, убеждал он мексиканские следственные власти и общественное мнение. Тайные московские агенты бесспорно готовят новое покушение, разъяснял он.
Может быть, именно потому, что Троцкий связыал напрямую имя “кремлевского горца” с подготовкой его убийства, мексиканские следственные органы действовали весьма осторожно, и главный бандит Сикейрос отделался, как это ни чудовищно звучит, лёгким испугом. Через много лет, в 1960 г., этот художник в штатском бессовестно врал: “Наша главная цель или глобальная задача всей операции состояла в следующем: захватить по возможности все документы, но любой ценой избежать кровопролития. Мы считали, что смерть Троцкого или кого-либо из его сообщников не остановит развития троцкизма как международного движения”4.
Бежав из Мексики с помощью чилийского коммуниста поэта Пабло Неруды, Сикейрос уже тогда вводил мир в заблуждение, утверждая, что намеревался не убить Троцкого, а только выразить протест против его пребывания в Мексике5.
Эта ложь именитого сталинца опровергается многими документами, с которыми читатель встретится в данном томе.
В конце тома публикуются предисловие и фрагменты книги Троцкого о Ленине, над которой он работал в течение ряда лет, но так и не вышел за пределы подготовки первоначального варианта первых разделов. Важной особенностью публикуемых теекстов является стремление представить молодого Ульянова в развитии, в процессе перехода от народничества к марксизму. Такой подход был развит современной западной историографией, представители которой подчас ссылаются на взгляды Троцкого6.
*
В предлагаетмый том, как и в предыдущие, вошли статьи, заявления, интервью, письма, беседы Л.Д.Троцкого. Включены также несколько писем Л.Эстрин и М.Зборовского, адресованных Троцкому.
Почти все публикуемые документы хранятся в Архиве Л.Д.Троцкого (Хогтонская библиотека Гарвардского университета). Отдельные документы взяты из Коллекции Б.И.Николаевского в Архиве Гуверовского Института войны, революции и мира (г. Пало-Алто, Калифорния, США) и из Коллекции Ч.Маламута в Бахметьевском архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк, США).
На русском языке материалы ранее не публиковались, но часть из них была издана на английском, французском и немецком языках. Все они здесь приведены в соответствии с архивными первоисточниками.
В конце тома публикуются примечания и указатели имен и географических названий.
Редактором-составителем тома является доктор исторических наук Ю.Г.Фельштинский. Предисловие, примечания, указатели подготовлены Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических наук Г.И.Чернявским. Ими же проведена археографическая работа над текстом в соответствии с теми методами, которые были нами сформулированы во вступительной статье ко всему изданию (см. т. 1). В работе над текстами, связанными с историей Китая, принмал участие доктор исторических наук А.В.Панцов.
Мы вновь выражаем глоубокую благодарность администрациям архивов, предоставившиъ нам право публикации документов из их фондов.
-------
1 Deriabin P. , Bagley T.H. KGB: Masters of the Soviet Union. – New York, 1990. – P. 262.
2 Poretsky E. Our Own People: A Memoir of “Ignace Reiss” and His Friends. – Ann Aarbor, 1969. – P. 238.
3 Vareeken G. The KGB in the Trotskyist Movement. – Clapham, 1976. – P. 355.
4 Енко К. и Т. Частная жизнь вождей: Ленин, Сталин, Троцкий. – М., 2000. – С. 369.
5 Andrew Ch., Gordievsky O. KGB: The Inside Story of Its Foreign Operations from Lenin to Gorbachev. – New York, 1990. – P. 170.
6 См., например: Pomper Ph. Lenin, Trotsky, and Stalin: The Intelligentsia and Power. – New York, 1990. – P. 21-50.
1938