Geum.ru

Вадим богатырёв саги старого леса ангарск – 2006 г

Вид материалаДокументы

Содержание


ПЛАЧ ИННЫ СЕРКОВОЙ* Когда на Смоленщине погиб отец, его дочери
Я слышу голоса учителей
Iiгород, который строил зек
1950 г. Майск.
Валерию Алексееву
Баллада о Стоматологе и Человеке
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12


ПЛАЧ ИННЫ СЕРКОВОЙ*

Когда на Смоленщине погиб отец, его дочери


Инне было два года… Братскую могилу в которой

похоронен отец, дочь разыскала лишь в 1985 году.


Мой родимый, я – дочка твоя!

Горький мой среди горьких друзей!

К вам я шла, тихим светом горя,

через горы и вздохи степей.

Парни! Вы же не знали весны –

не плясали на шумных пирах…

Как понуро бредут табуны

серых туч за израненный шлях!

Тишина…

Мне уже сорок пять…

Годы шли без тебя, как века.

По годам я тебе уже – мать:

Видишь белую прядь у виска?

Знаю, что вы продолжаете бой

в летний зной и в осеннюю стынь…

Скоро буду навеки с тобой,

моя гордость, отец мой и… сын!


* Серкова И.П., старший инженер связи г.Чита,

умерла в 1988 г.


МИР УШЕДШИХ ЛЮДЕЙ


ГЛАЗА УШЕДШИХ –

факелы в ночи,

РЕЧЕНИЯ И СМЕХ –

благословенны.

И потому ушедший мир звучит

в моей душе органом вдохновенным.

Я слышу голоса учителей


из окончательной, печальной дали

и сказки тихой бабушки моей,

как музыку Корелли и Вивальди.

Я помню в кумаче локомотив,

сколоченную наскоро эстраду,

и грустный запах «Лориган Коти»,

среди весёлой злости самосада.

Я помню опалённый эшелон

и самый первый выезд на капусту,

и первый в городе микрорайон,

и тыщу глаз –

родных, весёлых, грустных…

Как звёзды, вижу их по вечерам,

и этот свет всё сказочней и слаще,

и я грущу, испытывая страх

от этих звёзд,

навеки

уходящий.


ОТЕЦ


Гляжу я на портрет…

Да, это мой отец –

интеллигент, философ, весельчак и… стоик,

мечтатель-бессеребреник, дворянский «спец»,

железный командир советских новостроек.

А было их пятнадцать в песне светлых лет,

когда он танцевал с красавицей невестой,

когда ему дарил стишки сынок-«поэт»,

когда его встречали сводные оркестры.

Цыган, он покидал квартиры, города,

чтоб мчаться на другие новостройки –

в тьмутаракань,

в болота,

к чёрту на рога

с четвёркою птенцов: мне семь,

полгода Зойке.

Нас по-бойцовски стал воспитывать отец –

он до семнадцати – кулачный был боец.


ОТ ПИТЕРА ДО ВЛАДИВОСТОКА


Мелькали люди, города и годы,

кипела жизнь, как вешняя вода,

качали нас ветра и пароходы,

баюкали телеги, поезда.

Мы обживали стройки и селенья,

не уставая ехать и глазеть.

Как часто мы справляли новоселья

и покидали… дорогих друзей.

От Питера и до Владивостока,

как в сказке, мы проплыли всю страну,

мы испытали всё по воле рока –

любовь и счастье,

голод и войну.

В Ангарске сели. Порубали струги.

Все обженились без высоких слов.

И вдруг посыпались детишки, внуки,

племянники, как в решето горох.

…Уже ушли в «Берёзовую рощу»

строитель папа – милый наш цыган,

над мамой ветер веточки полощет,

рассказывая саги дальних стран.

А мы теперь уже совсем седые

и хоть не скачет Зоинька-коза,

над нами звёзды блещут молодые,

как правнука задорные глаза.


II


ГОРОД, КОТОРЫЙ СТРОИЛ ЗЕК


«…Под железным лозунгом Императива,

развернув святые красные знамёна,

город строила дешёвая РАБ-сила –

ЧЁРНАЯ КОЛОННА,

ЧЁРНАЯ КОЛОННА,

ЧЁРНАЯ КОЛОННА».


РОЖДЕНИЕ ГОРОДА


В глухие годы жизнь текла нескоро,

в тайге лениво царствовал покой,

тысячелетьями дремали горы,

понуро встав за синей Ангарой.

По небу тихо проплывали тучи,

дожди канючили и падал снег,

тянулось время медленно, тягуче,

но вот…

в тайгу явился человек!

О как истошно загалдели сойки,

перекрывая робкий шёпот трав!

А горы ожили, любуясь новостройкой,

вершины в изумленьи приподняв!


1950 г. Майск.

Впервые опубликовано в газете

«За сталинские темпы», редактор И.Деев.


* * *


Ярополову Н.И.,

первому директору комбината-16


Он был твёрд, задумчив и немолод,

ныне легендарный человек,

это Он поставил новый город

у слиянья двух сибирских рек.

Он живёт тихонько в каждом доме –

ощущаю родственную близь.

Его подпись на моём дипломе

сразу осветила мою жизнь.


ГОРОД, КОТОРЫЙ СТРОИЛ ЗЕК


Звонкий бор ложился в серые закаты –

опадал на землю целый мир зелёный!

Под конвоем гроз, собак и автоматов

шли и шли в Двуречье чёрные колонны.

Под железным лозунгом Императива,

развернув святые красные знамёна,

город строила дешёвая РАБ-сила –

ЧЁРНАЯ КОЛОННА,

ЧЁРНАЯ КОЛОННА,

ЧЁРНАЯ КОЛОННА.


СУДЬБА ПОЭТА


Валерию Алексееву


Он помнил, как молчали минные поля

и за околицей – повешенные деды…

И к миру шёл.

он строил заново себя

и новый город – милый первенец Победы.

Он жизнь любил, красивых женщин и детей –

они-то сразу угадали в нём поэта.

Он говорил:

«Не убивайте лебедей –

от их сиянья занимаются рассветы».

Но властные мужи рубили Мир сплеча.

Подростки лебедя с баварским пивом съели.

Поэт читал балладу «Станция свеча» -

подростки выросли, но сердцем не прозрели.

Над их киосками сорочий грай летит,

из прошлого –

войны рокочущее эхо…

Седой поэт листами тихо шелестит,

не прекращая грозный бой за Человека.


СТАРЫЙ ЧЁРТ


Вы знаете, ребята, я… влюблён,

я глупо и прекраснодушно молод

и месяц –

ЕЁ тонкая ладонь

всё освещает: жизнь и дымный город.

Зачем слова «рехнулся старый чёрт»?

Я –

резвый «жигулёнок» в авторалли.

Мелькает день,

неделя,

целый год!

И мне кричат:

– Пора менять детали!

Нет! Выдержу –

ещё не потолок,

ещё сладка бездумная растрата,

не исходил я вдоль и поперёк

любви раззолочёные палаты.

Прости меня, мой дымный Вавилон,

мой снисходительный и умный город,

за то, что так бездумно я влюблён,

за то, что так прекраснодушно молод!


МОИ ТОВАРИЩИ ИЗ ОКБА


Я к ним иду –

там родина моя:

лежат снега мелованной бумаги…

Опять у кульмана мои друзья

карандаши скрестили, словно шпаги.

Увы, как часто я от Вас далёк!

Зато сегодня радостен –

я дома

и ватмана спокойный рокоток

в моей душе звучит весёлым громом.

Когда-то я, старателен и тих,

вычерчивал кронштейны и заглушки

и обожал товарищей седых,

живущих сложно и великодушно.

Они хитро учили неумех –

без гонора и ледяных нотаций:

они вели меня в гремящий цех –

у слесарей дотошности набраться.

Я полюбил цехов колючий свет

на чертежах стремительных и точных

и мастеров, которых уже нет,

ушедших в отпуск грустный и бессрочный.

Друзья мои!

Я перед вами чист.

Свой путь по Вашему люблю проверить.

Летит из прошлого чертёжный лист,

плывёт ко мне, как тихий белый лебедь.


ТРОФИМОВСКИЙ МОСТ

Баллада о Стоматологе и Человеке


Сам Трофимов мне ставил пластмассовый мост –

сколько я раздарил белоснежных улыбок!

Он был молод, горяч, говорили:

«непрост» –

потому что Он делал взыскательный выбор.

И чтоб наши прелестные зубки лечить,

становился прорабом,

юристом,

эстетом.

Сквозь игольное ушко Он мог проскочить,

был готов самого сатану «замочить»,

сделать мост над безумно ревущей планетой

и… поставил его (!) между терний и звёзд

над весёлыми скверами гордой чужбины.

По нему шустрый доктор в Россию завёз

интеллект и воркующие бормашины.

Ничего не забыл и нигде не сплошал,

вы зайдите в Его кабинеты:

там везде элегантно-трофимовский шарм,

много воздуха, солнца, привета.

И теперь в 60-ть Он опять же непрост:

Он учёный,

Он мастер,

Он – глыба!

Двадцать лет прослужил мне трофимовский мост –

сколько я раздарил белоснежных улыбок!


ВЕЛИКАН