Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   ...   53

коньяка. За обедом Тресков невинно спросил полковника Гейнца Брандта из

главного штаба сухопутных войск, находившегося в числе сопровождавших

Гитлера лиц, не окажет ли он любезность, не захватит ли с собой презент -

две бутылки коньяка для своего старого друга генерала Хельмута Штиффа

{Казнен нацистами. - Прим. авт.}, начальника оргуправления главного

командования сухопутных войск. Ничего не подозревавший Брандт сказал, что

будет рад исполнить просьбу.

На аэродроме Шлабрендорф, нервно просунув палец в небольшое отверстие в

свертке, запустил механизм замедленного действия и вручил посылку Брандту,

входившему в самолет фюрера. Взрывное устройство было сконструировано

довольно хитро - в него был встроен часовой механизм. Молодой офицер нажал

на кнопку - она раздавила небольшую ампулу с химическим раствором, который

разъедал проволочку, удерживавшую сжатую пружину. Когда проволочка

обрывалась, пружина ударяла по бойку, а тот ударял по детонатору,

подрывавшему бомбу. Взрыв, как объяснял Шлабрендорф, должен был произойти

вскоре после того, как Гитлер пролетит Минск, примерно через тридцать минут

после взлета в Смоленске. Дрожа от возбуждения, Шлабрендорф позвонил в

Берлин и кодом предупредил заговорщиков о том, что "Вспышка" началась. Затем

он и Тресков, затаив дыхание, стали ждать грандиозной новости. Они

предполагали, что первое известие поступит по радио от одного из

истребителей, сопровождавших самолет фюрера, и вели счет минутам. Прошло

двадцать, тридцать, сорок минут, час... Однако известий все не поступало.

Прошло более двух часов, прежде чем поступило обычное сообщение. Оно

гласило, что самолет Гитлера приземлился в Растенбурге.

"Мы были ошеломлены и не могли постичь причину неудачи, - рассказывал

позднее Шлабрендорф. - Я немедленно позвонил в Берлин и условной фразой

сообщил, что попытка провалилась. Затем мы с Тресковом посоветовались, что

предпринять далее. Мы оба были глубоко потрясены. Положение казалось

достаточно серьезным, поскольку попытка не удалась. Однако оно ухудшилось бы

после обнаружения бомбы, которая безошибочно вывела бы следствие на нас, а

это повлекло бы гибель широкого круга прямых участников заговора".

Но бомба так и не была обнаружена. В тот же вечер Тресков позвонил

полковнику Брандту и между прочим поинтересовался, нашлось ли у него время

передать сверток генералу Штиффу. Брандт ответил, что у него еще руки до

этого не дошли. Тогда Тресков попросил его не беспокоиться, поскольку в

бутылках не тот коньяк, и заверил, что Шлабрендорф приедет завтра по делам и

заодно прихватит поистине отменный коньяк, тот, который он и намеревался

послать.

Собрав все мужество, Шлабрендорф отправился в ставку Гитлера и обменял

пару бутылок коньяка на бомбу. Позднее он рассказывал:

"Я до сих пор с ужасом вспоминаю, как Брандт передал мне сверток,

тряхнув его, и как я похолодел, ожидая запоздалого взрыва. Притворившись

спокойным, я взял бомбу и тут же вышел к машине. Нажав на газ, двинулся к

соседнему железнодорожному разъезду Коршен".

Там он сел в ночной поезд на Берлин и, запершись в купе, разобрал

бомбу. При этом быстро обнаружилось, что случилось, точнее, почему ничего не

случилось.

"Механизм сработал: маленькая ампула была раздавлена, жидкость разъела

проволочку, боек пробил капсюль, но детонатор не воспламенился".

Разочарованные, но не обескураженные берлинские заговорщики решили

готовить новое покушение на Гитлера. И вскоре подходящий случай подвернулся.

21 марта Гитлер в сопровождении Геринга, Гиммлера и Кейтеля должен был

присутствовать в Цойгхаусе в Берлине на поминовении павших героев.

Представлялась возможность разделаться не только с фюрером, но и с его

ближайшими пособниками. Как позднее отметил начальник разведки при штабе

Клюге полковник барон фон Герсдорф, это был шанс, который дважды не

повторяется. Именно Герсдорфу поручил Тресков бросить бомбу. На этот раз,

однако, пришлось бы жертвовать жизнью. План заключался в том, что полковник,

спрятав в карман шинели две бомбы, должен был взвести их, встать во время

церемонии как можно ближе к Гитлеру и взорвать фюрера и его окружение,

отправив всех, в том числе и самого себя, на тот свет. Герсдорф проявил

мужество и добровольно выразил готовность пожертвовать собой.

Вечером 20 марта он встретился со Шлабрендорфом в его номере в

берлинском отеле "Эдем". Шлабрендорф принес две бомбы со взрывателями,

установленными на десять минут. Но ввиду низкой температуры в застекленном

дворе Цойгхауса взрыв мог произойти лишь через 15-20 минут. По программе

церемонии после произнесения речи Гитлер в течение получаса знакомился на

этом же дворе с организованной штабом Герсдорфа выставкой русской трофейной

техники. Выставка была единственным местом, где полковник мог подойти к

Гитлеру достаточно близко, чтобы убить его.

Позднее Герсдорф рассказывал, что там произошло:

"На следующий день я пронес в обоих карманах шинели по бомбе со

взрывателем, установленным на 10 минут. Я стремился подойти как можно ближе

к Гитлеру, чтобы взрыв разнес его в клочья. Когда Гитлер... вошел в

выставочный зал, Шмундт пересек помещение и подошел ко мне, чтобы сказать,

что на осмотр экспонатов отводится от восьми до десяти минут. Таким образом,

осуществить покушение снова оказалось невозможно, поскольку даже при

нормальной температуре требовалось не менее десяти минут, чтобы сработал

взрыватель. Это изменение программы в последнюю минуту было типичным для

Гитлера приемом самосохранения, который снова спас ему жизнь" {Одна из

трудностей сведения воедино всех действий заговорщиков состоит в том, что

воспоминания немногих уцелевших из них далеко не совершенны, так как они не

только различны, но и подчас противоречат друг другу. Например, Шлабрендорф,

который доставил бомбу Герсдорфу, пишет в своей книге, что, поскольку они не

смогли найти взрыватель с достаточно коротким временем срабатывания, им

пришлось "отказаться от попытки покушения в Цойгхаусе". Очевидно, он не знал

или забыл, что Герсдорф в действительности поехал в Цойгхаус, чтобы

попытаться выполнить задание, да и сам полковник свидетельствует, что

накануне вечером тот сообщил ему, что полон решимости "совершить это" с

имеющимися взрывателями. - Прим. авт.}.

Находясь в Смоленске, генерал Тресков, по словам Герсдорфа, с тревогой

и надеждой слушал радиопередачу об этой церемонии, держа в руках секундомер.

Когда диктор сказал, что Гитлер покинул зал выставки через восемь минут

после того, как вошел туда, генерал понял, что сорвалась еще одна попытка

покушения.

По меньшей мере было предпринято три "шинельных" попытки, как называли

их заговорщики, и каждая из них, как мы убедимся, оканчивалась неудачей.

В начале 1943 года в Германии произошло еще одно стихийное выступление,

хотя и небольшое по масштабу. Оно помогло поднять упавший было дух

Сопротивления, все попытки которого устранить Гитлера до сих пор кончались

провалом. Это также послужило предупреждением, насколько беспощаден

нацистский режим в своем стремлении подавить малейшее проявление оппозиции.

Как мы видели, в начале тридцатых годов из среды студентов немецких

университетов выходили самые фанатичные нацисты. Но десятилетие

гитлеровского правления привело к массовому разочарованию, обострившемуся в

результате неспособности Германии выиграть войну, особенно в начале 1943

года, после катастрофы под Сталинградом. Очагом студенческих выступлений

стал университет в Мюнхене - городе, породившем нацизм. Возглавили их

25-летний студент-медик Ганс Шолль и его сестра Софья, 21 года, изучавшая

биологию. Идейным руководителем стал Курт Хубер, профессор философии.

Посредством так называемых "Писем белой розы" они вели антинацистскую

пропаганду и в других университетах. Им удалось установить связи с

заговорщиками в Берлине. Однажды, в феврале 1943 года, гаулейтер Баварии

Пауль Гислер, которому гестапо доставило пачку писем, созвал студентов и

объявил, что юноши, признанные негодными по своему физическому состоянию для

военной службы (годные были призваны в армию), отныне будут заниматься более

полезным для войны делом, и, плотоядно улыбаясь, добавил, что студенткам

придется ежегодно рожать по ребенку на благо фатерланда. Если же иные девицы

не обладают достаточным очарованием, чтобы найти себе партнера, он пообещал

приставить к каждой из них по одному из своих подчиненных для в высшей

степени приятного времяпрепровождения. Выходцы из Баварии славятся своим

грубоватым юмором, но эта откровенная пошлость вывела студентов из терпения.

Их крики заглушили голос гаулейтера, его вытолкали из зала вместе с

гестаповцами и эсэсовцами, которым было поручено его охранять. Вечером

впервые на улицах Мюнхена прошли антинацистские студенческие демонстрации.

Студенты во главе с братом и сестрой Шолль стали распространять листовки,

открыто призывавшие немецкую молодежь к восстанию. 19 февраля какой-то

служащий с соседней стройки видел, как Ганс и Софья Шолль разбрасывали

листовки с балкона университета и донес на них в гестапо.

Расправа была скорой и необычайно жестокой. Доставленные в наводивший

страх Народный суд под председательством Роланда Фрейслера (о нем речь

пойдет ниже), самого зловещего и кровожадного после Гейдриха нациста в

третьем рейхе, они были признаны виновными в измене и приговорены к смерти.

С Софьей Шолль в гестапо обращались так жестоко, что в суд она была

доставлена со сломанной ногой. Но дух ее не был сломлен. На свирепые угрозы

Фрейслера она отвечала совершенно спокойно: "Вы так же хорошо знаете, что

война проиграна. Почему же вы настолько трусливы, что не хотите признать

этого?" Прихрамывая, она на костылях поднялась на эшафот и умерла так же

гордо и мужественно, как и ее брат. Профессор Хубер и еще несколько

студентов были казнены через несколько дней.

Все это послужило предостережением заговорщикам в Берлине, напомнило

им, что неосторожность некоторых их руководителей могла стать источником

опасности для остальных. Сам Герделер отличался крайней болтливостью.

Попытки Попитца прощупать Гиммлера и других высокопоставленных офицеров на

предмет присоединения к заговору были чрезвычайно рискованными.

Неподражаемый Вайцзекер, который после войны любил изображать себя этаким

стойким бойцом Сопротивления, так испугался, что порвал всякие отношения со

своим близким другом Хасселем, обвинив его вместе с фрау фон Хассель в

"непостижимом неблагоразумии", ведь он предупреждал, что за ними тайно

следило гестапо {Хассель описывает в своем дневнике тягостную сцену: "Он

попросил меня избавить его от неудобств, которые вызывало мое присутствие.

Когда я начал было протестовать, он резко оборвал меня" (Дневники фон

Хасселя, с. 256-257). Лишь позднее, когда Вайцзекер благополучно устроился в

Ватикане в качестве немецкого посла, он принялся побуждать заговорщиков к

действию. "Это, конечно, легче делать из Ватикана", - заметил Хассель.

Вайцзекер уцелел, что позволило ему написать довольно жалкие мемуары.

Дневники Хасселя были опубликованы после его казни. - Прим. авт.}.

Гестапо вело слежку за многими, особенно за беззаботным и самоуверенным

Герделером. Но удар, который оно нанесло по заговорщикам сразу после

злополучного марта 1943 года, когда провалились две попытки убить Гитлера,

по иронии судьбы был результатом не столько умелой слежки, сколько

соперничества между двумя разведслужбами - абвера вермахта и гиммлеровского

РСХА - главного управления имперской безопасности, которое руководило

секретной службой СС и которое стремилось сместить адмирала Канариса и

подчинить себе находившийся в его ведении абвер.

Осенью 1942 года мюнхенский делец по имени Шмидтхубер был арестован за

контрабандный провоз валюты в Швейцарию. В действительности он был агентом

абвера, а деньги, которые он долгое время провозил через границу, поступали

группе еврейских беженцев в Швейцарии. Для немца третьего рейха это

считалось тягчайшим преступлением, даже если он был агентом абвера. Когда

Канарис оказался бессилен прикрыть дело Щмидтхубера, агент начал

рассказывать гестапо все, что ему было известно об абвере. Он указал на

Ганса Донаньи, который вместе с полковником Остером входил в ядро

заговорщиков. Одновременно он сообщил сотрудникам Гиммлера о миссии д-ра

Йозефа Мюллера в Ватикан в 1940 году, когда через папу римского был

установлен контакт с англичанами. Он сообщил о визите пастора Бонхеффера к

епископу Чичестерскому в Стокгольм в 1942 году по подложному паспорту,

выданному абвером. Он намекнул на замыслы Остера по устранению Гитлера.

После расследования, продолжавшегося не один месяц, гестапо приступило

к действиям. 5 апреля 1943 года Донаньи, Мюллер и Бонхеффер были арестованы,

а Остер, который сумел уничтожить большую часть компрометирующих бумаг, был

вынужден уйти в декабре в отставку.

Его посадили под домашний арест в Лейпциге {Бонхеффер, Донаньи и Остер

были казнены 9 апреля 1945 года, менее чем за месяц до капитуляции Германии.

Их ликвидация представляется актом мести со стороны Гиммлера. Уцелел лишь

один Мюллер. - Прим. авт.}. Это был сокрушительный удар по заговору. Как

отзывался об Остере Шлабрендорф, он обладал ясным умом, был невозмутим в

минуту опасности и с 1938 года являлся одной из ключевых фигур среди

пытавшихся устранить Гитлера. Донаньи, юрист по профессии, стал его

изобретательным помощником. Протестант Бонхеффер, католик Мюллер не только

придали движению Сопротивления большую духовную силу, но и подали примеры

личного мужества, когда выполняли различные миссии за границей и когда даже

под пытками, которым их подвергали, отказывались выдать своих товарищей.

Но самой серьезной в связи с упразднением абвера была утрата

заговорщиками "крыши" и надежной связи как друг с другом, так и с

колеблющимися генералами и друзьями на Западе.

Другие следы, на которые напали гиммлеровские ищейки, позволили вывести

абвер и его шефа Канариса из игры в течение нескольких месяцев.

Одной из таких находок оказался аристократический салон, известный в

нацистских кругах под названием "Чайный салон фрау Зольф". Произошло это 10

сентября 1943 года. Фрау Анна Зольф, вдова бывшего министра колоний в

правительстве Вильгельма И, который был также послом Германии в Японии во

времена Веймарской республики, долго стояла во главе антинацистского салона

в Берлине. Сюда часто наведывались именитые гости, в числе которых были

графиня Ханна фон Бредов, внучка Бисмарка, граф Альбрехт фон Берншторф,

племянник немецкого посла в Соединенных Штатах во время первой мировой

войны, отец Эркслебен, известный иезуитский священник, Отто Кип, важный

чиновник в министерстве иностранных дел, которого уволили с поста

генерального консула в Нью-Йорке за присутствие на званом обеде в честь

профессора Эйнштейна, но затем восстановили на дипломатической службе, а

также Елизавета фон Тадден, блестящая и глубоко религиозная дама, которая

содержала известную женскую школу в Вейнблингене, близ Гейдельберга.

На чай к фрау Зольф 10 сентября фрейлейн фон Тадден привела с собой

молодого симпатичного доктора из Швейцарии по имени Рексе, который имел

практику при госпитале Шарите (благотворительное учреждение) в Берлине,

руководимом профессором Зауэрбрухом. Подобно большинству швейцарцев, д-р

Рексе высказывал резкие антинацистские суждения, в чем нашел поддержку у

других гостей, особенно у Кипа. Незадолго до того как чаепитие завершилось,

добрый доктор вызвался доставить любые вести или письма, которые фрау Зольф

и ее гости пожелали бы послать своим друзьям в Швейцарии - немецким

эмигрантам-антифашистам, английским или американским дипломатам. Предложение

нашло отклик у многих.

К несчастью для них, д-р Рексе оказался агентом гестапо, которому он и

передал несколько компрометирующих писем, как и отчет о чае.

Граф фон Мольтке узнал об этом через друга в министерстве авиации,

который подслушал несколько телефонных разговоров между швейцарским доктором

и гестапо. Он быстро предупредил своего друга Кипа, а тот в свою очередь

остальных гостей салона фрау Зольф. Но у Гиммлера теперь были в руках улики.

Он ждал четыре месяца, чтобы расставить пошире свои сети и пустить улики в

ход. 12 января все присутствовавшие на чае были арестованы, отданы под суд и

казнены, за исключением фрау Зольф и ее дочери, графини Баллештрем

{Очевидно, Гиммлер за прошедшие четыре месяца действительно широко расставил

свои сети. По свидетельству Рейтлингера, примерно 74 человека было

арестовано по доносу д-ра Рексе (Рейтлингер. Та самая служба СС, с. 304). -

Прим. авт.}. Фрау Зольф и ее дочь были заключены в Равенсбрюк и чудом

избежали смерти {Сначала вмешался посол Японии, пытаясь отсрочить суд над

ними. Затем, 3 февраля 1945 года, во время дневного налета американской

бомбой не только был убит Роланд Фрейслер, председательствовавший на одном

из страшных процессов, спровоцированных предательством, но и было уничтожено

судебное дело фрау Зольф и ее дочери, находившееся в канцелярии Народного

суда. Тем не менее процесс над ними был назначен в этом же суде на 27

апреля. К этому времени русские уже вошли в Берлин. Практически фрау Зольф и

ее дочь были освобождены из тюрьмы Моабит 23 апреля, скорее всего, по ошибке

(Уилер-Беннет. Немезида, с. 595; Пехель. Дойчер видерштандт, с. 88-93). -

Прим. авт.}. Граф фон Мольтке, замешанный в этом деле вместе со своим другом

Кипом, также был арестован. Но это было не единственное последствие ареста

Кипа. Отзвуки этого дела докатились даже до Турции и предопределили

ликвидацию абвера и передачу его функций Гиммлеру.

Среди антинацистски настроенных друзей Кипа были Эрих Вермерен и его

потрясающе красивая жена графиня Элизабет фон Плеттенберг, которые, подобно

другим противникам режима, поступили на службу в абвер и работали там в

качестве его агентов в Стамбуле. Для допроса по делу Кипа гестапо вызвало

обоих в Берлин. Зная, что их ждет, они отказались повиноваться. В начале

февраля 1944 года они вошли в контакт с английской секретной службой и были

переброшены в Каир, а оттуда в Англию.

В Берлине посчитали, хотя это оказалось неправдой, что Вермерены

скрылись, прихватив с собой все секретные коды абвера, которые передали

англичанам. Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Гитлера.

Вслед за арестами Донаньи и других сотрудников абвера, принимая во внимание

его растущие подозрения против самого Канариса, 18 февраля 1944 года фюрер

приказал упразднить абвер, а его функции передать РСХА. Таким образом,

Гиммлер, борьба которого с офицерским корпусом началась с подтасовки

обвинений против генерала Фрича еще в 1938 году, смог записать на свой счет

еще одно очко. В соответствии с этим решением вооруженные силы лишались

собственной разведки, а Гиммлер получил еще большую власть над генералами.

Оно являлось новым ударом по заговорщикам, которые лишились возможности хоть

как-то использовать секретную службу для продолжения своей работы {Канарис

был назначен начальником управления коммерческой и экономической войны. С

получением этого ничего не значащего титула "адмиралишка" исчез из немецкой

истории. Он был настолько непонятной фигурой, что трудно найти два

одинаковых мнения об этом человеке, о том, во что он верил и верил ли во

что-нибудь вообще. Циник и фаталист, он ненавидел Веймарскую республику и

тайно действовал против нее, а затем аналогичным образом обрушит свой гнев

на третий рейх. Его дни, как и дни других известных в абвере лиц, за

исключением генерала Лахузена, отныне были сочтены. - Прим. авт.}.