Geum.ru

От волюнтаризма к экзистенциализму (компаративистский анализ) оглавление введение. Раздел первый

Вид материалаДокументы

Содержание


Получается, что Г. Зиммель конкретизировав многое из допущений А. Бергсона, обрек себя на конструктивную критику с позиций совре
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
§7. Культура как форма жизни в философии Георга Зиммеля.


После определения в концепции философии жизни А. Бергсона «центра сотворения» как «непрерывного потока», многие исследователи, не ставя под сомнение открытие Бергсона, начали экстраполировать данное понимание первооснов жизни в другие области гуманитарного знания. В концепциях философии жизни последовавших за концепцией А. Бергсона, наметилась тенденция своеобразной интеграции концепций гуманитарных дисциплин на основе единого основания. Этим единым основанием выступило понимание жизни как непрерывного потока. Первым, кто попытался экстраполировать данное понимание жизни в область гуманитарных дисциплин, и построить на его основе концепцию философии культуры, явился Георг Зиммель (1858-1918).

Творчество Г. Зиммеля имело широкий успех при его жизни, было забыто после его смерти и вновь стало востребованным с середины пятидесятых годов прошлого столетия. Как считает Михаэль Ландман Г. Зиммель в своем становлении прошел три этапа [297]. На первом, раннем этапе, Зиммель исходит из прагматизма, социал-дарвинизма, эволюционизма Спенсера и принципа дифференциации. На второй стадии своей деятельности Г. Зиммель приближается к юго-западному неокантианству: "Он принимает понятия ценности и культуры как сферы, лежащей по ту сторону естественной причинности, становится одним из открывших собственный ранг "атеоретических" произведений и участвует в "критике исторического разума"" [299, 529]. На третьем этапе под влиянием философии А. Бергсона Г. Зиммель становится "философом жизни" и вносит свой вклад в развитие данного направления в философии. Аспекты именно третьего этапа в творчестве Г. Зиммеля мы рассмотрим в нашем исследовании.

"Способ существования, который не ограничивает свою реальность настоящим моментом, выталкивая тем самым прошлое и будущее в ирреальное, но подлинная длительность которого реально находится по ту сторону подобного разделения, так что его прошлое действительно существует в настоящем, а настоящее в будущем, - такой способ существования мы называем жизнью" – пишет Г. Зиммель в своем исследовании "Созерцание жизни" [299, 15]. В этой формулировке жизни прослеживается прямое влияние философии А. Бергсона. Термины: "существование", "длительность", само понимание феномена жизни – все это мы встречали у А. Бергсона. "Сущностной конституцией жизни является то, что она представляет собой непрерывный поток…" – эта фраза Г. Зиммеля как будто взята из произведений А. Бергсона [299, 16]. Она подтверждает преемственность концепций А. Бергсона и Г. Зиммеля. На этот факт указывают и И. Мусский в работе «Сто великих мыслителей» [382], и авторы коллективной монографии «Критика немарксистских концепций диалектики ХХ века. Диалектика и проблема иррационального» под редакцией Ю. Давыдова [336] и др.

Но Г. Зиммеля не правильно считать апологетом А. Бергсона. Как мы покажем дальше, Г. Зиммель взяв у А. Бергсона идею непрерывности жизни, жизни как "непрерывного потока", попытался рассмотреть из нее жизнь человека. Г. Зиммеля в отличие от А. Бергсона интересовал не столько феномен жизни, сколько человеческое существование. А. Бергсон как мог полно высветлил в своей концепции феномен жизни и его аспекты. Он показал, что полное, окончательное понимание жизни не возможно, потому что для этого нужно перейти в состояние жизни – в непрерывный поток, в порыв. Только жизнь способна постичь саму себя.

Поэтому Г. Зиммеля интересовало другое: как из понимания жизни как непрерывного потока, можно познать человеческое? Г. Зиммель в своей концепции философии жизни попытался соединить до него мало кем соединяемое. На мой взгляд, Г. Зиммель, пытаясь рассмотреть человеческое исходя из феномена жизни, не то что открыл – утвердил новое пространство исследований: жизнь как пространство существования человека, как Dasеin. Г. Зиммель в чем то предшествовал и одновременно вторил представителям экзистенциальной философии и феноменологии. И это "что-то" есть распространение феномена жизни, аспектов его понимания на человеческое, на существование человека. Бергсоновская идея жизни как непрерывного потока, порыва у Г. Зиммеля легла в основу рассмотрения им всего того, что связано с человеческой деятельностью, с культурой. В своей концепции философии жизни Г. Зиммель через феномен жизни попытался объяснить существование человеческого. Понимание «человеческого» в философии жизни Г. Зиммеля еще разительным образом отличалось от понимания «существования «человеческого»» в концепциях философии жизни экзистенциалистов. Различие наглядно просматривается в результате сопоставления концепций философии жизни Зиммеля и представителей экзистенциальной философии. Этот момент частично отражен в исследованиях Г. Ионина, В. Табачковоского, А. Ермоленко и др.

У Г. Зиммеля «человеческое» проявлялось в закостеневших формах культуры. Но несмотря на это Г. Зиммель создал прецедент возможности рассмотрения «человеческого» через существование жизни. Он распространил иррациональное, релятивистское, неустойчивое из жизни не только на человеческое познание (человека как субъекта), что было уже сделано до него А. Бергсоном, но и на существование человека, на человека-как-объекта. По этому поводу Л. Ионин пишет: "Если традиционный релятивизм растворял в потоке жизни картину мира со стороны субъекта, то у Г. Зиммеля то же самое происходит со стороны объекта. Не только субъект познает внешний по отношению к нему мир в образах и категориях, выражающих его собственную духовную структуру, но и сам объект познания лишается "внежизненной" объективности, выступая только в тех категориях и формах, которые предлагает ему жизнь" [307, 50].

В концепции философии жизни Г. Зиммеля "…сущность жизни заключается в единой функции, которую я, символически и несовершенно, назвал трансцендированием себя самой. Эта функция непосредственно осуществляется как единая жизнь, и лишь потом она распадается на дуализм чувств, судеб, понятий о потоке жизни и индивидуальной замкнутой в себе форме" [299, 20]. Этим предложением Г. Зиммель создает почву для объединения важных для него и до него разделяемых сторон жизни. А именно, жизнь-как-существование и жизнь-как-индивидуальная-жизнь. По мнению Г. Зиммеля, А. Шопенгауэр в своей "воле к жизни" более близок к "безграничной непрерывности", а Ф. Ницше своей "волей к власти" – к "оформленной индивидуальности". Ни тот ни другой, как считает Зиммель, не уловили "абсолютное единство обоих моментов" [там же]. На самом деле, развивает далее свою мысль Зиммель, "жизнь имеет два взаимодополняющих определения: "более жизнь" и "более-чем-жизнь"" [там же]. Г. Зиммель раскрывает содержание понятий: "более жизнь" и "более-чем-жизнь": "Жизнь есть движение, которое в каждом ее отрезке – будь он беднейшим и ничтожнейшим в сравнении с другим – в каждое мгновение вовлекает в себя нечто иное, чтобы трансформировать его в себе. Какой бы ни была жизнь в своей абсолютности, она может существовать лишь будучи "более жизнью". <…> Стремясь к абсолютной жизни и развиваясь в этом направлении, жизнь делается "более жизнью", но она также устремлена в ничто. Подобно тому как самосохраняющаяся и притом восходящая жизнь является единым актом, таким же единым актом будет и самосохраняющаяся нисходящая жизнь" [299, 21]. Другое измерение трансценденции жизни – "более-чем-жизнь" – проявляется всюду, где проявляемся мы, как творцы. По большому счету "более-чем-жизнь" Г. Зиммеля проявляется в культуре. "Как жизнь на физиологическом уровне есть непрерывное созидание, вследствие чего жизнь – в сжатом выражении – всегда есть более-жизнь; так на уровне духа она создает нечто большее-чем-жизнь: объективное, образ, в себе значительное и значимое" [299, 76].

У Г. Зиммеля "одна только жизнь в состоянии понять жизнь". Вот почему, как считает Г. Зиммель, "…с этой точки зрения всякая объективность, предмет познания, должна быть обращена в жизнь, дабы процесс познавания, истолкованный как функция жизни, действительно был уверен в том, что перед ним совершенно проницаемый для него и сущностно родственный объект" [298, 507]. Но здесь Г. Зиммель не был оригинален. Первым в этом вопросе, и притом гораздо глубже, разобрался А. Бергсон. Жизнь как существование возможно понять только из самого существования. А понимание существования не возможно охватить интеллектом. А. Бергсон считает, что понимание существования возможно только самой жизнью, т.е. самим существованием, или же с помощью интуиции, своеобразным озарением, которое не фиксирует фрагменты существования жизни, а на мгновение озаряет само существование, поток, в его движении.

По Г. Зиммелю: "сущность жизни в том и заключается, чтобы творить из самой себя все руководящее и искупляющее, все противоречия, все победы и поражения" [298, 508].

Рассматривая единую, или абсолютную жизнь, Г. Зиммель делает ряд важных заключений. Первое, из своего понимания феномена жизни, как "более жизнь" и "более-чем-жизнь" он выводит определение духовной жизни. В "Созерцании жизни" Г. Зиммель пишет: "Самым показательным для жизни является то, что наши представления и знания, ценности и суждения в своей предметной рациональности и исторической действенности целиком выходят за пределы творческой жизни. Трансцендирование жизнью своей актуально ограниченной формы проходит на ее собственном уровне – "более жизни" – в чем заключается ее непосредственная сущность. С другой стороны, трансцендирование на уровне предметного, логически автономного содержания наделено уже не витальным смыслом, но неотделимым от него смыслом "более-чем-жизни". Он составляет сущность духовной жизни" [299, 23].

Второе важное заключение, которое Г. Зиммель делает из своего понимания единой жизни как "более жизнь" и "более-чем-жизнь", связано с формообразванием. По Г. Зиммелю: "Пока жизнь существует, ей нужна форма, но так как она является жизнью, то ей нужно нечто большее, чем форма. Такова противоречивость жизни: она находит себе прибежище только в формах и в формы не вмещается, а потому разбивает всякую ей самой воздвигнутую форму" [299, 22]. В исследовании "Конфликт современной культуры" Г. Зиммель пишет несколько иначе: "Жизнь должна или создавать формы, или развиваться в определенных формах. <…> Жизнь как бы обречена вечно воплощаться в формах, ей противоположных…" [298, 513]. Второе заключение очень важно, так как на его основе Г. Зиммель построил свою философию культуры. Если в рассмотрении Г. Зиммелем содержания феномена жизни было много не его, а заимствованно, главным образом, у А. Бергсона, а то что было его, по мнению многих исследователей творчества Г. Зиммеля, было малоубедительным, то следствия, которые Г. Зиммель вывел из содержания феномена жизни, позволили Г. Зиммелю занять достойное место среди классиков социологии, культурологи и некоторых других научных дисциплин. В частности, открытие Г. Зиммелем того, что культура является формой жизни, и рассмотрение многих аспектов культуры, как формы жизни, на чем мы остановимся ниже, заставило заговорить о Зиммеле, как о глубоком мыслителе.

Культура, как «форма жизни» – это мост от жизни как «порыва», «воли», «воли к власти» С. Кьеркегора, Ф. Ницше, В. Дильтея, А. Бергсона к Dasein, к «жизни-как-человеческому-существованию» К. Ясперса, М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра и др. Г. Зиммель указал на возможность анализа первооснов человека через существование жизни. Для него человеческое еще оставалось сущностным: устоявшимся, оформленным, поддающимся анализу. Но человеческое как форма жизни само по себе уже было не прочным. Оно пульсировало, проявляло динамичность и с трудом вкладывалось в рамки формы, формообразования. Потребовалось совсем мало времени и минимум усилий, что бы рамки формы были разорваны существованием человеческого, что бы человеческое стало тем, что было отмечено в феномене жизни А. Шопенгауэром, С. Кьеркегором, Ф. Ницше и В. Дильтеем. Выставленное на обозрение «человеческое» как форма жизни, при более близком рассмотрении оказалось существованием человеческого, подобием существования жизни. В существовании жизни и человека оказалось много сходного, хотя содержательно – это два принципиально отличных существования.

Следует отметить новаторство Г. Зиммеля в этом вопросе. У А. Бергсона, у которого Г. Зиммель многое взял для своей философской концепции, не столько сама жизнь воплощается в формах, сколько сосуществующее с ней сознание воплощает себя в формах. У А. Бергсона именно сознание является активным началом в жизни. Именно сознание есть действие, формовоплощением. На этот момент особое внимание обращает А. Штенберген [596]. На мой взгляд, связь сознания и жизни, "сознание как активное начало жизни", сознание как формообразование, в философии А. Бергсона, с современной точки зрения, являются малоубедительными, искусственно натянутыми. В этой связи показательны исследования Л. Выготского и Л. Лурия [239], Л. Леонтьева [350, 351], Ж. Пиаже [425, 426], С. Грофа [255, 256] и др., в которых сознание рассматривается с качественно иной стороны. Возможно А. Бергсон был более прав, отдавая активность не жизни, а именно сознанию. Но эта правота заметна с современного уровня развития психологии как науки. Это подтверждают исследования Л. Лурии, Л. Гримака, Л. Выготского, С. Грофа и др.

Для начала ХХ столетия, и в той формулировке, которую предложил А. Бергсон, связь жизни и сознания действительно была далека от рационального понимания. Она бала натянута, призрачна, так как Бергсон ее исследовал методами интуитивной философии. Все его объяснения для нашего поколения звучат неубедительно и поверхностно. Хотя сама связь сознания и жизни, как мы покажем далее, на самом деле существует и А. Бергсон в этом вопросе, как доказала наука спустя почти столетия, оказался полностью прав18.

Другое дело культура как форма жизни, в формулировке предложенной Г. Зиммелем. Для Г. Зиммеля активна сама жизнь. Она сама проявляет себя в формах. В этом вопросе в начале ХХ столетия Г. Зиммель был более рационален, чем А. Бергсон. Его доводы более убедительны, связка содержания жизни с наблюдаемыми формами более отточена и приближена к реальности. В разрешении этого вопроса концепция Г. Зиммеля была более прагматична и целенаправленна. Но, одновременно, своим более конкретным пониманием жизни и форм из нее образующихся, Г. Зиммель не оставил себе шансов на оправдание, на отступление от взглядов. И если с современной точки зрения, которая указывает на приоритет активности разума (сознания) над активностью жизни, взгляды А. Бергсона с натяжкой можно назвать предшествующими, определяющими для своего периода времени, то философия Г. Зиммеля в этом вопросе, оказалась менее дальновидной, граничащей, с позиции точных наук, с заблуждением. Это становится особенно наглядным в сопоставлении концепции философии жизни Зиммеля с современными концепциями организации работы сознания. Современные концепции работы сознания предложены С. Пристом в работе «Теории познания» [440]; П. Анохиным «Избранные труды. Философские аспекты теории функциональной системы» [45]; В. Казначеевым и Е. Спириным в исследовании «Космопланетарный феномен человека: Проблемы комплексного изучения» [310], частично рассмотрены в работе С. Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием» [316]; в коллективной монографии В. Крамаренко, В. Никитина и Г. Андреева «Интеллект человека» [331]; А. Братко, П. Волкова, А. Кочергина, Г. Царегородцева «Моделирование психической деятельности» [160] и др.

Получается, что Г. Зиммель конкретизировав многое из допущений А. Бергсона, обрек себя на конструктивную критику с позиций современного научного знания19. Одновременно, что следует признать, именно конкретизация Г. Зиммелем многих вопросов, о которых А. Бергсон говорил вскользь, на уровне интуиции, позволила науке, как и философии, обнаружить важные закономерности, установить истину, особенно в вопросах касающихся человеческого существования20.

Но вернемся к рассмотрению концепции философии жизни Г. Зиммеля, к культуре, как форме жизни. Для Г. Зиммеля "…культура вообще возникает там, где созданные в жизни и ради жизни категории становятся самостоятельными созидателями обладающих собственной ценностью формообразований, объективных по отношению к жизни" [299, 42]. В другой работе "Конфликт современной культуры" Г. Зиммель пишет: "Как только жизнь возвысилась над чисто животным состоянием до некоторой духовности, а дух, в свою очередь, поднялся до состояния культуры, в ней обнаружился внутренний конфликт, нарастание и разрешение которого есть путь обновления всей культуры. О культуре мы можем говорить только тогда, когда творческая стихия жизни создаст известные явления, находя в них формы своего воплощения; явления эти принимают в себя набегающие волны жизненной стихии, придавая им содержание и форму, порядок и предоставляя им известный простор …" [298, 494]. И далее Г. Зиммель раскрывает: "Если одухотворенная жизнь беспрерывно порождает подобные явления, законченные в самих себе и претендующие на длительность, более того, на вневременность, то их можно назвать формами, в которые облекается жизнь…" [там же]. Т.е. речь идет о том, что жизнь как порыв, как "непрерывный поток" практически не видима в своем существовании. Но она есть, присутствует в мире через формы, в которых проявляет себя, в которых заявляет о себе. У жизни Г. Зиммеля нет посредников в формообразовании. В отличии от А. Бергсона у Г. Зиммеля жизнь сама образует формы, не прибегая ни к каким иным посредникам. И эти формы – фиксированные сущности существующей жизни. Эти формы есть ни что иное, как закостеневшая жизнь, ее фрагмент, который если по Бергсону, может понять интеллект. "Но сама жизнь стремится неустанно вперед, и в своем беспокойном ритме, в каждом новом содержании созданных ею форм она вступает в контраст с постоянством бытия этого содержания и его претензий на вневременность. Жизненные силы то в медленном, то в ускоренном темпе разрушают каждое осуществленное культурное явление" [298, 495]. Если А. Бергсон рассматривал больше вопрос первооснов жизни, ее познания, лишь косвенно затронув аспекты ее проявления, то Г. Зиммель наоборот о познании жизни говорил мало. Поле его исследования – проявления жизни, причем проявления больше в плане человеческого существования, или если в терминологии Г. Зиммеля в плане "более-чем-жизни". И вот в этом плане жизнь проявляет себя в формах культуры.

В исследовании "Зиммель как диагност времени" Ю. Хабермас указывает, что в понятие "культура" Г. Зиммель вводит "…как объективации, в которые отчуждает себя возникающая в субъективности жизнь, следовательно, объективный дух, так и наоборот, формирование души, восходящей от природы к культуре, следовательно, образование субъективного духа" [299, 543]. В "Кризисе культуры" Г. Зиммель пишет: "Я понимаю под культурой то совершенство души, которого она достигает не непосредственно сама <…>, а обходным путем через образования духовно-исторической деятельности рода: путь субъективного духа в культуру идет через науку и формы жизни, через искусство и государство, профессию и знание мира, путь, на котором он возвращается к самому себе, но достигшим большей высоты совершенства" [298, 489]. Очень важно в философии Г. Зиммеля различение "духа" и "души". "Дух – пишет Г. Зиммель, - есть объективное содержание того, что осознается душой в ее жизненном функционировании; душа же – это та форма, которую дух, т.е. понятийное содержание мышления, принимает за нашу субъективность" [307, 99]. Т.е., как замечает Л. Ионин, духовное содержание в философии Г. Зиммеля "как бы расчленяется в пространстве нашего существования, а лишь душа собирает его в некоторое единство приблизительно так же, как неорганическая материя сплачивается в единство живого организма" [там же]. Отсюда, взаимодействие объективной и субъективной культуры, по Г. Зиммелю, есть соотношение объективного и субъективного духа. "Отставание и относительное обеднение субъективной культуры выступает, следовательно, результатом неспособности индивидуального сознания охватить и усвоить богатство накопленных в культуре интеллектуальных содержаний. Объективная культура таким образом оказывается противостоящей субъективной" – заключает Л. Ионин в своем исследовании творчества Г. Зиммеля. А сам Г. Зиммель в исследовании "Кризис культуры" пишет, что трагедия культуры заключается в "…отставании совершенствования людей от усовершенствования вещей" [298, 491]. По Г. Зиммелю: "развитие субъектов идет через развитие мира объектов, поскольку последний способен к безграничному совершенствованию, ускорению и распространению, тогда как способность субъектов неизбежно остается односторонней и ограниченной" [там же]. Противопоставляя объективную и субъективную культуру Г. Зиммель отдает предпочтение первой, ставя в зависимость к ней культуру субъективную. Мало того, Г. Зиммель прямо указывает, что смысл субъективной культуры только и состоит в "совершенствовании всех объектов". Напрашивается параллель с бергсоновским сознанием, вносящим активность в течение жизни.

У Г. Зиммеля культура – это не только формы человеческого существования. Культура у Г. Зиммеля – это "объективные образования, в которых нашла свое выражение творческая жизнь…" [298, 490]. Именно поэтому у Г. Зиммеля мы встречаем и культуру вещей, в которые превращаются многие "отжившие" творения творческой жизни.

А. Ионин указывает, что в концепции философии жизни Г. Зиммеля культура, возвысившаяся над жизнью, "обретает собственную динамику, собственные относительно автономные закономерности и логику развития, но при этом будучи оторванной от жизненной стихии, все более и более лишается жизненного содержания, превращается в пустую форму, в чистую "логику", не способную содержать в себе бесконечное многообразие развивающихся жизненных импульсов" [307, 78]. Оторванная от жизненного содержания культура, как форма, все более закостеневает, превращается в вещь. Со временем из нее выходят все жизненные силы, все наполняющее ее от жизни, с нею связанное. Она становится рудиментом, своеобразным аппендиксом, который до поры до времени не мешает, паразитирует, но со временем, становится в оппозицию к потоку жизни, чуждым для нее, иногда даже враждебным. Культурная форма воплощая в себе момент постоянства, консерватизма, вступает в противоречие с непрерывным потоком жизни, с ее динамикой, постоянной новизной. "Как абстрактное выражение, определяющее всю реальную волевую линию, все это есть борьба жизни за свою самость, за самостоятельность своего бытия. Жизнь во всем, что она выражает, стремится выразить только самое себя и потому разрушает всякую форму, навязываемую ей другой действительностью во имя этой действительности или каким-нибудь законом во имя этого закона" [298, 502]. Трагедия жизни, заключается в том, что жизнь, по Г. Зиммелю, может выразить себя только в культуре. Но это выражение есть лишь мгновение. Проявив себя в культуре жизнь обречена на медленную, но верную гибель под натиском новых форм, новых культур, более актуальных, более "жизненных". Г. Зиммель аргументирует свою мысль многочисленными примерами из истории. Этому положению в своей концепции Г. Зиммель уделяет достаточно много внимания.

Одновременно, Г. Зиммель указывает и на трагедию культуры. В концепции философии жизни Г. Зиммеля культура не в состоянии полностью выразить жизнь, охватить ее в потоке, в непрерывном движении. Культура – это лишь фрагмент жизни, и как любой фрагмент, со временем он теряет свою актуальность и превращается или в вещь, или в своеобразный фетиш, идол, которому преклоняются поколения. Таковы Венера Милосская, Мадонна Рафаэля и др., которые уже далеки от реальной жизни, но которые благодаря тому первичному охвату жизни, той выразительности формы, в которую та, прошлая жизнь была воплощена, остались в истории как своеобразные идолы, "божки", лишенные жизни, далекие от нее, но поражающие своей монументальностью, совершенством, гениальностью воплощения. По этому поводу Г. Зиммель пишет: "Великий художник в период своего полного завершения так безраздельно выражает самого себя, что его произведения в смысле формы дают только то, что само по себе заключено в чистом потоке его жизни. Самая форма теряет свое автономное право по отношению к нему" [298, 502]. Зиммель считает, что классическое произведение больше, чем форма. Оно "вообще подчинено чему-то иному, более объемлющему, идущему от другого измерения" [298, 503].

В своей концепции философии жизни Г. Зиммель установил схему взаимоотношений культуры и жизни. Согласно его философии культуры, конфликт жизни и культуры, достигнув определенной степени остроты, снимается и заменяется другим по форме конфликтом, содержание которого остается прежним. А именно: жизнь стремится выразить себя в культуре. В свою очередь, культура, объективируясь, становясь вещью, тормозит дальнейшее проявление в ней жизни. В результате, новое содержание жизни выражается в новой культурной форме, которая со временем "застывая", снова тормозит воплощение в ней новых жизненных импульсов. Развертывается тот же самый конфликт.

Л. Ионин считает, что философия культуры Зиммеля и есть его философия жизни. "Процесс бесконечного становления жизни тождественен диалектике развития и смерти культурных форм" – пишет Л. Ионин в исследовании "Георг Зиммель – социолог" [307, 79]. Л. Ионин выделяет три важных момента в философии культуры Зиммеля. Первый момент противопоставляет взгляды Г. Зиммеля Гегелю. В отличие от Гегеля Зиммель считал, что источником развития культуры является не саморазвитие объективного духа, а пульсация жизненной стихии, которую нельзя понять рационально. В жизненной стихии Г. Зиммель видел не просто витальность, порыв, непознаваемое рационально движение, а и творчество человека, его духовное усилие. Второй момент, выделяемый Л. Иониным в философии Г. Зиммеля, связан с тем, что творчество, воплотившееся в определенном конечном продукте, в форме культуры, сразу переходит в сферу отчужденного бытия. Фиксируясь, оно уже не есть жизнь, а лишь ее фрагмент, кадр ее непрерывного потока. Объективная культура у Г. Зиммеля тождественна объективному духу. Последний, как пишет Л. Ионин "замкнут в собственных, наперед заданных формах и по мере изменения содержания жизненных импульсов все более и более утрачивает соответствие стихии жизни, его породившей" [307, 83]. И третий момент, важный в философии Г. Зиммеля: ответ на вопрос о причине гибели культур. По Г. Зиммелю, расхождение жизненных содержаний, в связи с потоком жизни и культурных форм, как зафиксированных фрагментов потока жизни, претендующих охватить содержание этого потока, приводят в конечном счете к конфликту и гибели культуры. Культура, которая не способна вместить в себя изменяющееся содержание жизни обречена на гибель. Такова неизбежная судьба каждой культуры, согласно философии Г. Зиммеля: "…жизненная стихия, беспокойная в своем вечном движении, ведет постоянную борьбу с продуктами собственной деятельности, отверделыми ее остатками, противящимися ее напору. Но так как ее внешнее бытие может осуществляться лишь в определенных формах, то весь процесс представляется нашему сознанию как процесс зримого вытеснения старых форм новыми" [298, 495].

Связанное с идеей культуры переосмысление бытия находит свое емкое выражение в принципиально ином сопряжении бытия с небытием, в учете и раскрытии онтологической значимости феномена смертности человека, в выведении мировоззренческих следствий из факта конечности и личностной определенности человеческого бытия. Вытекающая из идеи культуры необходимость обоснования бытия в его достоинстве для человека приводит к выводу, что человек представляет собой бытие, для которого открыто небытие, в котором небытие присутствует как нечто реальное. Человек существует всегда на грани небытия. И не только в некотором конечном смысле, т.е. в постоянной возможности своей собственной смерти. Небытие присутствует в процессе существования более универсальным образом в виде всегда возможной утраты человеком достоинства собственного бытия, в виде негарантированности жизни в ее полноценности и желаемой полноте, в виде необходимости собственным жизненным процессом «обретать» и «находить» себя, никогда не будучи совершенно уверенным в достижимости такого обретения и не имея окончательно проясненного образа того, в чем это достижение состоит. Культурные абсолюты и становятся нужны человеку, и вырабатываются им как удержание на этой грани небытия, обоснование и упрочение собственного существования, по самой природе своей постоянно стоящего под вопросом.

Продолжая начатое В. Дильтеем Г. Зиммель безоговорочно утверждал, что жизнь должна пониматься исключительно исторически. Только в этом случае, по Г. Зиммелю, развитие культуры обретает смысл и цель.

Таким образом, в концепции философии жизни Г. Зиммеля мы можем выделить два важных, на наш взгляд, момента. Первый: в своей концепции Г. Зиммель пытается развить понимание первооснов жизни, опираясь на отдельные аспекты концепции философии жизни А. Бергсона. В этом плане, как отмечают многие исследователи творчества Г. Зиммеля, в частности, Л. Ионин, А. Михайлов, Н. Плотников и др., Зиммелю не удалось достичь определенных значимых результатов. Второй момент: в своей концепции Г. Зиммель попытался экстраполировать первооснову жизни (по А. Бергсону «центр сотворения как жизненный порыв») на повседневную жизнь, на систематизацию культуры человечества. И в этом плане, как свидетельствуют авторы коллективной монографии «Культура. Ідеологія. Особистість: Методолого-світоглядний аналіз” В. Андрущенко, Л. Губерський, М. Губерський, М. Михальченко, Г. Зиммель достиг определенных успехов [338]. Философия культуры Г. Зиммеля заняла достойное место в истории философии.