Вадим богатырёв саги старого леса ангарск – 2006 г
| Вид материала | Документы |
- Литература древней греции > А. Литература периода классики: Гомер "Илиада", 193kb.
- Темы: Премьера сериала «Гордость» Вадим Тихомиров о новой программе «Мужские игры», 210.71kb.
- Как бы рассказали "Красную шапочку", 206.77kb.
- М. И. Стеблин-Каменский исландские саги (Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973., 226.4kb.
- А. Н. Островский последняя жертва, 774.58kb.
- Урок в 4 классе «Мир вокруг нас» по теме «Жизнь леса», 64.51kb.
- Тунгусский феномен (инсценированный рассказ) Действующие лица и исполнители: Вадим, 78.51kb.
- Урок путешествие по курсу «Окружающий мир», 140.57kb.
- Новости недели, 221.37kb.
- Холм Большого Будды, где сможете повязать амулет у монаха. Услышите рассказ, 149.74kb.
Л.Акимовой
Светлана, Света, Светлячок…
Глазёнки нежно светятся,
а каблучки стучат:
чок-чок
и бровки гнутся месяцем.
Она рисует и поёт,
стихами завлекается,
она за кошек, за народ,
за птичек заступается
И пацанам кричит притом:
– О черти грязнолицые!
Зачем вы кошку – молотком?!
Я буду звать милицию!
И вскоре кружится, поёт
и снова улыбается –
вот так, вот так Она живёт
и в общем-то не мается,
Светлана, Света, Светлячок –
глазёнки ярко светятся,
а каблучки:
чок-чок, чок-чок
и бровки гнутся месяцем.
ПИСЬМО В ОКЕАН
Дорогой капитан! Ты давно не был дома.
У каких берегов ты встречаешь зарю?
Укротителю бурь, работяге морскому,
как всегда все цветы, всю любовь я дарю.
А берёзки грустят без тебя, мой далёкий,
в пожелтелых платках тихо встав у реки…
Буду верить и ждать, побеждая все сроки,
сторожить у калитки родные шаги –
не усну, на рассвете открою оконце,
полечу за тобой мимо сказочных стран,
стану песней твоей,
стану лучиком солнца,
когда грозен и дик штормовой океан.
ДУША ПРИРОДЫ
Юный месяц зорко глянул в Чёрный лог –
кто же там промчался на рассвете?..
Уж не твой ли самодельный свитерок
замелькал сквозь солнечные ветви?
Это Ты!
Теперь Ты мчалась вдоль вершин,
наградив ущелья звонким смехом,
сразу я узнал любимый твой мотив
в исполненьи утреннего эха.
Для Тебя на флейте заиграл ручей
и с утёса прыгнул грациозно,
для Тебя у самых толстых пней
ухал мишка – наш тромбон таёжный.
Вот Тебя обнял тихонько старый кедр
и пихтач, свисающий над бездной,
только Ты от них сбежала за рассвет,
засмеялась и…
навек исчезла.
Лишь одна сова видала, как в ночи
Ты легко скользнула с небосвода…
Может Ты и есть Причина всех Причин –
Вездесущая душа природы.
ЗВЕЗДА В НОЧИ
Однокашнице Наталье Мурзиной
Люблю за то, что ты меня любила,
люблю покаянно, что не ласкал,
люблю с тоскою –
ты уже в могиле:
вон у берёз печальный твой овал.
О ты жила,
смеялась
и блистала,
звезда в ночи, живое солнце дня,
твой язычок острее был кинжала,
твой взор всегда был тайной для меня.
А я порхал на танцах и банкетах,
представленный, как «юный наш поэт»,
я щеголял в папашиных штиблетах,
залатанных ещё с тридцатых лет.
Да, ты звала,
корила долгим взглядом –
наверно, я тебя не понимал…
В прекрасном вальсе ты промчалась рядом,
промчалась наша жизнь, как карнавал.
Тебя запомнил гордой и высокой,
твой смех и локон бронзово-тугой…
На выпускном играли танго Строка
и я опять в тот раз… ушёл с другой.
VI
ЗВЕЗДА В НОЧИ
«Из лугов,
из тайги голубого огня,
сквозь печаль,
колготу
и снежную замять
ты глядишь, всё глядишь на седого меня
синими, обжигающими глазами…»
ЗВЕЗДА В НОЧИ
Однокашнице Наталье Мурзиной
Люблю за то, что ты меня любила,
люблю покаянно, что не ласкал,
люблю с тоскою –
ты уже в могиле:
вон у берёз печальный твой овал.
О ты жила,
смеялась
и блистала,
звезда в ночи, живое солнце дня,
твой язычок острее был кинжала,
твой взор всегда был тайной для меня.
А я порхал на танцах и банкетах,
представленный, как «юный наш поэт»,
я щеголял в папашиных штиблетах,
залатанных ещё с тридцатых лет.
Да, ты звала,
корила долгим взглядом –
наверно, я тебя не понимал…
В прекрасном вальсе ты промчалась рядом,
промчалась наша жизнь, как карнавал.
Тебя запомнил гордой и высокой,
твой смех и локон бронзово-тугой…
На выпускном играли танго Строка
и я опять в тот раз… ушёл с другой.
ПИСЬМО ДЕВУШКИ
Любимый мой!
Цветы уже стареют…
И я гляжу печальнее вдовы,
как угасают огоньки кипрея
над тихой обречённостью травы…
Ты далеко – где каменные гулы,
где в тучах дремлет белая гряда.
Ты поднял над пожарами богулов
в мечту протянутые провода.
Они поют в моей душе, как струны.
О чём поют – ты догадайся сам…
Пусть катятся серебряные луны
в твою тайгу по этим проводам.
И пусть рычат косматые метели
и вьются змеи белые на льду:
по северной короткой параллели
я на свидание к тебе иду!
НА ПОРОГЕ ВЕЧНОСТИ
Ты ушла…
И я уже у пропасти
строгим взглядом рассекаю темноту.
В нашем мире хлада и жестокости
даже песням и стихам невмоготу.
И всё глуше, глуше сердца колокол…
Как же нам с тобой поговорить,
если стала ты печальным облаком,
грустью потухающей зари?..
ЧАРУСА
Маргарите Бауковой.
Из лугов,
из тайги голубого огня,
сквозь печаль,
колготу
и снежную замять
ты глядишь, всё глядишь на седого меня
синими, обжигающими глазами.
Помню шёпот,
как молнию –
тонкую бровь,
помню ласки твои
и умные книги,
а в тигриных зрачках –
молчаливую топь:
то ли нежность, то ли погибель…
Почему я не умер в тенётах твоих?!
Не прочёл свой последний сонет?!
Почему за блаженно-чарующий миг
я не отдал ничтожество лет?!
* * *
Ты ушла –
оранжевый огонь
грустно притушила облепиха,
в сердце –
нарастающая боль,
во дворе –
потерянно и дико.
Стану тихо звать тебя в ночи
и разгадывать шарады века –
промолчат угрюмо кедрачи,
рассмеётся каменное эхо.
Стану тропочки к тебе торить
сквозь полынь и ёрник седоватый –
забормочут в марях глухари
протестующе и жутковато.
Стану в твой неоновый буран
посылать тебе дыханье лета
и родительский поклон Саян –
не дождусь ответа и привета.
И тогда уж буду я стареть,
о тебе всё реже буду грезить,
станешь жить ты в памяти моей
тихо, как далёкое созвездье.
* * *
Ещё гремит, сверкает карнавал
моей судьбы, моей роскошной жизни –
недаром я для сердца открывал
ущелья,
горы,
солнечные выси,
недаром я любил своих мадонн –
моих восторженных провинциалок,
я был, наверно, тыщу раз влюблён,
а кто влюблён, тот не бывает жалок –
ещё гремит, сверкает карнавал!
* * *
Не уходи в жестокий свой мороз
и катакомбы суетных желаний,
ведь мы с тобой –
дуэт печальных звёзд
в торжественном и чёрном океане.
В той черноте –
хоть тыщу лет зови,
никто не запоёт, не отзовётся…
Поговорим о жизни и любви
и будем вместе ждать восхода солнца.
ПРЕДЗИМЬЕ
Как два крыла, опустила ресницы,
но… мерзлоту я заметил в глазах…
Как обречённо угасла жар-птица
на молчаливых и чёрных горах!
Ветры в ущельях помчались сквозные,
кедры к земле прижимали хвою,
видел я щёки твои ледяные,
чуял холодную зиму свою.
ВОСПОМИНАНИЕ О ЛЮБВИ
Саяне Сагулаевой,
Наталье Рубашкее
Мадонны дикого Востока,
степные, гордые богини!
Я вас любил светло, глубоко
за ваши чёлки вороные,
за ваши души, как ущелья,
раскосых глаз очарованье,
за ваши нежные прощенья,
за ваши злые наказанья.
Но я был тонким и капризным,
подвержен вздохам и неврозам
и потому я был пронизан
тункинским ветром и морозом.
Я покидал ваш край былинный –
предел воинственных и смелых
и полетели в мою спину
лихих наездниц злые стрелы!
Я помню тяжкий гул табунный,
азарт и бешенство погони –
как будто сзади гнались гунны
на звероватых чёрных конях.
Мелькали чёрные улусы
под ледяным осенним небом,
откуда мне кричали гуси,
но я уже душой там не был.
Мне не видать Хамар-Дабана
спокойно-гордых очертаний,
не прочитать в степных барханах
раскосых глаз очарованье.
VII
ЗОЛОТОЙ САРКОФАГ
«…И теперь мы идём вдоль печали твоих самоваров,
сиротливо гудящих в родном и забытом углу,
вдоль твоих натюрмортов,
заборов
и домиков старых,
чью тоску деревянную я разгадать не смогу».
* * *
Художнику Геннадию Драгаеву
Почему ты ушёл так обыденно и уныло
от весёлых друзей, от Её удивительных глаз,
от доверчивых звёзд,
от цветов,
от речушек бурливых,
из той милой страны, где живут и цветут только раз?
И теперь мы идём вдоль печали твоих самоваров,
сиротливо гудящих в родном и забытом углу,
вдоль твоих натюрмортов,
заборов
и домиков старых,
чью тоску деревянную я разгадать не смогу.
Мы заходим, смолкая, в твою галерею портретов
и живём в энергетике жеста, движенья, судьбы…
Эти яркие люди написаны сердцем поэта,
этих вечных людей ты создал, потому что любил.
И они побредут в бесконечность жестокого мира
и они понесут обречённую, жгучую душу твою,
чтобы жить и светить
в наших старых и тесных квартирах,
как весёлые птицы, которые в клетках поют.
* * *
20-летней Инне Фруг –
волонтёру великой войны
Молодая, родная, далёкая,
всем печалям и ветрам открытая,
на твои непокорные локоны
залихватски пилотка надвинута.
Как милы полевые погончики
на девичьих плечах – словно крылышки,
ты летишь сквозь ракетные прочерки,
чтоб набраться прозренья и силушки.
Будет сила любви неизбывная,
поднебесье застенчивой гордости,
просверкает, промчится лавиною
трудовая, весёлая молодость.
Будет счастье:
две доченьки резвые
и в рассказах – весенние всполохи,
ты раздаришь себя, очень нежную,
горьким людям в годину тяжёлую.
Ты познаешь Былое и Сущее,
станешь мудрою и чуточку старою,
ты останешься для грядущего
молодою и светозарною.
ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ
Памяти Альберта Кусса.
В последние годы художник грезил
о Франции, мечтал подняться на
Эйфелеву башню – не успел,
т.к. впал в нищету.
Я знаю, знаю! Он был Эйфелевой башней:
как грозовая туча голова
и с этой высоты ажиотажной
Он видел все моря и города,
Он видел все закаты и пейзажи,
все обольщенья Сердца и Мечты,
шумели годы,
ветры,
речи вражьи –
Он не сгибался на ветрах крутых!
Как жадно пил Он тихий звёздный шёпот
и Мишелёвки несказанный свет!
Но к старости уже… трещали стропы,
как обречённо ныл стальной хребет!
И в одночасье бури заревели
и за спиной горели все мосты –
Он не молился:
Он в богов не верил.
лишь только с Бахусом бывал на «ты»…
Упала башня тяжко и трагично
в жестокий человечий бурелом
и под вороньи дьявольские кличи
ещё в ушах
гремит
железный гром…
ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕРНИСАЖ
Юрию Митькину
Люблю твою «Сегиту» как «Джоконду»
и тот вальяжный твой автопортрет.
Мне на тебя глядеть уже недолго –
сейчас вахтёр погасит в зале свет…
………………………………………..
О! Ты держал в ладонях мирозданье,
хоть не имел приличного пальто,
твоих раскосых глаз иносказанья
не разгадал, наверное, никто.
Какие женщины тебя любили!
Ведь ты горел,
ты вдохновенно жил,
ты не менял их, как автомобили –
ты их своей душой заворожил.
И твой гортанный голос под гитару
меня в луга духмяные занёс.
Завлёк,
где, словно тучи, белые отары
тянулись на оранжевый восток.
Там родились твои картины-песни,
там ты писал последнюю зарю…
Певец любви, надежды милый вестник!
За каждый миг с тобой – благодарю!