Geum.ru

Камера абсурда

Вид материалаДокументы

Содержание


Два дмитрия
Собеседники дмитрия лунькова
Только до чёрточки каждой
Десять лет – один ответ…
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   57

Правнук Анания и Андерса,

внук Емельяна и Арвида,

сын Николая и Александры – я, Арвид II.


г. Саратов,

1985 – апрель 2001 года


Владимир

ВАРДУГИН

ДВА ДМИТРИЯ
И ОДИН ЭКРАН

ЛЕТОПИСЬ ПОЛУВЕКА

Патриотизм опять входит в моду. Хотя совсем недавно, в 1990-х годах, часто цитировали изречение кого-то из знаменитых англичан ХVIII века: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев», трактуя сей афоризм так: патриоты – последние негодяи; в то время как изначальный смысл фразы: даже отпетого негодяя патриотизм спасает. И в нашей Саратовской области принимаются целевые программы, направленные на воспитание молодёжи в духе патриотизма. Правительство для того выделяет средства, в документах расписывает, какие министерства и комитеты за что отвечают. Наверное, запланированные мероприятия (военно-спортивные игры, беседы, лекции и т.п.) пройдут не без пользы, однако можно ли указом предписать кому-либо: «Будь патриотом!»? Ведь патриотизм – чувство деликатное, он, как и любовь, приказам неподвластен. Вспомните поговорку: «Насильно мил не будешь».

Так что же, чувство патриотизма нельзя привить? Можно, только он, патриотизм, как геном, передаётся от человека к человеку, от патриота к патриоту. Надо поддерживать тех, кто не по роду службы, а по велению души воспитывает всей своей жизнью в наших согражданах любовь к родной земле, к своему народу. Такие подвижники лучше целых институтов справятся с задачей сплочения народа вокруг национальной идеи.

И ещё. Можно ли любить свой край, не зная его? Едва ли… А кто у нас в области лучше других знает его? Краеведы. И один из первых среди них – Дмитрий Сергеевич Худяков. Полагаю, его можно назвать профессиональным краеведом, поскольку он без малого полвека ведёт на Саратовском телевидении передачу «Не за тридевять земель».

Это самая «долгоиграющая» авторская телепередача не только в нашей стране, но и во всём мире.

А первый раз он вышел в телеэфир в 1958 году уже бывалым человеком. Тогда ему исполнилось тридцать лет. Мастер спорта по туризму, инструктор по альпинизму, почти десять лет – руководитель туристского клуба при нашем университете, он уже исходил вдоль и поперёк не только близлежащие земли, но и дальние края – Урал, Кавказ, Алтай, Кольский полуостров, отроги Тянь-Шаня.

Первые отчёты о путешествиях публиковал в университетской многотиражке, в областных газетах «Молодой сталинец» и «Коммунист». А дебютировал журналист Худяков, как говорят, на страницах юмористической студенческой стенгазеты физического факультета «Гиппопотамчик улыбается». На её страницах обычно доминировали фоторепортажи о жизни учебного заведения. Однажды удивили всех, поместив отчёт о собрании: закончились доклады и прения, люди выходили из зала, а их встречала стенгазета с помещёнными на ней снимками только что выступивших. Использовали быстродействующий проявитель, фотоплёнку сушили с помощью спирта, что позволяло печатать снимки буквально в считанные минуты.

Приглашал его, возвратившегося из дальних странствий, и спортивный радиообозреватель Субботин. Дмитрию Сергеевичу приходилось иметь дело и с экраном. Правда, пока не телевизионным. В университетском туристском клубе было больше сотни человек. И когда наши спортсмены возвращались с очередного пройденного маршрута, то для тех, кто не был в походе, они рассказывали об увиденном, сопровождая рассказ показом фотографий на экране, проецируя изображения с помощью эпидиаскопа.

И вот летом 1958 года Дмитрий Сергеевич совершил памятный поход на один из утёсов в дальнем Затоне. Памятный не сложностью маршрута, не его длиной, а тем, что в поход взяли телеоператора. Режиссёром выступил Вишневский, а сценарий Дмитрий Сергеевич написал сам. Начиналась та передача тоже не без юмора: ведущий сидел в коробке из-под телевизора и, приглашая земляков в выходные дни не сидеть дома, а идти на природу, звал их с собой: «Идёмте с нами!» Далее на телеэкране появлялись кадры, отснятые на тропах Затона, панорама Саратова с Соколовой горы и счастливые лица завсегдатаев «Клуба выходного дня».

Однако прошло полтора года, прежде чем Худяков пришёл на телестудию «всерьёз и надолго». Тогда его пригласили рассказать о путешествии на Кольский полуостров, и он, захватив в студию пачку фотографий, увлечённо показывал отснятое, установив рекорд, до сих пор никем не побитый: за 45 минут телезрители увидели 216 снимков!

Передача имела успех. Его попросили подготовить другой материал, и он поехал в Шиханы, снял репортаж о подвижнике физической культуры, молодом школьном учителе. Потом познакомил телезрителей с участниками лодочного похода по Иргизу. Постепенно складывался «фирменный» стиль Худякова: доверительное прямое обращение к зрителю, приглашение к соучастию в передаче, совместное размышление над фактами, в результате чего зритель сам делает вывод, сам совершает маленькое открытие, не замечая, что подвёл его к тому телеведущий.

Поначалу телепередача, приглашавшая земляков в путешествия, не имела постоянного названия. «Край, в котором ты живёшь», «Для вас, любознательные», «Лесная газета», даже «Зверь, который живёт рядом» (это о кошке). Пока наконец не нашлось самое удачное: «Не за тридевять земель». Вместе с найденным названием определилась и главная тема: история, география, геология, ботаника, климат, природа и т.п. земли саратовской.

Все передачи шли в прямом эфире: Худякова стали записывать (не потому, что он устал, просто у телестудии в субботу, когда его передача включена в программу, выходной) только в ХХI веке, до этого он провёл в прямом эфире, если сплюсовать все сорокапятиминутные передачи, более 800 часов, то есть если бы их прокрутить без перерыва, то зрителю пришлось бы не отходить от телеэкрана более месяца! Сейчас время каждой передачи сократилось до двадцати минут, Дмитрий Сергеевич встречается с телезрителями по понедельникам четыре-пять раз в месяц.

Новая передача едва не умерла в самом начале: Худякова отлучили от эфира. Возглавивший по решению облсовпрофа саратовский туризм чиновник Силаев, пытаясь выстроить вертикаль власти в туристском движении области, распорядился провести слёт любителей путешествий осенью, ссылаясь на то, что «так приказала Москва». «При чём тут Москва? – возразил Худяков. – Мы привыкли собираться весной». Силаеву показалась крамольной речь молодого телеведущего, покусившегося на авторитет не только чиновника областного профсоюза, но и столицы! И когда Дмитрий Сергеевич пришёл в очередной раз в студию, режиссёр, потупив взор, объявил, что эфира Худякову не дают. Не разъяснили, почему отменили передачу, и руководители телерадиокомитета. Однако вскоре Худякову предложили написать статью в «Коммунист» на какую-то актуальную тему, на что тот ответил, мол, чего писать, я персона нон-грата, всё равно не напечатают. И рассказал о недовольстве профсоюзного лидера. Кто заступился за него, не знает и по сей день, только через какое-то время его снова пригласили в студию, и передача «Не за тридевять земель» опять заняла своё достойное место в сетке телепередач.

Начало 1960-х годов – золотой век Саратовского телевидения. В эфире транслировались местные театральные представления, наши саратовские артисты давали концерты, в студию приглашались передовики производства, известные во всех сферах жизни люди, неспешно обсуждались злободневные темы. А куда было спешить? Это потом, когда в 1965 году начались передачи из Москвы, распорядок телевизионного вечера (а передачи шли только вечерами) подчинялся телетайпу: то съезд надо транслировать, то выступления руководителей страны, то новости растянутся дольше обычного, потеснив все саратовские программы.

А среди местных выпусков худяковские имели самые высокие рейтинги (хотя такой термин тогда ещё не употребляли), о чём свидетельствовали груды писем. Один из председателей телерадиокомитета даже приревновал: «Что они, сами себе пишут? Не может быть, чтобы три четверти почты адресовалось Худякову». И распорядился доставлять все письма ему, дабы удостовериться, что тут нет подвоха. «Это же перлюстрация, как может, пусть и председатель, читать чужие письма?» – возмутились коммунисты и на партсобрании поставили на место зарвавшегося чиновника.

Странно, но чем популярнее становилась передача, тем подозрительней к ней относилось начальство. На телестудии сложилась даже присказка: каждый новый председатель телерадиокомитета, вступая в должность, ставил на повестку дня три вопроса: об опозданиях сотрудников, о буфете и о передаче «Не за тридевять земель». Однажды конфликт между ведущим и начальством вынудил Худякова на такой шаг: в прямом эфире он обратился к телезрителям – быть или не быть передаче? В ответ получил более тысячи писем с требованием продолжать рассказ о чудесах нашего края, о достопримечательностях и людях, прославляющих нашу область.

А их, замечательных фактов, было столько, что Худякову становилось тесно в рамках одной передачи. И он стал снимать телефильмы. Первый из них – «Лесная газета». Потом вместе с режиссёром Владимиром Гладышевым снял фильм «Так начинался Чапаев». У Владимира Андреевича многому научился. «Дима, ты как чукча: что видишь, о том и поёшь, – наставлял молодого коллегу маститый тележурналист. – Надо поступать так: снял несколько кадров – перешёл к другому сюжету, и его не до конца доводишь, переключаешь внимание зрителя на третье; все эти сюжеты потом сойдутся в одной точке, и зритель сам поймёт, что мы ему хотим сказать».

На художественных советах Худякова хвалили за увлечённость, за дотошность, за стремление «во всём дойти до самой сути», но неизменно ругали: сценарий «слабо выстроен». Прислушиваясь к мнению товарищей, Дмитрий Сергеевич уяснил: самое сложное, но и самое интересное в творчестве – умение «выстраивать материал». Набрав массу фактов, осмыслив их, снабдив комментариями специалистов, надо так составить целостный рассказ, чтобы получилось, как говорится, «ни убавить ни прибавить». Навсегда запомнились уроки редактора Михаила Давидовича Исхизова. «Так, старик, может, зайдёшь ко мне?» – обращался, встретив в коридоре опытного уже телеведущего и начинающего режиссёра и сценариста Худякова, а в кабинете продолжал: «Вот у меня твой сценарий. Могу подписать, а могу разнести. Ты что предпочитаешь?» Получив пожелание «разнести», читал и комментировал: «Голубая лента реки, за нею зелёная стена леса и неоглядная ширь полей…» После совместной читки штампы типа «неоглядной шири полей» и «голубой ленты реки» исчезали, уступая место незаёмным словам и незатасканным образам, которые в конце концов находились у автора, «перелопачивавшего» сценарий «от и до» не один раз в поисках «слова точного», «а не его троюродного брата», по выражению поэта Гитовича.

Учился мастерству Дмитрий Сергеевич и у доброжелательного и отзывчивого режиссёра Михаила Свердлова. На художественных советах Свердлов неизменно заступался за начинающего коллегу, улавливая суть задуманного Худяковым фильма, суть, проявлению которой мешало отсутствие опыта. А опыт, как известно, дело наживное. Раз от раза замечаний на худсоветах меньше не становилось, но каждая вышедшая на экран лента была явно совершеннее. Среди десятка своих телефильмов Дмитрий Сергеевич сегодня считает наиболее удачными такие фильмы, как «Берег плезиозавров», «Хождение за море саратовское», «По ту сторону легенды», «Поход, поход, поход».

Но самой главной оставалась для Худякова в его творчестве краеведческая передача «Не за тридевять земель». За сорок девять лет в архиве её скопилось почти полмиллиона писем, фотографий, рисунков, кассет и дисков с записями от благодарных телезрителей. Эта передача стала поистине народной: Дмитрий Сергеевич строит все выпуски (а в октябре 2009 года вышла в эфир 1359-я передача) на обратной связи со зрителями – они подсказывают, о чём говорить, спрашивают и получают исчерпывающие ответы. Порой Дмитрий Сергеевич не стесняется сказать сакраментальное: «Я не знаю…» И тогда уже знатоки-телезрители подсказывают правильный ответ.

«Не за тридевять земель» смотрит уже третье поколение (первая передача появилась в эфире 1 октября 1960 года): первыми выпусками «Лесной газеты» наслаждались те, кто сегодня у телеэкранов путешествует вместе с внуками «По берегам морей, которых никто никогда не видел» (эта рубрика телепередачи дала название одной из книг Худякова). Первые телепередачи смотрели на чёрно-белых экранах «Рекордов» Воронежского радиозавода (такой телеприёмник привёз себе Худяков в 1960-м году из Москвы), ныне смотрят на плазменных панелях не только наши земляки, но и соседи из Пензенской, Волгоградской, Оренбургской, Самарской и Воронежской областей – современная техника это позволяет.

Но сколь бы совершенной ни становилась техника, самым уникальным и самым главным на телевидении остаётся человек, который садится перед объективом телевизионной камеры и произносит: «Здравствуйте, в эфире программа «Не за тридевять земель».

Телережиссёры, выдававшие в эфир первые передачи Худякова, советовали ему мысленно представлять аудиторию: вот бабушки сидят здесь, там – дети, тогда легче будет вести разговор. Однако эти советы казались ему излишними: Дмитрий Сергеевич без труда ведёт диалог с молчаливым глазом телекамеры. Хотя может и представить себе своего «среднестатистического» собеседника. Это доброжелательный (простит, если заметит оплошность), с чувством юмора человек неясного возраста («любви все возрасты покорны»).

Самый же строгий зритель – Валентина Павловна, супруга Дмит­рия Сергеевича. Она не пропустила ни одного выпуска краеведческой передачи, и вечером, когда Дмитрий Сергеевич возвращался домой со студии, сразу же следовал «разбор полётов». Это в эпоху прямого эфира. Ныне передачу, идущую в записи, смотрят вместе.

За что критикует ведущего самый взыскательный зритель? Как ни странно – за излишний прямой призыв «знать и любить свой край». Но, видимо, Худякову свыше сил сдерживать свои восторги: за почти полвека телеведущий не растерял главного, без чего не состоится ни одно творение: чувства удивления. Если сам себе не скажешь: «Надо же, как здорово, я и не знал, оказывается…», то и не заставишь удивиться и телезрителя. Вот когда всё вокруг станет пресным – тогда и кончится авторская телепередача «Не за тридевять земель». Только такого никогда не случится, поскольку краеведение – это сама жизнь. Открываются факты прошедших лет, ждавшие своего часа в архивах, накатывают новые события, подрастают вчерашние школьники, своими свершениями славящие наш край, – всё это хлеб краеведа, бесконечная вереница будней и праздников, которые надо осмыслить, выстроить и выдать в эфир, дабы состоялся очередной диалог со зрителем, соавтором любимой передачи.

СОБЕСЕДНИКИ ДМИТРИЯ ЛУНЬКОВА

Более полувека назад началось телевещание в Саратовской области. Настоящим летописцем стало подразделение телерадиокомитета «Саратовтелефильм», созданное при активном участии кинорежиссёра Дмитрия Алексеевича Лунькова.

В 1980 году в Саратов приехал Сергей Георгиевич Лапин, председатель комитета телерадиовещания СССР, интересовался, чем и как живут саратовские телерадиожурналисты. Дмитрий Алексеевич Луньков, известный на всю страну кинорежиссёр, говоря о начавшихся съёмках очередного своего документального телефильма «Чего не хватает Донгузу», поведал «печаль свою»: крестьяне понимают, что нынешние колхозы плохо работают, хлеборобы задумываются, что дальше так жить нельзя, надо что-то делать.

– И вы про это фильм снимаете? – вскричал Лапин.

– Да, – буднично ответил Луньков, словно речь шла о простом киножурнале.

Председатель разразился гневной тирадой, де, тут вы чёрт-те чем занимаетесь и т.д. Когда же начальник немного поостыл, Дмитрий Алексеевич подарил ему свою книгу «Наедине с современником» – размышления о документальном кино – с дарственной надписью. Вскоре Сергей Георгиевич возвратился в Москву, а Дмитрий Алексеевич уехал в Донгуз (село в Балтайском районе Саратовской области), продолжил съёмки фильма. Несмотря на недовольство главного киночиновника страны. Судьбу новых фильмов в то время решали не чиновники, пусть даже самые высокопоставленные, а художественный совет, состоящий из маститых режиссёров и кинокритиков. Снятые в провинции документальные телевизионные фильмы, прежде чем предстать перед телезрителями, попадали сначала на Шаболовку, в Главное управление кинопроизводства на телевидении. В зависимости от художественных достоинств фильм получал «прописку» – лучшим фильмам присваивали первую категорию, эти ленты показывали на всех телестудиях, в том числе и по Центральному телевидению. Менее удачные подлежали показу в регионах (Поволжье, Урал, Сибирь и т.п.). Поражением считалось, если картине давали добро на показ лишь на той телестудии, где сняли фильм. Так вот, кинофильм «Чего не хватает Донгузу» не только получил первую категорию, но и удостоился похвалы знаменитого режиссёра Марлена Хуциева.

После успешного проката фильма к Лунькову подошёл Лапин, примирительно сказал: «Ну мы ведь тоже даём зелёную улицу лучшим фильмам…»

Уже в наши дни перечитал я сценарий того кинофильма. Никакой крамолы не обнаружил: герои фильма рассуждают о том, что из села бежит молодёжь, не хотят юные копаться в грязи на фермах; сетуют, что многие механизаторы халтурят, не радеют за общее дело. И – ни слова критики колхоза как единственно верной системы землепользования.

Но то – в сценарии. Слово написанное и живое, звучащее с экрана, – две большие разницы, как говорят в Одессе. Знаете ли вы, что 80 % информации звучащего слова содержится не в самом значении слова, а в интонации, с какой оно произнесено? Дмитрий Алексе­евич это давно знает. Как и то, что два кадра, повествующие о разном, поставленные рядом, слагаются в сознании зрителя не в их сумму, а рождают третий кадр, наталкивая на ту или иную мысль, не вытекающую по отдельности ни из первого, ни из второго кадра. Сумма кадров в фильме «Чего не хватает Донгузу» и позволила режиссёру сказать гораздо больше, чем дозволялось журналистам и писателям – людям, имеющим дело со словом написанным.

Первая встреча с телевидением у студента-филолога Саратовского университета Дмитрия Лунькова произошла осенью 1957 года в общежитии на Вольской. Когда в ноябре того года начала работу Саратовская телестудия, по вечерам студентов стал манить «голубой огонёк» телеэкрана в Ленинской комнате. Привлекали непосредственность, ненадуманность и несмонтированность транслируемых встреч в студии: вот идёт после исполнения песни певец от рояля за кулисы, спотыкается и чертыхается, ведущая утешает его: «Ничего, ничего, бывает…» Тогда все передачи шли в прямом эфире, телеэкран действительно был окном в иной мир, мир искусства. В кинофильмах кадры проходили режиссёрский отбор, лишнее отбраковывалось, зрителю преподносилась препарированная жизнь. На телеэкране же она представала такой, какая она есть, в чём и заключалась прелесть нового вида искусства – телевизионного.

Не думал Дмитрий, что совсем скоро и он окажется по ту сторону экрана. В университет он поступил с жаждой «делать литературу» (где и как – о том абитуриент понятия не имел, пьянила сама предстоящая причастность к изящной словесности), учился хорошо, светила ему аспирантура, лишь одно препятствие мешало: полагалось перед аспирантурой иметь двухгодичный стаж работы. Вот переждать эти два года и согласился Луньков, когда его пригласили поработать журналистом в отделе информации Саратовского телевидения. В 1959 году шёл он на телевидение на два года, а оказалось – на всю жизнь.

Восторги первых встреч с телеэкраном (по обе его стороны) вскоре сменились пониманием: и здесь много спешки, суеты, верхоглядства. Совсем о другом писал Сапока, автор книги «Телевидение и мы», сформулировавший главное назначение телевидения – человековедение. Анализируя свои передачи, молодой журналист Луньков заключил: человека средствами журналистики не достать. А чем тогда? Только искусством! Однако «служенье муз не терпит суеты», а журналистам в подготовке новостей, в погоне за сиюминутной «злобой дня» суеты хватало. И Дмитрий Алексеевич заключил: выход – в создании телевизионных фильмов. Это давало возможность пристально вглядеться в человека, сидящего напротив тебя. Когда рабочего, крестьянина, инженера, учителя и т.д. заключают в рамку телеэкрана, он перестаёт быть Ивановым, Петровым, Сидоровой, а становится типажом, героем своего времени (за сорок пять лет режиссёр Луньков явил нам немало таких ярких образов).

Свой первый фильм он задумал и снял ещё до того, как приказом председателя Госкомитета телерадиовещания в 1968 году в двадцати городах страны учредили студии телевизионных фильмов. В их число попал и «Саратовтелефильм». Так как Дмитрий Алексеевич уже имел опыт съёмок телефильмов, его и назначили главным редактором вновь созданной структуры местного телевидения. Впрочем, местной назвать её нельзя: областные власти не имели права вмешиваться в творческий процесс создателей фильмов (мудрое решение: иначе бы фильмы с мест превратились бы в панегирики «удельным князькам»). Конечно же, сверху спускали и план. Но заключался он только в минутах и часах: столица отпускала деньги на производство фильмов (москвичи обязывались за год снять фильмов на 400 часов, ленинградцы – 10 часов, саратовчане – всего 7 часов в год), а темы, поднимаемые проблемы, – всё это отдавалось на откуп режиссёру. Фильмы снимали на 10–15 минут, полнометражными считались 45–60-минутные. Структура «Саратовтелефильма» чисто кинематографическая: среди двадцати сотрудников нового телевизионного подразделения режиссёр, операторы, звукооператоры, художник, редактор. Так же как и на киностудии, фильм снимали на плёнку, видеотехники в те годы ещё не было. Отличались от Нижне-Волжской киностудии, пожалуй, лишь тем, что камеры и прочая техническая часть оказались самыми новейшими.

Луньков выбрал весьма трудный жанр – синхрон. То есть с точки зрения несведущего – самый лёгкий путь: поставил телекамеру, задал вопросы собеседнику – и вот готов фильм. Но может ли «говорящая голова» держать в напряжении зрителя десять, двадцать, сорок минут? Не начнёт ли он зевать уже на пятой минуте? Тут главное – не ошибиться в выборе собеседника. «Если рассказ хорош, зритель непременно и почти инстинктивно захочет видеть рассказчика, – пояснял Дмитрий Алексеевич в книге «Куриловские калачи». – Если плох – отвернётся от экрана, найдёт стены и ковёр в своей комнате. Если мы отвлекаемся от говорящего, значит, не получилось ничего, потому что нет синхрона вне лица».

По-моему, Лунькову всегда удавалось найти нужного рассказчика. Не потому так считаю, что за свои фильмы он получил много наград, в том числе и Государственную премию России, а потому, что видел, как смотрят его фильмы люди: не отрываясь от экрана, хотя там никаких эффектных сцен: сидит человек и рассказывает о жизни. Просто жизнь та захватывающе интересна и собеседник телезрителя умеет говорить. Почему снимает в основном сельчан? «Из эстетических соображений, – отвечает Дмитрий Алексеевич. – И ещё потому, что «от людей на деревне не спрятаться», каждый виден как на ладони, а потому один не перекладывает ответственность на другого. Россию не понять без деревни». Лунькова интересует в основном внутренний мир человека: как он живёт? чем живёт, что ему любо, а что беспокоит? в чём видит смысл жизни? на что надеется и чем печалуется? На эти вопросы и отвечают герои фильмов Лунькова «Трудный хлеб», «Страница», «Куриловские калачи», «Хроника хлебного поля», «Чабанская точка», «Долженково поле», «Живут Тельновы», «Николай Кулешов. Моя председательская жизнь», «Школа Алексея Артюхова», «Чего не хватает Донгузу», «Земля Тургенева».

«Земля Тургенева» открыл цикл фильмов о наших знаменитых соотечественниках – Льве Толстом, Николае Вавилове, Фёдоре Тютчеве, Михаиле Лермонтове.

Время режиссёра делилось на две части: командировку к героям (как видим, территория съёмок не ограничивалась границами Саратовской области) и монтаж фильма в студии. Первый год «Саратовтелефильма» совпал с новосельем: наше телевидение переехало в комплекс зданий, построенных на улице 2-й Садовой, 7. Там, на втором этаже, у окна, выходящего на улицу Садовую, надо бы повесить мемориальную доску: «Здесь рождались самые интересные замыслы Саратовского телевидения». У того окна тележурналисты обменивались мнениями, проговаривали сценарии будущих фильмов, просили совета у более опытных. Дмитрий Алексеевич, несмотря на то, что возглавлял «Саратовтелефильм», не считал себя самым знающим. Многому учился у старшего товарища – режиссёра Владимира Андреевича Гладышева. Тот приехал в Саратов из Сибири уже сложившимся мастером, и, полагает Луньков, стал по сути родоначальником жанра документального телефильма в Саратове. Молодые буквально осаждали Гладышева, допытываясь: «Как вы так сделали? А это как сняли?» Искали повод, чтобы лишний раз войти к нему в кабинет за какой-нибудь мелочью, а выйти оттуда обогащёнными знаниями, «как делать фильм». Документальные киноленты Гладышева тех лет – «Приди и открой» (о библиотеке нашего университета), «Парень с целины», «Как один жаркий день» (о хлеборобах) – служили эталоном для начинающих.

А начинали в «Саратовтелефильме» многие. Вот лишь некоторые имена, о которых вспоминает Дмитрий Алексеевич спустя сорокалетие. Режиссёр Леонид Семёнович Полонский, снявший художественные фильмы (да, и у нас снимали художественные картины) «Без права на пощаду», «Человек Иван Чижиков», «Громобой» (на главные роли приглашались как столичные актёры, так и артисты саратовских театров). Юрий Яковлевич Нагибин, создавший цикл фильмов о школе, о педагогах. Александр Михайлович Андреев с его замечательным фильмом «Один день Лены Гориной». Владимир Константинович Калинин, экранизировавший рассказ Константина Федина «Старик». Михаил Абрамович Свердлов, снявший художественный фильм про любовь «Далеко до апреля». Юрий Александрович Заболотнев, подаривший землякам мультипликационный фильм о Саратове «Картинки по старинке».

Вспоминает добрым словом Дмитрий Алексеевич и кинооператоров – Владимира Алексеевича Антонова, Льва Степановича Львова, Юрия Андреевича Белякова, Ивана Ивановича Дюбина, и звукооператоров – Владислава Юрьевича Булыгина, Юрия Васильевича Ключникова.

В 1960-е годы телезритель мог выбирать всего из двух каналов: на первом вещала Москва, на пятом – Саратов. Передачи шли только в вечернее время, с шести часов и до полуночи. Документальное кино пользовалось большим спросом, ежедневно в программу включали один-два фильма. Случалось, на двух каналах в день шли по пять-шесть премьер. Дмитрий Алексеевич часто публиковал свои рецензии-отклики на эти премьеры в «Советской культуре», в «Правде». То, что картины утверждала Москва, заставляло провинциалов подтягиваться до всесоюзного уровня. Не все открытые в 1968 году студии телефильмов выдержали конкуренцию. Наша – устояла. Мало того, вышла на одно из первых мест. Не случайно «съёмочная площадка» расширилась: в зону интересов саратовских мастеров Москва включила Орёл, Липецк, Тамбов, Рязань. Над одним фильмом работали порой по году. Такую неспешность они могли себе позволить: картина должна жить долго, не сходить с проката и год, и два, и десять лет. Так задумывалось. А оказалось, что те документальные фильмы стали вечными. Некоторые из них удостоились престижных премий на кинофестивалях. Но даже и те немногие, которые не вышли за рамки областных, ныне – документы эпохи. Те старые ленты превратились в машину времени: вставил бобину в кинопроектор, зашуршала лента (а сейчас многие фильмы перевели в цифровой формат для показа на мониторе компьютера) – и зритель оказывается во времени, когда «деревья были большие», вода – мокрее, небо – голубее. Ностальгию по ушедшему хорошо утоляют старые фильмы, для тех же, кто опоз­дал родиться, работы телережиссёров 1960-х годов служат окном в прошлое, помогают понять старшее поколение и людей минувшей эпохи.

Да, эпоха ушла. Эпоха «Саратовтелефильма» постепенно канула в Лету в начале 1990-х годов. И причиной тому стали не только экономические трудности. Дмитрий Алексеевич как-то вопросил одного из руководителей современного центрального телевидения, почему документальные фильмы ныне редки на экране, и чиновник, взглянув вверх, произнёс: «А им это не нужно. Не нужен внимательный, вдумчивый взгляд в происходящее. Клип, игры – да всё, что отвлекает от размышления». Лунькову такое слышать обидно и больно. Будучи народным депутатом СССР в конце 1980-х, он вёл на Всесоюзном первом канале передачу «Документальный экран», приглашал для бесед в прямом эфире лучших кинодокументалистов страны. И сегодня он в гуще всероссийских событий в мире кино: среди 120 пожизненных членов национальной академии кинематографических искусств «Золотой Орёл» – и наш земляк Луньков как один из учредителей этой академии. Также состоит он и в другой киноакадемии – «Ника».

Однако документальное кино не умерло. Пусть кинокартины ныне не доходят до зрителя, но они по-прежнему запечатлевают время. Правда, сегодня существуют как бы два пласта кинодокументалистики. Одни режиссёры и сценаристы работают на деньги спонсоров, показывая то, что хочет заказчик. По сути, это не кинолетопись, а киноподелка. Так, на одном из кинофестивалей посмотрел я фильм об одном директоре, который выведен в образе Робин Гуда: сражается за народ, терпит от бюрократии. Всё так, но авторы утаили от зрителя одну деталь: директор тот – держатель контрольного пакета акций крупного завода, и его действия направляются не мыслями о благе трудящихся, а другими, совсем не бескорыстными мотивами.

Что ж, каждый выбирает свой путь. Луньков остался верен своему выбору: показывать жизнь без прикрас, какой видят её его герои. В 2007 году состоялась премьера его фильма «Поездка домой» – об аркадакской деревне, исчезнувшей с карты, но оставшейся в сердцах некогда населявших её. Каждый год со всех уголков страны съезжаются на поле, где стояла деревня, бывшие соседи, чтобы вспомнить былое, поразмышлять о будущем. Их, как и режиссёра, волнуют не думы о хлебе насущном, а чрезвычайно важный для каждого русского вопрос: «Выживет ли Россия?» Дмитрий Алексеевич не уверен в положительном ответе. Считают так и многие герои его нового фильма, над которым трудится сейчас режиссёр. Это будет продолжение «Поездки домой», картина под названием «Деревенский лабиринт». Снимается фильм там же, в Аркадакском районе, в селе Новосельцево, куда переехали многие крестьяне исчезнувшего соседнего села. Не ждёт ли и Новосельцево такая же участь? Что питает надежды крестьян и что гнетёт их? В чём они ныне видят смысл жизни? Вопросы, вопросы, вопросы… Покуда стоит наша земля, будут волновать они взыскательного художника, поставившего себе цель: быть честным летописцем радостных и горестных минут своего народа, запечатлевать быстротекущую в вечность жизнь. «Меня более привлекают сюжеты, как бы сами собой перешедшие из жизни на телеэкран», – четверть века назад говорил Луньков на страницах книги «Куриловские калачи». И он продолжает переносить на экран те сюжеты, которые предлагает жизнь. Не по режиссёрскому замыслу они становятся всё более трагическими, и не в его воле подменять тягостное на радостное. Можно, конечно, вселять оптимизм в зрителя, искать и предлагать пути и выходы, но это уже будет другое кино. Не режиссёра Лунькова.

Как-то на совещании в Москве Дмитрий Алексеевич высказал «крамольную» мысль, вызвав неудовольствие коллег: «Мы, кинодокументалисты, занимаемся кощунственным и святотатственным делом». Лишь немногие поняли глубину и верность его суждения. Саратовский поэт Владимир Золин, размышляя о сути художественного творчества, заметил:


Только до чёрточки каждой

Всё повтори на листе,

Ведь получилось однажды

Там, на небесном холсте.


Творец, посылая на землю человека, имеет Свой замысел в отношении каждого. Кинодокументалист, создавая образ героя (то есть живого, конкретного человека), вступает в состязание с Творцом, взваливая на себя огромную ответственность: не исказит ли он предначертание Создателя, не умалит ли экранным образом образ реальный? За ошибку художник ответит в своё время, как в том анекдоте: попали в ад убийца и писатель; под котлом убийцы пламя бушевало, а писательский котёл еле-еле подогревался. Шли годы, костёр под первым котлом почти угас, писателя же стали жарить всё больше и больше, и он возмутился: «Это несправедливо!» – «Почему же? – не согласился чертёнок, подбрасывавший дрова в огонь. – Каждый отвечает за свои грехи, только убийца согрешил один раз, твои же книги, совращающие души людей, и поныне всё переиздают и переиздают...»

Я убеждён, что киноленты Дмитрия Лунькова на Страшном Суде послужат ему в оправдание, а не в осуждение.


в садах лицея


Николай

Куракин

ДЕСЯТЬ ЛЕТ – ОДИН ОТВЕТ…

Служить Поэзии,

Как в храме, –

Молитвенно и высоко!

И обрастаем мы друзьями,

И обрастаем мы стихами,

И продолжаемся строкой.


Издревле на Руси, когда берутся за трудную, почти неподъёмную работу, восклицают: «Лиха беда начало!» И впрягаются в дело, которое, хоть и трудно, но «делать надо». Это как в бесшабашном задоре: шапку оземь, и – была не была!..

Тогда, десять лет назад, как теперь сказали бы «на излёте лихих девяностых», когда к передаче власти присные небезуспешно подвигали вконец испившегося и обанкротившегося первого в новом времени вседержца российского, решился я заняться азами поэзии с молодыми начинающими авторами.

Культура как таковая, нравственные нормы к этому времени, казалось, почили в бозе. Имели право на жизнь только доведённая до абсурда «свобода» и коммерческий успех, причём любыми средствами. Самиздатовские книжки новых самостийных стихотворцев заполонили лотки и книжные прилавки. Даже беглый просмотр сих творений убеждал, что здесь не может быть и речи о какой-то поэзии. Всяк писал как может. Но вот они, книжки – как образец! И с этим что-то надо было делать…

Центры культурной жизни к этому времени переместились из дворцов и клубов в библиотеки. Тогда-то и предложили мне руководители Центральной городской, что на Зарубина, возглавить вновь создаваемый поэтический клуб. Вначале я, признаться, засомневался: стоит ли?.. Опыт подсказывал, что молодые в эпоху крайнего индивидуализма не очень-то охотно посещают подобные «заорганизованные» мероприятия, и все литературные собрания мало-помалу вырождаются в этакие великовозрастного пошиба графоманские междусобойчики-посиделки, где толкутся одни и те же давно примелькавшиеся лица и «пекутся» с претензией на лиричку немудрёные строчки о любвях-разлуках, лютиках-цветочках или, того паче, – назидательные риторики, «как надлежит на свете жить и родину свою любить». А хотелось, как всегда, чего-то большого и светлого, нового и молодого, яркого и своеобразного. Но взять-то где?..

С этими невесёлыми мыслями согласился-таки на уговоры, решил попробовать.

Был у меня навык работы в литобъединении «Молодые голоса», изрядно нашумевшем в городе в семидесятые годы прошлого теперь уже века. Оно и позже, в двухтысячных, продолжило свою деятельность, однако теперь только с иронией, приправленной известной долей ехидства, его завсегдатаев можно было величать «молодыми». Но в прежнее, советское время под его крышей собирались молодые тогда, известные в нынешней саратовской литературе авторы: Михаил Каришнев-Лубоцкий, Анна Дубчак, Михаил Муллин, Александр Амусин, Яша Манджиян (Удин), Валерий Кремер и др. Но после «Молодых голосов» на местном литературном болоте так и не произросло чего-нибудь значимого в смысле воспитания достойной писательской смены. Заглядывал я периодически на ту или иную литтусовку, с молчаливой надеждой вслушивался в более или менее ритмизированную речь и – не находил удовлетворения; листал расплодившиеся как грибы «засвойсчётовские» поэтические сборники и «альманахи» и… то испытывал раздражение от полнейшего отсутствия чувства слова, то целыми вечерами хохотал над непроходимой человеческой глупостью.

Господи, до чего ж дремучая безысходность… А мой, тогда ещё здравствующий друг Наталья Медведева с мудрой такой подковырочкой резюмировала: «Очередная братская могила! И не жалко им денег, лишь бы поболе наследить…»

Соучаствовать во всём этом окололитературном процессе как-то не тянуло. Хотя просто «пишущих что-то» всегда на порядок больше, чем даровитых. Так уж мудро распорядилась природа. И здесь – никуда. Но ведь должна же быть талантливая пишущая молодёжь… непременно должна! Не ждать по-мэтровски отрока, вглядываясь из-под руки в миражирующую даль горизонта, а высмотреть его в толпе сверстников, узнать и вовремя подать руку: «Обопрись и – крепи крылья!»

Для начала пригласил привлёкших моё внимание на разных тусовках нескольких молодых бардов и стихотворцев. Среди них были Маргарита Борцова (ставшая на много лет моим помощником и бессменным замом по клубной работе), Дмитрий Ляляев, Таисия Турскова. Среди студийцев первого набора, приглашённых ответственной за культурно-массовую работу библиотеки Бубенцовой Галиной Николаевной, оказалась талантливая Елена Калякина, позже к нам присоединились Надежда Бебешина и Марина Карачаровская. Прошли школу «Диалога» и уже зрелые по возрасту авторы Валерия Соколова, Иван Мозин и др. Более сложный вопрос: кто и что здесь смог постичь… Собирались по субботам, и я всячески пытался расшевелить студийцев, вызвать их на диалог, ведь разговор о поэзии – это всегда разговор о жизни, «о времени и о себе». Старался убедить их, что только мысль, оплодотворённая переживанием, способна рождать живое поэтическое слово. Само собою, сообразно цели наших встреч и семинаров, пришло и название клуба-студии: «Диалог».

Однако почти весь первый год, пока учились видеть и говорить, слушать и слышать, шёл монолог, монолог старшего, стремящегося через свой трудный опыт достучаться до робких ещё сердец поэтических первогодков. Школа-студия не ограничивалась проведением творческих семинаров с обсуждением и разбором стихотворных строчек, я приглашал в библиотеку молодых перспективных поэтов, и в рамках «Встреч в Диалоге» они проводили там свои творческие вечера. Здесь встречались с читателями и студийцами молодые тогда поэты Алексей Бусс, Павел Шаров, Дмитрий Ляляев, Маргарита Борцова, име­ющие уже солидный литературный багаж поэты Олег Молотков, Михаил Муллин, Виктор Маняхин, Валерий Кремер, композитор Евгений Полухин. Встречался с воспитанниками «Диалога» и известный саратовский поэт Владимир Бойко. Уже в 2000 году мы издали первый сборник стихотворений участников молодёжного поэтического клуба (МПК) «Диалог». Назывался он по одной из строк поэта и барда Таисии Турсковой