Семинар проблемы адвокатской тайны

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5

Ю.И. ВДОВИН

Спасибо большое.

Господа, я очень рад приветствовать здесь профессиональных правозащитников, которые реально защищают права человека, сталкиваются с целым рядом трудностей на этом трудном пути.

Мы, так сказать, правозащитники-любители, но наша организация с самого начала поняла, что без контакта и помощи профессиональных правозащитников – адвокатов – наша деятельность будет бессмысленной. И мы всегда пытались опираться на консультации, на помощь адвокатов, потому что в целом ряде случаев мы могли, грубо говоря, наломать дров, не опираясь на серьезную юридическую опору. Поэтому вам за это спасибо большое, и мы подтверждаем свою готовность реализовать эту задачу - помогая теми силами, которые у нас есть.

Я хотел бы представить двух человек, присутствующих на сегодняшней конференции. Во-первых, Марию Разумовскую, которая очень много сделала для реализации этого проекта. Она очень скромный человек, но очень много работает. Спасибо.

Также хочу представить Алексея Козырева – Уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге. Мы связываем с его назначением на должность надежды на то, что этот пост станет более продуктивным, чем он был ранее в городе. И то, что он пришел сюда, свидетельствует о том, что его интересуют эти проблемы, и дай бог ему успехов в его деятельности.

А.С. КОЗЫРЕВ

Я хочу просто поприветствовать вас. Если откровенно, то по Закону об Уполномоченном, если его внимательно почитать, эта тема туда не входит. Если немножко по закоулкам этого закона побродить, может быть, опосредованно где-то, но уж не на первом, не на пятом и, может быть, даже не на десятом месте.

Но я здесь, потому что это тема интересная, актуальная, и еще потому, что она проводится под эгидой, в первую очередь, «Гражданского контроля» - организации, которую я очень уважаю. Я много вижу здесь знакомых приятных лиц, с которыми вместе работал, поэтому мне просто будет интересно. И желаю вам только удачи и успехов. Спасибо вам.

В.Л. ЛЕВЫКИНА

Предоставляем слово Юрию Михайловичу Новолодскому.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Когда мне предложили определить название своего выступления, я оказался в некотором затруднении. Казалось бы, за 30 лет моей адвокатской практики много что трансформировалось в моем понимании того, что такое адвокатская тайна. В 1977 году я закончил стажировку и приступил к практической адвокатской деятельности. Тогда очень хорошо готовили стажеров, и я в полной уверенности, что по этой-то теме я знаю всё, вступил в адвокатскую жизнь. Но за эти 30 лет всё чаще и чаще приходилось задумываться над конкретными поворотами судьбы этого чрезвычайно тонкого, относящегося и к области права, и к области этики, института адвокатской тайны. Я задумался, как же назвать свое выступление и, в конечном итоге, внес некоторое изменение, в сравнении с тем, как эта тема была определена первоначально. Тема называется так: «Адвокатская тайна как нравственная основа осуществления правосудия».

Когда несколько лет назад я возглавил Комиссию по защите профессиональных прав адвокатов, оказалось, что основным направлением атак со стороны неграмотных следователей… А нужно прямо сказать, что год от года кадры, работающие в правоприменительной системе, в нравственном и правовом отношении откровенно деградируют; это скажет любой практик, если у него есть совесть и есть, с чем сравнить. Сегодня следователь, занимающий должность, например, старшего следователя по особо важным делам, практически ничего не знает о том, что такое адвокатская тайна. Приведу пример ситуации. У нас работает московская следственная группа. Она такая одиозная, что они все, так сказать, вещают. Проблема для адвоката исходит из чего? Если адвокат начинает по-настоящему защищать человека, то после первого же посещения адвоката с ним начинают работать оперативники, требуя, чтобы он отказался от адвоката. И на следующий день в следующее следственное действие такой зажатый клиент говорит о том, что он хочет отказаться. Следователь это всё фиксирует. А я уже имею сведения о том, что его уговаривали, ему угрожали, его обещали перевести в хорошую камеру, а если он будет непослушным, и у него будет не како-то липовый, а настоящий адвокат, то от этого будут сплошные проблемы. И этот человек отказывается. Но это делается в присутствии адвоката, и я взял и дописал прямо на этом листе, где его заявление, о том, что, по имеющимся у меня сведениям, этот отказ носит вынужденный характер, и это необходимо учитывать, поскольку отказ от защитника может носить только добровольный характер. Следователь, улыбаясь, мне говорит: - Юрий Михайлович, вы же понимаете, что я теперь могу допросить вас по этим обстоятельствам, о которых вы здесь написали. – Знаете, ничего у вас не получится, есть такое понятие как адвокатская тайна. И вижу по глазам его, что он вообще чуть ли не впервые слышит о том, что, несмотря на то, что он такой великий и трудится на благо Родины вдалеке от Москвы в периферийном Петербурге, он не может допросить каждого, кого считает допросить необходимым.

Работа в этой комиссии показала, что диапазон непонимания того, что такое адвокатская тайна, огромен, начиная от нас самих, адвокатов, включая правоприменительные органы, прокуратуру, суд и так далее. Всё так далеко от того, как это должно быть, что волосы дыбом встают.

Одно из дел было связано с одним из адвокатов, который обратился в нашу Комиссию уже после того, как вопрос был рассмотрен районным судом. Коротко можно охарактеризовать ситуацию следующим образом. Прокурор Московского района направил следователю бумагу, в которой буквально потребовал, чтобы адвокат был допрошен в качестве свидетеля, и, кроме того, были получены сведения о том, не судим ли этот адвокат. Адвокат обратился в суд с тем, что его конституционное право на адвокатскую тайну было нарушено. И вдруг суд взял да и написал, что никакой такой конституционной адвокатской тайны адвоката под такой-то фамилией ему неведомо. Суд написал, что адвокатская тайна существует ради клиента, взял да и отказал адвокату в удовлетворении его просьбы о признании подобных действий незаконными.

В основе этого казуса лежала ошибка адвоката в том, что именно это право тайны адвокатской принадлежит ему. Суд с этим не согласился и сказал, что нет, эта тайна принадлежит нашему клиенту. Эта вторая точка зрения - наиболее распространенная, но я смею привлечь ваше внимание, что она не совсем правильная. Именно этому и посвящен мой доклад.

В дальнейшем, когда всё расставили на свои места, мы добились отмены решения, и, в конечном итоге, адвокат не был допрошен. Более того, мы дважды добились того, что суд признал незаконными указания прокурора, поскольку у него нет права давать указания следователям о выполнении тех или иных действий. Такое право есть у прокурора только применительно к дознавателям.

Дело закончилось хорошо, но отметим один факт – неправильное понимание института адвокатской тайны. Неправильным представляется нам и понимание адвокатской тайны как тайны от лица нашего клиента. Отчасти это так. Если не обращать внимания на различные нюансы, то, кажется, то определение, которое дано и в Законе об адвокатуре, и в Кодексе адвокатской этики, правильное, но, если начнем детализировать, мы увидим, что это не так.

Например, говорится, что адвокат не вправе разглашать сведения, которые составляют адвокатскую тайну, без согласия клиента. Отсюда недруги адвокатской тайны делают совершенно естественный вывод и спрашивают: а с согласия – можно? Это главный вопрос сегодня, поскольку всю остроту проблемы мы должны понимать следующим образом – что правоохранительные органы всё активнее ведут себя по внедрению того, что является адвокатской тайной.

Адвокатская тайна имеет глубочайшие корни. У меня такое впечатление, что римские юристы были намного умнее, намного нравственнее современных юристов. Еще в Дигестах Юстиниана обязанность не допускать допрос адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известны при осуществлении защиты, возлагалась на судей (задумайтесь, как мудро сделано), потому что это ценность не конкретного человека, нашего клиента, это ценность не адвоката, это ценность не их тандема, это ценность, нравственная ценность, для самого правосудия.

Фойницкий, говоря об адвокатской тайне, отмечал, что правосудие сознательно идет на определенные издержки по конкретным делам ради этого общего нравственного начала, без которого правосудие в целом не может существовать. Неправильность или неточность такой позиции, что адвокатская тайна – это тайна нашего клиента, и, если он снял этот запрет, она может быть разглашена, активно, во вред правосудию используется следователями.

Всем известен наш адвокат Александр Яковлевич Афанасьев. У него произошла такая ситуация. Я немного видоизменю эту ситуацию, для того чтобы было понятно, и чтобы меня не обвинили в том, что я разгласил некую адвокатскую тайну, которую адвокат Афанасьев рассказал мне, а я потом на конференции.

Приходит адвокат, совсем даже не Афанасьев, а, положим, Сидоров, в тюрьму к своей клиентке. Клиентку эту арестовали по простым нашим обыденным сегодняшним начинаниям – чтобы получить через нее показания на руководство юридического лица и так далее. У этой клиентки – дети малые, долго она не выдержит под стражей и всё, что нужно, расскажет. И она рассказывает адвокату о том, что на самом-то деле, конечно, главными фигурантами в этом деле были ее начальники, а она – сошка маленькая. Но она все-таки просит адвоката это обстоятельство не разглашать, а работать, защищая ее и не переводя стрелки ни на кого. Через некоторое время к ней, по сложившейся традиции, приходят оперативники и говорят: - Откажитесь от адвоката Сидорова, не нужен он вам, мы с вами договоримся обо всём, вы дадите показания, заключим соглашение и так далее. Вот ваши начальники… - Да-да, это начальники всё сделали. – А скажите, вы какие-то доказательства этому можете привести? – Да, я рассказывала об этом адвокату Сидорову.

И адвоката Сидорова вызывают на допрос. Адвокат Сидоров берет в руки закон, а ему следователь читает этот же закон, который взял в руки адвокат Сидоров: без согласия клиента вы не можете оглашать сведения. Ознакомьтесь – письменное согласие на то, чтобы вы сии сведения разгласили. Для чего эти сведения нужны? Доказательство будет. Так это одно ее утверждение, а так – допрошенный в качестве свидетеля адвокат Сидоров, который как свидетель обязан будет рассказать, что она ему еще раньше говорила о том, как это всё было. Это уже новое доказательство.

Мы, конечно, категорически отказались идти и допрашиваться в качестве свидетеля. Несмотря на постоянные рекомендации вице-президента Палаты Савича идти, но молчать, мы не пошли туда.

И теперь ответьте на вопрос, чьи интересы в этом случае защищаются? Интересы клиента? Да, наверное, это ее интерес, совершенно реальный, когда она хочет об этом рассказать. И, казалось бы, вся эта кисейная рубаха, так сказать, должна упасть моментально. Ничего подобного! Надо немножечко нам самим, адвокатам, изменить смысл и содержание института адвокатской тайны: в этом случае, хотя разглашение и в интересах клиента, но не в интересах правосудия, в широком смысле этого слова. Хорошее было бы правосудие, если бы адвокат Сидоров согласился и был бы допрошен, и стал бы источником доказывания вины другого человека, и стал бы фигурантом в этом уголовном деле, и был бы осужден. Я бы руки не подал такому адвокату, который, вопреки самой сути своей профессии, выступил в качестве такого источника доказательств.

Но здесь мне важна именно теоретическая составляющая, что это неправильно говорить, что защищаются только интересы клиента. Интересы правосудия в том широком, глубоком смысле, о котором говорил Фойницкий, когда освещал такое понятие, как адвокатская тайна. Именно этот вопрос главный – какую позицию должна сегодня занимать адвокатура в вопросе адвокатский тайны.

Сейчас я скажу несколько слов о теоретических основах, необходимых для того, чтобы эта позиция имела право на существование. Каждый из нас понимает, что три таких категории, как личность, общество и государство, являются краеугольным камнем современного бытия. Современное правосудие базируется на этом явлении. Например, что такое суд присяжных? В замечательной стране, где родился этот институт, это наглядная демонстрация названных трех категорий. Суд присяжных – это общество, коронный судья – это государство, а там – личность, а рядом с личностью – адвокат. И, когда государство, всё королевство, всей своей мощью восстает против отдельного человека, который совсем необязательно должен быть юристом, необходимо в правосудии создать такую систему, когда недостатки человека в области права и незнания его практики будут компенсированы профессиональным юристом. Получается «два в одном»: необходимы такие доверительные отношения, которые могли бы нивелировать эту разницу и сказать о том, что только в такой ситуации этот суд будет справедливым. Поэтому исключите адвокатскую тайну – и вы забьете последний гвоздь в крышку гроба правосудия.

Эта триединая система (личность, общество и государство) и у нас присутствует. И наши политические процессы, которые происходят в стране, не могут не отражаться на практике от этого соотношения. Было время, когда мы смело ввели у себя в стране суды присяжных и считали, что это вполне нормально. Но сегодня сознательно государством взят курс на исключение случаев рассмотрения дел судами присяжных или сведение их к минимуму. Только у нас, в Петербурге, появилось несколько дел, когда групповое убийство (три человека участвуют в убийстве, и это написано в обвинительном заключении, и, следовательно, это 2 часть статьи 105-й, и должны рассматриваться такие дела с участием присяжных) просто квалифицируется по первой части. Прокурор прикидывается идиотом – он, действительно, читал, всё нормально, всё законно, первая часть. Трое подсудимых, а первая часть! В обвинительном заключении написано: по предварительному сговору. Первая часть. Отправляют это в суд. Мы пишем в Общественную палату. Общественная палата пишет председателю Верховного Суда Российской Федерации. Тот прикидывается идиотом и говорит: А мы ничего не можем сделать, мы не можем вернуть дело назад прокурору, дабы он выполнил свою функцию и вернул дело следователю, для того чтобы правильно квалифицировать действия. Не можем. Знаете, почему, товарищи адвокаты? Мы не можем ухудшать положение подсудимых. А те говорят: - Если суд присяжных будет, нас оправдают, мы – за этот вариант, потому что мы не совершали преступления; а если будет ваш суд, так сказать, заказной, нас осудят!

Задумайтесь, пожалуйста. Председатель Верховного Суда Российской Федерации Общественной палате заявляет: - Мы ничего не можем сделать с этим следователем, который групповое убийство квалифицировал как простое убийство. И против прокурора ничего не можем сделать, - говорит Председатель Верховного Суда.

Продолжим наши теоретические рассуждения об адвокатской тайне. Личность. Общество. Государство. Чьи интересы охраняет адвокатская тайна в этом случае? Интересы личности, - хочется сказать нам. Да, это так, это бесспорно. Но только ли интересы личности? А, может быть, и интересы добросовестного, подчеркиваю, государства, которое заинтересовано в честном и добросовестном правосудии? Государства, которое поставило свою подпись под международным договором и признало общеевропейские ценности. Может быть, и это применимо к интересам такого правосудия? Но, с другой стороны, совершенно неприменимо к тому государству, которое искусственно сокращает присутствие общественного элемента в правосудии. Вы обратили внимание, даже законодательно все выступления против государства, эти выдуманные дела взяли и вывели из ведома судов присяжных. Казалось бы, здесь как раз и необходимо присутствие общественного элемента, поскольку здесь, на этой узкой площадке, как бы предполагаются злоупотребления государства против отдельных интересов личности. Нет, всё меньше и меньше дел остается в нише такой формы правосудия, как суд с участием присяжных.

Эти ошибки и слишком прямолинейное обозначение адвокатской тайны в тех документах (в законодательных актах, в Законе об адвокатуре, в Кодексе адвокатской этики) дают нашим противникам, а, точнее, противникам истинного правосудия, всевозможные лазейки. Совсем нелепым мне кажется утверждение о том, что если клиент дал согласие на разглашение сведений, то адвокат должен идти и давать показания. Я полагаю, нужно работать над тем, чтобы ввести изменения, во всяком случае, в законодательство об адвокатуре и исходить из интересов адвоката, что необходимо не только согласие клиента на разглашение сведений, но и согласие адвоката на это.

Ю.Я. ШУТИЛКИН

На самом деле так и есть. Адвокат вправе воспользоваться, а вправе не воспользоваться возможностью выступить в качестве свидетеля с согласия доверителя.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Скажите, это где есть? В Кодексе адвокатской этики?

Ю.Я. ШУТИЛКИН

Нет-нет, не в Кодексе адвокатской этики. Есть постановление Верховного Суда, касающееся как раз допроса адвокатов в ходе судебного следствия. Это пермское дело, когда адвокат был допрошен по обстоятельствам допроса его подзащитного на предварительном следствии, и обсуждался вопрос: применялись ли к его доверителю недозволенные средства в этот момент. И адвокат выступил, сказал, что применялись недозволенные средства. На вопрос, почему он не отреагировал, он сказал, что исключительно по просьбе своего доверителя, который опасался за свою жизнь, и прочее, и прочее. Но суд, в конце концов, оценивая показания свидетелей, не поверил адвокату, написал заодно, что адвокат дал ложные показания. Против адвоката было возбуждено уголовное дело за дачу ложных показаний. И Верховный Суд, описывая эту ситуацию, исходил из того, что суд первой инстанции вообще не вправе был не только допрашивать, но даже вызывать адвоката.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Я понял, Юрий Яковлевич. Я говорю о законодательстве. Вы говорите, что в отдельных случаях суд высказался на сей счет. Я еще могу привести еще несколько высказываний и Конституционного Суда на сей счет, но высказывание Пленума Верховного Суда Российской Федерации характер прецедента не носит. И вам как практикующему адвокату нужно понимать, что вы сошлетесь на это, а вам скажут: Понятия не имеем, что там за конкретные обстоятельства. Ну, высказался по тому делу, и слава богу. У нас независимый суд, и мы будем руководствоваться законом.

Я как раз и говорю, что в закон надо внести изменения, которые в принципе исключали бы появление адвоката в суде только по воле своего клиента. Иначе в крайне двойственном положении адвокат оказывается, как в этом случае. Эти вопросы должны решаться не Верховным Судом Российской Федерации, а в законе, согласитесь, поскольку уж кому, как ни нам, знать о том, до каких тонкостей мы доходим в общениях с нашим клиентом. Я надеюсь, что мы не переступаем ту самую грань, но вдруг в определенный момент следствия или в суде клиенту становится выгодно сослаться на что-то. И он совершенно ничем не связан, он просто говорит: Меня этому адвокат научил. Да, и, формально говоря, можно по нашему закону, поскольку он снял ограничение, дал согласие на допрос адвоката. Возразить нечего, кроме этого казуса, на который вы сослались. Но это практика в стране, где не действует прецедентное право, во всяком случае, по отношению к решениям Верховного Суда Российской Федерации.

По отношению к решениям Страсбургского Суда сегодня наши судебные власти уже соглашаются, что решения Страсбургского Суда носят прецедентный характер и являются обязательными для будущей судебной практики в Российской Федерации. Поэтому мне кажется, мы должны максимально отстаивать свою позицию.

Кстати, Кодекс адвокатской этики и Закон об адвокатуре просто дали практически исчерпывающий перечень, что входит в понятие адвокатской тайны. Мне кажется, что никаких закрытых перечней не должно быть. Нужно изменить сам подход и понимание адвокатской тайны. Всё, что может причинить вред нашему клиенту, ни под каким соусом, правовым, не правовым, не может быть вложено в уста адвоката, это безнравственно. Это первый тезис. И я его еще немного расширяю – что не только интересы клиенты, но и интересы правосудия в этом широком смысле, ради которых и возникло в Древнем Риме понятие адвокатской тайны. Эти интересы – есть мать и отец, альфа и омега появления того, что мы называем сегодня адвокатской тайной.

Я хотел бы, чтобы мы сейчас, отвечая на вопросы, провели дискуссию и остались бы в рамках вопросов, которые я постарался обозначить. Существует устоявшаяся концепция понимания адвокатской тайны, когда клиент, отказавшись, тем самым «раздевает адвоката догола и выпускает его на площадь, на всеобщее посмешище своих коллег», - я против этого. Давайте обсудим эту конструкцию.

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

У меня вопрос относительно того, что адвокат вообще не может давать показания в связи с тем, что его показания могут служить источником, доказательной базой для обвинения другого лица.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Нет. Если в той сфере, которая стала открыта для адвоката в связи с принятием поручения. Если он шел и увидел, как убили человека, то, понятно, он может быть свидетелем. Вспомните тот случай с адвокатом Сидоровым. Эту информацию о том, что в преступление, в котором обвиняют его клиентку, еще были вовлечены другие лица, эту сферу бытия он получил вместе с ордером. Отдав ордер, он получил из жизни кусок информации. Всё, что в этот кусок попало прямо или косвенно, если это может быть обращено во вред клиенту или во вред правосудию, должно немедленно отторгаться адвокатом.

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Можно тогда второй вопрос? На моих глазах в одном из районных судов моим коллегой совершены действия, которые в своей сути являются объективной стороной преступления, предусмотренного частью 1 статьи 303.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Адвокатом?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Адвокатом.

Представление в материалы гражданского дела заведомо сфальсифицированных доказательств. В диспозиции речь идет не только о стороне, но и о представителе.

Н.М. БУЛГАКОВА

А в чем объективная сторона?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

А потому что потом было возбуждено уголовное дело.

Я хочу понять одну ситуацию. И меня попытались допросить (уже вели переговоры в прокуратуре) по уже возбужденному уголовному делу в отношении неустановленного пока лица. Я четко сформулировал известную нам с вами позицию. Однако, ссылаясь на мои объяснения, сейчас составлен запрос в Адвокатскую палату относительно того, правомерен ли отказ того адвоката давать показания относительно того, кто представил ей данные сфальсифицированные доказательства, потому что на этом судебном заседании доверитель отсутствовал.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Я понял. Адвокат в этом случае не должен давать показания, но по другим основаниям: не в целях сохранения адвокатской тайны, поскольку нельзя считать адвокатской тайной то, что происходит в открытом судебном заседании. Это не может быть по определению адвокатской тайной.

Если вы о чем-то договорились со своим клиентом и договорились, что он будет давать показания такого вида, до того, как произошло оглашение вашей позиции в суде, это адвокатская тайна. После этого она перестает быть адвокатской тайной в том виде, в котором она была публично озвучена. Любые дополнительные интерпретации сказанного в суде недопустимы. Иные толкования, кроме того, которое придал ваш подзащитный в суде, недопустимы.

В вашем случае совершено преступление – не совершено, я понял по реплике, это еще мы «будем посмотреть». Но здесь есть этика меж-адвокатских отношений. Может ли адвокат вдруг выступить с доказыванием вины в совершении уголовного деяния другим адвокатом?

Н.М. БУЛГАКОВА

Не об этом вопрос.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Не об этом вопрос? Посмотрите, если адвокат идет со своим другом, а другой адвокат, например, подбежал, избил его, то это никак не связано с получением вами информации в связи с вашим статусом адвоката. Вы понимаете? Это просто случайное обстоятельство – то, что вы адвокат. Там вы можете быть адвокатом, но когда вы получили какие-то сведения, находясь в этом деле и имея определенный процессуальный статус (то ли адвоката-поверенного, то ли адвоката-защитника, то ли адвоката-представителя потерпевшего), это тот блок информации, ничего из которого нельзя выдать во вред интересам клиента, во вред правосудию.

Но у вас речь идет о другом – навредить другому, нехорошему, адвокату, который, на ваш взгляд, совершил преступление. Не дело это адвоката…

Либо уточните вопрос.

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Мне самому интересна судьба данного уголовного дела. Возбуждено дело. Совершено преступление, это уже установлено экспертизой: финансовые документы – поддельные. Адвокат их представил. Не клиент, а адвокат. Сейчас речь идет о том, где находятся подлинники данных документов, кто представил, при каких обстоятельствах они были изготовлены.

Мне просто интересна сама ситуация. Я сразу сказал, что всё, что я видел, это… я не могу являться источником доказательной базы, я не могу быть допрошен. Я устно сказал, и разговор дальше не пошел, я даже не был вынужден написать заключение об этом с указания определения Конституционного Суда.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Можно я задам вам несколько уточняющих вопросов?

Дело возбудили в отношении другого адвоката?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Нет, дело возбудили в отношении неустановленного лица, но адвокат сейчас – подозреваемый.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Подозреваемый в чём?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

В совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 303.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Подделка документов?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Нет, представление в материалах гражданского дела заведомо фальсифицированных документов.

ИЗ ЗАЛА

Такой статьи нет.

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Есть такая статья – 303-я. Если у кого-то есть Уголовный кодекс, давайте посмотрим.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Вы не ответили на главный вопрос: вы-то стали носителем хоть какой-нибудь информации, интересующей следствие?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Информации – нет, обстоятельств – да.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Так о чём мы разговариваем? Если вы не являетесь носителем информации, которая интересует следователя в связи с расследованием дела, почему такие эмоции? Он даже не может вас допросить по УПК.

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Мне интересно, может ли он допросить коллегу, то есть мне интересна ситуация.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Может ли он допросить адвоката? Ну, понимаете, в Российской Федерации всё может быть. Но, разве не известно следователю, что не обязан человек своими усилиями доказывать свою собственную вину? Как вы думаете, знает он это?

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Полностью согласен с вами.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Пусть этот адвокат придет к нам в Комиссию, я ему объясню, что нужно объяснить этому следователю.

З.Ж. ГАБРИЕЛЯН

Скорее всего, так и будет. Будет запрос.

В.Ф. СОЛОВЬЕВ

Уважаемый Юрий Михайлович, я поддерживаю вашу точку зрения, потому что мне представляется, что статья 6 Европейской Конвенции по правам человека охраняет не только интересы конкретного клиента в его взаимоотношениях с адвокатом, но и охраняет сам доверительный характер отношений между клиентом и адвокатом.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Без которого не может быть должного правосудия.

В.Ф. СОЛОВЬЕВ

Безусловно. В данной ситуации нам, прежде всего, необходимо формировать правильную правоприменительную практику наших судов, в частности Конституционного Суда Российской Федерации. Дело в том, что Конституционный Суд в 2007 году очень хорошо понимал всё, о чем вы говорите.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

А почему вы говорите в прошлом времени? Перестал понимать?

В.Ф. СОЛОВЬЕВ

Да-да. В 2009 и в 2010 годах он уже не понимает.

У меня в руках определение Конституционного Суда Российской Федерации от 29 мая 2007 года об отказе в принятии к рассмотрению жалоб некоторых граждан. И здесь Конституционный Суд пишет как раз то, о чем вы говорите: что сущностный признак адвокатской деятельности – обеспечение клиенту условий, при которых он может свободно сообщать адвокату сведения, которые не сообщил бы другим лицам.

Ну и, безусловно, одним из условий является понимание этим лицом, что ни при каких обстоятельствах адвокат не может быть вызван и допрошен в качестве свидетеля. Одно дело, если я понимаю, что адвокат не может быть вызван и допрошен, я ему могу сообщить ту тайну, которую я знаю; но если я знаю, что это лицо когда-то при каких-то условиях может быть вызвано к следователю или в суд…

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Ломается вся конструкция.

В.Ф. СОЛОВЬЕВ

…и силу просто невозможности управлять психическими процессами, проистекающими в его организме, он может сказать лишку, безусловно, я не скажу ему всё, что знаю, и должен был бы ему сказать.

То есть в этой ситуации, безусловно, Конституционный Суд в 2007 году это очень хорошо понимал.

Тем не менее, в 2009 году появляется историческое определение Конституционного Суда по жалобе гражданина Гаврилова от 16 июля 2009 года, в котором Конституционный Суд пишет о том, что установленный законодателем запрет на допрос адвоката в качестве свидетеля об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием юридической помощи, является гарантией того, что информация о частной жизни, конфиденциально доверенная лицом в целях собственной защиты только адвокату, не будет вопреки воле этого лица использована в иных целях.

И здесь они пишут, что, кроме того, деятельность адвоката предполагает в том числе защиту прав и законных интересов подозреваемого, обвиняемого от возможных нарушений уголовно-процессуального закона. И поэтому суд вправе вызывать адвоката в качестве свидетеля и допрашивать его об обстоятельствах, известных ему, о нарушениях уголовно-процессуального законодательства.

Сегодня в практике мы знаем, что этот институт вызова адвокатов и допроса их по вопросам нарушения норм уголовно-процессуального законодательства при ведении уголовного дела довольно широко применяется. Я знаю о ситуациях, когда в ходе допроса в суде идет давление на адвоката, когда судья пытается у него получить конкретно информацию о тех обстоятельствах, которые ему стали известны в связи с оказанием его профессиональной деятельности. И не в применении к нормам уголовно-процессуального законодательства, а по конкретным обстоятельствам конкретного уголовного дела. Безусловно, нам необходимо стремиться к тому, чтобы, во-первых, эти решения Конституционного Суда Российской Федерации были, вполне возможно, обжалованы в Европейский Суд по правам человека, потому что они, с моей точки зрения, не соответствуют статье 6 Европейской конвенции в том толковании, которое она дает и охраняет именно доверительный характер отношений, как Юрий Михайлович говорит, интересы правосудия.

Безусловно, необходимо законодательное установление, с тем чтобы правоприменитель на местах четко понимал, что адвокат не может быть допрошен и имеет право отказаться от дачи показаний или не явиться даже по вызову, именно в силу адвокатского иммунитета.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Полностью с вами согласен. Хочется сказать, не ведают, что творят. При случае, знакомым членам Конституционного Суда я выскажу наше справедливое возмущение тем, как быстро меняется их мнение вослед изменениям политическим. До неприличия быстро.

Потому что эта общая тенденция использования адвоката как источника информации усиливается. Пример тому – дело Светланы Поняевой (может быть, кто-то видел телепередачу, может быть, кто-то не знает об этом деле), когда следователи задумали получить компьютерную базу данных этого адвоката. Одно дело нужно расследовать, работу проводить, а тут – взял жесткий диск, и там всё есть по интересующим вопросам, как им кажется. На двери адвоката в офисном центре висит «Адвокат Поняева», так голь-то на выдумки хитра (поделюсь опытом, как теперь следователи делают). Вызывают они оперативника и говорят: представьте мне справку, что в том офисном центре, где мы будем проводить обыск, субъектов уголовно-процессуальной деятельности, в отношении которых применяются специальные правила, нет. Оперативник садится и с грубыми грамматическими ошибками пишет справку: по имеющимся оперативным сведениям, в офисном центре, расположенном там, этих специальных субъектов нет.

Взяв эту справку, следователь идет, невзирая на вывеску «Адвокат», изымает два компьютера и получает незаконный доступ к базе данных, а потом говорят: вывеска была повешена потом, у меня же справка есть.

Почти полгода слушалось дело в Кировском суде и, к счастью, закончилось в нашу пользу, когда эти действия и эти ноу-хау следствия были признаны незаконными. Сейчас еще дело не рассмотрено Городским судом, но, бог даст, и Городской суд явит нам блеск правосудия.

И в завершение нашего выступления хочу привести еще один пример.

В «Новой адвокатской газете» за июнь 2008 года был опубликован очень хороший материал для раздумий на базе американской правоприменительной деятельности. Перед судьей Джеком Томпсоном стоит адвокат Хьюс из Северной Каролины. Напряженнейший момент. Адвокат хочет рассказать суду следующую историю, что две недели назад умер его клиент, который 22 года назад признался ему, адвокату, что совершил двойное убийство, но за это двойное убийство уже 26 лет сидит другой человек. Судья ему говорит: - Адвокат Хьюс, я вас предупреждаю, если вы дадите сейчас показания и разгласите эту адвокатскую тайну, я буду вынужден обратиться в дисциплинарный институт, и будет рассматриваться вопрос о лишении вас статуса адвоката. Адвокат Хьюс говорит: - Да, я это сознаю, но, тем не менее, я сделаю это заявление. И он делает это заявление о том, что 26 лет сидит человек за то убийство, в котором признался ему клиент 22 года назад. При его жизни адвокат понимал, что сообщение этой информации чревато интересам его клиента, и тогда он действительно был бы неправ. Он соблюдал эту адвокатскую тайну, исходя из высших интересов правосудия. Не из этого частного случая, а из высших интересов правосудия. А когда человек умер, уже невозможно навредить его интересам (во всяком случае, можно так образно сказать), хотя, на мой взгляд, можно навредить его родственникам, это может быть как-то связано с имущественным рядом и так далее. Тут ведь нравственная проблема, верно? И, судя по поведению судьи Томпсона, он, не задумываясь, становится на сторону интересов не отдельного человека, незаконно осужденного, а на сторону интересов правосудия.

По другим основаниям, другими способами было проведено расследование этих обстоятельств, и невиновный человек вышел. Но здесь тоже для нас есть два поучительных момента. Заканчивается ли право адвоката, когда уже интересы человека заканчиваются его смертью или написанием какой-то бумаги для следователя? Нет, против этого категорически нужно возражать, немножечко подрывая устои той нормы, где сказано: не может разглашать сведения без согласия. Как бы сама конструкция этой нормы предполагает: ну а по согласию – сам бог велел.

Хотелось бы, чтобы эти мысли мы тоже с вами обсудили в ходе дискуссии.

Еще вопросы есть?

О.В. ДЕРВИЗ

У меня есть вопрос.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Олег Валерианович – руководитель моей стажировки.

О.В. ДЕРВИЗ

Я совершенно согласен с тем, что здесь вами было сказано, но с учетом той тенденции, которая существует на сегодня, какие, вы считаете, есть шансы, и вообще, существуют ли они даже в исчезающее малом количестве, на то, что могут быть внесены какие-то изменения в законодательство в том направлении, о котором вы говорите?

Мне лично при, видимо, продиктованном возрастом пессимизме, кажется, что никаких шансов нет, что они даже не ноль, а величина отрицательная.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Олег Валерианович, мне нравится более оптимистическая точка зрения господина Соловьева: искать управу у наших законодателей или у нашей власти применительно к этому нарастающему безобразию совершенно бессмысленно, поскольку это нарастающее безобразие – плод их скрытых усилий, так удобнее; а апеллировать к Страсбургскому Суду, безусловно, необходимо. Изучение тончайшей практики и обобщение этой практики применительно к адвокатской тайне именно в этом широком понимании, о котором мы сегодня с вами говорим, совершенно необходимо, но мы еще не навели порядок в своем собственном доме. У нас даже нет общего отношения в адвокатской среде. Помнится, один из вице-президентов нашей Палаты рекомендовал нескольким адвокатам, когда их вызывают в суд, идти туда к другим адвокатам и, так сказать, подвергаться непонятно чему, но молчать. Я, правда, на практике проиллюстрировал, что молчание не поможет, будет задано 20 заранее заготовленных вопросов, и будет написано: допрашиваемый отказался отвечать. В этом случае будет считаться, что свидетель по делу был допрошен и не может больше быть адвокатом, поскольку допрошен как свидетель, поэтому ходить категорически не нужно. Нам в своем доме нужно навести порядок и быть принципиальнее с этими вопросами. Нам нечего бояться, за нами стоит сама тысячелетняя мудрость появления на свет этого института.

И я не знаю случая, чтобы кто-то вдруг не помог конкретному адвокату, оказавшемуся на острие, так сказать, этого штыка следственного, на котором его якобы могут доставить и так далее. Я полагаю, нам заранее нужно продумать, какая реакция у нас будет в том случае, если при отсутствии законных оснований произойдет доставление адвоката на допрос. А это может произойти в любой момент, и нам нужно быть готовыми.

В.Ф. СОЛОВЬЕВ

Такие случаи есть.

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ

Да? Но я почему-то о них не знаю.

Всё. Спасибо.

В.Л. ЛЕВЫКИНА

Юрий Михайлович, спасибо большое.

У нас есть еще два доклада, и я думаю, что те примеры, которые приводил Юрий Михайлович и в плане того можно ли разглашать сведения, ставшие известными при выполнении защиты человека после его смерти… и у нас, по-моему, даже такой случай был в практике дисциплинарной комиссии, и немножко иначе он тоже рассматривался. То есть очень много вопросов, на которые мы еще сегодня услышим ответы.

Я хочу обратить внимание на то, что следующие докладчики были, по-моему, год назад в Москве, когда рассматривалась практика по России. И мне кажется, то, каким образом решаются вопросы адвокатской тайны в других регионах, более широкий спектр знаний из практики у них есть. Пожалуйста, подготавливая ваши вопросы, имейте это в виду.

И поэтому позвольте мне сейчас передать микрофон Наталье Михайловне Булгаковой.

Blog

Семинар проблемы адвокатской тайны

Ю.И. ВДОВИН

А.С. КОЗЫРЕВ

Ю.М. НОВОЛОДСКИЙ