Мировой порядок и внешняя политика России в свете Кавказского кризиса 2008 г

Вид материалаДокументы

Содержание


Ху Бо Управление бизнесом мобильной связи в современном Китае
Вестн. моск. ун-та. сер. 18. социология и политология. 2009. № 1
Вестн. моск. ун-та. сер. 18. социология и политология. 2009. № 1
Вестн. моск. ун-та. сер. 18. сциология и политология. 2009. № 1
Вестн. моск. ун-та. сер. 18. социология и политология. 2009. № 1
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13

Дж. Халилов

Управление репутацией компании

В современном мире на поддержание хорошей репутации тратятся огромные деньги: кто-то их расходует на то, чтобы делать максимально качественный продукт, кто-то на юристов, чтобы любое плохое слово о ней оспаривалось в суде. Способов поддержания репутации десятки, если не сотни, однако в России к сожалению долгое время было как-то вообще не принято заботиться о поддержании “хорошей репутации” в ее общечеловеческом понимании.

Перестроечные годы породили целое поколение людей, для которых сила приравнивалась к репутации. Отсутствие налаженных связей с Западом только способствовали дальнейшей эскалации “беспредела”. То, что понималось под “бизнесом” в то время, если и было как-то связано с международным деловым миром, то в основном только по криминальным каналам. Ситуация позволяла криминальным дельцам устанавливать в стране свои условия ведения дел. Компании, имевшие влияние на международный бизнес, являлись монополистами в своих областях, отсутствие конкуренции сказывалось не лучшим образом на их способах ведения дел. Итог: ценилось скорее “уважение” с криминальным налетом, чем репутация порядочной компании.

Пройдя этот тяжелый этап, российский бизнес стал постепенно налаживать нормальные рыночные отношения. Выход на мировые рынки поставил наш бизнес перед следующей ситуацией: просто бесконтрольно делать деньги, обходя налоги, становилось все более проблематично. Доходы стали не такими космическими, схемы бизнеса надо было менять, и самой перспективной оказалась, модель, ориентированная на Запад. И вот тут возникает проблема: у наших компаний нет имени. Они могут производить сколь угодно полезные продукты, но достойной репутации при этом у них попросту нет! Ее надо создавать с нуля! А уважающая себя западная компания вряд ли будет вести дела с фирмой, у которой нет репутации в деловом мире, или она подмочена. В какой-то момент произошел перелом в сознании российского “бизнесмена”: он понял, что на доброй репутации можно делать деньги.

Следующей проблемой стало то, как формировать положительную репутацию? На Западе давно сложились свои правила ведения бизнеса, и играть по ним людям с нашим менталитетом было просто невозможно. Корпоративная структура бизнеса, сложный управленческий аппарат, способы продаж, которые вызывали у людей, закаленных нашими реалиями, только улыбку сочувствия... Взять, и перейти на это поле попросту не представлялось возможным. Если лет 15 назад у нас за невыполнение условий договора могли просто убить (при этом договор не обязательно был на бумаге, люди могли просто “дать слово” и отвечать за него).

Столь сильные различия привели к развитию у нас своей собственной модели ведения бизнеса, которая, тем не менее, имеет много общего с чертами, свойственными ряду других, в основном, восточноевропейских стран. В России образы компаний стали довольно быстро привязываться к личностям людей, которые этим бизнесом управляли. На Западе за корпорацию часто говорит бренд. например, Coca-Cola. Бизнес идет по четко разработанной схеме, от менеджмента требуется просто точно ей следовать. Российские реалии переходного периода требовали сильных лидеров, на которых можно было положиться как западным, так и российским партнерам. До уровня корпораций и отработанных легальных бизнес-схем надо было еще расти и расти. В итоге репутация людей, представлявших компанию, стала заменять отсутствие у нее брендов. Дело имели именно с людьми, а не с брендом. Подобная ситуация является в каком-то смысле довольно рискованной для ведения дел. Если ты подписал договор с компанией McDonald's, то можно быть практически полностью быть уверенным в том, что все обязательства будут выполнены этой компанией в полной мере. Тут же получалось, что договор заключается с директором фирмы “Веселый Феникс и Ко” Василием Задунайским, и известно про него только то, что он производит, к примеру, двери и карнизы. Просто так за обещание сделать все “так как надо”, дел с ним иметь будут вряд ли. А в случае если кто-то рискнет это сделать, то у Василия будет серьезный риск быть обманутым или в случае каких-либо недоработок попасть под криминальный колпак. Где же выход из ситуации? Выход прост: делать продукцию так, чтобы тебя рекомендовали. Первыми этапами могут быть рекомендации друзей, потом друзей друзей и так далее... если продукция действительно достойная, то дальше сеть все больше расширялась, бизнес набирал обороты и успех. В условиях постсоветской России такой подход был, как это ни странно, довольно безопасным по нескольким причинам:

1) огромное количество фирм с сомнительной репутацией делало обращение в незнакомую компанию серьезным риском;

2) государство не было в состоянии обеспечивать бизнесу безопасность;

3) в связи с особенностями менталитета рекомендация друга возлагает и на рекомендующего определенную долю ответственности (на предыдущем этапе это называлось “ответить за слова”).

Несмотря на кажущуюся хрупкость схемы, она являлась достаточно эффективной в первую очередь за счет того, что в деловом мире рекомендация, принесшая кому-либо убыток, автоматически понижала и репутацию рекомендовавшего. Примечательно то, что речь идет о словах! Т.е. не о договорах, не об успешно проведенных сделках, не о доходности, а об устной рекомендации. Человеческий фактор стал решающим и при этом сыграл роль естественного отбора: нечестные люди, беспредельщики или просто слабые дельцы попросту отсеивались. Им не доверяли, с ними не хотели иметь дел.

Сегодня бизнес в России стал намного безопаснее, легитимнее и цивилизованнее, чем 10-15 лет назад. Интеграция в мировое деловое сообщество идет под всеми парусами, и можно уже говорить о некой национальной репутации российского бизнеса.


Ху Бо

Управление бизнесом мобильной связи в современном Китае

Китай уделяет серьезное внимание развитию связи, в том числе и мобильной. По статистическим данным, опубликованным 25 октября 2007 г. Министерством информатики КНР, на конец сентября 2008 г. число пользователей мобильных телефонов в Китае превысило 520 млн человек, коэффициент охвата населения мобильной связью составил 39,9%. Таким образом, среди каждых 10 китайцев есть 4 абонента сотовой связи.

В связи с введением тарифов с бесплатными входящими звонками, в 2007 г. в значительной мере увеличилось количество абонентов сотовой связи. Как свидетельствует статистика, по состоянию на конец августа 2008 г. число пользователей услугами сотовой связи в Китае возросло на 62,257 млн по сравнению с концом 2007 г., ежемесячный рост составлял около 6,91 млн.

Наряду с увеличением количества абонентов сотовой связи в Китае постоянно растет количество передаваемых SMS-сообщений. Так, с января по сентябрь 2008 г. пользователями было отправлено свыше 431,16 млрд SMS, что возросло на 38,9 по сравнению с аналогичным периодом 2007 г.

С 2006 г. отмечается постоянный рост спроса на мобильные телефоны в сельских районах страны, что способствовало увеличению их выпуска.

Так, за первые восемь месяцев 2007 г. в Китае выпущено 347,6 мобильных телефонов, что на 28% больше, чем за тот же период 2006 г.

Согласно статистическим данным, в Китае в настоящее время выпускается около 40% мобильных телефонов мира.

При этом следует отметить, что развитию бизнеса мобильной связи в Китае значительно способствовало проведение Олимпиады–2008 в Пекине, так как основа любого масштабного проекта – организация связи.

Так, в сети China Mobile, официального оператора Игр–2008, при большой загрузке базовых станций рядом с местами проведения соревнований выделены специальные каналы для организаторов, специальных служб и полиции, таким образом, персонал из этих служб может позвонить со своих мобильных телефонов в любой ситуации, несмотря на загруженность всех каналов связи мобильной связи.

Сотрудники оргкомитета Олимпиады были оснащены специально разработанными к Олимпиаде телефонами Samsung E848, в которых предустановлены номера экстренных и технических служб, а на карте памяти записаны инструкции для действия в чрезвычайных ситуациях.

Кроме того, технические специалисты увеличивают количество антенн и базовых станций сотовой связи рядом со стадионами и большими отелями. Отправить SMSсообщение или графическую MMS можно будет в любом случае, даже если сам разговор не состоится, так как каналы передачи данных будут работать более стабильно.

Правительство КНР уже приняло решение развивать вещание цифрового ТВ-сигнала с помощью стандарта DAB-IP, который специально разработан для мобильного ТВ и радио. Одна из привлекательных сторон DAB-IP – возможность использования уже существующей инфраструктуры оператора сотовой связи для инсталляции такого сервиса. Кроме этого, этот стандарт удобен для управления одновременным доступом к ресурсам большого количества мобильных пользователей, поскольку позволяет избегать перегрузок сети, в связи с чем пользователи смогут смотреть до полдюжины специальных каналов, просматривать интересные эпизоды и события, слушать радио.

Для скоростного доступа в сеть Пекин насыщен точками беспроводного доступа оператора China Netcom, за последние годы в городе построено более 110 отелей, где Wi-Fi – минимально необходимый стандарт. Точки доступа расположены на этажах или в каждом номере, стоимость – около 10–15 долларов за 24 часа, а на первом этаже отеля, лобби, доступ во всемирную паутину бесплатный.

Практически все интернет-кафе города также установили у себя беспроводные точки доступа, так как работать за местными компьютерами с иероглифами для иностранцев практически невозможно, зато практически у каждого из них есть свой смартфон, коммуникатор или ноутбук с модулем беспроводной связи.

А для связи с остальным миром китайская China Netcom заканчивает создание единой взаимосвязанной системы телекоммуникаций как через наземные, подземные и подводные кабели, так и на основе технологий беспроводной связи с использованием возможностей спутников.

Для дальнейшего развития бизнеса мобильной связи китайское правительство намерено стимулировать конкуренцию на рынке беспроводной связи. Рассматривалась целесообразность создания на телекоммуникационном рынке Китая до 10 компаний-посредников.

За счет появления новых операторов мобильной связи Китай рассчитывает либерализировать рынок связи. Для наблюдения за новым рынком активизировалась деятельность созданного Административного совета по телекоммуникациям. Данный совет является китайским аналогом Федеральной комиссии по связи США.

Открытие внешнему миру телекоммуникационного рынка Китая ставит отрасль не только перед проблемами, но и дает возможность для дальнейшего сотрудничества и развития с другими странами, обещая принести выгоду обеим сторонам. Китайские предприятия, действующие в сфере телекоммуникаций, в последние годы начали испытывать некоторые трудности в связи с высокими расходами, образовавшимися в ходе неоднократных преобразований, значительного снижения цен на телекоммуникационные тарифы и услуги и др. Открытие внешнему миру телекоммуникационного рынка представляет возможности для дальнейшего оживления деятельности национальных предприятий, которые нуждаются в капитальных вложениях.

Использование иностранного капитала реально способствует решению проблемы недостаточного финансирования отрасли. По сообщениям агентства “Синьхуа”, только в 2002 г. китайские телекоммуникационные предприятия получили или готовы были получить свыше 20 млрд долл. США на международном рынке капитала. Эта сумма превысила объем всех кредитов иностранных государств и международных финансовых организаций, использованных отраслью в течение предшествующих этому 20 лет.


ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 1

Наши рефераты

А.А. Васильев

Бюрократизм на государственной гражданской службе: факторы формирования и пути преодоления


Цель представленной статьи – проанализировать предпосылки формирования и возможные направления преодоления бюрократизма на государственной гражданской службе. Автором рассматривается социологический анализ проблем государственной гражданской службы, преодоление которых будет способствовать обеспечению повышения эффективности деятельности кадров в государственных органах управления.

The aim of this article is to analyse premises of formation of possible ways of overcoming red tape at the state civil service. The author examines sociological analysis of state civil service problems, overcoming of which will promote ensuring of rising effectiveness personnel activity at state authorities.


На всем протяжении своего развития Россия сталкивается с рядом проблем социального, политического, экономического, культурного характера, которые в условиях современных реформ привели к необходимости поиска более эффективной модели государственного управления. В ходе проводимых преобразований, особое внимание занимают процессы, связанные с развитием бюрократии.

Бюрократия - категория историческая. В России она ведет начало от времени оформления абсолютизма. Своим появлением бюрократическая система управления в России обязана Германии, где были заимствованы табель о рангах, и своеобразная автономия чиновничества от управляемого им народа. Специфика русской государственности состояла в том, что чиновники жили не за счет государства, не имевшего на них средств, а за счет зависимого от них населения.

Исторически сложившись в рамках авторитарного и тоталитарного режимов, российская бюрократия стала ассоциироваться с бюрократизмом, волокитой, пренебрежением к существу дела ради соблюдения формальностей.

Бюрократизм – свойство системы управления, стиля руководства, отражающее главенство формы над содержанием управленческой деятельности, отчуждение государственного аппарата по отношению к обществу, превращение средств административной деятельности в самоцель; формализм, служебную волокиту162.

Исследования проблем бюрократизма занимают особое место еще со времен Аристотеля и Платона. Наличие бюрократизма в системе общественных отношений отмечали Петр I, К. Маркс. В конце своей жизни В.И. Ленин пришел к выводу, что если что и погубит социализм, так это бюрократизм.

Таким образом, одним из основных факторов формирования бюрократизма на государственной службе можно считать национальную традицию, имеющую исторические корни. Этот вывод подтверждают и проведенные нами социологические исследования163. 29,6 % опрошенных нами государственных гражданских служащих считают исторические традиции российской государственной службы главным фактором, порождающим бюрократизм.

Каждый государственный служащий в той или иной мере бюрократ164. Но отсюда вовсе не следует, что для уничтожения бюрократизма необходимо уничтожить государственную службу, профессиональный аппарат власти или управления. Такая идея ошибочна и малопродуктивна. Выход лежит в другой плоскости поиска.

Одним из путей именно преодоления бюрократизма может стать социологическое исследование предпосылок формирования этого негативного социального явления. Исследования должно основываться в первую очередь не на сформировавшихся государственных служащих, а на тех которые в будущем станут ими, на тех, кто будет пользоваться государственными услугами и на среду, которая их всех окружает. Это поможет выработать у посетителей навыки антикоррупционного поведения, а у потенциальных государственных служащих этические нормы будущего чиновника.

Эффективно противодействовать бюрократизму можно только системными средствами, вытесняя его из общественной жизни, экономики и сферы управления. Комплексные меры противодействия должны осуществляться по всем направлениям с учетом установленных приоритетов - правовых, организационных, управленческих, воспитательных и других. Основные механизмы преодоления должны разрабатываться в первую очередь с учетом национальных особенностей присущих российскому обществу.


Литература:

1. Кравченко А.И., Тюрина И.О. Социология управления: фундаментальный курс [Текст]: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений / А.И. Кравченко, И.О. Тюрина. – М.: Академический Проект; Трикста, 2004.

2. Куракин А.В. К вопросу о совершенствовании административно-правовых мер предупреждения и пресечения коррупции в сфере государственного управления // Государственная власть и местное самоуправление. 2002. №1. С. 30–35.


ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 1


Ю. Зиновский

Роль многосторонней дипломатии в совершенствовании миротворческой деятельности

После окончания “холодной войны” мировое сообщество вступило в период масштабных и динамичных изменений, отмеченных исключительно противоречивыми тенденциями во всех сферах человеческого развития. Особую роль в рамках все более разнообразного дискурса, посвященного этим изменениям, играют вопросы международной безопасности, которая, и в постбиполярный период остается достаточно уязвимой и не всегда предсказуемой областью взаимодействия участников международных отношений. Неопределенность в области безопасности самым существенным образом проявилась в процессах урегулирования ряда внутригосударственных конфликтов и борьбы с международным терроризмом, ставших в последние десятилетия приоритетными направлениям усилий по преодолению вооруженных угроз мировому сообществу. Обстановка в Афганистане, Ираке, Косово, а также в значительном числе других «горячих точек», демонстрирует не только риски, возникшие в пределах их территорий, но и неоднозначные результаты внешнего вмешательства, в том числе и в формате международного миротворчества. С учетом драматических событий августа 2008 года, вызванных нападением Грузии на Южную Осетию, необходимо констатировать, что международное миротворчество как направление постбиполярного регулирования международной системы, основанное на Уставе ООН и консенсусе постоянных членов Совета Безопасности, столкнулось с кризисом.

Предпосылки кризисных тенденций нарастали не менее десяти последних лет, имеют глубокие корни и складывались под влиянием различных факторов глобального и регионального уровня. Однако радикальный отказ мирового сообщества от миротворческой деятельности является крайне маловероятным. Подобный отказ не отвечает и национальным интересам России, которая в настоящее время участвует во многих операциях по поддержанию мира. В тоже время, в развитии миротворчества наступает период переоценки установок не только планируемых, но и текущих форматов миротворческой деятельности. В этой связи большой научный и практический интерес представляет изучение путей совершенствования международного миротворчества.

Проблемы современного миротворчества в ее различных измерениях привлекает внимание многих отечественных и зарубежных исследователей, находят отражение в специальных периодических изданиях165. В первую очередь, следует отметить профильные публикации таких отечественных специалистов, как: Ю.Н. Балуевского, О.Н. Барабанова, Т.В. Бордачева, Я.Ф. Герасимова, Ю.П. Давыдова, В.Ф. Заемского, В.М. Кулагина, С.В. Лаврова, В.Ф. Пряхина, Л.В. Савельевой, А.И. Темяшова, Ю.В. Федотова, А.В. Худайкуловой, О.О. Хохлышевй, Т.А. Шаклеиной, В.В. Шустова166. Особый вклад в разработку миротворческой проблематики в отечественном академическом и прикладном дискурсе вносят труды профессора МГИМО(У) А.И. Никитина167, которые посвящены системному освещению миротворческого направления международного взаимодействия. Среди работ западных исследователей можно выделить следующих авторов: Б. Уркхарта, Г. Шмидта, Дж. Стедмена, К. Боота, Ст. Хоффмана, а также К.Дарби, Дж.Доббинса Р. Дуана, М. Пуга, О. Рамсботама, Т. Майса, Дж. Чопра, М. Фердуоси, С. Цартмана и др.168

В контексте научного рассмотрения проблематики международного миротворчества существует несколько дискуссионных областей, где противоречия во взглядах различных специалистов наиболее заметны. К ним относятся, прежде всего, подходы к проведению многокомпонентных миротворческих операций, включающих военный и гражданский контингенты, проекты “миростроительства” для восстановления общественной, политической и экономической инфраструктуры стран, переживших длительные вооруженные конфликты, перспективы демократизации путем “продвижения” западных институциональных и электоральных стандартов, ошибки планирования и руководства ОПМ, невыполнение различными акторами своих миротворческих задач, прежде всего в том, что касается взаимодействия ООН и региональных организаций. Но центральное место в научных дебатах принадлежит поискам разрешения противоречия между правовой и моральной стороной миротворческих операций, существующих в силу расхождения двух фундаментальных принципов международного права: принципа государственного суверенитета и принципа защиты прав человека, зафиксированного в Уставе ООН, Всеобщей декларации прав человека Генеральной Ассамблеи 1948 г., Заключительном акте Соглашения о безопасности и сотрудничества в Европе 1975 г. и многих других документах169.

После окончания холодной войны мировое сообщество неоднократно подтверждало сохранение приверженности принципу государственного суверенитета как основе коллективной безопасности. Однако в последние годы, научные дискуссии в связи с этим принципом получили дополнительное развитие. В свете ситуации в Косово и попыток форсировать “размораживание” конфликтов на территории СНГ, проявился избирательный подход к правовому обоснованию проводимых миротворческих операций. Одновременно, вопрос о том, является ли модель провозглашения независимости Косово прецедентом или только частным случаем, не привел пока к сближению позиций участников научных дебатов, а сами дебаты остаются политизированными.

Разделяя опасения многих отечественных и зарубежных исследователей по поводу негативных последствий широкого использования иностранного вмешательства в различные внутренние конфликты, причем, вмешательства, изначально планируемого как силовое и долговременное, автор настоящей статьи полагает, что перспективы международного миротворчества зависят от существенного повышения роли многосторонней дипломатии в выработке альтернативных подходов к задачам восстановления и поддержания международной безопасности на всех этапах этой деятельности в духе принципиальных ценностных установок, сформулированных в Докладе Генерального секретаря ООН Бутроса Гали “Повестка дня для мира”170, Декларации тысячелетия ООН171, итогов Всемирного саммита 2005 г.172, Глобальной контртеррористической стратегии ООН173.

Краткая история постбиполярного периода отмечена обострением старых и появлением новых очагов напряженности в различных регионах Европы, Азии и Африки. География их расположения во многом не совпадает с конфигурацией гипотетической “конфликтной дуги”, очерченной в свое время З. Бзежинским. Кроме того, на современном этапе границы конфликтных зон утрачивают свою традиционную четкость, локальные вызовы безопасности часто проецируются на глобальный и региональный уровень международного взаимодействия, а транснациональные угрозы подрывают внутриполитическую стабильность значительного числа суверенных государств. Реалии современных конфликтов, источниками которых выступают переплетение этно-национальных, религиозных, социальных и цивилизационных причин опровергают не только представления З. Бзежинского, но также прогнозы С. Хантингтона174 относительно “столкновения цивилизаций” и утверждения Ф. Фукуямы175 о вступлении человечества в эпоху либерального бесконфликтного мироустройства. Неоднозначность тенденций международного взаимодействия постбиполярного периода еще более осложнилась в связи с вооруженным нападением Грузии на Южную Осетию, когда, по выражению Президента России Д. Медведева “нынешняя система безопасности оказалась взломана и, к сожалению, показала свою абсолютную несостоятельность”176.

Мировая повестка дня состоит сегодня в том, чтобы на коллективной основе решать экономические проблемы, оказывать содействие развитию, преодолевать драматические последствия глобальных вызовов. Самую существенную роль в ее рамках играют процессы международного миротворчества. При этом необходимо учитывать следующие основные моменты:

1. Современное миротворчество амбивалентно с точки зрения инструментального влияния на систему международных отношений. С одной стороны, оно выступает как элемент многостороннего институционализированного урегулирования конфликтных ситуаций, а с другой, как элемент национальной безопасности членов мирового сообщества. Амбивалентность миротворчества обуславливает возникновение коллизий интересов различных акторов, что повышает роль дипломатии в формировании универсальной и региональной стратегии миротворчества.

2. Необходимость оптимизации масштабов, целей и механизмов постбиполярного миротворчества предполагает углубление структурных реформ при соответствующем правовом обеспечении международного взаимодействия. Институты многосторонней дипломатии являются наиболее перспективным форматом совершенствования миротворчества, но на современном этапе здесь сложились достаточно серьезные риски, связаннее, главным образом, с активизацией “политики двойных стандартов” и попытками продвижения односторонних интересов.

3. Кризисные тенденции, с которыми сталкивается миротворчество на глобальном и региональном уровнях, имеет стратегическое и тактическое измерение. В стратегическом плане неоднозначные итоги проведения ОПМ определяются постепенным переносом фокуса внимания с принципов “поддержания мира” к принципам “принуждения к миру” и проектам “миростроительства”, предпринимаемым институтами многосторонней дипломатии. В этой связи меняются не только формы, но и цели, которые преследуют ОПМ. Одновременно с одной стороны растет потребность в проведении миротворческих операций, а с другой, – отсутствуют адекватные для этого материальные ресурсы.

4. Иностранное военное вмешательство в Афганистане и Ираке сопровождается на современном этапе значительным ухудшением безопасности и стабильности в этих странах. Форматы посткризисного восстановления, в которых участвуют институты многосторонней дипломатии и многие неправительственные акторы, проводятся в обстановке масштабного иностранного военного присутствия и в соответствии с иностранными стандартами политической организации, что ведет к эрозии целей гуманитарных миссий и питает радикализма исламистского толка.

5. Опыт расширительного толкования рамок гуманитарных интервенций и компетенции региональных организаций привел в конечном итоге к искажению основ миротворческой деятельности, как в традиционном, так и в ее новом, постбиполярном, понимании. Процесс косовского урегулирования формально остается в сфере компетенции ООН, но на практике, при неоправданном невнимании к нормам осуществляется модель передачи миротворческой миссии от универсальной к региональной многосторонней структуры на стадии когда первый формат не был реализован, а ситуация в Косово и вокруг него далека от своего мирного разрешения.

6. Роль многосторонней дипломатии в условиях постбиполярных подходов к миротворческой деятельности возрастает, не только благодаря ее возможностям в деле согласования интересов безопасности и сотрудничества членов мирового сообщества, но и в деле установления эффективного баланса тактических и стратегических целей во внешней политике каждой страны. Значение институтов и механизмов многосторонней дипломатии становится особенно важным в контексте задач преодоления кризисных тенденций развития современного миротворчества.

7. Многосторонняя дипломатия как направление совершенствования миротворчества не заменяет дипломатию двустороннюю, но она смещает фокус профессионального обеспечения сотрудничества в область более сложных и многоуровневых отношений, чем в условиях двустороннего межгосударственного взаимодействия. Тем самым, дипломатическая точка зрения, т.е. профессиональное стремление к нахождению компромисса, оказывает влияние на широкий спектр факторов, определяющих политические позиции членов мирового сообщества в интересах управления вызовами современной безопасности.

Литература:
  1. Выступление Президента РФ Д. Медведева на встрече с представителями российских общественных организаций 19.09.2008 // er.runews/politics/medvedev/23462359.phpl?print=1
  2. Доклад Генерального секретаря. Повестка дня для Мира. Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира. Doc. A/47/10; S/24111.
  3. Док.А/ 55/2 от 8 сентября 2000 г.
  4. Док.A/RES/60/1. Резолюции Генеральной Ассамблеи. 16 сентября 2005 г.
  5. Док.A/60/L.62. Глобальная контртеррористическая стратегия ООН от 6 сентября 2006 г.
  6. Huntington S. The Clash of Civilizations? // Foreign Affairs. 1993. Summer. Vol. 72.
  7. Fukuyama F. The End of History // The National Interest. 1989. Fall. №. 17.


ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 1


Ю.Г. Марченко

ОСОБЕННОСТИ БЫТИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ В ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД


Ключевые слова: русская культура, социальные трансформации, культуроцентризм, системообразующее основание культуры, национальная элита.

Key words: Russian culture, social transformations, culture priority, the system-formation of culture basis, national elite.

В статье отражаются сложнейшие проблемы русской культуры конца XX – начала XXI в. Выявляются деструктивные тенденции в трансформации базовых, системообразующих институтах культуры. Предлагается приоритет культуры как средство реализации всех проектов переустройства общества.

In article the most complicated problems of Russian culture of the end XX are reflected - the beginnings of XXI century Come to light destructive tendencies in transformation base institutes of culture. The culture priority as an implementer of all projects of a reorganisation of a society Is offered.


Конец ХХ в. ознаменовался для России и значительной части мира остановкой длительного и жестокого эксперимента построения «нового мира» и культивирования для него “нового человека”. С падением СССР пала и марксистско-ленинская футурология. Глубокий кризис поразил систему российского социогуманитарного знания и подвиг одних ученых на трудную и долговременную научно-поисковую активность, других – на безоглядное и всецелое заимствование западных теорий и практик.

“Важнейшим теоретико-методологическим итогом эволюции социогуманитарного знания <…> ХХ столетия стало новое понимание культуроцентричности жизнеосуществления человека, формирования и использования им своего жизненного потенциала, жизненных сил”177.

Диатропика, синергетика, обращение к восточным познавательным методам и ориентациям, попытки построения картины мира с полипарадигмальной позиции вместо монопарадигмальной – таков ответ на неожиданные итоги развития социогуманитарного (марксистко-ленинского для России и почти полумира) знания ХХ в. Актуализируется сопоставление знаний, накопленных разными науками или одной и той же, но выработанных на разных духовных и мировоззренческих основаниях, а также сравнительный анализ социальных и культурных процессов, протекавших в разные исторические периоды. Такая методология познания сегодня развивается в рамках компаративистики, методы которой основательно испытаны при изучении религий, философий, в целом культур разных народов мира, особенно восточных, как духовно и мировоззренчески альтернативных культурам Запада.

Такие тенденции рассматриваются в плане ответа на “все более сужающуюся специализацию и обособление как научного знания, так и образования”, попытки возвращения к “интегральному и универсальному знанию”, обеспечения возможной “конвертируемости дисциплинарного и междисциплинарного знания” с целями “проверяемости знаний на компаративной основе” и эффективного их практического применения178. В отказе от принципиального противопоставления восточной и западной социокультурных традиций и соответствующих им мировоззрений видит путь преодоления господства западного социокультурного знания о мире, человеке и обществе С.И. Григорьев179. Такой подход, по его утверждению, “дает возможность социальным наукам, формирующимся в русле неклассического (постклассического) общество знания и человековедения, преодолеть доминирование западной социологии, психологии, культурологии, педагогики, социальной философии, ввести в научный оборот богатейшие источники культуры Востока, традиции социальной мысли России как оригинального евразийского национально-государственного, культурно-национального образования”.

Через преодоление чрезмерной раздробленности, атомизации современной науки ученые-новаторы надеются прийти к целостному видению мира и органичной вписанности человека в него. К концу ХХ столетия окрепли настроения “собирать камни” научного опыта, осмысления его в культуроцентричном ракурсе.

Термин “культуроцентричность”, а наряду с ним и “культуроцентризм” – новые и только в первых приближениях истолкованы. С одной стороны, культура постепенно занимает положение основы общественного развития вместо материального производства, она выдвигается на роль важнейшего детерминанта благоустройства жизни общества. С другой стороны, актуализируется культурологическая экспертиза социальных проектов и программ, результатов их осуществления, в том числе и качества (культурности) самих научных исследований. Так, ученый считает, что “культуроцентризм в общем плане можно определить как теоретическую или практическую установку (замысел, идею), в которой на культуру возлагается роль основного средства решения некоей сверхзадачи” (Г.Н. Миненко, 2007). При этом цитируемый автор культуру и культуроцентричность трансцендирует (религиозно понимает), чем предупреждает их безосновность, а значит, по большому счету, и бессмысленность. Состояние современного мира и человека властно диктует необходимость возврата к мощным прозрениям русских мыслителей первой половины ХХ столетия, некогда по разным причинам отвергнутым.

После 1917 г. глубокой трансформации подверглись фундаментальные устои народной жизни – традиция трудовая, традиция бытовая, духовная. Для анализа изменений, происшедших в сфере русской культуры, можно эффективно использовать понятие “трансформация системообразующих оснований русской культуры”. Это понятие более узкое, чем понятие “социальная трансформация” и они могут быть приравнены к терминологической оппозиции “общее – особенное”.

Под “социальной трансформацией” понимается общественное явление, сущность которого заключается в процессе качественного изменения социума в целом или определенного социального института, сообщества. Этот процесс по целям и результатам двунаправленный: к более высокой структурной организации трансформируемого объекта или к более низкой по сравнению с исходной. Социальная трансформация содержит в себе единство стихийно развивающегося и целенаправленного воздействия на содержание и динамику процесса. В настоящее время в научный оборот введены многочисленные и разнообразные источники, свидетельствующие о не обязательно прогрессивной целенаправленности социальной трансформации.

Трансформации в социокультурных институтах определенно самые сложные и по последствиям своим многозначны и труднопредсказуемы для современников и еще более – для потомков. Здесь часто самые благонамеренные замыслы могут быть в значительной мере нейтрализованы непредвиденными обстоятельствами или даже привести к обратным результатам. Сцепленность, органическая взаимозависимость феноменов культуры как живого организма требует особой тонкости предваряющего культурологического дискурса и управленческих решений, духовно-нравственной их обоснованности. Сам процесс социальной трансформации непостоянен по содержанию и темпам развития, в нем ожидаемые качества прирастают неожиданными.

В плане изучения трансформационных процессов в социокультурных институтах в начале и конце советского периода истории России имеют весьма важное значение труды А.Н. Данилова, А.А. Зиновьева, С.Г. Кара-Мурзы, И.Р. Шафаревича, Н.Н. Моисеева, Г.В. Осипова, О.А. Платонова, А.С. Панарина, И.Я. Фроянова, Н.Ф. Наумовой, Е.М. Бабосова, В.И. Пантина, И.В. Кондакова, И.Г. Яковенко, Л.Л. Штудена и др. В работах этих авторов анализируются конструктивные и еще более деструктивные процессы в русской истории XX в.

Трансформации конструктивные опираются на традиционные национальные ценности и производят усовершенствования и новые качества. При этом традиция понимается не как некая застывшая, не способная к прогрессивным изменениям данность. Напротив, традиция в обычных условиях национального бытия продлевается в будущее изменениями своих форм, новизной. При относительно “мягком” развитии истории традиционные ценности устойчивы к влияниям времени и в течение жизни одного – двух поколений изменения в них незаметны.

Трансформации деструктивные ищут опоры в несоприродных ценностях и разрушают систему национальной культуры. Они протекают с большим напряжением и в высоком темпе и даже взрывообразно и нацелены на приживление чуждого. Трансформации конструктивные – не восстание, когда “сегодня рано”, а “завтра поздно”, не “стахановское движение”, наконец, не слом системы, но усовершенствование, национальная созидательная стратегия, большие или меньшие темп и напряжение которой задают вызовы времени.

Трансформация российской государственности, общества и русской культуры в ХХ в. была, используя оценку А.С. Панарина, “торжеством прометеевой воли новоевропейского человека, выдвинувшего программу тотального овладения миром”.

Большевистская трансформация русской культуры не могла завершиться в 1920-е гг. и, медленно снижая темпы, продлилась в 1930-е. Но процесс уже был неровен, со сбоями, с непоследовательными и частичными попятными движениями.

Из русской культуры будут выветриваться национальные начала, но она продолжала существовать, ибо обладала, как тип, мощным потенциалом жизненных сил. И это несмотря на активнейшее “культурное строительство”, противопоставленное естественному органическому развитию национальной культуры. Почти все жизнеспособное в “советской культуре” было в разной мере отступлением от проектов “культурной революции” к основам национальной культуры, к ее традиционным ценностям и добродетелям русского человека. Так, после разрушительных процессов 1920-х гг. постепенно и в превращенном виде возвращались существенные элементы христианского воззрения на труд, воспитание, семью (возвышалась супружеская верность, детям вновь стали прививать уважение к родителям), проявляется тенденция воспитания “социалистического патриотизма”.

А.С. Панарин отмечает, что “организаторы нового строя так и не нашли настоящего признания и прибежища ни в нашей культурной традиции, ни в сознании народа”180. Заданная советским образованием и всей культурной работой неглубокая историческая память россиян стала основной причиной рецидивирующей социальной трансформации в 1990-е гг.

Современная русская культура, ослабленная в большевистском трансформационном процессе, может не выдержать возвратного деструктивного инновационного шторма. В определенные поры не всякая и положительная новизна благо. Мера и сообразие традиции и новаторства всегда придают культуре динамическую устойчивость. Состояние культуры на каждый момент истории диктует адекватные их соотношения.

Сегодня для русской культуры более важна консервативно-охранительная активность национально мыслящего образованного слоя общества, защитная, сберегающая, восстановительная и даже (в части дел) запретительная. Необходима реанимация русской культуры, живущей с “вынутой душой”, очищение ее от коррозирующих “прививок” и поранений советской эпохи, а также адаптация сохранившихся национальных традиционных ценностей к современным условиям. Для исследования трансформаций в русской культуре в XX в. в первую очередь заслуживают внимания такие системообразующие основания как язык, семья, религия, образование. Разумеется, это не полный перечень “оснований”, но в него включены наиболее показательные, такие, которые дают возможность прийти к принципиально важным выводам.

Язык – универсальная, всепроникающая, энергетийная ценность, “ключ” культуры, ценность, обеспечивающая аккумуляцию мыслей и жизненных сил культуры. Забота о такой фундаментальной ценности особенно важна в наше время, когда американизированный английский язык претендует на роль единственного глобального языка.

Русский язык через школу и СМИ трансформируется в направлении полной утраты среднего и высшего стилей, то есть к неспособности выражать государственные и общественные идеи, раздумья о человеке, Боге и вечном. Энергетийность языка тем выше, чем выше выражаемая им мысль. “Слово космично в своем естестве, – пишет русский философ, – ибо принадлежит не сознанию только, где оно вспыхивает, но бытию, и человек есть мировая арена, микрокосм, ибо в нем и через него звучит мир… В словах содержится энергия мира”181. В них энергия культуры.

Семья тоже важнейшее из оснований. Это – полифункциональное единство, она задает тон культуре, служит “первичным лоном культуры”.

Семья – первый и священный союз, от него подъем к великим формам единения – Родине и государству.

Семья – своего рода геном, семя общества и государства, ее разрушение – главный показатель духовно-нравственного кризиса народа и наклонности его к гибели. Образование производит и воспроизводит культуру, религия формирует духовно-нравственный облик культуры, ведет ее, сообщает ей высшее назначение.

Против животворящей роли Православия в культуре борются внешние силы и внутренние их сторонники. Их смущает “парадокс, который задается Православием, как одной из ее религиозных основ, которая упорно отказывалась продуцировать светскую культуру и во все времена оставалась враждебной ей”182. Это авторский “парадокс” и смысл его в реабилитации «”освежающего” действия на Русскую Православную Церковь советской трансформации и произведенной ею на свет культуры». Содержание этого “освежения” сегодня раскрыто в целом ряде исследований, текстов-мартирологов.

Первичный этап трансформации системообразующих оснований русской культуры сориентирован на понижение энергетийного напряжения культурных ценностей, входящих в то или иное институциональное единство. Высшее таким образом опускается до средних значений, среднее – до низших. Это есть условие обесточивающей унификации. Унификация – не последняя цель трансформации, она служит стартовой площадкой для заключительной и последней цели – виртуализации культуры, подменой ее энергонесущих ценностей видимостями, мнимостями. Это уже роковая фаза – экспроприация культуры, как некоего национально-особенного окна в мир – внешний и внутренний. Человек обречен “слепнуть” и “глохнуть”, терять и минимум жизненных сил. В видимостях и мнимостях нет энергетийности, любое же зрительное или слуховое впечатление есть энергия. Мнимости и видимости дают для прозревания и прослушивания мира столько же энергии, сколько бумажные цветы или пение под “машину” – фонограмму.

Содержание постсоветской унификации русской культуры вполне определенно – американизация, хотя ее цель не столь очевидна. Идеологические стереотипы иногда дезориентируют, и национально мыслящих деятелей. И они невольно смягчают суть современной американизации, когда сводят ее, как это делает главный редактор пилотного номера “Русского журнала” (ноябрь 2006), к жизни “американской мечтой”, возносящей бизнес, успех, богатство и честолюбие на алтарь высших жизненных ценностей. Позиция автора ясна – это все не для русских. Но этого мало. Суть деструктивной трансформации русской культуры в 1990-е гг. (принципиального аналога трансформации 1920-х гг.) не сама по себе ее американизация, но “выселение” русского человека из национального культурного космоса, что обрекает его на полную “бездомность” и беззащитность.

Необходимо воспрепятствовать расшатыванию и без того невысокого национального самосознания методом “забрасывания” в социально-психологическую сферу фраз-символов наподобие “иного не дано”, “современный мир – однополюсный”, “Запад – образец для России и мира” и т. п. Происшедшее неокончательно, “иное дано”, т.е. возможно.

Для обеспечения устойчивости русской культуры чрезвычайно важно и другое: тенденция ее возрождения очевидна и набирает силу. Действуют русские гимназии, лицеи, школы, клубы, союзы, объединения, движения; в каждом регионе есть русские и другие славянские культурные центры, центры русского фольклора и этнографии. Есть русские издания и еще многое другое. Однако их деятельность еще глубоко не концептуализирована в плане соответствия реальной обстановке в стране и мире. Разобщенное, узкоспециализированное существование «точек» возрождения и роста русской культуры заметно снижают эффективность их деятельности. И самое главное условие укрепления устойчивости современной русской культуры – это ускорение процесса формирования новой национальной элиты.

Что в главном есть “новая элита”? Первое. Это не какой-то новый привилегированный слой. Это люди, способные взять на себя тяжкое бремя служения своему народу и национальной культуре. Это люди, преодолевшие в себе беспочвенные, интернационалистские миросозерцание и психологию и возродившие в себе отеческую духовность и национальное чувство, единственно способные подвигнуть человека на сознательное жертвенное служение России.

Оспаривать усиление возрожденческих тенденций невозможно. Однако сегодня, может быть больше, чем когда-либо нужна внимательность и проницательность к деятельности “новобранцев” патриотизма. Известный ученый и общественный деятель И.Р. Шафаревич подчеркивает, что в советскую эпоху и, что на первый взгляд странно, в постсоветское десятилетие поощрялось уничижение русской истории и самого духовного типа русского человека. “А в самые последние годы произошла трансформация, может быть, самая разрушительная для национального самосознания русских: большая часть прессы и фактически все политические деятели… объявили себя рьяными русскими патриотами”183. Это – своеобразное доказательство реальности отмеченных тенденций. “Не всякому духу верьте” – по-прежнему актуален древний завет [1 Ин. IV, I ].

Оценки и интерпретации состояния русской культуры начала конца XX – начало XXI в. имеют необычайно широкий спектр: от умиротворяющих, сдержанно-апологетических, безоглядно-восторженных, до острокритических и протестных. Такие контрасты неизбежны в периоды слома привычных форм жизни. Выраженная разобщенность образованного слоя общества, высокий “градус” противоречий, лавина трансформационных проектов для всех социокультурных институтов, видимо, нескоро будут исчерпаны. Показательным в этом плане может послужить объемный (751 с.) коллективный труд под редакцией известного культуролога И.В. Кондакова184. Авторы этого труда, из всего видно, подводят итог теоретических поисков и практических решений двадцатилетнего периода перестройки и реформ, предлагают свои проекты модернизации общества и культуры, в том числе и самые радикальные шоковые. Представляется излишне скромным заключение авторов о состоянии современной российской культуры: Ничего более определенного и конкретного про российскую социокультурную современность, кроме того, что это уже не советская реальность, что она складывается после тоталитарного периода отечественной истории, мы пока сказать не можем185. Квалифицируя положение в стране как “социокультурный хаос”, авторы безусловно, владеют огромным множеством доказательств.

Культура сегодня во многом не выполняет своей фундаментальной функции объединения общества, определения вектора – куда обществу двигаться дальше. Новый культурный облик, идеал в исключительно сложном процессе формирования. И каким он будет – это область социального прогнозирования, кстати, принесшего нам немало разочарований в ХХ в.

Литература:

1. Жизненные силы русской культуры: пути возрождения в России начала XXI. М., 2003.

2. Компаративистика: альманах сравнительных социогуманитарных исследований. СПб., 2001.

3. Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2003.

4. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб., 1998.

5. Поколение в социокультурном контексте ХХ века. М., 2005.

6. Шафаревич И.Р. Русский народ в битве цивилизаций. М., 2003.

7. Современные трансформации российской культуры. М., 2005.


ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 1


О.Б. Огородова

Проблемы становления среднего класса как социально-политического субъекта в современной России


В 1990-е гг. в России были широко распространены дискуссии о том, существует ли в нашей стране средний класс. Сейчас, по прошествии более 15 лет экономических и политических реформ, существование среднего класса уже не вызывает сомнений. В настоящее время активно ведутся различные исследования численности, характеристик и социальной роли среднего класса.

На средний класс возлагаются надежды как на возможный субъект демократических преобразований, как на социальный слой, который своими ценностями и поведением будет способствовать развитию гражданского контроля, горизонтальных связей, соблюдению правовых норм и т.д., т.е. активно участвовать в становлении гражданского общества. Однако трудно ожидать, что за такой короткий, в исторической перспективе, период реформ у нас появится полноценный средний класс и гражданское общество, в том виде, в каком они сформировались в западных странах с долгой историей демократического развития.

Из традиционно выделяемых двух подгрупп в структуре среднего класса – служащих и независимых предпринимателей – слой малых предпринимателей является наиболее заинтересованным в демократических преобразованиях, поскольку именно ему особенно важны гарантии частной собственности, соблюдение законодательства, поддерживающего рыночную экономику и свободу деятельности.

Однако у российского среднего класса есть ряд проблем, которые на данном этапе его развития не позволяют ему стать полноценным субъектом демократизации. Одна из них – его малочисленность. В конце 1990-х – первой половине 2000-х гг. к среднему классу относили до 20% населения России186, в 2006 – 14% всего населения России и 20-22% экономически активного городского населения187. При этом некоторые ученые признают, что если для выделения среднего класса применять критерии, наиболее полно соответствующие западному среднему классу, то он составит в России не более 7% населения страны (так называемое “ядро” среднего класса)188.

Другая проблема – особенности структуры среднего класса. Половину среднего класса составляют госслужащие, чиновники различных уровней (54%)189, что влечет за собой преобладание особой культуры, для которой характерна поддержка сложившихся неформальных правил взаимодействия государства и общества. Доля малых предпринимателей невелика: в начале 2000-х гг. около 10% среднего класса составляли малые предприниматели190, причем наблюдается динамика сокращения этого слоя, в 2006 г. он уже составлял 6% среднего класса191.

Структура российского среднего класса накладывает отпечаток на его политические предпочтения: так, лишь 12% городского среднего класса разделяют либеральные идеи, а 53% вообще не являются сторонниками никакого идейно-политического течения192. При отсутствии авторитетных демократических сил, способных представлять интересы среднего класса, его представители голосуют за центристские, а на самом деле, прогосударственные политические силы (до 40% тех, кто готов участвовать в выборах, отдали бы свой голос “Единой России”)193, или же вообще предпочитают неучастие.

Особенностью политической культуры среднего класса является высокий уровень правового нигилизма, “подпитываемый” коррумпированностью государственного аппарата. Значительная часть среднего класса (41%) считает, что законы надо соблюдать, только если это делают представители власти194, а если обратиться к мнению предпринимателей, то 41% из них заявляет, что решение проблем с помощью взяточничества широко распространено в их регионе195.

Малый бизнес остается наиболее активным агентом влияния среднего класса. О становлении предпринимательства как социально-политического субъекта свидетельствует деятельность различных организаций предпринимателей, созданных для решения как деловых, так и политических вопросов (например, общественное движение малого и среднего бизнеса “ОПОРА России”, множество отраслевых и региональных союзов и некоммерческих объединений предпринимателей). Одной из функций таких организаций является осуществление лоббистской деятельности в органах власти, однако в настоящее время наиболее влиятельными позициями в законодательных органах обладают лоббистские структуры, представляющие интересы крупных промышленных, сырьевых и финансовых объединений.

Несмотря на наличие объединений предпринимателей, представляющих интересы малого бизнеса, контактов между властью и малым бизнесом на институциональном уровне недостаточно. Из всех способов взаимодействия с государственными и муниципальными властями наиболее распространены личные контакты с представителями власти. Об этом заявляет 18% городского среднего класса196 и 61% малых предпринимателей197. Однако широкая вовлеченность в теневые практики не позволяет малому бизнесу и среднему классу в целом стать полноценным партнером в отношениях с властью.

Внешние условия и уровень развития самого среднего класса не дают ему существенных возможностей для влияния на политический процесс современной России. Средний класс остается пока довольно инертным социальным слоем. Для более активной роли ему не хватает численности и политических ресурсов.

Литература:
  1. Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / Под ред. Т. Малеевой. М., 2003.
  2. Заславская Т.И., Громова Р.Г. К вопросу о “среднем классе” российского общества // Мир России. 1998. № 4.
  3. Городской средний класс в современной России. Аналитический доклад / Под. общ. ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М., 2006.
  4. Малева Т. Что такое средний класс в современной России? // ссылка скрыта
  5. Условия и факторы развития малого предпринимательства в регионах России. Отчет по результатам исследования. “ОПОРА России”. М., 2006.