Камера абсурда

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   57
ты читала Майн Рида или не читала?

– Нет...

– Я тебе принесу почитать. Знаешь, как интересно?!

С тех пор с Павликом дружила я.

К Новому году отец привёз откуда-то две ёлки: одна повыше и попушистее, другая – похуже, с надломленной веткой.

– Пап, зачем нам две ёлки?

– Вторая – нашему мастеру...

– Ты пушистую себе оставь, ладно?

– Не ладно! Машину кто давал? Мастер! И с лесхозом он договорился. По совести и ёлка ему лучшая полагается.

– А ты скажи, лучше не было...

– А совесть я куда спрячу? В карман?!

Так и нарядили мы свою однобокую красавицу, отчего праздник ничуть не померк. Вся в золотых шарах и сосульках, с подвязанными к веткам настоящими мандаринами и конфетами, мигающая огоньками – ёлка стояла в углу чудом чудесным и ждала своего главного часа.

В последний день декабря мама Шура пекла пироги, то и дело поглядывая в окно:

– Господи! Что же Ивана так долго нет?

Начало синеть за окнами, а отца всё не было. Уж и стол накрыли, и горка апельсинов в высокой вазе пламенела по центру, а отец всё не шёл.

– Ген! – вконец растревоженным голосом сказала мама. – Сходи к тёть Нине – пусть зайдёт на минутку.

Пришла соседка, и они с мамой Шурой о чём-то зашушукалисъ на кухне.

– Таня, поди сюда, – позвала мама. – Танюш, оденься, сходи с тётей Ниной в одно место.

Быстрым шагом мы направились с тётей Ниной в сторону центральной площади. Она как бы невзначай расспрашивала меня, где мы жили раньше. И я охотно согласилась показать ей этот дом.

Постояв чуть в отдаленье от дома, где мы с отцом жили когда-то у мамы Тамары, так же быстро пошли обратно. Я догадалась, что это и было целью нашей прогулки. Но зачем? Разве мог отец от хорошей мамы Шуры заглядывать в этот дом? Не мог.

«Быть может, он зашёл к Гале?» – подумалось мне. Свою вторую дочь отец вспоминал лишь при мне, да и то... если выпьет. Глаза его сразу краснели и наливались слезами.

О своей догадке я промолчала.

Вернувшись домой, мы застали чуть хмельного отца и маму Шуру, напряжённо, но без крика, разговаривающих в прихожей.

– Татьяна, где ты была? – строго спросил отец.

– Показывала тёть Нине, где мы раньше жили, – ответила я без хитрости и тут же поняла, что сказала зря.

– Всё ясно! – взвился отец.

– Ну, хватит, хватит – ничего страшного не произошло, – засуетилась соседка. – Щас я сбегаю домой и приду.

Тётя Нина вернулась со своей бутылкой и закусками.

За стол сели мирно, вроде бы даже с радостью. В моей жизни ещё не было такого праздничного домашнего Нового года.

Дождаться полночи у нас с Генкой не хватило сил, и нас, расцеловав, отправили спать.

Уже засыпая, услышала, как хлопнула входная дверь. Ушла соседка. И тут же раздался громкий, грозный возглас отца:

– Ты что, мою дочь в шпионки к отцу приставляешь?

– Замолчи! Я запрещаю тебе при детях ор устраивать. Завтра поговорим! – твёрдо ответила мама Шура.

И наступила тишина.

Так, в тишине и напряжении, прошли новогодние праздники. Кончились зимние каникулы.

Как-то, вернувшись из школы, я услышала перед входной дверью громкий весёлый разговор в квартире. Голоса мамы Шуры и отца распознала сразу. Третьим был чуть картавый хохочущий голос, знакомый мне до щемящей радости. Кинувшись в зал, увидела нашего иноковского дядю Володю.

Он приехал в Сталиногорск по своим надобностям и несколько дней гостил у нас, ко всеобщему удовольствию.

Более всего изумил его консервированный зелёный горошек:

– Это же надо?! У нас горох сушат и знать не знают, что в банках он вкусен до сладости.


С Новым, 1961 годом начался обмен старых денег на новые. Народ тревожился: не хуже ли будет жить, коль вместо десяти рублей в кармане окажется всего лишь один? Новые деньги разглядывали, нюхали, щупали, удивляясь малости купюр.

– Такой рубль выскочит из кармана и не заметишь, а он по сути – десятка! – сокрушалась мама Шура.

При упоминании новых цен люди долго ещё уточняли:

– Пять рублей – по-новому, по-старому – пятьдесят! Нет, это слишком дорого!

Многие, не разобравшись, стали выкидывать самые мелкие монетки, думая, что они вовсе обесценились. Оказалось, их оставляют в обороте, и ребятня с радостью подбирала иногда сразу по горсти старой меди. Временами везло и нам с Геной. Я покупала открытки, Генка – марки и значки.

Второй, общей для всех новостью нового года стало переименование Сталиногорска в Новомосковск.

Некоторые из бывших сталиногорцев горевали:

– Говнюки! За что Сталина обидели?.. – и пугливо оглядывались: не слышат ли чужие коварные