Камера абсурда

Вид материала

Документы

Содержание Финны на волге

Подобный материал:

• Тема абсурда в экзистенциализме А. Камю, 179.16kb.
• Дорогой читатель, доводилось ли тебе бывать в театре абсурда, 168.13kb.
• Эволюция литературы абсурда от Д. Хармса до А. Гиваргизова, 306.85kb.
• -, 7383.61kb.
• Аграрная утопия, 47.12kb.
• nyj narod, 2028.78kb.
• Брехт Б. Мамаша Кураж и её дети, 31.96kb.
• Исходные технические данные, 34.3kb.
• Камера джон гришем перевод с английского Ю. Кирьяка. Ocr tymond Анонс, 6452.48kb.
• 125009 Москва, ул. Тверская, 471.48kb.

Арвид, правнук Анания,

внук Емельяна, сын Николая

г. Саратов,

март 2001 года

ФИННЫ НА ВОЛГЕ

В один из сентябрьских дней 1880 года к пристани в Царицыне лихо подвалил пароход «Александр II» общества «Кавказ и Меркурий». На царицынский берег сошла группа мужчин, чей облик и разговор выдавали их скандинавское происхождение. Это были специалисты, приглашённые «Товариществом нефтяного производства братьев Нобель» для работы в судостроительных мастерских.

Братья Нобель с грандиозным размахом строили свою «нефтяную империю» на просторах России. Предприимчивый умница Людвиг, используя миллионы своего брата-«динамитчика» Альфреда и упорство другого брата, «бурильщика» Роберта, сразу сделал ставку на создание предприятия, охватывающего все стадии превращения российской нефти в очень большие «шведские» деньги. Созданное Людвигом в 1879 году «Товарищество…» осуществляло добычу нефти, её транспортировку по трубопроводам к местам хранения и переработки. Затем нефтепродукты – керосин, масла, мазут и другие – перево­зились по Волге и по железным дорогам к местам потребления, где и продавались через сеть магазинов и баз.

Для транспортировки по реке нужен был большой флот наливных судов. Часть таких судов товарищество строило на собственных судостроительных заводах, крупнейшими из которых были «Мастерские братьев Нобель». А работали на них лучшие судостроители из Швеции, Финляндии и других стран.

Вот так, по приглашению самого Людвига и оказались в Царицыне два брата из далёкой страны Суоми. Андерс Эмильевич Лайхио был специалистом по судовым силовым установкам, а его брат Артур – по судовым корпусам. Братья сразу же включились в работу. А её оказалось очень много.

А год спустя приплыла супруга Андерса, Берта, с годовалым сыном-первенцем Эмилем. Уже в Царицыне у них родились ещё два сына: Арвид (в августе 1883 года) и Онни (в 1885 году).

Андерс был настоящим мужчиной! Чудом сохранился его фотопортрет, сделанный в «Фотографии С. Ленкеръ» в конце XIX века. С этого портрета смотрит куда-то вдаль симпатичный мужчина с очень умными глазами. Хорошей лепки голова, правильной формы нос, чувственные губы и аккуратная, «шкиперская» бородка. Судя по интеллигентному облику, покрою одежды, Андерс относился к категории технических специалистов, коих уважительно называли «синими воротничками». Вот этому выходцу из Финляндии и предстояло стать моим финским прадедом…

Андерс работал, а его сыновья росли настоящими волгарятами. Нобели очень заботились о том, чтобы их работники жили в хороших условиях. Удобные семейные коттеджи, отличное снабжение, медицинское обслуживание создавали базу здоровой жизни. А сама Волга для мальчишек предоставила в пойме Ахтубы целую страну из островов и множества проток. Летом – купание, рыбалка и дальние походы на лодках. А зимой – лыжи на пьексы и бегом по пороше с острова на остров (пьексы – специальная обувь с загнутыми кверху носками для ходьбы на лыжах). Шведы, финны, бельгийцы, русские жили дружно и говорили на русском языке.

О прабабушке Берте не сохранилось никаких сведений, кроме того, что в семье она пользовалась большим авторитетом и всеми командовала. В 1898 году Андерс спустил на воду винтовой буксирный пароход, сделанный по заказу Ковалёва, и назвал его «Берта» – в честь своей жены.

А о жизни брата Артура вообще ничего не известно. Очевидно, он был одинок и бездетен.

Братья «пришлись ко двору» в железном царстве Нобелей. Специалистами они были отменными, хозяева их ценили и очень хорошо оплачивали их труд. Андерс даже имел возможность дать своим сыновьям настоящее техническое образование. Он отправил всех троих в Выборг, в то училище, которое в своё время окончили и он сам, и брат Артур. По его окончании Эмиль должен был стать специалистом по расчёту и строительству судовых корпусов; Арвид, как и отец, – спецом по судовым силовым установкам. Онни, как самый мягкий по характеру, учился на экономиста-бухгалтера – к «железкам» у него душа не лежала.

Вот так дальновидный Андерс готовил кадры для своей семейной фирмы: сначала родил троих сыновей, затем дал им нужное для дела образование. Теперь ему оставалось лишь осуществить заветную мечту – о собственных кораблях, плавающих под его флагом на благо его семьи!

За двадцать лет работы на Нобелей у Андерса накопились большой опыт по организации строительства пароходов, нужные связи и кое-какие деньги. Кроме того, он обладал отличным чутьём ситуации, без которого не победить в жестокой борьбе с конкурентами. А ещё он помнил слова старого Нобеля, хорошо знавшего Андерса и высоко ценившего его. В одну из последних встреч Людвиг сказал Андерсу: «Хватит тебе работать на других! Пора создавать своё дело!» Словом, у Андерса было всё необходимое для успеха в собственном пароходном деле.

Пока сыновья учились в Выборге, Андерс начал осваивать строительство судов по заказам. В этом ему помогал Артур, к тому времени ставший главным механиком судостроительного завода Нобелей в Царицыне. Строительство осуществлялось без доков и стапелей, прямо на берегу Волги. Осенью судно закладывалось, клепался корпус. Зимой – достраивалось и начинялось механизмами. А весной прибылая вода сама поднимала корабль, и оставалось лишь доделать его на плаву. И в мае судно выходило в своё первое плавание.

Андерс начал собственное пароходное дело ещё до возвращения сыновей на Волгу. С помощью Артура построили два небольших судна для пригородных перевозок. Для работы выбрали Саратов, где в таких перевозках конкурентов не оказалось. Андерс в самом конце 1890-х годов купил небольшой каменный дом около Введенской церкви и маленькую пристань, стоявшую под взвозом на Казачью улицу. Сюда и перегнали суда.

Сохранилась фотография, сделанная в 1900 году: «Вид на Саратов от Финляндской пристани». На ней – берег Волги перед Введенской церковью, и хорошо виден дом финна Лайхио, окнами глядящий на Волгу.

Пароходики сразу начали трудиться. Народ быстро окрестил их «финляндчиками». Шустрые судёнышки бегали от Финляндской пристани вверх, до Пристанного, Усть-Курдюма, Усовки, Кошелей, Березников и даже до Екатериненштадта, привозя на саратовские базары крестьян, рыбаков и немцев-колонистов с их продукцией. Эти пароходики нравились пассажирам своей чистотой, вежливостью команды и точностью расписания.

В 1903 году Андерс наконец-то дождался возвращения из Выборга своих сыновей, молодых специалистов. Теперь можно было приступать к воплощению в жизнь его мечты – и к 1905 году в Саратове появилось «Финляндское пароходное общество Лайхио». То самое, о котором упоминает И. А. Шубин в книге «Волга и волжское пароходство».

Сначала Андерс с сыновьями строил небольшие винтовые суда по заказам купцов и пароходчиков. Строили «хозспособом», на царицынском берегу, зимой. При закладке судну давалось финское имя, а после спуска на воду заказчик чаще всего менял его название. Так, по заказу пароходства «Бр. Сапожковы» в 1903 году построили буксир «Иматра», а в 1906 году по заказу пароходчика Канавина – пассажирский пароход «Выборг».

Заказов было достаточно, умелым финнам пароходчики доверяли. Немалая часть небольших пароходов, плававших в те годы по Нижней Волге, была построена мастерами из Суоми. Первые годы «Финляндское пароходное общество» строило суда на базе царицынского судостроительного завода Нобелей, где по-прежнему работал Артур. Но постепенно у Андерса наладились связи с судоремонтным заводом в саратовском Затоне (очевидно, г-жи Чирихиной), и фирма начала закладывать суда на его территории всё тем же «хозспособом». Отпала необходимость каждую зиму перебираться в Царицын и жить там до весны.

А у Эмиля появилось хобби. В Саратове до революции существовал речной яхт-клуб с большим количеством яхт разных классов – от крейсерской яхты «Ермак» г-на Лопухина П. Н. до безымянных малышек типа «Кадет». Яхта под парусом – как летящая чайка, и Эмиль, душа которого чутко откликалась на всё прекрасное, просто обречён был влюбиться в летящее по ветру судно. Он решил попробовать свои силы в постройке яхты собственной конструкции. Она получилась удачной, и Эмилю стали заказывать такие яхты. Две из самых удачных плавали по Волге ещё в 1940 году, мне их показывал отец на большом водном празднике около старого плавучего речного вокзала. Тогда мне, мальчишке, яхты показались стаей белых лебедей.

Нужно добавить, что Эмиль не только обладал чувством прекрасного, умением видеть красоту, но и мог воплотить эту красоту в своих изделиях – будь то трудяга-буксир или легкомысленная красавица-яхта. И, конечно, такой человек не мог не быть художником. Рисовал Эмиль (акварелью и маслом) виды любимой Волги, уютные уголки у воды. Одна из картин (единственная сохранившаяся) сейчас висит на стене моей комнаты.

Трудолюбивые финны строили и сдавали заказчикам пароходы, управляли «финляндчиками». Очевидно, этих шустрых судёнышек стало больше.

В феврале 1907 года Арвид Лайхио женился на своей давнишней, ещё царицынской, подруге Марии – дочери начальника царицынского затона Фёдора Бритова. В прошлом это был хорошо известный речной капитан из Нижнего Новгорода. Поселились молодые в доме старого Андерса. Этот дом, из окон которого видна вся Волга, по своей малости уцелел до 1980 года, пока не стал мешать строительству девятиэтажки на Первомайской улице.

Как благословение родителей, Мария принесла в дом икону Казанской Божией Матери (икона и сейчас хранится в нашей семье). А приданое её привезли в большом сундуке, окованном золочёной жестью и запиравшемся на замок с музыкой. И ещё было затейливой формы большое овальное зеркало – тоже живо и сейчас.

В этой молодой семье удачно сочетались невозмутимое спокойствие и честность финна с умением строить семейные отношения и вести хозяйство русской мещанки. Из шестерых детей в живых осталось трое: дочь Александра, родившаяся в декабре 1909 года; сын Илья, появившийся на свет в июле 1911 года, и сын Андрей (Андерс), рождённый в сентябре 1916 года.

Александра – это моя будущая мама!

Семья была дружная, весёлая, всегда готовая к шуткам и ро­зыгрышам. Так, когда Мария объявила «конкурс» на самую чистую тарелку после обеда, то победителем долгое время оказывался глава семьи, пока случайно не обнаружилось: его тарелку дочиста вылизывал Цыганок, прятавшийся под столом (собачка, всеобщий любимец и друг детишек).

Арвид и Мария составили прекрасную пару. В атмосфере любви, трудолюбия и честности и дети росли такими же, как их родители.

Эмиль женился на преподавательнице женской гимназии. Единственное, что известно об их семье, – они вырастили одного сына. Мать с сыном умерли в первый же послереволюционный год.

А Онни из-за своей застенчивости остался холостяком. Не нашлось для него хорошей свахи. Правда, он сделался домовладельцем: случайно купил двухэтажный, довольно большой каменный дом на углу улиц Александровской и Татарской. Этот дом из красного кирпича цел и сейчас.

Как и пророчествовал старый Нобель, фирма Лайхио процветала. Работа «Финляндского пароходства» приносила хороший доход, и Андерс получил возможность приступить к осуществлению второй части своей мечты: вместе с сыновьями он начал строить пароходы для своей семейной фирмы. Пароходы были большими, «хозспособом» их не осилить, и потому строились они на стапелях царицынского судостроительного, у Артура.

Первенцем «Финляндского пароходного общества «Лайхио» стал буксирно-пассажирский винтовой пароход «Вуокса». Флаг-вымпел общества (на белом фоне с тёмно-синей каймой вертикальная чёрная надпись «Лайхио») подняли на «Вуоксе» в мае 1907 года. Затем в 1909 году спустили на воду товарно-пассажирский «Выборг». Следом, в 1910 году, поплыл пароход «Иматра», и в 1911 – пассажирский пароход-красавец «Калева». С такой флотилией можно было смело выходить на широкие волжские просторы. И финские пароходы пошли в дальние рейсы, завоёвывая расположение пассажиров чистотой, деловитостью и точностью.

Большие пароходы требовали соответствующей пристани, и в
1909 году у саратовского берега появился дебаркадер «Финляндский» (при постановке его в Затон на зимовку владельцем записали Андрея Еримаевича Лайхио – так переиначили на русский лад Андерса).

Тем временем бойкие «финляндчики» по-прежнему прилежно трудились на привычных маршрутах, принося своим владельцам верный доход.

Андерс был настоящим хозяином, умел строить взаимоотношения с конкурентами так, чтобы те уважали его и не могли «съесть» его любимое пароходное детище. И он заслуженно пользовался уважением волжских пароходовладельцев. Дело Андерса процветало и становилось многообещающим.

Но судьба рассудила иначе.

Осенью 1912 года (Андерсу перевалило уже за шестьдесят, но он чувствовал себя достаточно молодо) организатор и вдохновитель дела вдруг занемог. Болезнь оказалась серьёзной, и летом 1913 года отправила его в царство теней, где ждала его верная Берта.

«Финляндское пароходное общество Лайхио» осиротело, и этим сразу воспользовались пароходчики-конкуренты. А сыновья… Они умели отлично строить пароходы и управлять ими, но ни один из них не годился в руководители большого пароходного дела. Не передалось ни Эмилю, ни Арвиду, ни добряку Онни отцовское чутьё, умение бороться с конкурентами. И дела пароходства пошли из рук вон плохо.

Саратовские ловкачи-купцы быстро вынудили братьев-финнов расстаться со всеми крупными пароходами. Лайхио продали и первенца «Вуоксу», и «Выборг» с «Иматрой», и красавца «Калева», и, конечно, дебаркадер «Финляндский». Все они были переименованы, и дальнейшая судьба их неизвестна. Только «Калева», купленный купеческим пароходством, долго плавал под именем «Святогор». А после списания использовался как плавучий лабаз у мельзавода в Саратове.

Так бесславно закончило жизнь пароходное товарищество Лайхио. Но у братьев ещё остались неутомимые «финляндчики» с пристанью и умение строить хорошие пароходы. И товарищество возродилось как «Финляндское пароходное общество братьев Лайхио». Снова стали строить пароходы для других – благо, заказов хватало.

У Арвида ещё пару лет назад возникла идея: попробовать освоить плавание по реке Урал, где пароходного сообщения  – а значит, и конкуренции – в те годы не было. Отец одобрил замысел: старый Андерс всегда поощрял предприимчивость сыновей, даже если она и не сулила доходов. И осенью 1912 года Арвид с братьями начали постройку небольшого колёсного пароходика на судоремзаводе г-жи Чирихиной. Колёсный вариант выбрали потому, что у него осадка меньше, а это для реки с перекатами и мелями очень важно. К навигации 1913 года «Сайма» была полностью готова. Длина судна двадцать метров, осадка менее метра в грузу. Двигатель надёжный: новенький двухцилиндровый «Болиндер».

На семейном совете капитаном назначили Арвида, и «Сейма» быстро побежала вниз до Астрахани, а оттуда по Каспийскому морю в Гурьев. Хотя для морских плаваний такая малышка не годилась, «Сайма» до устья реки Урал добралась благополучно. В Гурьеве, по обычаю речников, судно поменяло название, получив имя «Урал». Наконец-то Арвид мог приступить к осуществлению своей задумки: он отправился вверх по реке, надеясь за лето добраться до Оренбурга (под ехидные усмешки гурьевских капитанов).

Вскоре Арвид начал понимать, почему на этой реке не было пароходчиков. Урал оказался очень своенравной рекой – извилистой, с перекатами, с косами и без видимого фарватера. Условий для судоходства не было, и большую часть светового дня команда стаскивала «Урал» с мелей и перекатов. В сумерки же – и тем более ночью! – плыть было просто невозможно. Причаливали к берегу и ловили рыбу…

К осени сумели добраться лишь до Уральска, осилив всего две трети намеченного пути. Здесь пришлось зазимовать. Зима прошла в ремонтных работах на судне и в расспросах местных жителей о реке, о нраве и особенностях Урала. Как только весной 1914 года Урал очистился ото льда, бодро застучали оба цилиндра «Болиндера», и «Урал» поплыл вверх. Снова песчаные косы от берега до берега, перепады глубин от семи-восьми метров до полуметра и обваливающиеся песчаные высоченные яры по обоим берегам. К сложностям плавания добавились неприятности с местным казачеством. Уральцы кричали, что пароход распугает рыбу и «провоняет» её керосином. А рыбы в Урале водилось очень много!

Не выдержав постоянных стычек с казаками, Арвид решил, что
«с него хватит», и развернул свой «Урал» на 180 градусов.

Поплыли вниз, но и тут казаки не отставали. В одну из ночёвок в устье речки Барбастау, что впадает в Урал чуть ниже Уральска, пароходик пытались поджечь, пришлось отбиваться от нападавших.

Дальнейший спуск по реке прошёл благополучно. В Гурьеве Арвиду пришлось продать «Урал» и возвращаться домой, в Саратов, несолоно хлебавши. Но воспоминания о своеобразной красоте этой капризной реки остались – и иногда тревожили…

Сведений о том, как жили и работали братья-финны в годы Первой мировой, не сохранилось.

Грянул 1917 год. Как и все предприниматели, братья остались не у дел. Волга опустела, пароходы строить стало не для кого… Чтобы спасти семью от голодной смерти (а именно так умерли жена и сын Эмиля!), Арвид зимой 1917–1918 годов перебрался в село Усовка, где по договору с местными властями принялся восстанавливать разорённую мельницу (с приводом от дизельной установки) и… стал мельником. Это позволило ему не только обеспечить хлебом насущным свою семью, но и помочь выжить братьям в голодные послереволюционные годы. В хозяйстве удалось держать даже корову, детей поили молоком.

Не обошлось без «приключений» и здесь: по доносу одного из усовских «идейных активистов» Арвида Лайхио собрались раскулачивать и разоблачать как немецкого шпиона (из-за «странной» фамилии). Но за мельника заступились местные жители, ценившие Арвида за профессионализм в работе и душевную доброту. Пронесло…

Жизнь и при большевиках брала своё, Волга потихоньку начала оживать, и на ней возрождалось пароходное движение. Крупные суда строить было не для кого, да и не из чего. А мелкие – буксирчики, баржи, переправы – нужны. И Арвид с братьями в 1921 году вернулись в Саратов, начали работать на том же судоремзаводе в Затоне.

В 1950-х годах отец показал мне на маленький буксирчик «Балаково», неторопливо спешивший куда-то из Затона, и сказал, что это одно из последних изделий моего деда. Этот буксирчик плавал около Саратова до самой «большой воды», когда Волга стала такой огромной. Хорошо строил мой дед!

Осенью 1921 года скончалась жена Арвида, Мария Фёдоровна, его верный друг и домохранительница. А вскоре умер и старший брат Эмиль, так и не приспособившийся к новой жизни и сильно тосковавший по рано ушедшим из жизни жене и сыну.

Младший брат, Онни, не найдя себе места в этой странной для него жизни, уехал на родину предков, в Финляндию. Там он стал почтовым работником и жил одиноко. В 1966 году ему захотелось побывать в Саратове, но гостевой визы оформить не удалось – город-то был «закрытый». Тогда в 1968 году Онни поплыл туристом от Ленинграда до Астрахани и обратно. И опять Саратова ему увидеть не довелось: туристические пароходы проходили мимо города лишь по ночам, без остановок. А в Волгограде после войны от старого Царицына ничего не осталось! Так и не увидел старый Онни ни памятных ему мест, ни дорогих его сердцу племянников и внуков. А вскоре его не стало.

Итак, Арвид остался в Саратове в одиночестве. Но у него были дети и надо было жить дальше. В 1922 году он женился, но не очень удачно, на женщине с тремя вечно голодными детьми. Не сохранилось даже имени этой жены, а дети её быстро поумирали один за другим.

В 1924 году на реке Урал вновь начали пытаться организовать регулярное пароходное сообщение от Гурьева до Оренбурга. В Уральске создали Речное Агентство Волжского пароходства, и одним из его капитанов стал Арвид Лайхио. Учитывая его опыт плавания по Уралу, ему предложили построить судно, отвечающее условиям плавания по капризной реке.

Зимой 1924–1925 годов на саратовском судоремзаводе Арвид строит «Урал» – небольшое, чуть больше «Саймы», колёсное судно и оснащает его двигателем «Даймлер», снятым с какого-то старого волжского буксира, ржавевшего в Затоне. И в строительстве судна, и в отладке его двигателя Арвиду помогал сын Илья, в свои четырнадцать лет уже неплохо разбиравшийся в двигателях.

Полностью готовый «Урал» в мае 1925 года погрузили на сцепку из двух железнодорожных платформ и отвезли в Уральск. Там судно спустили в воды Урала и сразу же дали новое имя – «Барбастау»
(в память о первом плавании в этих местах).

Плавать по Уралу по-прежнему можно было только в светлое время суток, зато речной фарватер был обозначен вешками, уже не требовалось его искать. А у местного населения уже не осталось предубеждения против пароходов – рыбка-то в реке стала не казачьей, а государственной…

И «Барбастау» поплыл, выполняя планы начальства. Работалось трудно: не было запчастей для частых ремонтов, не хватало горючего, плохо оплачивался труд на реке. Выручали трудовой энтузиазм и рыба, которую сами ловили и ели «в сорока видах». Илья, приехавший на Урал с отцом, числился в команде помощником механика, но работал как механик.

Из Саратова пришло сообщение о смерти жены, и Арвид перевёз в Уральск дочь Александру (ей исполнилось уже шестнадцать лет) и девятилетнего сына Андрея. На «Барбастау» получился семейный экипаж: Александра стала матросом и поваром, а Андрей снабжал команду рыбой собственного улова. Жили трудно, но никто не плакал. Сам Арвид был стоиком и философски относился к трудностям быта. А дети его унаследовали от родителей терпение, юмор и умение уживаться…

Так проплавали – и успешно! – две навигации. А в 1927 году с верховьев Волги на Урал перегнали колёсный пароход-буксир «Изум­руд», размерами и мощностью значительно превосходивший малыша «Барбастау», но с такой же осадкой, что для реки Урал очень важно. Буксиру дали новое имя – «Коса», а капитаном назначили Арвида Лайхио. Доверяло начальство моему деду! И поплыла «Коса» по Уралу от Оренбурга до Гурьева, зимуя в Уральске. Дети плавали с отцом не пассажирами, а членами команды. Только Александру пришлось отправить в Саратов: трудно девушке приходилось на воде.

А в 1929 году финн Лайхио женился на Раисе, дочери уральского казака Николая Агафонова. Недалеко от берега Урала построили дом-крепость: глинобитную мазанку, со стенами метровой толщины, плоской крышей и обогреваемым полом. В таком доме зимой легко поддерживать тепло, а летом – хранить прохладу. Обзавелись крестьянским хозяйством, мелкой скотиной, курами. И стал Арвид уральцем! Оба сына жили с ним, да ещё Раиса подарила ему двух дочерей: в 1931 году Ольгу, а в 1936 – Берту (обе и сейчас живут в Уральске, обе – Лайхио).

В конце навигации 1932 года «Коса» задержалась в Гурьеве и по недосмотру помощника неудачно вмёрзла в лёд. Спасая пароход, Арвид сильно простудился и потом долго болел. А после болезни его списали на берег по состоянию здоровья. Перешёл на работу в судоремонтные мастерские уральского Затона. Там он проработал до самой смерти.

Старшая дочь, Александра, в Саратове нашла свою судьбу (моего отца), и в 1928 году вышла замуж. Илья после ухода отца с реки самостоятельно проплавал ещё около года, в 1933 году уволился и уехал в Саратов. Остались с Арвидом младший сын Андрей да Ольга с Бертой.

Незадолго до смерти дед Арвид приезжал в Саратов – навестить детей, поиграть с внуками. Их было двое: я, названный в честь деда Арвидом, и моя младшая сестрёнка Лида. Мне тогда исполнилось шесть лет, но я до сих пор помню, какое спокойствие исходило от этого седого, медленно ходившего и мало говорившего человека.

Умер мой дед в декабре 1944 года. Похоронили его на городском кладбище Уральска. Но и после смерти бедному финну не повезло.

В 1970-х годах, когда началась кампания «Никто не забыт и ничто не забыто», при расчистке на кладбище места под мемориал воинам, скончавшимся в госпиталях, могилу Арвида просто-напросто срезали бульдозером… Уничтожили последний след человека на этой земле. А ведь живы дети его, внуки и правнуки!

Когда я с сыном в 1988 году приехал в Уральск, нам на кладбище некуда было положить цветы – дань уважения нашему предку и просто хорошему человеку, оказавшемуся под плитой мемориала.

Со смертью Арвида Андерсовича Лайхио закончилась «финская» эпопея моих предков на Волге и началась другая – жизнь его детей: Александры, Ильи, Андрея, Ольги и Берты, носивших странную для русского слуха фамилию Лайхио. Жизнь их проходила совсем в других условиях, и такая фамилия часто мешала. Каждый из них так или иначе и пострадал… Но это уже другая история.