Вадим богатырёв саги старого леса ангарск – 2006 г
| Вид материала | Документы |
- Литература древней греции > А. Литература периода классики: Гомер "Илиада", 193kb.
- Темы: Премьера сериала «Гордость» Вадим Тихомиров о новой программе «Мужские игры», 210.71kb.
- Как бы рассказали "Красную шапочку", 206.77kb.
- М. И. Стеблин-Каменский исландские саги (Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973., 226.4kb.
- А. Н. Островский последняя жертва, 774.58kb.
- Урок в 4 классе «Мир вокруг нас» по теме «Жизнь леса», 64.51kb.
- Тунгусский феномен (инсценированный рассказ) Действующие лица и исполнители: Вадим, 78.51kb.
- Урок путешествие по курсу «Окружающий мир», 140.57kb.
- Новости недели, 221.37kb.
- Холм Большого Будды, где сможете повязать амулет у монаха. Услышите рассказ, 149.74kb.
БУРАНОВУ А.П. – Председателю клуба
кино-фотопутешественников, действительному
члену географического общества СССР.
Его тропа всегда взлетала круто –
Любил Он тихий, звёздный непокой
и жил Он на скрещении маршрутов,
как будто был вершиной и рекой.
Мы удивлялись –
шли к Нему поближе,
а Он, тряхнув упрямо головой,
вдруг… становился Веной и Парижем,
родным Ангарском, милою Москвой.
И на экране все цвета горели,
когда Буранов в радости хмельной
раскручивал земные параллели,
гудя тревожно, словно шар земной,
он к людям шёл с любовью и приветом,
себя –
в канат закручивал тугой,
он стал в горах весенним, свежим ветром,
летящим над рассветной тайгой.
СЕДЬМОЕ НЕБО
Нашим радиопринцессам 70-80-х гг.
Ларисе и Светлане Акимовым –
редакторам радио.
Дом-пластина. Весна. Юный лес
B обвал обжигающей сини…
Вам присвоили статус принцесс
И сказали:
– Вы наши богини!
Две принцессы умели блистать,
покоряя глухих и железных,
они звёзды умели достать
для людей из космической бездны.
Не забыть те весёлые дни…
Как всегда, в одеянии белом
20 лет поднимались Они
на седьмое, бездонное небо.
Всё здесь сделано сердцем, умом
двух упрямых и маленьких женщин.
Отдыхала здесь Молния. Гром
иногда улыбался зловеще.
Здесь вещали Горком и Завком –
все, кто Городу срочно был нужен:
все поэты в раскрасе любом
и Театр, Госстрах и
Госсужас.
Почему в продолжении лет
для сестёр всё кончалось успехом?
Потому что любимый Поэт
к Ним привёл на верёвочке Эхо,
потому что большой Музыкант
подарил Им волшебную флейту,
потому что имели (!) талант
с каждым днём удивляться светлее.
Удивляйтесь! Исследуйте жизнь –
человек обновления хочет,
не желая стареть и тужить
среди зла политической ночи.
ПОСЛАНИЕ КЛУБУ «КРУГОЗОР»
Библиотека АЭХК
Ты светишь, как маяк, в глухой ночи
над замороченным мещанским морем…
Как ты умеешь душу залечить,
когда она кричит от дикой боли!
Ты созываешь в этот скромный зал
людей для песни,
сказки
и привета
и открываешь тихий карнавал
художников, прозаиков, поэтов.
Здесь Валентин Распутин с Кривдой воевал,
Здесь улыбался мирно Марк Сергеев,
отец Владимир проповедь читал,
чтоб стали мы хоть чуточку добрее.
Здесь дети пели, словно какаду,
и белый аист танцевал на крыше,
поэт Максимов с Бачиной в ладу
живописали прелести Парижа,
художник Кусс, как сказочный журавль,
среди своих картин ходил блаженно,
солистки хора, шлейфы подобрав,
вокруг него порхали, как сирены.
И зал, как симфонический оркестр,
гудел солидно и немонотонно…
А возглавляют этот клуб чудес
ТРИ ДАМЫ,
ТРИ ПРЕКРАСНЫХ ПРИМАДОННЫ.
УХОД БРИГАДИРА
Памяти Неретина Н.А.
Его инфаркт убил на эстакаде
и Он упал, как падают в бою.
Об этом скорбно позвонили Наде –
теперь я песню скорбную пою,
что Он не выпил полной чаши жизни:
не долюбил кровинушек своих,
не снял калины огненные кисти,
не дочитал в родной газете стих.
Он был моим приветливым соседом –
лет двадцать жил Он прямо надо мной,
а я ни разу с Ним не пообедал –
какая жизнь промчалась стороной!
И вот всё небо трауром объято,
горит венков печальная заря,
идут за гробом все Его ребята –
железные, крутые слесаря.
О бригадир от Бога и от века,
где ты – весёлый, добрый, громовой?..
Теперь лишь ветер да лесное эхо
шумнут, шумнут и смолкнут над тобой.
ПРОЩАНЬЕ С КЛОУНОМ АНТОШЕЙ
Артисту Дмитрию Черемисину
Тебя я помню нежным мальчиком – тогда
мы на курорте с твоей мамой танцевали…
Куда вы канули весёлые года,
и танго Строка в том гремящем зале?
Ты стал жонглёром, клоуном. Как булава,
летал ты в сказочно-волшебном мире,
тебе рукоплескали Таллин и Москва,
в родном Ангарске… череп раскроили.
Глаза потухли, словно рампы яркие огни.
Где ты живой и элегантный Черемисин?..
Прощай!
Прости, что мы тебя не сберегли
в безумном хаосе жестокой жизни.
Антошу клоуна я буду вспоминать
смеющимся на детском карнавале
и танго старое тихонечко играть,
мы под него с твоею мамой танцевали.
* * *
Памяти Шевцова А.Т. –
первого мэра города Ангарска.
Ах, как нежданно в утреннем молчанье
обрушилась гранитная скала!
Ты ярко жил.
Ты был всё время с нами
даже тогда, когда сгущалась мгла.
Как ты любил энергию проектов,
скороговорку новеньких станков!
Ты привечал артистов и поэтов,
а после опускался с облаков.
Как гренадер, ты был высок и молод,
любил ты женщин, танцы, детский смех…
«Прощай, прощай, – сказал печальный город, –
разделим горе поровну на всех».
И всё умолкло в городе бессонном:
проспекты, церкви, школы, белый сквер,
чтоб вдоль шоссе могли кричать клаксоны
о том, что ты
УШЁЛ, НАШ ПЕРВЫЙ МЭР.
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
Городу Ангарску
Город, рождённый рекой изумрудною,
город с хрустальным названьем АНГАРСК!
Cлавлю тебя за юдоль многотрудную
и за рабочий ангарский азарт!
Помнишь зарю с глухариными звонами
и в сосняке – первомайский парад?
Помнишь объекты с локальными зонами,
тёмных землянок смолистый накат?
Мы из ключа напивались ладошками –
так начинаются все города,
наших Джульетт охмуряли гармошкою
и уводили с собой навсегда.
Мы были юными и бесскандальными –
лишь МАЗы рычали с утра до утра.
Ты поднимал
свои плечи
астральные
солнцу навстречу и снежным ветрам.
Я полюбил тебя тихо и пламенно,
дымный,
загадочный
и белокаменный.
Ты подарил мне друзей замечательных:
гордых творцов, вдохновенных мечтателей,
жизнь подарил мне большую и трудную,
в сердце забросил весёлый азарт,
город,
рождённый
рекой изумрудною,
город
с хрустальным
названьем Ангарск!
III
АРШАНИАДА
«Всё ликовало в сердце и в природе,
всю жизнь свою я заново прожил:
я прочитал сегодня на восходе
поэму бело-розовых вершин».
* * *
Гнездится солнце за высоким бором –
ушёл ещё один печальный день…
Возвышенно-сияющие горы
глядят на злую суету людей.
Но как хрустальны небеса и реки
и как дремуч тайги осенний бред!
Я сберегу в своей душе навеки
тункинских Альп высокий, гордый свет.
* * *
Лежат бурёнки тихо вдоль асфальта
средь бурых валунов, как валуны,
а ветер хлещет плетью и скандалит –
рыжухи благодушны и милы.
Что им людские скорости и войны?
Пускай гремит и матерится шлях –
лежат бурёнки царственно-спокойно.
Петух зари уселся на рогах.
ДАЦАН
Луна. Сверкает вогнутая крыша.
Печальный Будда сторожит века
и в кедраче сова скользит неслышно.
Безлюдье.
Сон.
Седые облака.
Сову увидит заспанное солнце.
Шумнут на тропке лёгкие шаги.
Гортанно-тихий голос богомольцев
сольётся с вечным голосом тайги.
ВЗБУНТОВАВШИЙСЯ РУЧЕЙ
Поток, рыча, сорвал, как травку, ельник.
Он грыз утёсы, злобой обуян,
и с рёвом вырывался из ущелья,
как запертый в теснинах океан.
Вода ушла, как сытая волчица,
в Саянах тихо умерли снега
и, грациозная, на гвоздиках-копытцах
ручей переходила кабарга.
РАЗМЫШЛЕНИЯ У БЮВЕТА
Выносит тихо добрый дух Аршана
из самой глуби сумеречных гор
смех ручейка, ворчанье злого пара
и ледяных там-тамов заговор,
впридачу –
соль тягуче-долгих накоплений
и вот…
Аршан воркует из трубы!
Примите, люди, чудо исцеленья,
как праздник, как нежданный дар судьбы!
УТРЕННИЙ ХАМАР-ДАБАН
Лишь только зорька навела румяна,
повёл плечами сонный богатырь
под бледно-розовым шатром тумана,
лесами вольно растекаясь вширь…
Вставал и сбрасывал ночные тени
в осенний шквал неистовых огней.
Я тоже сбросил груз свинцовой лени
и позабыл все дрязги и сомненья –
я становился глубже и нежней.
* * *
Всё ликовало в сердце и в природе,
всю жизнь свою я заново прожил:
я прочитал сегодня на восходе
поэму бело-розовых вершин.
Взрезали свод пронзительные грани,
откалывая синие пласты…
И вдруг пурга затушевала дали!
И, восхищённый, я был опечален
столь краткой жизнью красоты.
* * *
Пойдём с тобой навстречу всем ветрам,
навстречу грозам и судьбе навстречу,
я отворю тебе тайги зелёный храм –
послушать исповедь вечерних речек.
Там кедрачи, задумчиво шумя,
напомнят героические были,
ведь мы о них средь суетного дня
по-детски опрометчиво забыли…
Но ты казённых слов не говори –
от них не засмеюсь и не заплачу,
лишь буду думать, сидя у зари,
что мы… скупее стали на отдачу.
АЛЬПИНИСТЫ
Там, где ураганы затаились в чащах
и «жандармы» молча сторожат века,
я мужчин увидел настоящих,
по отрогу уходящих в облака.
Деловитое стаккато ледорубов –
и упал звенящий панцирь ледяной,
а хребты, ощерив мраморные зубы,
выгибались к небу каменной спиной.
Зажимала в клещи северная стужа,
но мужчины шли над бездной, не дрожа,
шли в метель, в свистящий белый ужас –
вверх!
По лезвию гранитного ножа!
И сдалась вершина!
Тихо умер вечер.
Альпинистам ветер лёг под башмаки,
а созвездья опускались им на плечи
и звучал обычный полонез тайги.
* * *
Закат.
Все тени умерли на снеге,
чуть шелохнулась шкура темноты,
как сказочные грустные медведи
за степью встали белые хребты.
Что стерегут угрюмые титаны
за частоколом острозубых скал,
где на цепях скучают ураганы,
куда, бледнея, вдруг упал?
Кто там гремит, пугая длинным смехом,
кто там трубит и стонет иногда –
ущелий тёмных каменное эхо
или мои прожитые года?..
ПУТЬ К СОЛНЦУ
В ущелье тёмном и оледенелом
ручей звенел и к солнцу путь искал,
не уставая биться грудью белой
в колени чёрные угрюмых скал,
копил холодную, крутую ярость,
долбил гранит в безмолвии ночей…
Зловеще-тяжко падали «жандармы»,
чтоб перекрыть упрямый тот ручей,
остановить его движенье к свету
и навязать молчания закон.
Но жил ручей!
Он пел зимой и летом,
обогащённый звоном родников.
Теперь поток хлестал тяжёлой плетью
гранитные, насупленные лбы,
разламывал пласты тысячелетий
седым медведем, вставшим на дыбы,
и победил, не знающий покоя –
пробился к солнцу, напоив луга!
Он был ручьём, но в битвах стал рекою
с воинственным названьем КЫНГАРГА!
IV
МОМ ЛЮБИМЫЕ ПОРТРЕТЫ
«Побывал я у Щедровой в Заувалье –
cловно годы ураганные прожил,
речевые самоцветы Забайкалья
в золочёный туесочек я сложил…»
* * *
Иркутскому Губернаторскому симфоническому оркестру
Я к Вам иду от злобы и амбиций,
от трескотни базаров и газет,
чтоб слышать Вас, глядеть на Ваши лица,
как на весенний, несказанный свет.
О контрабас!
Твоей гортанной трелью
моих стихов украшу звукоряд,
тихонько подпоют виолончели,
которые сегодня так грустят!
А где же альтов свадебные кличи,
зовущие на танец среди гор?..
Сегодня альты плачут мелодично
о том, что умер мой сосновый бор…
Но звёзды и глаза зажгутся снова,
восстанут и опять падут леса,
останется в душе лицо Белова,
Касабова и скрипок голоса.
ЛЕВ АШОТОВИЧ КАСАБОВ
Портрет артиста
Огонь в глазах
и волосы седые
и лоб, хранящий тайну и мечту…
Летят по грифу пальцы молодые
как ветры по кавказскому хребту –
звучит симфония!
А сам Касабов,
сложив на скрипку мощную главу,
как аргонавт, покачиваясь слабо,
плывёт, плывёт в волшебную страну.
НАШ СТАРЫЙ МАЭСТРО
Лектору-музыковеду, заслуженному
деятелю культуры РСФСР В.Ф.Сухиненко
В Его душе – печаль, в окошке – вечер хмурый,
Его старинный дом молчаньем окружён –
то не финал:
не пролистал всей партитуры
разгорячённо-вдохновенный дирижёр.
Ещё живёт в крови Бетховен грозным боем!
Ах, почему сегодня сердце так стучит,
как тот речитатив валторны и гобоя?..
Там дальше –
скрипок шквал в разбуженной ночи…
Маэстро вспомнил ту звенящую Россию,
«Наш паровоз» Он с ребятнёю распевал,
любил Он Штрауса и пылкого Россини
за нежность и тоску, за блеск и карнавал.