В «Приложении» к Т. Iv наст изд помещен целый ряд материалов лиц из окружения Н. Ф. Федорова

Вид материала

Документы

Содержание Графу Толстому

Подобный материал:

• -, 13773.68kb.
• Книга четвертая, 11169.69kb.
• Выставка, посвященная 105-летию со дня рождения М. А. Шолохова, 38.69kb.
• Послесловие А. И. Федорова, 1076.46kb.
• Программа по химии для 8-11 классов общеобразовательных учреждений, 233.14kb.
• Под редакцией профессора А. В. Федорова Таганрог Издательство гоувпо «Таганрогский, 7878.06kb.
• Положение об аудите редакция №4 от 02. 10. 2010 Утверждено Решением Капитула наст россии, 429.66kb.
• Пояснительная записка Электронная таблица это средство информационных технологий, позволяющее, 143.11kb.
• Источник (отрывок из книги): История России XIX начала XX века. Учебник. / Под редакцией, 374.23kb.
• Программа Кубка наст предоставляется организаторами и шк наст россии в соответствующие, 400.12kb.

для меня невозможно: о выборе не может быть и речи. Таким образом мне приходится тратить дорогое время (уже полжизни прожито) на то, что придется скоро бросить, так как для экзамена надо знать много ненужного хлама. Чувствую себя малосостоятельным должником и по отношению к университету, и к тебе, и даже к детям. Вот что смущает меня; особенно как подумаешь, что тебе приходится на склоне своих лет работать как молодому»
(14 ноября 1896 // РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 588, л. 475).

Стремясь скорей сдать философию – в этом Ю. П. Бартеневу виделся конец изматывающего сиденья между двух стульев, – он, по приезде в Москву, даже не навестил Н. Ф. Федорова: «В Музее также еще не был: боюсь, что Великий старец насядет на меня со своими проектами и будет требовать моего содействия, а у меня один проект – поскорей избыть экзамена», – писал Юрий Петрович отцу 14 ноября 1896 г. (там же, л. 476). Впрочем, в конце концов в Румянцевский музей Ю. П. Бартенев все-таки попал (по крайней мере, точно заходил туда в конце декабря, чтобы передать Н. Ф. Федорову письмо С. П. Бартенева (см. примеч. 50)) и общение с Н. Ф. Федоровым вновь ободрило его, как всегда распахнуло перед ним совершенно иные горизонты, в свете которых личные переживания теряли остроту и как-то тускнели. Не случайно тон его письма брату от 31 декабря 1896 г., написанного «по следам» встречи с Федоровым, – совсем иной. Лишь в одной сдержанной фразе обозначен душевный кризис, длившийся несколько месяцев. А на первом плане – образ «Великого», преклонение перед его мыслями.

В январе 1897 г. Ю. П. Бартенев наконец сдал экзамен, который прошел не очень удачно и процедура которого его окончательно разочаровала («Опять обратиться к профессуре? – писал он впоследствии брату Сергею, – но экзамен показал мне, что это за Хитров рынок» // РГАЛИ, ф. 743, оп. 1, ед. хр. 21, л. 17 об.). Затем была короткая поездка в Германию, пребывание в с. Звягино, тяжелая болезнь сына Пети, когда каждую минуту они с женой боялись летального исхода, когда сам он не в силах был видеть страдания Надежды Степановны и детей: «Напиток жизни все более принимает оцетный отвкус, все более сознаешь свое бессилие и бессмыслие жизни, из которой смерть является логическим выводом» (письмо П. И. Бартеневу от 27 мая 1897 // РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 589, л. 230). Метания закончились в июне 1897 г. – Ю. П. Бартенев вернулся в Москву и вновь стал работать в редакции «Русского архива». Это был уже оконча­тельный, совершеннолетний и сознательный выбор, и свою деятельность в журнале Юрий Петрович, разделявший воззрения Федорова на задачи отечествоведения, воспринимал как дело высокое и священное, как служение: тут Юрий Петрович во многом брал пример с самого мыслителя – «идеального библиотекаря», подвижника книжного дела.

Именно в силу серьезного, глубоко личного отношения к работе в «Русском архиве» Ю. П. Бартенев так тяжело переносил порой проявлявшиеся в процессе подготовки текущих номеров свои несогласия с отцом, оттого-то и впал в отчаяние, когда в конце 1897 г. произошла очередная размолвка, из-за которой он на время прекратил работу в журнале («Архив ушел от меня и жизнь моя сломана», – письмо С. П. Бартеневу от конца декабря 1897 // РГАЛИ, ф. 743, оп. 1, ед. хр. 21, л. 16). И объясняясь по этому поводу с П. И. Бар­теневым, писал ему: «Архивное дело мне дорого и мило, это я доказал от дела – когда обнаружилось для меня, что с Архивом и с профессурой я не могу справиться зараз, я решил отказаться от последней» (РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 590, л. 12–12 об.).

Кстати, судьбы Ю. П. Бартенева и С. П. Бартенева – из всех детей П. И. Бартенева они были особенно близки друг с другом – в чем-то очень похожи, а в 1890-е гг. они просто шли параллельно. Сергей Петрович, не удовлетворяясь преподавательской деятельностью, в 1896 г. также уехал за границу «для усиленных занятий и совершенствования своей игры, чтобы добиться успеха и стать настоящим выдающимся музыкантом, способным к концертным выступлениям, что дало бы ему известность и деньги» (В. А. Бартенева. Семья Бартеневых. Воспоминания // РГАЛИ, ф. 46, оп. 9, ед. хр. 85, л. 137). Несколько лет прошли в напряженном труде. Образ жизни был предельно аскетичен и всецело подчинен главному – музыке: комната в пансионе, скудная еда и многочасовые фортепианные занятия. В первый год он даже старается не давать концертов и не приезжает в Россию повидаться с семьей, «чтобы не потерять привычку работать» (см. письмо П. И. Барте­неву от 25 декабря 1896 г. // РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 589, л. 406–406 об.). В 1897 г. начинает давать концерты и при этом столь же усиленно занимается. «Хоть и тяжело, но пока выдерживаю свою жизнь одиночества и работы», – пишет отцу 9 декабря 1897 г. (там же, л. 393 об.).

Заработки сведены к минимуму – лишь бы как-то прокормиться самому и прокормить жену с детьми в то время, когда они приезжают к нему из России. С. П. Бартенев отказывается даже от литературной работы в качестве музыкального критика. «В газету я не писал по той причине, что все надеюсь зарабатывать себе хлеб честным трудом по музыке, а если начать писать, то или придется вооружить против себя многих, или надо врать» (П. И. Бартеневу, 21 января 1897 // там же, л. 17–17 об.).

Проходит два года, а напор решимости не ослабевает. «Отдыхать я не намерен. Теперь или никогда! Я близок к цели, но довершить всегда самое трудное и хуже всего раз­рушить настроение к работе. [...] Мне нужен не пуф, а серьезное имя и заработок. [...] Верь, я добьюсь. [...] То, за что заплачено полжизни, – дорого!» (П. И. Бартеневу, 14 января 1898 // РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 590, лл. 17, 18–18 об.). «Я играл Никишу и Вольфу и оба сказали, что я – “ganz famose” (великолепен. – Сост.) и будет успех (разумеется настоящий успех)», а потому «надо работать сколько лишь хватит сил и делать все, чтоб силы было побольше» (П. И. Бартеневу, 6 февраля 1898 // там же, лл. 35 об. – 36).

На алтарь будущей славы принесено все. Жизнь, здоровье, семья, дети. Вне музыки – ничего. П. И. Бартенев не может этого понять: «Как не стыдно Сереже так эгоистически отдаваться музыке. Всему есть мера, разнообразие занятий необходимо», – пишет он жене С. П. Бартенева Софье Николаевне (РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 39, л. 5). Отец пытается найти сыну место в России (см. письмо С. П. Бартенева от 21 января 1897 // РГАЛИ,
ф. 46, оп. 1, ед. хр. 589, л. 50), неоднократно убеждает его вернуться и поступить на службу, пусть и не связанную с музыкальной карьерой. Сын приезжает в Россию, но ненадолго, и вновь устремляется за границу. «Вернуться мне можно лишь в силе и славе, не иначе, – объясняет Сергей Петрович. – Или открыть табачную лавочку. А это жаль. Лучше поднатужиться» (2 января 1899 // РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 591, л. 2). Поднатужиться было, конечно, лучше, но где взять силы? Здоровье уже сдавало, заниматься часто приходилось, превозмогая себя, организм не выдерживал заданного темпоритма. Отказаться же от своей мечты после стольких лет напряженного труда было тяжело. «Я хочу иметь ме­сто, но пока его нет, не могу бросать того, на что убито 15 [?] лучших годов жизни» (П. И. Бар­теневу – 12(24) января 1899 // там же, л. 16 об.).

И действительно, мастерство росло. Был наработан огромный репертуар. «Вся игра его была продумана, полна чувства, без дешевых виртуозных эффектов. Он был превосходным исполнителем русской и зарубежной классической музыки. Широко образованный и культурный человек, он тонко чувствовал и передавал замысел автора» (В. А. Бар­тенева. Семья Бартеневых. Воспоминания // РГАЛИ, ф. 46, оп. 9, ед. хр. 85, л. 142). В марте 1899 г. С. П. Бартенев писал П. В. Жуковскому: «Настал момент моей концертной деятельности» (цит. по: там же). Музыкант дает два сольных концерта в Берлине и один в Константинополе. Но несмотря на успешные выступления, триумфа не получилось. Мечта обеспечить себя с помощью одной лишь концертной деятельности тоже потерпела крах. «Ужели нет надежды достигнуть прочного положения и материального и общественного при помощи музыки», – горестно спрашивал его брат Юрий Петрович (письмо от 22 марта 1899 // РГАЛИ, ф. 743, оп. 1, ед. хр. 21, л. 10 об.). Через какое-то время С. П. Бартенев возвращается в Россию. Вновь начинается преподавательская работа. По мере сил, как и Ю. П. Бартенев, он помогает отцу в издании «Русского архива» («Русский архив», как земля Антею, дает ему энергию и уверенность в себе). А с 1902 г., по протекции П. В. Жуковского, начинает работать в Кремле, причем отдается делу изучения московской святыни с той же горячностью, с которой ранее служил «чистому искусству». Будучи хранителем Кремля, он обошел все его стены, исследовал и описал все башни, проверял планы, разрезы фасадов, дворцов и церквей, поднял массу источников: летописей, исторических документов, специальных исследований. И в своем беззаветном служении Кремлю не мог не находить сочувствия в Н. Ф. Федорове, который так много думал и писал о «священной крепости, сторожащей прах предков», призывал к восстановлению нравственного и образовательного значения Кремля. Самая «мечта об изучении Московского Кремля», которая была у него еще до зачисления в штат Дворцового Управления (см.: В. А. Бартенева. Семья Бартеневых. Воспоминания // РГАЛИ, ф. 46, оп. 9, ед. хр. 85, л. 154), формировалась, по всей видимости, не без участия Николая Федоровича.

Так два брата Бартеневых, вслед за отцом и за своим духовным учителем Н. Ф. Федо­ровым, на долгие годы (Ю. П. Бартенев – до самой кончины) посвятили себя отечествоведению, исполняя долг сохранения и преумножения памяти, делая то, что пока доступно и возможно человечеству на пути к восстановлению жизни. – 663.

⁵⁰ Речь идет о письме С. П. Бартенева к Н. Ф. Федорову от 20 декабря 1896 г. (Т. IV наст. изд., с. 639).

С C. П. Бартеневым, преклонившимся, так же как и он сам, перед «великими мыслями» московского библиотекаря, Ю. П. Бартенев мог говорить о «Великом» – так звали между собой Николая Федоровича его ученики (это определение находим и в вышеприведенном письме Ю. П. Бартенева отцу, его же позднее повторял С. М. Северов в письмах Н. П. Пе­терсону 1908–1916 гг. (ОР РГБ, ф. 657, к. 5, ед. хр. 43)) – доверительно, на равных, высказывать то, что с трудом воспринималось вне федоровского круга, о чем, например, так сложно было бы ве­сти речь с П. И. Бартеневым, – в случае с ним Ю. П. Бартеневу всегда приходилось отстаивать свое серьезное отношение к идеям мыслителя.

Кстати, С. П. Бартенев в этом отношении был на стороне брата и порой должен был увещевать отца, «ревновавшего» Юрия к Николаю Федоровичу. «Юша, как ты вероятно знаешь, больше не работает по Р<усскому> Архиву, предпочитая возиться с Кожевниковым по вопросу об оскудении любви в сожжении трупов (речь идет о статье В. А. Кожев­никова “Любовь погибает”. – Сост.) или с Николаем Федоровичем о воскрешении мертвых», – жаловался П. И. Бартенев в письме от 24 февраля 1898 г. (РГАЛИ, ф. 743, оп. 1, ед. хр. 14, л. 46 об.) в период упоминавшейся выше размолвки с сыном, умалчивая, впрочем, о том, что поводом к ней послужила очередная задержка жалованья. И Сергей Петрович отвечал: «О Юше я ничего не знал: мне ведь никто не пишет. Во всяком случае очень жаль и, если это так, то надо его опять привлечь к Рус<скому> Архиву. Не могу думать, чтобы у него не было повода, – он отлично понимает важность занятия Р<усским> Арх<ивом>. Ник<олай> же Фед<орович> делу не мешает, но подбодряет, хотя в практическом отношении очень наивен, думает – люди умные. А они: чуть не по плечу, или ругаться, или смеяться. С этим надо считаться» (РГАЛИ,
ф. 46, оп. 1, ед. хр. 590, лл. 62 об. – 63). В последующих письмах он вновь возвращается к вопросу о важности участия «Юши» в Архиве, призывает отца и сына примириться на Пасху, пишет о Юрии Петровиче как о преемнике дела отца: «Будь здоров и да здравствует “Русский Архив”, славное начало и процветание кот<орому> ты положил и вывел, а продолжение должен Юша так же и еще более славно и успешно делать. Это его долг и он его выполнит, я уверен!» (5 апреля 1898 // там же, л. 84) – в свете этих слов особенно зловеща вечная гримаса судьбы: Ю. П. Бартенев скончался в 1908 г., а П. И. Бартенев пережил своего сына и духовного наследника на пять лет, так до самой смерти и не оправившись от этой потери.

После того как инцидент был исчерпан и Ю. П. Бартенев вернулся в «Русский архив», С. П. Бартенев, стремясь поддержать согласие между отцом и сыном, порой не пренебрегал и доброй шуткой: «Вот статью о Ольге Карловне Юша написал мастерски (речь идет о статье Ю. П. Бартенева “Памяти Ольги Карловны Рейтерн” // Русский архив, 1899, № 1, с. 200–203. – Сост.). Надо многое сказать, чтобы перечислить все ее (т. е. статьи) достоинства. Хорошо! Наконец он удержался от включения отрывков из доктрин (великих) Ник<олая> Федоровича. А ведь соблазн какой! Как не упомянуть о воскресении, когда речь о покойнике. Но удержался и статья – chef-d'oeuvre!» (РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 590, л. 11). – 663.

⁵¹ Возможно, речь идет о двоюродном брате Ю. П. и С. П. Бартеневых И. А. Борисове (см. примеч. к письму 80 (преамбула)). – 663.

⁵² мелкошумящие (греч.). Словообразование Ю. П. Бартенева – от греч.: «ió» – малый, мелкий и «š» – жужжать, шуметь. – 663.

⁵³ Печатается по: ОР РГБ, ф. 217, ед. хр. 2, лл. 7–8 об.

Поводом для письма В. А. Кожевникова Г. П. Георгиевскому (см. примеч. 2 к письму 71) послужила рецензия на статью Кожевникова «Любовь погибает» (см. о ней примеч. 337 к «Отечествоведению» – Т. III наст. изд., с. 643–644) – «Опрос г. Кожевникова о том, как смотрит русский народ на сожигание трупов», – появившаяся в «Северном вестнике» (1898, № 2, с. 58–67, 2-я пагинация) в разделе «Журнальное обозрение». Заметка была выдержана в насмешливом тоне. Автор пересказывал статью «Любовь погибает», одновременно пародируя ее. Заканчивалась статья следующим пассажем: «Г. Кожевников должно быть и в самом деле человек с пламенной фантазией, если все это, и еще многое другое, столь же возвышенное, он усмотрел в беседах с извозчиками и Дуняшей! А может быть, и бесед-то никаких не было, а только разыгралась фантазия автора, которому захотелось подчеркнуть “возвышенно-нравственное” миросозерцание народа. Народным языком г. Кожевников, действительно, владеет хорошо, – он и придумал этот “опрос”, хотя, может быть, недостаточно искусно связал народное миросозерцание с вопросом о сожигании трупов. Ну, да это пустяки. Не всякое же лыко в строку, – тем более, что автор закончил свою статейку истинно величавым лирическим обращением: “Нет, нет! Не вся еще любовь погибла и вымерла! Не на дымном костре бессердечного себялюбия и неблагодарно­сти, а на священном алтаре долга сыновнего и братского вспыхнет для человечества чистый пламень любви всеобщей и всеобъемлющей, живоносной и животворной, жизнь сохраняющей, жизнь воссоздающей!” Осуществление этого идеала, может быть, нам еще долго придется ждать, – в особенности если вспомнить то человеконенавистничество, которым питаются наши консервативные органы вообще и “Русский вестник” в частности, но тем не менее и мы можем присоединиться к “упованиям” г. Кожевникова» (с. 67). – 664.

⁵⁴ Совет врага (лат.). – 664.

⁵⁵ букв. «мудрому достаточно»; умный поймет (лат.). – 664.

⁵⁶ Николай Николаевич Златовратский (1845–1911) – писатель-народник, публицист. В повести «Крестьяне-присяжные», романе «Устои», очерковых циклах «Деревенские будни», «Очерки деревенского настроения», «Очерки крестьянской общины» и др., изображая мир пореформенной деревни, стремился показать, что, несмотря на совершающиеся перемены, на усиление хищнической, кулацкой «правды», в народе крепки традиционные начала, все то «чистое, любовное, мирное, устойчивое, что только выработал народный романтизм» («Устои»). 30-летний юбилей литературной деятельности Н. Н. Злато­вратского отмечался 16 ноября 1897 г. (см.: В. И. Бородаевский. Юбилей народника-беллетриста // Исторический вестник, 1898, № 1, с. 277–291). – 664.

⁵⁷ Печатается по автографу, хранящемуся в ГМТ. Публикация и примечания Т. Г. Никифоровой.

Автограф – 2 лл. почтового формата; л. 1 об., л. 2 об. не заполнены.

На конверте:

«В Москву

Его Сиятельству Льву Николаевичу

Графу Толстому

Хамовники, № 15-й».

На конверте помета карандашом рукой Толстого: «Б.О» – «Без ответа».

Конверт – обычный. Марка снята. – 665.

⁵⁸ Н. П. Петерсон послал Л. Н. Толстому экземпляр статьи Н. Ф. Федорова «Каменные бабы как указание смысла, значения музеев» («Дон», 12 апреля 1898, № 38). В ГМТ эта статья не числится. – 665.

⁵⁹ Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 6, ед. хр. 29 (ранее частично опубликовано: Н. Ф. Федоров и его воронежское окружение, с. 214). М. А. Веневитинов (см. примеч. 15 к «Дополнению к разделу “Музейно-библиотечное образование”») был лично знаком с Н. П. Петерсоном, поскольку неоднократно бывал в Воронеже. Его имение Новоживотинное находилось в Воронежском уезде; в 1888–1895 гг. он являлся Воронежским губернским предводителем дворянства. – 665.

⁶⁰ Н. П. Петерсон послал М. А. Веневитинову статьи Н. Ф. Федорова, опубликованные в газете «Дон» в 1898 г.: на момент написания письма это были: «Каменные бабы, как указание смысла, значения музеев», «Пожертвование В. А. Кожевникова Воронежскому музею», «Каменная баба Воронежского музея», «Юбилейная выставка». Кроме того, Петерсон мог послать и статью «Воронежский музей в 1998 году», вышедшую в свет 14 июня. – 665.

⁶¹ В 1890-х гг. администрация Московского Публичного и Румянцевского музеев неоднократно поднимала вопрос о необходимости реставрации зданий, в которых размещались коллекции и библиотека. На аварийное состояние многих помещений неоднократно указывалось в музейных отчетах, в московских газетах периодически появлялись статьи о материальных трудностях главного просветительного учреждения г. Москвы. Наконец, в 1898 г. Музеи получили крупную субсидию из Государственного казначейства на ремонт и реставрацию зданий. Сообщая об этом в очередном отчете в главе «Летопись музеев за 1898 г.», администрация Музеев выражала «надежду, что указанное ассигнование явится лишь 1-м шагом в ряду тех многосторонних и многосложных реформ, в которых так сильно нуждаются Московский Публичный и Румянцевский музеи, чтобы успешно преследовать свои просветительные цели, завещанные им их основателем» («Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1898 год». М., 1899, с. 6). – 665.

⁶² Николай Васильевич Русин (1853 – после 1917) – чиновник; служил в Воронеже. – 665.

⁶³ Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 10, ед. хр. 22, л. 1–1 об. О С. Е. Звереве и его деятельности как организатора и заведующего Воронежским губернским музеем см. в примеч. 325 к «Отечествоведению» – Т. III наст. изд., с. 640. См. также: В. В. Алленова. С. Е. Зверев – создатель Воронежского губернского музея // Из истории Воронежского края. Сб. статей. Вып. 7. Воронеж, 1998, с. 118–135. – 666.

⁶⁴ В. А. Кожевников пожертвовал на нужды Воронежского губернского музея выручку от продажи своей книги «Философия чувства и веры» (М., 1897). – 666.

⁶⁵ Протокол заседания Воронежского губернского статистического комитета, на котором В. А. Кожевников был избран почетным членом комитета, опубликован в газете «Воронежские губернские ведомости» 17 марта 1899, № 21 (см.: Н. Ф. Федоров и его воронежское окружение, с. 225). – 666.

⁶⁶ Вероятно, речь идет о брошюре В. А. Кожевникова «Бесцельный труд, “не-делание” или дело?», а также об отдельных оттисках очерков «Святая София» и «Цареградский музей». – 666.

⁶⁷ Н. П. Петерсону. – 666.

⁶⁸ Печатается по: ОР РГБ, ф. 217, к. 12, ед. хр. 2, л. 3–3 об. – 666.

⁶⁹ Эту статью В. А. Кожевникова см. в Т. IV наст. изд., с. 562–566. – 666.

⁷⁰ Так в оригинале. – 666.

⁷¹ Печатается по: ОР РГБ, ф. 217, к. 12, ед. хр. 2, л. 4–4 об. – 667.

⁷² Статья «К вопросу об умиротворении» не была напечатана в «Русском вестнике». – 667.

⁷³ Эти сведения, приведенные в статье «К вопросу об умиротворении», В. А. Кожевни­ков почерпнул из телеграммы из Константинополя, опубликованной в газете «Русские ведомости» 16 января 1899 г. (№ 16). – 667.

⁷⁴ Имеется в виду германский император Вильгельм II. – 667.

⁷⁵ Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 89 (копия рукой Н. П. Петерсона – к. 4,
ед. хр. 12, л. 35). Григорий Александрович Кожевников – см. примеч. 5 к письму 177. Автор письма к Г. А.  Кожевникову – Петр Кузьмич Козлов (1863–1935) – член Императорского русского географического общества, путешественник, ученик Н. М. Пржеваль­ского, исследователь Центральной Азии (в 1928 г. получил звание академика АН УССР).

В 1893–1895 гг. П. К. Козлов участвовал в экспедиции по исследованию Тянь-Шаня, Нань-Шаня, Северного Тибета и Хамитской пустыни, организованной Русским географическим обществом и возглавлявшейся В. И. Роборовским; исполнял должность старшего помощника начальника экспедиции. Одной из главных задач экспедиции было устройство метеорологической станции в Люкчюнской котловине, открытой предыдущими экспедициями общества, и производство метеорологических наблюдений с целью сбора материала для дальнейшей разработки вопроса о климате Центральной Азии. Станция в Люкчюнской котловине была устроена и проработала с 1 ноября 1893 г. до 18 августа 1895 г. Экспедиция проводила метеорологические наблюдения и на протяжении всего своего маршрута, устраивая по пути следования временные метеорологические пункты, работавшие от 25 дней до 4 месяцев.

По возвращении из экспедиции В. И. Роборовский и П. К. Козлов представили Русскому географическому обществу предварительные отчеты. Отчеты были прочитаны на общих собраниях общества 2 апреля и 12 ноября 1897 г., а затем напечатаны: «Предварительный отчет о трехлетнем путешествии по Центральной Азии В. И. Роборов­ского и П. К. Козлова» // Известия Императорского русского географического общества.
Т. XXXIII, вып. II. СПб., 1897, с. 121–163; «Предварительный отчет об экспедиции в Центральную Азию капитана В. И. Роборовского» // Там же. Т. XXXIV, вып. I, СПб., 1898,
с. 1–59; см. также отдельные оттиски. В этих отчетах, дававших общий очерк путешествия и отмечавших главные его результаты, было указано и на организацию Люкчюнской станции 2-го разряда и проводившиеся там двухлетние наблюдения.

По всей видимости, Г. А. Кожевников обратился к П. К. Козлову за более развернутыми сведениями о станции, организованной в Люкчюнской котловине, имея в виду Н. Ф. Федорова, занимавшегося во второй половине 1898 г. проблемами разоружения и умиротворения и ставившего в связи с этим вопрос о метеорологических наблюдениях и атмосферической регуляции. Первые сведения о Люкчюнской метеорологической станции, скорее всего почерпнутые из отчетов Роборовского и Козлова, он сообщил Н. Ф. Фе­дорову через В. А. Кожевникова в середине января 1899, а потом, по всей видимости, прислал и само письмо П. К. Козлова (оно сохранилось в собрании Н. П. Петерсона). Письмо Г. А. Кожевникова П. К. Козлову не разыскано. –