Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   41   42   43   44   45   46   47   48   ...   53

поздно. Он отдал также знаменитый приказ, сохранившийся для потомства в

документации 7-й армии.


6 июня 1944 года, 16.55


Начальник штаба западного командования подчеркивает, что верховное

главнокомандование ожидает уничтожения противника на плацдарме к вечеру 6

июня, поскольку существует опасность высадки новых десантов для поддержки

его действий... Плацдарм должен быть ликвидирован не позднее сегодняшнего

вечера.

Приказ этот родился в мрачной атмосфере горного Оберзальцберга, откуда

Гитлер пытался теперь руководить решающим сражением. Многие месяцы он не

уставал повторять, что судьба Германии решится на Западе, и этот

фантастический приказ, как представляется, был отдан со всей серьезностью,

которую разделяли Йодль и Кейтель. Даже Роммель, которому его передали по

телефону около 5 часов пополудни, судя по всему, воспринял приказ всерьез,

поскольку дал распоряжение штабу 7-й армии нанести удар силами 21-й танковой

дивизии, единственного дислоцированного в этом районе танкового соединения,

"немедленно, не дожидаясь прибытия подкреплений".

Но удар этот дивизия уже нанесла, не дожидаясь приказа Роммеля. Генерал

Пемзель, находившийся на другом конце провода, когда Роммель звонил в штаб

7-й армии, дал конкретный ответ на требование Гитлера ликвидировать плацдарм

союзников - а таких плацдармов было три - не позднее сегодняшнего вечера.

"Это невозможно", - отрезал он.

Всемерно разрекламированный Гитлером Атлантический вал был прорван за

несколько часов. Некогда хваленые люфтваффе были полностью изгнаны из

воздушного пространства, немецкий флот - с морского, а сухопутные войска

оказались застигнуты врасплох. Битва еще не завершилась, но исход ее уже был

предрешен. "Начиная с 9 июня, - констатировал Шпейдель, - инициатива перешла

в руки союзников".

Рундштедт и Роммель решили, что пора сообщить Гитлеру обо всем напрямую

и потребовать, чтобы он примирился с последствиями высадки. Они убедили его

провести 17 июня совещание в Марживале, что севернее Суасона, в надежно

защищенном от бомбежек бункере, который был построен для ставки Гитлера еще

летом 1940 года, перед планируемым вторжением в Англию, и который ни разу с

тех пор не использовался. Теперь, четыре года спустя, нацистский диктатор

объявился там впервые.

"Бледный от бессонницы, - писал позднее Шпейдель, - нервно перебирая

свои очки и целый набор цветных карандашей, которые он держал между

пальцами, он сидел сгорбившись, в то время как фельдмаршалы стояли. Его

гипнотическая сила, казалось, иссякла. Он отрывисто и холодно поздоровался.

Затем громко и желчно стал выражать свое недовольство по поводу успешной

высадки союзников, ответственность за которую он пытался возложить на

командующих".

Однако перспектива нового ошеломляющего поражения придала храбрости

генералам, во всяком случае Роммелю, которому Рундштедт предоставил

возможность говорить от имени всех с Гитлером, когда тот сделал короткую

паузу в своей обличительной речи. "С беспощадной откровенностью Роммель

заявил... - отмечал Шпейдель, присутствовавший на совещании, - что борьба

против превосходящих сил (союзников) в воздухе, на море и суше является

безнадежной" {23 апреля Роммель писал генералу Йодлю "Если нам, несмотря на

превосходство противника в воздухе, удастся уже в первые часы ввести в бой

большую часть наших подвижных средств на решающих направлениях береговой

обороны, я убежден, что наступление противника на побережье потерпит полный

провал в первый же день" (Записки Роммеля, с. 468). Но строгий приказ

Гитлера сделал невозможным использование танковых дивизий в первые часы и

даже дни. Когда же они наконец прибыли, их ввели в бой по частям, что

привело к поражению. - Прим. авт.}. Впрочем, не такой уж безнадежной, если

бы Гитлер отказался от своего абсурдного требования удерживать каждый метр

территории, а затем сбросить силы союзников в море. Роммель с согласия

Рундштедта предложил, чтобы немецкие войска отошли за пределы дальности

смертоносного огня корабельной артиллерии противника, отвели свои танковые

части в тыл и перегруппировали их для последующего удара. Такой удар мог бы

привести "к поражению союзников в бою, который будет происходить вне

пределов досягаемости морской артиллерии противника".

Но верховный главнокомандующий и слышать не хотел об отходе. Немецкий

солдат обязан сражаться, а не отступать. Предмет обсуждения был ему

неприятен, и он поспешил переменить тему. В хвастливой речи, которую

Шпейдель назвал странной смесью цинизма и ложной интуиции, Гитлер заверил

генералов, что Фау-1, или самолеты-снаряды, которые накануне были впервые

выпущены по Лондону, "станут решающим оружием против Великобритании... и

заставят англичан заключить мир". Когда фельдмаршалы обратили внимание

Гитлера на полный провал люфтваффе на Западе, фюрер возразил, что "массы

реактивных истребителей" - у союзников не было реактивных самолетов, а немцы

уже запустили их в производство - вскоре лишат английских и американских

летчиков возможности действовать в воздушном пространстве Германии. "После

этого, - заявил он, - Англия падет". В этот момент приближение авиации

союзников заставило их перенести совещание в бомбоубежище.

Находясь в безопасности в подземном бетонированном бункере, они

продолжали беседу {Обсуждение продолжалось с 9 утра до 4 часов пополудни с

перерывом на обед, состоявший из одного блюда. Как вспоминает Шпейдель, во

время обеда Гитлер буквально проглотил полную тарелку риса и овощей, после

того как его пищу проверили. Вокруг его столового прибора стояли различные

рюмки с лекарствами и лежали пилюли, и которые он поочередно принимал.

Позади его стула стояли два телохранителя из СС. (Прим авт.)}. Но теперь

Роммель предложил переключиться на политические вопросы.

"Он предсказывал, - говорит Шпейдель, - что немецкий фронт в Нормандии

развалится и что невозможно будет предотвратить прорыв союзников в Германию.

Одновременно он высказал сомнение в способности удержать русский фронт,

подчеркнув при этом полную политическую изоляцию Германии... В заключение...

Роммель настоятельно призвал всех положить конец войне".

Гитлер, который несколько раз перебивал Роммеля, наконец резко оборвал

его: "Будущий ход войны - это не ваша забота. Лучше займитесь фронтом

вторжения".

Оба фельдмаршала ничего не достигли ни военными, ни политическими

доводами. Как позднее вспоминал в Нюрнберге генерал Йодль, Гитлер полностью

проигнорировал их предостережения. В конце совещания генералы начали

убеждать верховного главнокомандующего посетить хотя бы штаб группы армий

"Б" Роммеля, чтобы обсудить с войсковыми командирами положение в Нормандии.

Гитлер неохотно огласился совершить поездку через два дня - 19 июня.

Но поездка не состоялась. Вскоре после того как вечером 17 июня

фельдмаршалы разъехались из Марживаля, сбившийся с курса на Лондон Фау-1

перевернулся и упал на бункер фюрера.

Никто не был ни убит, ни ранен, но Гитлер так расстроился, что решил

немедленно отправиться в более безопасное место, и не останавливался, пока

не добрался до спасительных гор Берхтесгадена.

Однако здесь его настигли еще более неприятные вести. 20 июня началось

наступление русских на Центральном фронте, которого долго ждали и которое

стало развиваться, причем с таким все сокрушающим размахом и так

стремительно, что в течение нескольких дней немецкая группа армий "Центр",

где Гитлер сосредоточил самые мощные силы, была полностью разгромлена,

образовался широкий фронт прорыва и открылся путь на Польшу. 4 июля русские

пересекли границу 1939 года с Польшей и устремились в Восточную Пруссию

{Очевидно, автор имеет в виду Белорусскую операцию (23.6-29.8 1944 года),

скоординированную по времени с высадкой союзников в Нормандии. Границу с

Польшей советские войска пересекли 20 июля 1944 года. - Прим. тит. ред.}.

Впервые в ходе второй мировой войны были срочно собраны все наличные резервы

верховного командования и брошены на защиту фатерланда. Это означало, что

теперь немецкие армии на Западе обречены. Отныне они уже не могли

рассчитывать на сколько-нибудь значительные подкрепления.

29 июня Рундштедт и Роммель вновь обратились к Гитлеру с просьбой

реально оценить создавшееся положение на Востоке и на Западе и попытаться

положить конец войне, пока еще сохранялась значительная часть немецкой

армии. Эта встреча состоялась в Оберзальцберге, где верховный

главнокомандующий, приняв обоих фельдмаршалов на редкость холодно, резко

отклонил их призывы и пустился в длинные рассуждения о том, как он выиграет

войну с помощью нового "чудо-оружия". "Этот монолог, - говорит Шпейдель, -

перешел затем в область фантастических построений".

Два дня спустя Рундштедт был заменен на посту главнокомандующего

Западным фронтом фельдмаршалом фон Клюге {Причиной отстранения Рундштедта

могла послужить отчасти грубоватая прямота, допущенная им накануне вечером

во время телефонного разговора с Кейтелем, который пытался выяснить у него

обстановку. Только что застопорился тщательно подготовленный фронтальный

удар силами четырех танковых дивизий СС по войскам англичан, и Рундштедт

пребывал в мрачном настроении. "Что будем делать?" - закричал Кейтель.

"Заключать мир, дурачье, - выпалил Рундштедт. - Что еще вы способны

сделать?!" Судя по всему, Кейтель, этот сплетник и лизоблюд, как называли

его большинство войсковых командиров, тут же отправился к Гитлеру и

пересказал ему весь разговор с соответствующими комментариями. Фюрер в этот

момент беседовал с Клюге, который последние несколько месяцев находился в

отпуске по болезни из-за травм, полученных в автомобильной катастрофе. Он и

был тут же назначен взамен Рундштедта. Таким способом нацистский диктатор

часто менял высший командный состав. О телефонном разговоре генерал

Блюментрит сообщил Уилмоту (см. Борьба за Европу, с. 347) и Лиддел Гарту

(см. Говорят немецкие генералы, с. 205). - Прим. авт.}. 15 июля Роммель

направил Гитлеру длинное обращение, передав его по армейскому телетайпу.

"Войска повсюду сражаются героически, - сообщал он, - но неравная борьба

подходит к концу". И добавил постскриптум от руки:

"Я прошу вас сделать необходимые выводы незамедлительно. Как

командующий группой армий, считаю своим долгом заявить об этом со всей

ясностью".

"Я дал ему последний шанс, - сказал Роммель Шпейделю. - Если он не

воспользуется им, мы начнем действовать".

Два дня спустя, вечером 17 июля, возвращаясь в свой штаб из Нормандии,

Роммель, находившийся в штабной машине, был обстрелян с бреющего полета

истребителями союзников и настолько серьезно ранен, что сначала посчитали:

он не проживет и нескольких часов. Для заговорщиков это была катастрофа,

поскольку Роммель - и Шпейдель клянется в этом - бесповоротно решил сыграть

свою роль в избавлении Германии от нацистского правления в течение ближайших

нескольких дней, хотя по-прежнему противился убийству Гитлера. Но, как

выяснилось, энергии и решимости Роммеля крайне недоставало армейским

офицерам, которые теперь, в июле 1944 года, когда немецкие армии стали

разваливаться и на Востоке и на Западе, предприняли последнюю попытку

покончить с Гитлером и национал-социализмом.

"Заговорщики остро почувствовали, - говорит Шпейдель, - что лишились

сильной опоры" {Шпейдель цитирует писателя Эрнста Юнгера, книги которого в

свое время были популярны в нацистской Германии, но который затем занял

антинацистскую позицию и примкнул к парижской ветви заговора: "Удар, который

свалил Роммеля по дороге на Ливоро 17 июля, лишил наш заговор единственного

человека, способного взвалить на себя одновременно бремя войны с Россией и

гражданской войны у себя" (Шпейдель Г. Вторжение 1944 года, с 119). - Прим

авт.}.


В последний час перед покушением


Успешная высадка союзников в Нормандии повергла заговорщиков в Берлине

в полное замешательство. Штауфенберг, как мы убедились, считал, что в 1944

году она не произойдет. И даже если бы она состоялась, шансы на ее успех

составили бы менее 50 процентов. Казалось даже, он рассчитывал на неудачу

высадки, поскольку правительства США и Англии после такого провала, который

стоил бы им огромных людских и материальных потерь, стали бы более

сговорчивыми на мирных переговорах с новым антинацистским правительством,

способным в этом случае добиться более благоприятных условий.

Когда же стало очевидно, что высадка прошла успешно, что Германия

терпела еще одно крупное поражение, а на Востоке тем временем назревало еще

одно, Штауфенберг, Бек и Герделер засомневались в целесообразности

подготовки своих планов. Если они успешно осуществятся, то на заговорщиков

ляжет вина за окончательную катастрофу Германии. Хотя сами они считали, что

теперь она неизбежна, массы немецкого народа этого еще не осознавали. Бек в

конце концов пришел к выводу, что, поскольку успешное антинацистское

выступление не спасет Германию от оккупации врагом, оно поможет побыстрее

покончить с войной и избавить фатерланд от новых людских потерь и

разрушений. Мирный договор предотвратил бы также опустошение и большевизацию

Германии русскими. Он показал бы всему миру, что, помимо нацистской,

существует другая Германия. И, кто знает, возможно, западные союзники,

несмотря на выдвигаемые ими условия безоговорочной капитуляции, окажутся не

слишком жестоки по отношению к завоеванной ими Германии. Герделер соглашался

с этим, возлагая еще большие надежды на западные демократии. Он говорил, что

ему известно, насколько Черчилль опасался угрозы "полной русской победы".

Молодые заговорщики, которых вел за собой Штауфенберг, не были до конца

убеждены в этом. Они стремились получить рекомендации от Трескова, который

был теперь начальником штаба 2-й армии на разваливающемся русском фронте.

Его ответ колеблющимся заговорщикам указал им правильный путь.

"Необходимо любой ценой осуществить убийство. Даже если оно не удастся,

нужно предпринять попытку захвата власти в столице. Мы должны показать всему

миру и будущим поколениям, что борцы немецкого Сопротивления осмелились

предпринять решающий шаг, рискуя собственной жизнью. Все остальное по

сравнению с этой целью ничего не стоит".

Вдохновенный ответ разрешил все вопросы, поднял дух и рассеял сомнения

у Штауфенберга и его молодых друзей. Угроза развала фронтов в России,

Франции и Италии вынудила заговорщиков действовать немедля. Еще одно событие

ускорило приближение развязки.

С самого начала группа Бека, Герделера и Хасселя не желала иметь ничего

общего с коммунистическим подпольем. Такой же линии придерживались и

коммунисты. Для коммунистов заговорщики были такой же реакционной силой, как

нацисты, и успех их заговора мог помешать коммунистической Германии прийти

на смену Германии национал-социалистской. Беку и его друзьям была хорошо

известна эта позиция коммунистов, как и то, что деятельность

коммунистического подполья поддерживалась из Москвы и служила главным

образом источником разведывательной информации для русских. {Это всплыло в

1942 году при расследовании по делу "Красной капеллы", когда абвер выявил

большое число немцев, занимавших стратегически важные посты. Многие из них

происходили из старинных родов, что не помешало им стать участниками широкой

шпионской сети, работавшей на русских. Одно время они передавали

разведывательные сведения в Москву с помощью 100 подпольных

радиопередатчиков, размещенных в Германии и оккупированных странах Запада.

Руководителем "Красной капеллы" ("Красного оркестра") являлся Гарольд

Шульце-Бойзен, внук гросс-адмирала фон Тирпица, ставшего после первой

мировой войны своего рода вождем потерянного поколения. Будучи страстным

почитателем революционной поэзии, фигурой весьма колоритной в мире богемы, в

черном свитере, с густой гривой белокурых волос, он привлекал к себе

пристальное внимание в Берлине. Он отвергал как нацизм, так и коммунизм,

хотя считал себя человеком левых убеждений. Благодаря матери он в самом

начале войны добился зачисления в люфтваффе в чине лейтенанта и подыскал

тепленькое местечко в "исследовательском отделе" у Геринга, сотрудники

которого специализировались на подслушивании телефонных разговоров. Вскоре

он приступил к организации широкой разведывательной сети для Москвы, имея

доверенных лиц в каждом министерстве и военном ведомстве в Берлине. Среди

них были Арвид Харнак, племянник известного богослова, блестящий молодой

экономист из министерства экономики, женатый на американке Милдред Фиш,

которую он встретил в Висконсинском университете; Франц Шелиха - из

министерства иностранных дел; Хорст Хейлман - из министерства пропаганды;

графиня Эрика фон Брокдорф - из министерства труда.

Из 75 руководителей, обвиненных в государственной измене, 50 были

приговорены к смерти, включая Шульце-Бойзена и Харнака. Милдред Харнак и

графиня фон Брокдорф отделались было тюремным заключением, однако Гитлер

настоял на высшей мере наказания, и они были казнены. По указанию фюрера

всех их приговорили к повешению, чтобы предотвратить попытки измены в

будущем, но в Берлине виселиц не нашлось, поскольку традиционным орудием

казни служила гильотина, поэтому приговоренных казнили, затягивая на шее

веревку, которую перекидывали через крюк для подвески мясных туш и затем

медленно вздергивали. Крюки позаимствовали на время на скотобойне. С тех пор

именно этот метод повешения и стал применяться как особая форма жестокой

расправы над теми, кто осмелился пойти против фюрера. - Прим. авт.}

Более того, они знали, что в это подполье гестапо внедрило своих

агентов, так называемых "людей победы", как именовал их Генрих Мюллер, шеф

гестапо и одновременно поклонник советского НКВД.

В июне заговорщики вопреки совету Герделера и старейших участников

заговора решили установить контакт с коммунистами. Сделано это было по

предложению социалистического крыла, особенно Адольфа Рейхвейна, идеолога

социалистов и любителя туризма, который являлся в это время директором Музея

фольклора в Берлине. Рейхвейн поддерживал незначительные контакты с

коммунистами. И хотя Штауфенберг относился к ним с подозрительностью, его

друзья-социалисты Рейхвейн и Лебер убедили его, что теперь придется

поддерживать с ними контакты, чтобы выяснить, каковы их цели и что они

предпримут в случае успеха путча, и по возможности использовать в последний

момент для расширения базы антинацистского сопротивления. Против собственной

воли он согласился на встречу Лебера и Рейхвейна с руководством

коммунистического подполья 22 июня, но одновременно запретил сообщать

коммунистам что-либо существенное.

Встреча состоялась в восточном Берлине. Лебер и Рейхвейн представляли

социалистов, а двое лиц, назвавшиеся Францем Якобом и Антоном Зефковом,

представляли коммунистическое подполье. С ними был и третий товарищ,

которого они называли Рамбовом.

Оказалось, что коммунистам известно достаточно много о заговоре против

Гитлера, но хотелось бы узнать больше. Они попросили организовать им встречу

с военными руководителями заговора 4 июля. Штауфенберг идти отказался, и

Рейхвейну было поручено представлять его на следующей встрече в тот же день.

Однако, когда он прибыл на встречу, его самого, а также Якоба и Зефкова

немедленно арестовали. Как оказалось, Рамбов был провокатором из гестапо. На

следующий день Лебер, на которого Штауфенберг делал ставку как на наиболее

влиятельную политическую силу в новом правительстве, был также арестован

{Все четверо - Лебер, Рейхвейн, Якоб и Зефков были казнены - Прим. авт.