Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   ...   53

Они по-прежнему не прекращали своих попыток убить Гитлера. В период с

сентября 1943 года по январь 1944 года было организовано еще полдюжины

покушений. В августе Якоб Валленберг прибыл в Берлин для встречи с

Герделером, который уверил его, что все готово к перевороту в сентябре и что

Шлабрендорф направится затем в Стокгольм на встречу с представителем

Черчилля для ведения переговоров о мире. "Я ждал наступления сентября с

большой тревогой, - рассказывал позднее шведский банкир А,шену Даллесу. - Он

прошел без каких-либо событий".

Месяц спустя генерал Штифф, острый на язык горбун, тот самый, которому

Тресков посылал две бутылки "коньяка" и которого позднее Гиммлер назвал

"ядовитым карликом", согласился организовать доставку бомбы замедленного

действия на дневное совещание Гитлера в Растенбурге, но в последний момент

струсил. А через несколько дней его склад английских бомб, которые он

получил от абвера и спрятал под сторожевой башней в обнесенном колючей

проволокой дворе ставки, взорвался, и лишь благодаря тому, что расследование

этого происшествия Гитлер возложил на полковника абвера Вернера Шрадера,

участника заговора, заговорщики не были раскрыты.

В ноябре была предпринята еще одна "шинельная" попытка. Для показа

новой армейской шинели и предметов снаряжения, которые разрабатывались по

приказу Гитлера и которые теперь он хотел увидеть, прежде чем утвердить для

массового пошива, заговорщики выбрали в качестве манекена 24-летнего

пехотного капитана Акселя фон дем Бусше. Во избежание неудачи, которая

постигла Герсдорфа, Бусше решил спрятать в карманах образца шинели две

немецкие бомбы, взрывавшиеся через несколько секунд после установки запала.

Его план состоял в том, чтобы обхватить Гитлера в момент показа и

подорваться вместе с ним.

Однако накануне показа бомба союзников, сброшенная во время воздушного

налета, уничтожила все образцы одежды, и Бусше вернулся в свою роту на

русском фронте. Вновь в ставке Гитлера он появился в декабре, чтобы во

второй раз показать образцы военной формы, но фюрер неожиданно выедал на

рождественские праздники в Берхтесгаден. А вскоре Бусше получил тяжелое

ранение на фронте и потому вместо него прислали другого молодого пехотного

офицера. Это был Генрих фон Клейст, сын Эвальда фон Клейста, одного из

старейших заговорщиков {Клейсты, отец и сын, позднее были арестованы. Отец

был казнен 16 апреля 1945 года, сын же уцелел. - Прим. авт.}. Демонстрация

моделей была назначена на 11 февраля 19,44 года, однако фюрер по какой-то

причине не прибыл (как утверждает Даллес, из-за воздушного налета).

К этому времени заговорщики пришли к выводу, что тактика Гитлера

постоянно менять свои программы требовала коренного пересмотра их

собственных планов {Гитлер часто обсуждал эту тактику со своими старыми

соратниками по нацистской партии. Сохранилась стенографическая запись его

высказывания в ставке 3 мая 1942 года: "Я отдаю себе отчет в том, почему

девяносто процентов исторических покушений оказались успешными. Единственная

превентивная мера, к которой следует прибегать, - это не соблюдать в своей

жизни регулярности - в прогулках, поездках, путешествиях. Все это лучше

делать в разное время и неожиданно... Насколько это возможно, направляясь

куда-либо на автомобиле, я выезжаю неожиданно, не предупреждая полицию"

(Секретные беседы Гитлера, с. 366).

Гитлер всегда сознавал, как мы уже убедились, что на него может быть

совершено покушение. На военном совете 22 августа 1939 года накануне

нападения на Польшу он обратил внимание генералов на то, что, хотя он лично

незаменим, его в любой момент может "ликвидировать какой-нибудь преступник

или идиот".

В своем довольно бессвязном выступлении 3 мая 1942 года он развил эту

тему: "Обеспечить абсолютную безопасность от фанатиков и идеалистов

невозможно... Если какой-нибудь фанатик пожелает выстрелить в меня или

бросить бомбу, то, стою я или сижу, степень безопасности от этого не

меняется". Он, однако, считал, что число фанатиков, способных совершить

покушение на его жизнь по идейным соображениям, все уменьшается...

"Единственно реально опасные элементы - это либо те фанатики, которых

подстрекают трусливые подлые священники, либо националистически настроенные

патриоты из той или иной оккупированной страны. Мой многолетний опыт весьма

затрудняет деятельность даже подобных элементов". - Прим. авт.}. Они пришли

к выводу, что реально рассчитывать на встречу с Гитлером можно лишь во время

проводимых им дважды в день военных совещаний (советов) с генералами из

верховного главнокомандования и штаба сухопутных войск (ОКБ и ОКХ). И

ликвидировать его следует непременно на одном из них. 26 декабря 1943 года

молодой офицер по имени Штауфенберг, замещавший генерала Ольбрихта, прибыл в

ставку в Растенбурге на дневное совещание, где должен был доложить о ходе

подготовки пополнений для армий. В его портфеле лежала бомба замедленного

действия. Совещание было отменено: Гитлер уехал отмечать рождество в

Оберзальцберге.

Это была первая попытка подобного рода со стороны красивого молодого

подполковника, но не последняя, ибо Клаус Филип Шенк граф фон Штауфенберг

был тем человеком, в котором заговорщики нашли наконец единомышленника. С

этого момента он не только возложит на себя миссию по ликвидации Гитлера

единственным казавшимся теперь возможным способом, но и вдохнет новую жизнь

в сам заговор, став его фактическим, хотя отнюдь не номинальным главой.


Миссия графа фон Штауфенберга


Для профессионального армейского офицера это был человек удивительно

одаренный. Родился он в 1907 году в старинной знатной семье из Южной

Германии. По линии матери графини фон Укс-кулль Гилленбрандт он приходился

праправнуком Гнейзенау, одному из героев освободительной антинаполеоновской

войны, ставшем совместно с Шарнхорстом основателем прусского генерального

штаба, и потомком Йорка фон Вартенбурга, другого прославленного генерала

эпохи Бонапарта. Отец Клауса был гофмейстером последнего короля Вюртемберга.

Семья была дружной, приверженной римско-католической церкви и

высокообразованной. В такой семье и в такой атмосфере вырос Клаус. По

свидетельству всех, кто его знал, он обладал не только редкой красотой и

отличным телосложением, но и блестящим пытливым умом и рассудительностью. Он

увлекался различными видами спорта, особенно любил лошадей, интересовался

искусством и литературой, был начитан в разных областях, а в юности испытал

на себе влияние известного поэта Стефана Георга и его романтического

мистицизма. Одно время молодой человек хотел стать профессиональным

музыкантом, затем увлекся архитектурой, но в 1926 году в возрасте 19 лет

пошел на службу в армию кадетом-офицером прославленного 17-го Бамбергского

кавалерийского полка.

В 1936 году он был направлен в военную академию в Берлине, где его

блестящая эрудиция привлекла к нему внимание как преподавателей, так и

высшего командования. Два года спустя, окончив академию, молодой офицер

получил назначение в генеральный штаб. Монархист в душе, как и большинство

офицеров его выпуска, он не был противником национал-социализма. Первые

сомнения относительно Гитлера, очевидно, зародились у него в связи с

еврейскими погромами 1938 года. Сомнения эти усилились, когда летом 1939

года он увидел, как фюрер втягивает Германию в войну, которая могла стать

затяжной, обернуться страшными потерями и в конечном счете поражением.

Тем не менее с началом войны он включился в нее с присущей ему

энергией, быстро выдвинулся как офицер штаба 6-й танковой дивизии генерала

Гепнера, участвовавшей в кампаниях в Польше и во Франции. Судя по всему,

именно в России Штауфенберг полностью разуверился в третьем рейхе. В июне

1940 года его перевели в штаб главного командования сухопутных войск (ОКХ)

как раз перед наступлением на Дюнкерк. Когда началась война с Россией, он

первые полтора года находился преимущественно на советской территории, где

среди прочих дел помогал сколачивать русские "добровольческие" части из

военнопленных. В это время, по свидетельству друзей, Штауфенберг считал,

что, пока немцы будут избавляться от гитлеровской тирании, эти русские

формирования можно использовать для свержения тирании сталинской. Вероятно,

в этом сказалось влияние гуманистических идей поэта Стефана Георга. Зверства

СС в России, не говоря уже о прямом приказе Гитлера расстреливать

большевистских комиссаров, открыли Штауфенбергу глаза на то, каков на самом

деле хозяин, которому он служит. По воле случая в России он встретил двух

ведущих заговорщиков, решивших покончить с этим хозяином, - генерала фон

Трескова и Шлабрендорфа. Последний рассказывал: потребовалось всего

несколько встреч со Штауфенбергом, чтобы понять, что это свой человек. Он

стал активным заговорщиком.

Но хотя Штауфенберг был лишь младшим офицером, он вскоре убедился, что

фельдмаршалы слишком нерешительны, если не сказать, слишком трусливы, чтобы

предпринять хоть что-нибудь для упразднения Гитлера или прекращения

ужасающего истребления евреев, русских и военнопленных на оккупированной

территории. Ничем не оправданная катастрофа под Сталинградом вызвала у него

отвращение. Сразу по ее окончании, в феврале 1943 года, он попросил

направить его на фронт, был назначен в штаб 10-й танковой дивизии в Тунисе и

прибыл туда к моменту завершения боев за Кассеринский перевал, в которых его

дивизия вышибла оттуда американцев.

7 апреля его автомобиль наскочил на минное поле. Некоторые утверждают,

что он был также атакован низко летящим самолетом союзников. Штауфенберга

тяжело ранило: он потерял левый глаз, правую руку и два пальца на левой и

получил ранения в голову возле левого уха и в колено. В течение нескольких

недель казалось, что он полностью лишится зрения, если останется в живых. Но

в мюнхенском госпитале под квалифицированным наблюдением профессора

Зауэрбруха его вернули к жизни. Любой другой человек на его месте подал бы в

отставку и отказался бы от участия в заговоре. Но уже в середине лета он

писал генералу Ольбрихту, после упорных упражнений научившись держать ручку

тремя пальцами левой руки, что рассчитывает вернуться на военную службу

через три месяца. Пока он поправлялся, у него было достаточно времени для

размышлений, и он пришел к выводу, что, несмотря на свои увечья, обязан

взять на себя священную миссию.

"Я чувствую, что должен теперь что-то предпринять, чтобы спасти

Германию, - сказал он своей жене, графине Нине, матери четырех маленьких

детей, когда она приехала в госпиталь навестить его. - Мы, офицеры

генерального штаба, обязаны взять на себя свою долю ответственности".

К концу сентября 1943 года он вернулся в Берлин в чине подполковника и

получил назначение на должность начальника штаба у генерала Ольбрихта в

управлении сухопутных войск. А вскоре он, используя три пальца здоровой

руки, начал учиться обращению с имевшимися в абвере бомбами английского

производства. Но этим он не ограничился. Ясность мышления, религиозность,

незаурядный организаторский талант вселили решимость в заговорщиков, однако

породили и определенные разногласия, поскольку Штауфенберга не удовлетворял

тот громоздкий, консервативный, бесцветный режим, который намеревались

установить в Германии после падения национал-социализма престарелые, с

заскорузлым умом руководители заговора Бек, Герделер и Хассель.

Отличаясь большей практичностью, чем его друзья из кружка Крейсау,

Штауфенберг ратовал за учреждение новой, динамичной социал-демократии и

настаивал на том, чтобы в намечаемый состав антинацистского кабинета были

включены его новый друг Юлиус Лебер, блестящий социалист, и бывший

профсоюзный лидер Вильгельм Лойшнер - активные и деятельные участники

заговора. Возникли серьезные разногласия, но Штауфенберг быстро доказал свое

превосходство над политическим руководством готовящегося переворота.

В равной мере он добился успеха в отношениях с большинством военных

лиц. Он признал генерала Бека их номинальным лидером и с восхищением

относился к бывшему начальнику генерального штаба. Однако по возвращении в

Берлин он увидел, что Бек после сложной онкологической операции превратился

в подобие прежнего Бека: усталый, утративший боевой дух, не выработавший

определенной политической концепции, он всецело полагался на Герделера.

Прославленное в военных кругах имя Бека могло бы сослужить пользу при

осуществлении путча, но для активного вовлечения в него войск и управления

ими следовало мобилизовать молодых офицеров, находившихся в действующей

армии. Вскоре Штауфенберг собрал вокруг себя большинство ключевых фигур, из

числа тех, кто был ему нужен.

Помимо Ольбрихта, его начальника, это были: генерал Штифф, глава

организационного управления сухопутных войск (ОКХ); генерал Эдуард Вагнер,

первый генерал-квартирмейстер сухопутных войск; генерал Эрих Фельгибель,

начальник службы связи при верховном главном командовании (ОКВ); генерал

Фриц Линдеман, начальник артиллерийско-технического управления; генерал

Пауль фон Хазе, начальник берлинской комендатуры (он мог выделить войска для

захвата Берлина); полковник барон фон Ренне, начальник отдела иностранных

армий, и его начальник штаба капитан граф фон Матюшка.

К числу заговорщиков примыкали еще два или три занимавших ключевые

должности генерала, чьим начальником был Фриц Фромм, фактический командующий

армией резерва, который, подобно Клюге, постоянно менял свои взгляды и на

которого нельзя было полагаться всерьез.

В рядах заговорщиков не было ни одного фельдмаршала из состоявших на

действительной службе. Фельдмаршала фон Вицлебена, который одним из первых

примкнул к заговору, намечали на должность главнокомандующего вооруженными

силами, но пока он числился в резерве и не имел в своем подчинении войск.

Прозондировали и фельдмаршала фон Рундштедта, который в то время командовал

всеми войсками на Западе, однако он не пожелал нарушить присягу, данную

фюреру, - так, по крайней мере, объяснил он свою позицию. Впрочем, как и

блестящий, но склонный к авантюризму фельдмаршал фон Манштейн.

В начале 1944 года, еще не зная о существовании Штауфенберга, один

очень активный и популярный фельдмаршал проявил что-то вроде готовности

примкнуть к заговорщикам. Это был Роммель, Его вступление в заговор против

Гитлера явилось большой неожиданностью для руководителей Сопротивления и не

встретило одобрения со стороны большинства из них. Они считали Лису Пустыни

нацистом, приспособленцем, явно добивавшимся расположения Гитлера, а теперь

покидавшим его, поскольку стало ясно, что война проиграна.

В январе 1944 года Роммель был назначен командующим группой армий "Б"

на Западе - основной группировкой сил, которая должна была отразить

вторжение англо-американских войск в Европу через Ла-Манш. Во Франции он

начал часто встречаться с двумя старыми друзьями - генералом Александром фон

Фалькенхаузеном, военным губернатором Бельгии и Северной Франции, и

генералом Карлом Генрихом фон Штюльпнагелем, военным губернатором Франции.

Оба генерала к тому времени вступили в антигитлеровский заговор и постепенно

втягивали в него Роммеля. Им помогал д-р Карл Штрелин, давнишний друг

Роммеля, обер-бургомистр Штутгарта, который, подобно многим действующим в

этой истории лицам, числился в свое время ярым нацистом, а теперь, когда

угроза поражения нависла над Германией, включая его родной город, который

быстро превращался в груду развалин в результате бомбардировок союзников,

стал по-новому оценивать происходящее. Ему в свою очередь помог вступить на

этот путь д-р Герделер, убедивший его в августе 1943-го принять участие в

составлении меморандума возглавляемому теперь Гиммлером министерству

внутренних дел, в котором они совместно потребовали прекратить преследования

евреев и христианской церкви, восстановить гражданские права и юридическую

систему, независимые от контроля со стороны нацистской партии и гестапо.

Через фрау Роммель Штрелин привлек к меморандуму внимание фельдмаршала, на

которого меморандум произвел, очевидно, впечатление.

В конце февраля 1944 года эти два человека встретились в доме Роммеля в

Херрлингене, близ Ульма, где между ними состоялся откровенный разговор.

"Я сказал ему, - вспоминал позднее бургомистр, - что ряд старших

офицеров армии на Восточном фронте предлагают арестовать Гитлера и вынудить

его объявить по радио об отречении. Роммель одобрил эту идею.

Я даже сказал ему, что он - наш самый выдающийся и популярный генерал,

уважаемый за границей более, чем кто-либо другой. "Вы - единственный, -

сказал я, - кто способен предотвратить гражданскую войну в Германии. Вы

должны связать свое имя с нашим движением".

Роммель сначала заколебался, но в конце концов согласился.

"Я считаю, - сказал он Штрелину, - что мой долг прийти на помощь

Германии во имя ее спасения".

На этой встрече и на всех последующих, где присутствовали Роммель и

заговорщики, он возражал против убийства Гитлера, не по моральным, а по

практическим соображениям. По его мнению, убить диктатора - значит

превратить его в мученика. Он настаивал на том, чтобы армия арестовала

Гитлера и привлекла его к суду за преступления против немецкого народа и

народов оккупированных стран". Как раз в это время судьба распорядилась так,

что на Роммеля повлияла еще одна личность. Ею оказался генерал Ганс

Шпейдель, назначенный 15 апреля 1944 года начальником штаба фельдмаршала.

Шпейдель, как и его сподвижник по заговору Штауфенберг, хотя они и

принадлежали к совершенно различным группировкам, не был обычным армейским

офицером. Он был не только солдатом, но и философом (диплом доктора

философии с отличием он получил в Тюбингенском университете в 1925 году). Не

теряя времени, Шпейдель принялся обрабатывать своего начальника. В течение

месяца он организовал встречу Роммеля со Штюльпнагелем и начальниками их

штабов, которая состоялась 15 мая на вилле в предместье Парижа. "Цель

встречи заключалась в том, - говорит Шпейдель, - чтобы разработать

необходимые меры для прекращения войны на Западе и свержения нацистского

режима".

Это было трудное дело, и Шпейдель отдавал себе отчет в том, что при его

подготовке необходим тесный контакт с немецкими антинацистами, особенно с

группой Герделера - Бека. В течение нескольких недель деятельный Герделер

добивался тайной встречи Роммеля - надо же! - с Нейратом, который, внеся

свою лепту в грязное дело Гитлера сначала в качестве министра иностранных

дел, а потом рейхспротектора Богемии, теперь, когда над фатерландом нависла

страшная катастрофа, переживал жестокое похмелье. Было решено, что для

Роммеля встреча с Нейратом и Штрелином таит слишком большую опасность,

поэтому фельдмаршал послал на встречу генерала Шпейделя, в доме которого во

Фройдентштадте она 27 мая и состоялась. Все трое присутствовавших -

Шпейдель, Нейрат и Штрелин, как и сам Роммель, были швабами, и эта встреча

земляков не только оказалась встречей близких по духу людей, но и привела к

быстрому согласию. Заключалось оно в том, что Гитлера предстояло без

промедления свергнуть, после чего Роммеля назначали временным главой

государства либо главнокомандующим вооруженными силами. Ни на один из этих

постов, следует заметить, Роммель никогда не претендовал. Был разработан ряд

других деталей, включая установление контактов с союзниками для заключения

перемирия, а также коды для связи между заговорщиками в Германии и штабом

Роммеля.

Генерал Шпейдель особо подчеркивал, что Роммель откровенно

проинформировал о готовящемся своего непосредственного начальника на