Д. А. Леонтьев (отв редактор), Е. С. Мазур, А. И. Сосланд

Вид материалаДокументы
Г. Похмелкина (Москва)
Экзистенциальные перспективы психологической теории
Я – Другой
Я как self в отношении Я как I
Обособление «Ты» от «Я»
Обособление «Я» от «Ты»
Слияние «Я» с «Оно» –
Я предстает как единое и целое
Анализ процессов обособления и слияния
Анализ субмодальностей Я
Анализ взаимодействий субмодальностей Я
Анализ баланса процессов обособления и слияния
Анализ обновленного целостного Я
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Г. Похмелкина (Москва)



Понятия ценность и духовное в экзистенциальном анализе и

логотерапии В.Франкла - А.Лэнгле.


В Россию Экзистенциальный анализ и логотерапия как метод психотерапии приходит через четырехлетнее образование психотерапевтов в группе из 30 человек, которую ведет лидер направления Алфрид Лэнгле, президент международного общества логотерапии и экзистенциального анализа, вместе с коллегами из Вены Клаудией Клун и Дорис Фишер-Данцингер. Основы и развитие метода, данного его ответвления описаны в статье А. Лэнгле «Экзистенциальный анализ: найти согласие с жизнью» (см. МПЖ, выпуск 2001 года, в печати). Исследовательский интерес представляет попытка вживления метода, чье принятие связано с принятием глубинных оснований, иных представлений о духовности, нежели это бытует в русском языке и в русской культуре.


Экзистенциальный анализ и логотерапия трактует «духовное» в человеке, во-первых, в его более широком ракурсе и тогда вписывает религиозное представление о духовном в общий план духовной человеческой сущности; во-вторых, рассматривает духовное измерение человека в объеме человеческой сущности, как одно из трех измерений (соматическое и психическое измерения являются двумя другими). Оно специфично для человека, соответствует природе человека. При этом устремленность человека к смыслу (смысл – одно из содержаний духовного измерения человека с точки зрения философии этого метода) рассматривается как базовая, ведущая потребность. Духовное измерение наполняется содержанием ценностей человека, смыслом жизни, смыслами ситуации и смыслами активности. Духовное человека обретает действенность за счет возможности Person (персона – инстанция духовного измерения человека) к самодистанцированию и самотрансцендентности, предполагает позицию по отношению к собственному телесному и психическому. При этом в качестве цели экзистенциальный анализ рассматривает создание для пациента/клиента/консультируемого условий и возможностей для духовно-эмоционального свободного проживания и переживания, аутентичной позиции (согласие с самим собой) и наполненное личной (персональной) ответственностью обхождение с собой и миром.


Являясь феноменолологической персональной психотерапией, экзистенциальный анализ развивает феноменологическую герменевтику (в отличие от интерпретирующей герменевтики психоанализа). Методы работы, которые описаны в работах авторов экзистенциального анализа и логотерапии, и которые разработаны на базе трехмерной концепции человека, предполагают акцент на духовной свободе, способности к самотранцендентности и самодистанцированию, осмыслению ценностей и нахождение смыла(ов). Категории «ценность» в этом методе работы с человеком придается одно из ключевых значений (см. Längle A. Wertberührung./Wertbegegnung. Phhänomene und methodische Zugänge- - Tagungsbericht Nr.1 und 2 der GLE, Wien, 1993).


Логотерапия и экзистенциальный анализ исходят из тезиса о том, что любое осмысленное построение жизни непременно связано с нахождением и реализацией ценностей. “Мы исполняем смысл бытия - наполняем наше бытиё смыслом - через реализацию ценностей” (Frankl V. Der leidende Mensch. Antropologische Grundlagen der Psychotherapie. Bern 1984, стр. 202). В соответствии с экзистенциальным анализом человеческие действия и переживания всегда направлены на объекты, к которым человек стремится в связи с их ценностью, когда речь идёт о реализации чего-либо творческого, достойного того, чтобы быть пережитым (Frankl V., Ärztliche Seelsorge. Wien, 1982, стр. 59). В противостоянии неотвратимому горю в мире, где присутствует дефицит ценностей, где ничто не переживается как ценность и где не может быть создано ничего ценного, человек остаётся с единственной ценностью: с ценностью своего бытия Person. Таким образом, при реализации ценностей отношений (Frankl, там же, стр. 61) человек более не обращает внимания (в виде исключения) на мир само-трансцендентно, он отослан к самому себе. И это тоже должен мочь человек: чувствовать себя самого в своей ценности. В противном случае существует опасность, что он может впасть в отчаяние, потому что боль закрывает для него мир. И он может погрузиться в одиночество. Так же важно ощущать себя в своей ценности и тогда, когда не испытываешь страданий. В противном случае человек был бы совсем не способен воспринимать ценности отношений и творческие ценности окружающего мира.


Вследствие этого условием для любой логотерапевтической деятельности и основополагающим моментом для работы в рамках экзистенциального анализа является познание, распознавание и переживание ценностей. Без осознания ценностей невозможно принятие решений. Если быть человеком означает “решающее Быть” (Ясперс), то ценности являются его основой. Если наполненное смыслом формирование жизни осуществляется благодаря принятию решений и действиям, тогда ступенью, предшествовавшей этому, было осмысление ценности. (Ср. метод осмысления смысла, Längle A. Wende ins Existentielle. Die Methode der Sinnerfassung. In Längle A. (Hrsg) Entscheidung zum Sein. Mьnchen: Peper, 1988. Стр. 47 - 63).

Трудности, которые связаны с осознанием ценностей, часто являются причиной психических страданий (Lдngle A. Wertberьhrung./Wertbegegnung. Phhänomene und methodische Zugänge- - Tagungsbericht Nr.1 und 2 der GLE, Wien, 1993. Стр. 23) . В этой связи одна из важных задач экзистенциально-аналитической психотерапии - пробудить чувствование ценностей и развивать его. Может быть достаточно одной простой консультации с указанием на ценности и приведением аргументов в их пользу. В отличие от логотерапии экзистенц-аналитическая психотерапевтическая работа, которая необходима при более выраженной блокаде ценностей, требует в качестве обязательного инструментария определённых знаний и методических приёмов в отношении восприятия ценностей. Для ее обеспечения А.Лэнгле опирается на концепцию четырех фундаментальных мотиваций (См. МПЖ, выпуск 2001, в печати)


В.В.Летуновский (Москва)


Экзистенциальный анализ. Перспективы применения в психологической практике


Данные тезисы представляют собой результат осмысления наиболее известных европейских версий экзистенциального анализа: экзистенциональный психоанализ Жана Поля Сартра, Dasein-анализ Людвига Бинсвангера и Медарда Босса и «экзистенциальный анализ с точки зрения духовной экзистенции» Виктора Франкла. Кроме того, в ходе исследования рассматривались подходы к данной проблематике Карла Ясперса, а также малоизвестного немецкого экзистенциального психолога Калфрида Дюркхайма. Анализ методологии, заложенной в основу этих походов, сравнивался с методологическими и философскими позициями таких видных мыслителей как Габриэль Марсель, Мартин Хайдеггер, Эдмунд Гуссерль, Пауль Тиллих, Мераб Константинович Мамардашвили, Сергей Леонидович Рубинштейн и др.

Проведенное исследование позволило выделить несколько направлений в понимании экзистенциального анализа. Попытка осмыслить сущность человеческой экзистенции разводит исследователей, прежде всего, на две противоположных позиции: онтоцентричную и антропопоцентричную. Примером антропоцентричной позиции могут служить работы Сартра, онтоцентричной: Медарда Босса, Франкла и Дюркхайма. О позициях Бинсвангера и Ясперса можно говорить как о промежуточных. Онтоцентричное направление также неоднородно, и в нем выделяется еще одна оппозиция: с одной стороны М.Босс, с другой – Дюркхайм и Франкл. У Франкла и Дюркхайма в отличие от Босса более ярко выражено присутствие ценностного аспекта.

Антропоценричная позиция (Сартр, Камю) приводит к абсолютной безосновности человеческого существования. Человеку незачем и не к чему трансцендировать, жизнь становится абсурдом, а абсурд нередко заканчивается суицидом. (Камю, 1990). Поэтому, с точки зрения психологической практики, онтоцентричное направление рассматривается как более перспективное. Для этого подхода характерно априорное постулирование трансцендентной по отношению к индивиду инстанции постоянно вопрошающей к нему и призывающей к ответу (Босс, Франкл, Дюркхайм). Меняется сам принцип понимания истинности исследуемых явлений. На смену понятия истины как достоверности предположения, приходит понятие истины - согласования. Методологическое обоснование истины - согласования мы находим в работах Л.С. Выготского (Выготский, 1998), А.А. Пузырея (Пузырей, 1986; 1990; 1997), Мартина Хайдеггера (Хайдеггер, 1991; 1993 (I), (II)), Габриэля Марселя (Марсель,1995) М.К. Мамардашвили (Мамардашвили 2000).

В результате переноса акцента в понимании истины как достоверности предмета представления на истину-согласование мы больше не можем рассматривать человека как объект воздействия. В этом смысле не может быть речи манипулировании человеком (т.е. организации, управлении, программировании, формировании и т.д.) На смену манипулятивной психотехнике приходит майевтика как опыт совместного приближения к истине. (Пузырей,1997).

Кроме того, сам переход от традиционного субъект-обектного членения сознания, и соответствующей ему эго-психологии позволяет рассматривать человеческую экзистенцию в ее неразрывной связи с миром (Бибихин,1995, с.60; Мамардашвили, 2000, с.157). Открываются новые воодушевляющие перспективы в исследовании пространсвенности, темпоральности и телесности человека. (Рубинштейн 1976; Арсеньев, 1993; Boss, 1958; 1963). При этом впервые появляется возможность избежать неизбежной при субъект-объектной дихотомии редукции человеческого существования либо к натурализму, либо к идеализму (Лэйнг, 1995; Тиллих, 1995).

В экзистенциальном анализе Виктора Франкла определенную трудность вызывает понятие духовной экзистенции, поскольку по Франклу экзистенция заключается, а конкретных актах и как таковая не может быть объективирована, а духовность – есть также не объективируемая вещь в себе (Франкл, 2000 (I)). В этом случае очень трудно понять, что же такое «точка зрения духовной экзистенции», с которой собственно и проводиться его экзистенциальный анализ. Чтобы приблизиться к более ясному пониманию «духовной экзистенции» В.Франкла, мы воспользовались методом конкретного приближения (Марсель, 1995), который заключается, в избегании прямых дефиниций и замене субстанционально вопрошания «Что?» на предикативное «Как?»

На этом пути нам удалось выяснить, что экзистенциальная точка зрения, будь то у Босса или Дюркхайма, Франкла или Сартра, предполагает наличие трагического несоответствия между тем, что человек есть и тем, чем он должен быть, чтобы быть самим собой во всей полноте своего существа. Духовная ориентация привела нас к понятию ценности, которая рассматривается не в аксиологическом, а в онтологическом аспекте. (Мамардашвили, 2000; Марсель, 1995; Лосский, 2000). Ценность как таковая привела нас в мир культуры, где мы встретились с произведениями как носителями ценностей. (Гартман,1995).

Анализ инструментальной возможности произведений как «органов рождения» новых духовных состояний (Выготский, 1998, Пузырей, 1997; Мамардашвили, 2000), наконец, привел нас к пониманию того субстрата, который может явиться пространством встречи человека с трансценденой необъективируемой духовностью, топосом открытия новых смыслов.

Подведем итоги. Проведенное исследование позволяет говорить о перспективности экзистенциального анализа как метода только в целостном процессе психотерапии. При этом онтоцентричные подходы, построенные по принципу «истина-согласование» нам видятся более перспективными, чем антропоцентричные, поскольку последние не предоставляют терапевту никакой основы, в опоре, на которую терапевт может выстроить процесс терапии.

Сравнение вариантов экзистенциального анализа Франкла и Бинсвангера явно свидетельствует в пользу первого. Известно, что Людвиг Бинсвангер, в конце концов, отказался от своего проекта анализа априорных структур как малопродуктивного, чего никак нельзя отнести к логотерапии Виктора Франкла (тот же вывод можно отнести и к близкой к логотерапии экзистенциально-инициальной психотерапии Калфрида Дюркхайма).

Анализ с точки зрения духовной экзистенции Франкла имеет явное преимущество перед анализом экзистенциональных априорных структур, поскольку, во-первых, позволяет построить процесс диагностики и терапии в единой структуре, а во-вторых, предоставляет терапевту – возможность методически обоснованного использования в терапии произведений искусства (в смысле Мамардашвили) как «органов рождения» нового духовного опыта, несущего пациенту исцеление как возвращение к подлинной целостной экзистенции, целостному с миром способу существования.

Что же касается варианта экзистенциального анализа и в целом терапии Медарда Босса, его методология требует более тщательного исследования, которое затрудняет сложный концептуальный аппарат, как самого Босса, так и его учителя Хайдеггера,. Если приложение «новой онтологии» Хайдеггера к психологии восприятия дало блестящие результаты (Экологическая теория восприятия Дж. Гибсона), мы вправе ожидать перспективных результатов и в исследовании личности, и в психологической практике.

Особое внимание следует уделить феноменологическому анализу как основанию экзистенциального анализа. В этом смысле чрезвычайно полезными могут оказаться помимо работ Гуссерля разработки феноменологических методов исследования клинических случаев Карла Ясперса, а также на работы Ван Каама. При описании целостной связной структуры человеческого существования нам не возможно обойтись без априорных структур как таковых и значит рано забывать «экзистенциальное априори» Бинсвангера и близкое к нему «фундаментальное знание» Ясперса.

Экзистенциальный анализ открывает перспективу нового целостного подхода к человеку, сулящего впереди воодушевляющие открытия. В русле практической работы психолога экзистенциальный анализ необходимо рассматривать в неразрывным единстве всего терапевтического процесса, наиболее предпочтительным из возможных ориентиров в котором, на наш взгляд, является точка зрения духовной экзистенции.


В.В.Колпачников(Екатеринбург)


Базисные основания позитивного мировоззрения


Бытие – это процесс и продукт интуитивной и осознанной, осмысленной активности. Активности по строительству-созданию и поддержанию - собственного жизненного мира и собственных самочувствия и деятельности в этом мире. Главными инструментами –орудиями в этом процессе выступают базисные представления человека, которые определяют характер и содержание активности - как внешней, так и внутренней. Результаты этой активности – определенным образом упорядоченное, осмысленное состояние жизненного мира и соответствующее самочувствие/состояние человека. Общей закономерностью формирования жизненного мира и соответствующего ему состояния человека является то, что внешние условия и события – лишь повод для осмысления (приписывания смысла), структурирования, упорядочивания их в определенную согласованную целостность бытия человека.

Рассмотрим здесь некоторые особенности позитивного мировоззрения.

1. Позитивное мировоззрение и самочувствие – это постоянные непрекращающиеся усилия, работа. Творческие работа, усилия по переосмыслению, переструктурированию, акцентированию в любой жизненной ситуации - и жизни в целом! – позитивного, светлого, радостного, оптимистичного содержания, сторон, аспектов. И за счет этого – создание позитивного представления о мире и жизни и позитивно заряженной жизненной реальности, жизненного мира. Такая жизненная «реальность» рождает и поддерживает конструктивную, созидательную энергию и активность человека» ( в отличие от негативной, пессимистической «реальности», убивающей жизненную энергию). Тем самым происходит укрепление/упрочение жизненного мира в его основаниях.
  1. Безусловное позитивное, радостное принятие любой жизненной ситуации. Это часто не спонтанный процесс, но сознательная работа, усилие. Человек осуществляет эту работу, опираясь на убеждения-представления, регулирующие его восприятие-отношение-осмысление любых жизненных ситуаций или обстоятельств. Вот лишь некоторые примеры подобных убеждений-представлений, извлеченные нами из фольклора, художественной литературы и кино: «Все, что ни случается – к лучшему!», «Ничто, кроме смерти, - не смертельно!», «…Надо благодарно принимать!», «… Господи, спасибо, что живу!» и др.

Важнейшим средством поддержания позитивного мировоззрения и самочувствия представляется также способность к юмору и смеху в любой конкретной ситуации и отношение с юмором к жизни в целом («…Капитан, улыбнитесь!»). Это удивительный источник жизненного тонуса и прилива жизненной энергии!
  1. В результате такой работы мир человека для него самого предстает притягательным полем возможностей, требующих, побуждающих его к проявлению необходимой инициативы, активности, усилия, настойчивости. Здесь мы наблюдаем отмеченную выше удивительную и универсальную закономерность: созданный усилиями самого человека, определенным образом осмысленный, согласованный и упорядоченный мир поддерживает, укрепляет активность, которая создала его!
  2. Безусловное позитивное принятие других людей такими как они есть, без стремления изменить их в соответствии со своими представлениями и без осуждения за их «несоответствие». Из такого принятия вытекает стремление строить отношения, взаимодействие с другими такими, как они есть. А это делает необходимым понимать других, активно разбираться в особенностях их устремлений и представлений, соотносить и согласовывать их со своими устремлениями и представлениями. Далеко не всегда это просто. Но это – действительное сотрудничество личностно (ценностно) равноправных партнеров. Итоги партнерского сотрудничества, несмотря, подчас, на всю его нелегкость, обычно намного конструктивнее и продуктивнее (позитивнее!), чем итоги подавления другого или отказа от своих интересов во взаимодействии с другими! В итоге позитивный жизненный мир становится еще «позитивнее»!

Более глубоким уровнем позитивного принятия другого является безусловная вера в позитивное, светлое, конструктивно-творческое сущностное («истинное») ядро любого другого как человеческого существа. Своей практикой подобного отношения к людям великие гуманисты всех времен и народов наглядно демонстрируют проявление в любом «реципиенте» этого отношения качеств и свойств, приписываемых ему безусловным позитивным принятием и верой. Позитивный мир становится еще «позитивнее»!
  1. Безусловное позитивное самопринятие/самоотношение. Это вера в свои возможности и силы, в свое позитивное, светлое, творческое, сущностное ядро. Это видение своих недостатков и ошибок и работа по их преодолению, но без чрезмерных самоуничижения и самообвинения, убивающих конструктивную, позитивную жизненную энергию и активность. Это позволение себе «быть» –таким как есть, доверяя своим чувствам и интуиции, и доверяя позитивному принятию нас миром (это не исключает внимательного и точного понимания «себя истинного», своих аутентичных желаний и устремлений; наоборот, это, прежде всего,– следование им). Отсюда внутреннее спокойствие, уверенность, оптимальная собранность, а потому - удачливость, успешность в жизни. Или извлечение позитивного урока и позитивного жизненного опыта из неудачи.

В итоге мир «поворачивается» к человеку той стороной, в которую человек «верует», в данном случае, своей позитивной, светлой, чистой, радостной стороной. Причем для самого человека этот поворот вполне «реален», «объективен». Однако, собственно внешние условия и ситуации – только условие, повод, предпосылка –более или менее благоприятствующие такому повороту Причина этого «поворота» - та внутренняя субъективная работа осмысления, переживания, упорядочивания мира в целое, которую изо дня в день осознанно и неосознанно совершает человек.


Е.В. Улыбина

Между природой и культурой: пространство экзистенции как пространство индивидуального сознания2


Культурная среда, в которой живет человек, имеет сложную структуру. В качестве простейших элементов в ней можно, в след за М.М. Бахтиным, выделить официальную и народную смеховую культуры. Отношения официальной культуры и народной, Оно и Я личности могут быть графически представлены в форме треугольника.


Вставить Рисунок


Осуществляемое в карнавале движение от официальной культуре к неофициальной, от требований Сверх-Я к Оно представляет собой одну прямую линию. Две другие стороны треугольника образованы движением от Оно и от Сверх-Я к Я соответствуют процессам психоанализа, включающим урегулирование не только отношений с импульсами, но и с запретами. Что и делает процесс более сложным, нелинейным.

Я, личность, может существовать, лишь сохраняя внутреннюю дистанцию по отношению и к народной, и к официальной культуре, осуществляя рефлексию и импульсов Оно, и требований Сверх-Я. В случае потери или уменьшения этой отстраненности ее обеспечивают (восстанавливают) процессы карнавала и психоанализа. Представляя собой противоположно направленные силы, они удерживают отмеченные элементы в единой структуре.

Психоанализ соответствует силам, обеспечивающим автономию личности, ее самостоятельное существование «вне» официальных и неофициальных социальных систем, «вне» дискурса. Суммируя векторы психоанализа можно представить их как одну линию, растягивающую струну между культурой и инстинктами и увеличивающую внутреннее пространство.

Полученный треугольник может быть, при определенных допущениях соотнесен с треугольником, образованным составляющими структуры сознания согласно теории А.Н. Леонтьева. В этот треугольник входят: значение, чувственная ткань образа и личностный смысл.

В этом треугольнике официальная культура соответствует значению, чувственная ткань - уровню коллективного и индивидуального бессознательного, уровню смеховой культуры, а личностный смысл - собственно Я личности.

Отмеченная аналогия позволяет рассматривать индивидуальное сознание как точку пересечения процессов карнавала и психоанализа и определить место данных процессов в общем механизме формирования индивидуального сознания. Полученная площадь треугольника (пространство индивидуального сознания) тем больше, чем больше расстояние между составляющими его точками.

Дистанцирование Я и Сверх-Я, личности и официальной культуры задает натяжение, позволяющее существовать пространству сознания, дающего место индивидуальному субъекту.

Если продолжить дальнейший поиск сходства, то можно увидеть, что модель структуры сознания А.Н. Леонтьева близка структуре знака, представленной, в частности, в теории Г. Фреге. Именно аналогия со структурой знака позволяет понять смысл построенного треугольника. Его можно рассматривать как отражение траектории бесконечного движения выражаемого в языке содержания (информации, знания) между дискурсом официальной культуры, импульсами Оно в коллективном существовании, личностным смыслом автономного существования Я и последующим новым вписыванием в уже существующий дискурс, изменении существующей системы значений. Движение это очерчивает границы сознания, задавая (образуя) пространство индивидуального сознания. Если некоторое содержание принимается без искажения, без трансформации и на уровне официальной культуры, и не противоречит смеховой, и целиком интегрируется Я, то место сознания просто исчезает. Не совпадая с декартовским, субъект сознания, отмечает Тхостов, очень схож с истинным субъектом психоанализа - Оно, по отношению к которому Я и Сверх-Я есть измененные под воздействием сопротивления среды его части. При принципиальном согласии с данным утверждением считаем необходимым его дополнить, отметив, что если Сверх - Я формируется в том месте, где среда оказывает сопротивление, то Я формируется там, где Оно сопротивляется Сверх - Я, усвоенным границам. Индивидуальное сознание формируется и существует в месте сопротивления давлению социальных норм и в месте управления собственными физическими и психическими функциями, включающими импульсы Оно.

И карнавал, и психоанализ реализуют общий механизм функционирования и развития личности и культуры, обеспечивающий движение в обе стороны - между уровнем знаков и действий, между уровнем индивида и массы, культуры и природы. Официальная культура формируется в оппозиции к народной и существует за счет поддерживания различий, соблюдения дистанции. Я, субъект, существует лишь соблюдая дистанцию и с официальной и с народной культурой, и с импульсами индивидуального и коллективного бессознательного и с дискурсом. Между точками, образующими треугольник, существует напряжение, вызванное стремлением соединиться и невозможностью преодолеть различие, аннигилируемостью элементов при приближении друг к другу.

Противоположно направленное действие, сближающее точки треугольника, может оказывать сильно действующая идеология, целиком завладевающая личностью. Достоинством идеологии является ее относительная недолговечность и естественная смена в процессе исторического развития.

В настоящее время мы так же наблюдаем действие принципиально иного механизма движения содержания от официальной культуры к народной, от знаковой системы репрезентации к чувственной - рекламы. Как и карнавал она работает с уровнем бессознательного, переводя содержание с уровня знаков на уровень индексов, разрушая границы Я и обращаясь к архаическим уровням личности. Но в отличие от карнавала процесс совершается по инициативе «верхов», не предполагает осмеяния и снижения принимаемого содержания, не позволяя тем самым «низам» проявлять активность и преобразовывать содержание, не позволяет дистанцироваться от официальной культуры, усомниться в ее ценностях и занять стороннюю позицию. Это уже не медиация, а совмещение, устранение зазора. Реклама не служит посредником, средством перемещения, она устраняет само расстояние. Закон, противостоящий инстинктам, сливается с силой инстинктов. В результате нет дистанции, нет двух и более языков, нет возможности что-либо опускать, осмеивать и нет трансформации, развития. Результатом становится отсутствие закона, границ, а значит и разрушение пространства, в котором может существовать индивидуальное сознание и формироваться личность. Если обратиться к представленному выше треугольнику, то исчезновение расстояния между официальной и массовой культурой, между Оно и Сверх - Я приводит к исчезновению и всего пространства треугольника, очерчивающего пространство индивидуального сознания. Места для Я уже не остается.


ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ


Л.Я.Дорфман (Пермь)


экзистенциальные резервы Я


В настоящем сообщении обсуждается проблема Я в экзистенциальной психологии. В литературе по экзистенциальной тематике можно выделить несколько направлений в исследованиях Я: (1) Я – Другой, (2) Я как self в отношении Я как I, (3) субмодальности Я.

1. Я – Другой. Возможно, утверждая человеческое бытие-в-мире как одно и единое, Хайдеггер (Heidegger, 1927/1962) предвидел проблемы с оппозицией «Я – Другой». Он утверждал, что Я, свободно отделяя себя от другого Я, только и может придти к самому себе. Для Гуссерля (Husserl, 1983), предшественника Хайдеггера, «другой» тоже не существовал как именно «другой». У Гуссерля «Я» и «Другой» сливаются в едином потоке человеческого сознания.

Противоположный подход к оппозиции «Я – Другой» разрабатывал Бубер (1993; Buber, 1958, 1988, 1990). У Бубера Я является понятием реляционным, и его подход противостоит подходу Хайдеггера. Согласно Буберу, Я обретает свое подлинное бытие только в отношении к Другому. Для описания взаимоотношений двух людей Бубер выделяет две базовые реляционные категории: «Я  Ты» и «Я  Оно». Внутри отношений «Я  Оно» другой человек как «Оно» выполняет функцию объекта, служащего утилитарной цели каким-то образом использовать его. Внутри отношений «Я  Ты», напротив, другой человек как «Ты» воспринимается в его открытости для неманипулятивных и взаимных отношений.

Опираясь на диалогическую философию Бубера, взаимоотношения «Я – Другой» развивал также Бинсвангер (цит. по: Frie, 2000). Он разработал теорию Я, утверждающую первичность человеческих отношений. Согласно Бинсвангеру, аутентичной сферой бытия Я есть его существование вместе с другими людьми. В то время как Хайдеггер опустил аутентичную позитивную возможность совместного бытия, Бинсвангер подчеркивал роль бытия одного человека в другом как «Я – Ты», «Мы как Я». Бинсвангер также верил, что между психотерапевтом и клиентом могут возникать любящие «Я – Ты» отношения.

«Мы как Я» есть любящие отношения, в которых каждый партнер признает другого как отличающегося от него, и как похожего на него. Признание Другого позволяет Я осознать свою субъектность и авторство. Но такое признание приходит от Другого. Я, в свою очередь, признает Другого как человека самого по себе, т.е. отличающегося от Я. Иначе говоря, признанию сопутствует подтверждение различий. Парадокс признания Я и Другого как отдельностей и как существующих совместно в Мы подразумевает любящее бытие-одного-с-другим, сочетающее их самости и автономности.

Применительно к психотерапии такие взаимоотношения предполагают, что психотерапевт и клиент встречаются лицом-к-лицу и познают друг друга как две взаимодействующие бытийные сущности. В отличие от классического психоанализа, который утверждает нейтральность и дистантность, отделение и автономность психотерапевта и клиента, экзистенциально-межличностный подход предлагает углубленное взаимопонимание психотерапевта и клиента как «Я – Ты», их продолженные взаимодействия, приносящие переживания и опыт взаимности и самоосознания.

Подобно Буберу, Бинсвангер предостерегает против наивной веры в то, что психотерапевт и клиент представляют собой нечто равное друг другу. Взаимоотношения психотерапевта и клиента не устраняют дистанцию между ними и не направлены на их слияние. Их различия в терминах распределения ролей, функций и властных полномочий остаются, так же как признаются границы их Я и индивидуальные различия. Более того, отмечается, что динамика «Я – Ты» взаимоотношений не всегда возможна и даже не всегда желательна.

2. Я как self в отношении Я как I. В этой оппозиции рассматривается вопрос о подлинном Я. Бьюджентал (Bugental, 1978, 1981; см. также: Wittine, 1996) различал Я как I-process и Я как self-construct. I-process характеризуется подлинностью, необусловленностью, существованием, свободным от какого-либо предметного содержания, и осознаваемостью, в то время как self-construct является внешне обусловленным и обладает идентичностью приобретенной. I-process не имеет привычек, нейрозов или, скажем, целебной силы; это  чистое сознание, чистая субъективность, чистая бытийность, не обладающая атрибутами времени. В этом смысле I-process есть вечность, потому что он не рождается и не умирает. Self-construct, наоборот, характеризуется содержательностью, отнесенностью к предметному миру, развертыванием во времени. I-process  воспринимающее состояние, self-construct  состояние воспринимаемое.

Если между I-process и self-construct возникают диссоциации, вход в состояния I-process и освобождение от избыточного давления self-construct может помочь клиенту решить те или иные его личные проблемы. I-process есть нечто, противоположное предметному содержанию сознания (self-construct); состояния I-process – это поток бытийного «ничто», «пустоты», освобождение от self-construct и обретение свободы. В этом контексте постижение уровня I-process есть постижение свободы. Свобода мыслится двояко: и как освобождение (от self-construct), и как обретение (в состояниях I-process).

3. Субмодальности Я. Нельзя сказать, что проблема субмодальностей Я является популярной в качестве самостоятельной проблемы именно экзистенциальной психологии. Однако эта проблема была осознана как актуальная в гуманистической и трансперсональной психологиях – направлениях, весьма близких экзистенциальной психологии. Собственно для экзистенциальной психологии проблема субмодальностей Я представляется важной в контексте постановки вопроса об источниках экзистенциальных проблем типа свободы, выбора, любви, одиночества, смерти, и т.п. Действительно, мы вправе предположить, скажем, что свобода и бегство от свободы, как и стремление иметь свободу выбора или, наоборот, избегать экзистенциальных выборов, или одиночество и существование в любви с другим, являются противоположными не только на уровне феноменологии. Скорее всего, люди, предпочитающие независимость, и люди, предпочитающие зависимость, отличаются между собой как раз тем, какие субмодальности в их Я преобладают.

Но существуют ли вообще субмодальности Я? И если они все же реально существуют, как постановка проблемы субмодальностей Я согласуется с тем, что в экзистенциальной психологии, подобно гуманистической, утверждается холизм в понимании человека?

Дискуссия на эту тему развернулась на страницах Journal of Humanistic Psychology, в частности, между Frick (1993, 1995) и Bogart (1994). Frick утверждает, что теория субмодальностей Я возвращает нас к редукционистской и партикуляристской концепции личности и потому бросает вызов фундаментальным принципам холизма, на которых зиждется гуманистическая психология. Frick также считает, что понятие субмодальностей Я является не более, чем изобретением психотерапевтов. Это понятие можно употреблять лишь в метафорическом смысле.

Bogart, напротив, утверждает, что субмодальности Я есть реальность, а не фикция. В пользу существования субмодальностей Я свидетельствуют многочисленные автобиографические очерки. Когда авторы обозначают свое Я разными именами, это свидетельствует в пользу субмодальностей Я. В процессе самоопределения обнаруживается «семейство» субмодальностей Я, которые взаимодействуют между собой. В психотерапевтической работе моделируются динамические взаимодействия субмодальностей Я. Это помогает решать проблемы, блокирующие личностный рост, обращаясь к «ответственным» за эту блокировку субмодальностям Я. Полезными и эффективными в работе с субмодальностями Я оказались модифицированная техника Перлза «горячий стул», психодрама Морено, интерактивная модель семейной терапии Сатир, адаптированная к «семейству» субмодальностей Я.

Вместо того, чтобы противопоставлять субмодальности Я и целостное Я, как это делает Frick, Bogart настаивает на том, что субмодальности Я и Я в целом могут совместно изменяться в направлении большей зрелости и более полного функционирования. И наоборот, если по какой-то линии личностный рост не происходит, это означает, что по меньшей мере одна из субмодальностей Я блокирована. Специальная психотерапевтическая работа, однако, может снимать блокаду этой субмодальности Я.

Bogart отмечает, что теория полимодального Я еще не оформилась окончательно. Для того, чтобы она стала валидной, следует, во-первых, более определенно выделить субмодальности Я и их атрибуты; субмодальности Я не должны быть сведены просто к отдельным аспектам Я. Во-вторых, необходимо выявить более отчетливое соответствие теории полимодального Я принципам холизма. Это требование означает признание существования Я как целого. В конечном итоге, следует выделить как бы две структуры: полимодального Я и системы Я как целого, а также их взаимодействия и способы интеграции.

Согласимся вслед за Bogart (1994), что центральным в теории полимодального Я в русле гуманистической психологии является проблема оснований для выделения субмодальностей Я. Приняв это положение, пойдем дальше и поставим проблему полимодального Я в контексте собственно экзистенциальной психологии. При этом отметим, что близкими нам являются диалогические подходы Бубера (1993; Buber, 1958) и Бинсвангера (см.: Frie, 2000), с одной стороны, и представления о субъективности Бьюдженталя (Bugental, 1987) и самости Мэя (May, 1972), с другой.

«Я – Другой» можно рассматривать как особого рода отношения между двумя личностями, как это делали Бубер (1993; Buber, 1958) и Бинсвангер (см.: Frie, 2000). Эти же отношения можно рассматривать в виде их репрезентаций сознанию отдельной личности и принять за основу для определения субмодальностей Я. Тогда «Я» и «Другой» выступают в качестве ментальных образований и отображают принципиально разные модальности Я: «Я» – это одна модальность Я, «Другой» – иная модальность того же Я. Отношение «Я – Другой» есть также область чистой субъективности; ее можно отнести к тому, что происходит, как отмечает Бьюджентал (Bugental, 1987), индивидуально и лично.

В плане организации Я, «Я» – это модальность, выражающая суверенность отдельной личности и ее экзистенциальную автономность. Она совершает экзистенциальные выборы, за которые она же принимает на себя ответственность. «Я» есть внутренняя, отделенная и личная сфера, в которой человек обретает наиболее подлинную жизнь, как писал об этом Бьюджентал (Bugental, 1987; см. также: Madder, 1997). Главными ценностями «Я» являются свобода и возможность свободного выбора.

«Другой» – это модальность, ментально репрезентирующая другого человека. «Другой» есть внутренне отделенная от «Я» область, в которой «Я» утрачивает свою суверенность и экзистенциальную автономность. «Другой» – это область, в которой «Я» не может совершать автономно экзистенциальные выборы и принимать за них ответственность на себя. Зато «Другой» – это область существования «Другого» независимо от «Я», либо область, в которую потенциально может входить и расширяться «Я».

Между «Я» и «Другим» существуют отношения, взаимодействия, в том числе в форме диалога. В терминах Бьюдженталя (Bugental, 1987), «Я» и «Другой» – это взаимное отношение «отделенное-но-реляционное»: «Я» относится к «Другому» и соотносится с ним; «Другой» относится к «Я» и соотносится с ним. Также это такое отношение, в котором «Я» проникает в «Другого» и «Другой» проникает в «Я». Иначе говоря, отношению «Я – Другой» присуща двойственность: «Я» и «Другой» обособлены и слиты одновременно. В свою очередь, это означает, что свое подлинное бытие, экзистенциальную полноту существования «Я» может обретать двояким образом: через обособление от «Другого» и через слияние с ним.

Как отмечалось выше, основу для диалогических отношений, по Буберу (1993; Buber, 1958), образует оппозиция «Я» – «Ты», но не оппозиция «Я» – «Оно». В терминах Бьюдженталя (Bugental, 1987), обе оппозиции можно представить топологически: «Я» – как «в-здесь», «Ты» (или «Оно») – как «вне-там». На наш взгляд, в индивидуальном сознании оппозиция «Я» – «Ты» строится на обособлении «Я» и «Ты», в оппозиции «Я» – «Оно» преобладает процесс слияния.

Обособление – это двойственный процесс, в котором «Ты» обособляется от «Я», а «Я» обособляется от «Ты». Обособление «Ты» от «Я» обнаруживается во взаимности, включении, подтверждении, принятии «Ты», которые описывает Бубер (1993; см. также: Friedman, 1994, 1998). Эффект экзистенциального присутствия, который описывает Бьюджентал (см.: Mahoney, 1996), возникает благодаря акценту на «Ты» клиента в его отделенности от «Я» психотерапевта. Признание и подтверждение различий «Ты» от «Я», на которые указывает Бинсвангер (цит. по: Frie, 2000), также свидетельствует в пользу обособления «Ты» от «Я».

Обособление «Я» от «Ты» – это другая разновидность обособления: она имеет как бы противоположное направление и характеризуется другими экзистенциальными качествами. Обособляясь от «Ты», «Я» может подчеркивать свою автономность и право на самостоятельные выборы независимо от «Ты». Обособляясь от «Ты», «Я» может подтверждать и принимать свои самость, подлинное существование и идентичность. В иных случаях, подтверждением стремления обособиться от «Ты» может служить эффект сопротивления. Эффект «сопротивляющегося Я» обнаруживается и у клиентов, и у психотерапевтов (Worrell, 1997).

Обособленность «Я» и «Ты» создает некое поле напряжения, в котором образуется их тяга к внутреннему диалогу. Этот диалог может иметь разные результаты: диалог как обмен позициями, оценками, переживаниями в духе Бубера в одних случаях, и диалог как основа для последующего образования «Мы» в духе Бинсвангера – в других случаях.

В отличие от оппозиции «Я» – «Ты», которая основана на обособлении «Я» и «Ты», оппозиция «Я» – «Оно» может существовать как в форме обособления, так и в форме слияния. Обособленное «Оно» – это ментальная репрезентация другого человека как незначимого и безразличного для «Я». В слитом «Я – Оно», наоборот, «Я» и «Оно» являются взаимно значимыми; но они используются утилитарно, взаимно служат объектами друг для друга, один необособим от другого и выполняет роль его продолжения или расширения. В результате слияния «Я» и «Оно» может возникать иллюзия «Мы». Но это только иллюзия, поскольку «Я» и «Оно» не равны в «Мы»: в нем либо доминирует «Оно», ассимилирующее «Я», либо, наоборот, преобладает «Я», ассимилирующее «Оно».

Слияние – это тоже двойственный процесс; в нем «Оно» сливается с «Я», и «Я» сливается с «Оно». При слиянии «Оно» с «Я» «Оно» выступает как субъект, направленный на «Я» как объект. Это приводит к поглощению «Я» и растворению его в «Оно». «Я» как бы умирает в «Оно», существование «Я» уподобляется существованию «Оно». Феномен слияния «Оно» с «Я» не всегда заметен, но может стать очевидным при резком изменении жизненной ситуации. Например, после смерти супруга или после развода, некоторые женщины начинают осознавать, насколько глубоко они идентифицировали себя со своими супругами и насколько в новых условиях жизни им важно вновь обрести собственное чувство «Я» (цит. по: Steele, 1998), т.е. ментально разорвать отношения слияния со своими бывшими мужьями. Подобного рода факты говорят о том, что в замужестве в сознании женщин «Оно» сливалось с «Я».

В пределе, слияние «Оно» с «Я» приводит к утрате свободы «Я»; цена слияния – зависимость «Я» от «Оно», сужение поля для самостоятельных выборов, утрата автономности, уход от аутентичности, жертвенность и т.п.

Слияние «Я» с «Оно» – это другая разновидность слияния: она имеет как бы противоположное направление и характеризуется другими экзистенциальными качествами. В этом случае «Я» выступает как субъект, направляющий свою активность на «Оно» как объект. В пределе «Я» поглощает «Оно» и растворяет его в себе. Пример слияния «Я» с «Оно» можно обнаружить в рассказе Нагибина: «И когда … каждое его прикосновение к живой и мертвой материи стало прикосновением к ее жаркой и легкой плоти, не из бедной решительности, из отчаяния он послал ей телеграмму: "Требуются ли еще седые человеческие волосы?"» (Нагибин, 1982, с. 259-260). Стремление «Я» обладать «Оно» может приводить к расширению пространства «Я», и «Оно» служит своеобразной «площадкой», на которой разворачивается этот процесс.

Слияние «Я» с «Оно» может приводить к утрате восприятия «Другого» как самости, нетождественной и несводимой к «Я»; цена слияния – манипулятивное использование «Другого» как средства «Я», как способа самоподтверждения, в пределе – обладание им, либо в форме любви, заботы, опеки, либо наооброт, в форме властвования, принуждения, подавления.

Процессы обособления и процессы слияния «Я» и «Другого» могут развертываться в сознании одного и того же человека. Конечно, разные процессы (обособления и слияния) могут преобладать у разных людей, в разных ситуациях и контекстах, в разные периоды времени и жизни, с разными людьми и с одними и теми же людьми. Но если сопоставить между собой процессы обособления и слияния в сознании одного и того же человека, мы обнаружим у него не одно Я, а некоторое множество их ликов: одни порождают процессы обособления или производны от них, другие – порождают процессы слияния или производны от них. Для нас это обстоятельство является решающим. Оно служит основанием в пользу существования полимодального Я и выделения в нем отдельных субмодальностей Я.

Проведенный выше анализ, позволяет обнаружить экзистенциальные ресурсы в Я. С позиций концепции полимодального Я одни его субмодальности потенциально могут отвечать за экзистенциальные проблемы, другие его субмодальности, наоборот, – за разрешение экзистенциальных проблем.


Л.Я.Дорфман (Пермь)


экзистенциальная модель полимодального Я

и психотерапевтическая практика


Данное сообщение продолжает намеченную в предыдущем сообщении тему Я в экзистенциальной психологии (см. в этом сборнике: Дорфман Л. Я. Экзистенциальные резервы Я). Вниманию психологов предлагается экзистенциальная модель полимодального Я и показывается ее потенциал для экзистенциальной психотерапевтической практики.

Как отмечалось ранее (см. предыдущее сообщение в этом сборнике), в сознании отдельной личности отношение «Я – Другой» может распадаться на процессы обособления и слияния, а каждый из этих процессов – на отношения «Я» к «Другому» и «Другого» к «Я». На этой основе далее можно строить определенную иерархию Я. В этой иерархии Я как целое и субмодальности Я не противостоят, а дополняют друг друга.

На уровне отношения «Я – Другой» Я предстает как единое и целое. В основе целостности Я лежат взаимодополняющие процессы обособления и слияния. На более глубоком уровне анализа, на уровне собственно процессов обособления и слияния, отношение «Я – Другой» распадается на модальности «Я» – «Ты» (преобладание процессов обособления) или «Я» – «Оно» (преобладание процессов слияния). На еще более глубоком уровне анализа, на уровне различения отношений «Я» к «Другому» и «Другого» к «Я», обнаруживаются субмодальности Я (несколько иную логику анализа полимодального Я см.: Дорфман, 1998; Дорфман, Ковалева, 2000).

Можно выделить четыре субмодальности Я. Две субмодальности – назовем их Я-Авторское и Я-Превращенное – обеспечивают процессы обособления; еще две субмодальности – назовем их Я-Вторящее и Я-Воплощенное – обеспечивают процессы слияния.

Я-Авторское можно понимать как подлинное Я в значениях, которые придает подлинному Я Бьюджентал (Bugental, 1987; см. также: Wittine, 1996). Я-Авторское является истинным автором дел личности, ее поступков и судьбы, обеспечивает ей экзистенциальную автономность и независимость, принимает на себя ответственность за выборы, которые совершает, свободно от «Другого» и свободно в переживаниях состояний собственного Я. В терминах теории Мэя (May, 1966), Я-Авторское есть утверждение личностью самой себя, ощущение идентичности самой себе, самопереживание как собственное бытие.

Я-Превращенное – это интенциальное «Я», которое трансцендирует к «Ты» и терпимо к его инаковости, если сравнивать его с Я-Авторским. Поэтому Я-Превращенному присуща терпимость, а также экзистенциальные качества, которые описал Бубер (Buber, 1988; Friedman, 1994): включение, принятие, подтверждение, «переживание другой стороны». Я-Превращенное может обеспечивать также эффект экзистенциального «присутствия» психотерапевта, описанный Бьюдженталем (Bugental, 1987) применительно к психотерапевтическому процессу.

Я-Вторящее – это фрагмент Я, слитый с «Оно», поглощен «Оно», и растворен в «Оно». Существование Я-Вторящего в форме слияния с «Оно» является источником многих экзистенциальных проблем. Я-Вторящее – это голос слабого Я, беспомощного, зависимого, несвободного, покорного, беспомощного, жертвенного, тревожного, не идентичного самому себе, с подавленной потребностью чувства значимости Я, не способного к самопереживанию собственного бытия, избегающего делать самостоятельные выборы и принимать за них ответственность на себя. Поэтому Я-Вторящее нуждается в любви, опеке, поддержке, руководстве.

Я-Воплощенное – это фрагмент Я, который сливается, поглощает и ассимилирует «Оно». Существование Я-Воплощенного, ассимилирующего «Оно», является источником многих экзистенциальных проблем, но иного рода, чем у Я-Вторящего. Я-Воплощенное – это голос сильного Я, который зачастую игнорирует ограничения, которые бытие-в-мире налагает на возможности его выборов. У Я-Воплощенного пониженная чувствительность к краю, за которым начинается бытие Другого. Я-Воплощенное претендует на обладание Другим и реализует с ним отношения по схеме «иметь его», а не «быть с ним». Я-Воплощенное может осуществлять любовные и любящие отношения, опеку, заботу. Но также Я-Воплощенное может реализовать к «Оно» тот аспект властвования, который выделил Мэй (May, 1972): подавление, принуждение, неконтролируемую и неотрефлексированную агрессию, насилие.

Я существует как единство во множественности; обозначенные выше субмодальности – это разные голоса Я в сознании одного человека. Можно обозначить следующие важнейшие особенности полимодального Я. Во-первых, это – полифоничность Я. Разные голоса Я могут «знать» и «узнавать» друг друга, взаимодействовать между собой сукцессивно и симультанно. Во-вторых, это – интегрированность Я. Представления и воображение могут служить интеграторами субмодальностей, или голосов Я в единое целое. В-третьих, это – позиционность Я. Каждая субмодальность есть в то же время отдельная позиция, «характер» Я: у нее свои точка зрения, желания, мотивы, чувства, содержания памяти и т. п. В-четвертых, это – хронотопичность ментального пространства Я. Топологию Я можно описывать в терминах «здесь – там», «теперь – тогда», «теперь – потом», «здесь – теперь», «там – потом», и т.п. В хронотопе Я сочетаются непрерывность и дискретность. В-пятых, это – способность переходов от одних позиций (субмодальностей) к другим позициям (субмодальностям) (подробнее см.: Hermans, 1996; Дорфман, 1996).


*

Концепция полимодального Я имеет определенное значение для экзистенциальной психотерапевтической практики. С позиций этой концепции общее направление психотерапевтического процесса можно представить как движение от целостного Я, нагруженного экзистенциальной проблемой, к отдельным субмодальностям Я и их взаимодействиям, в которых источник экзистенциальной проблемы обнаруживается более определенно и точно. Затем совершается психотерапевтическая работа с экзистенциальной проблемой клиента, увязывая ее с теми или иными субмодальностями его Я. Далее совершается обратное движение к целостному Я клиента на основе его обновленной структуры; в обновленной структуре Я источник экзистенциальной проблемы подвергается блокированию, а источники его экзистенциального роста начинают преобладать и развиваться.

Можно выделить несколько уровней анализа экзистенциальной проблемы и психотерапевтической работы с ней в терминах составляющих Я: целостное Я, процессы обособления и слияния, субмодальности Я, их взаимодействия, баланс процессов обособления и слияния, обновленное (переструктурированное) целостное Я.

Рассмотрим эту схему на примере чувства бессилия и беспомощности, на которое обращает внимание Мэй (May, 1972).

1. Анализ целостного Я. На этом уровне психотерапевт определяет экзистенциальную проблему  так, как она непосредственно переживается клиентом. В нашем случае психотерапевт устанавливает, что клиента беспокоит чувство бессилия и беспомощности. Именно это чувство беспокоит клиента; он стремится и освободиться от него, и приобрести большее чувство значимости своего Я.

2. Анализ процессов обособления и слияния. Далее психотерапевту предстоит выяснить источники чувства бессилия и беспомощности в глубинах Я клиента. В первом приближении эти источники могут находиться в связи с процессами либо обособления, либо слияния. Может быть и так, что чувство бессилия и беспомощности порождается одним процессом, а большее чувство значимости своего Я можно достичь, активизируя другой процесс. Например, чувство бессилия и беспомощности может быть обусловлено избыточным слиянием с «Другим»; для развития чувства большей значимости своего Я, напротив, следует активизировать процесс обособления. Иначе говоря, психотерапевт помогает клиенту отрефлексировать процесс слияния как избыточный, а процесс обособления – как недостаточный.

3. Анализ субмодальностей Я. Обнаружив источники чувства бессилия и беспомощности в процессах слияния, психотерапевту (и клиенту) далее предстоит определить, какая субмодальность (или субмодальности) отвечают за это чувство. Если ведущая роль принадлежит Я-Вторящему, то к бессилию и беспомощности может прибавляться апатия. К тому же Я-Вторящее может быть источником подавленной потребности чувства значимости Я. Психотерапевт помогает клиенту осознать, что тот находится во власти «Оно», принимает его давление и не может (или не хочет) освободиться от него. Если ведущая роль принадлежит Я-Воплощенному, то чувство бессилия и беспомощности может быть вызвано стремлением клиента овладеть «Другим». Но «Другой» оказывает сопротивление, «не сдается», и клиент чувствует беспомощность перед своим желанием обладать «Другим». В этом случае психотерапевт может работать с клиентом в направлении соразмерности его желаний и возможностей.

4. Анализ взаимодействий субмодальностей Я. Чувство бессилия и беспомощности можно понимать как двойственный процесс. С одной стороны, к этому чувству приводит Я-Вторящее или Я-Воплощенное, – если понимать данное чувство как нечто однозначное и единое. С другой стороны, бессилие и беспомощность можно понимать как реляционное чувство: оно существует не только само по себе, а также в отношении к чему-то или в сравнении с чем-то. Скажем, бессилие и беспомощность могут возникать в сопоставлении с желаемым Я. На уровне желаемого, значимость Я субъективно ощущается как нечто противоположное бессилию и беспомощности Я, допустим, как «сильное» (или «могущественное») Я, которое противостоит Другому или признается Другим, или одновременно и то, и другое. Двойственность здесь состоит в том, что бессилие и беспомощность одновременно обусловлены и Я-Вторящим, и Я-Авторским (или Я-Воплощенным и Я-Превращенным). Я-Вторящее (или Я-Воплощенное) порождают чувство бессилия и беспомощности, а Я-Авторское (или Я-Превращенное) рождают желаемые образы Я, по отношению к которым чувство бессилия и беспомощности еще больше возрастает (ср.: Перлз, 2000).

С позиций двойственности, чувство бессилия и беспомощности можно рассматривать как результат взаимодействий нескольких субмодальностей Я. Например, данное чувство может возникать в результате взаимодействий Я-Вторящего и Я-Авторского: чем в большей степени проявляет себя Я-Вторящее, тем в меньшей степени выражено Я-Авторское. Проблема клиента состоит в том, что его Я-Вторящее как бы подавляет и сдерживает Я-Авторское. Задача же психотерапевтического процесса заключается в противоположном: изменить характер взаимоотношений этих субмодальностей в пользу Я-Авторского. Иной случай имеет место тогда, когда чувство бессилия и беспомощности является результатом взаимодействий Я-Воплощенного и Я-Превращенного: чем в большей степени проявляет себя Я-Воплощенное, тем в меньшей степени выражено Я-Превращенное. Проблема клиента состоит в том, что его Я-Воплощенное как бы подавляет и сдерживает Я-Превращенное. Здесь задача психотерапевтического процесса заключается в том, чтобы изменить характер взаимоотношений этих субмодальностей в пользу Я-Превращенного и выйти на проблему диалога по схеме «Я – «Ты». Понятно, что в зависимости от того, как конкретно сформулирована проблема бессилия и беспомощности клиента, в психотерапевтический процесс могут вовлекаться иные пары субмодальностей Я, триады субмодальностей Я, а в пределе – все четыре субмодальности Я.

5. Анализ баланса процессов обособления и слияния. В более общем плане проблему бессилия и беспомощности клиента можно сформулировать в терминах баланса процессов обособления и слияния. В нашем случае проблема клиента состоит в нарушении баланса в пользу процессов слияния. Задача психотерапевтического процесса состоит в изменении баланса в пользу процессов обособления. Работая в направлении процесса обособления, психотерапевт может сосредоточиться на трех вопросах: укрепление Я-Авторского, развитие Я-Превращенного, создание почвы и предпосылок для диалогических отношений между Я-Авторским и Я-Превращенным, включая «заполнение» дистанции между ними экзистенциальным отношением.

6. Анализ обновленного целостного Я. Психотерапевтическая работа, выполненная по обозначенным выше направлениям, может приводить к изменению Я клиента. Происходящие изменения связаны с тем, что чувства бессилия и беспомощности «бледнеют» и смещаются к периферии сознания. Зато в фокусе сознания оказываются уверенные в себе и значимые Я-Авторское, Я-Превращенное, принявшие и подтверждающие друг друга, Я-Авторское и Я-Превращенное, способные к экзистенциальному диалогу. Это и есть Я, которое прошло обновление и обрело новый, более достойный для него модус самости и целостности.


Г.В. Иванченко (Москвка)


К определению понятия «экзистенциальный расчет»


Радости мои, над которыми надо бы

плакать, спорят с печалями, которым

надо бы радоваться, и я не знаю, на

чьей стороне станет победа...

Августин Блаженный, «Исповедь»


Между печалью и ничем

Мы выбрали печаль...

Борис Чичибабин


Чаще всего расчеты ретроспективно оцениваются по одному-единственному параметру: насколько верными они оказались. Иногда отмечаются эстетические характеристики расчета: «красивый», «тонкий», «совершенный» (причем более функциональными оказываются более «эстетичные»). На наш взгляд, применительно к принятию личностью масштабных, жизненно важных решений можно говорить о такой своеобразной категории расчетов, как экзистенциальные.

Между принятием решений (обычно описываемым как деятельность выбора) и непосредственной реализацией выбора, как кажется, существует некоторый зазор, и в нем осуществляется активность, несводимая к целеполаганию и целеобразованию. Это преимущественно интуитивная оценка множества факторов, некоторые из которых принимались во внимание субъектом и ранее (при выборе), а другие «проступают», выявляются в многосложной и многослойной реальности только в ходе самого расчета.

Экзистенциальный расчет ближе целеполаганию (как формированию основы деятельности и целевой перспективы), чем целеобразованию, хотя включает в себя и элементы последнего.

Экзистенциальный расчет не ограничивается пространством “от начала до конца” деятельности. Практически всегда оказывается необходимым выйти за границы деятельности и спрогнозировать, предусмотреть ее последствия, как для себя, так и для других. Поэтому расчеты такого рода тесно связаны с ответственностью человека и с его свободой выбирать алгоритмы и пути решения задачи.

Экзистенциальные расчеты в разной степени сочетают в себе осознанные и неосознаваемые компоненты. Часто только длительный процесс самоанализа позволяет человеку разобраться, на что же он расчитывал и чего добивался. Экспликация экзистенциальных расчетов, таким образом, может представлять собой особую внутреннюю работу. Но интересно, что спорящие субличности, желания, намерения могут являться сознанию человека и вести свой спор как бы без его участия (как в приведенных в эпиграфе строках Августина Блаженного).

Иммануил Кант в “Антропологии”, обращая внимание читателя на парадокс — человек, изнывающий от скуки большую часть жизни, в конце ее начинает жаловаться на необъяснимую краткость жизни в целом, — дал замечательный пример экзистенциального расчета: “Множество отрезков времени, которые выделяются в последний период жизни разнообразными и переменными работами, возбуждают у старика представление о том, будто он прожил гораздо больше времени, чем по числу лет; наполнение времени планомерно усиливающейся деятельностью, которая имеет своим результатом великую, заранее намеченную цель, - это единственное верное средство быть довольным жизнью и вместе с тем чувствовать себя пресыщенным ею”. Расчет, выстраивание множества взаимосвязанных и объединенных единой логикой целей в контексте жизни в целом, таким образом, создает предпосылки для того, что жизнь будет осмысленной, уникальной, неповторимой.

Различие между всеми другими расчетами и экзистенциальными – это, прежде всего, разница между расчетами, основанными на следовании необходимостям жизенного мира человека (следовании и в форме их неуклонного преодоления), и расчетами, не имеющими очевидных оснований в логике жизненного мира. Вслед за Ж. Бодрийаром можно было бы утверждать, что экзистенциальные расчеты совершаются в «символической Вселенной», по логике символического мира, а не реального, и в этом их сила и могущество.

Просто расчеты могут значительно варьировать по степени сложности. Так, искусство интриги как расчета на много ходов, искусство отсроченной изощренной мести подразумевают длительную тренировку индивида и многовековую культурную традицию. Иногда расчеты человек вынужден вести «в поте лица своего», иногда - осуществляет легко, играючи. Феноменологически сложность многообразных экзистенциальных расчетов практически одинакова («невыносимая легкость»).

Расчет очевиден, порой оче-виден, хотя и не каждому (Сократ говаривал Алкивиаду - «Сквозь дыры в твоем плаще я ясно вижу твое тщеславие»). Самый нелепый расчет можно объяснить. Экзистенциальный же расчет парадоксален. Мало того, что он нередко идет вразрез с жизненной логикой, с необходимостями существования индивида. Понять логику экзистенциального расчета способны только те, кто хоть однажды его осуществляли. Так, если обычный расчет предполагает минимизацию усилий, то экзистенциальный может подсказывать сверхзатратный путь сегодня для верного достижения цели в далеком будущем (как сказано Ст. Ежи Лецем - «Не спрашивай Бога, как попасть на небо. Всегда укажет самый трудный путь»).

Экзистенциальный расчет - своего рода метарасчет, производимый «над» жизненными реалиями, дистанцировавшись от них, поднявшись над ними. Это высшая математика расчетов, решение уравнений со столь многими неизвестными, что сама возможность ответа кажется чудом.

Безупречность и совершенство красивого экзистенциального расчета делают его незаметным. Подобно тому как «художник повествует нам о борьбе с материалом, и только о ней»(Ролан Барт), экзистенциальный расчет - борьба и с косным материалом жизни, и с грубым вмешательством случая. И в этом плане он рационален. Нередко рационален он и в выборе критериев. Личность, указывает К.А.Абульханова, становится субъектом, «достигая оптимального уровня развития своей человечности, этичности (по Рубинштейну)... качество ее как субъекта проявляется в оптимальном способе организации этого жизненного пути, общения, деятельности. Организация жизни - это способность так связать и осуществить деятельность, поступки, ситуации, чтобы они подчинялись единому замыслу, способность сконцентрироваться на главном направлении, придать им желательный ход»(Абульханова. 2000. С.25).

Само понятие оптимальности предполагает наличие более или менее рационального критерия; оптимальный способ организации жизненного пути, например, -- лишь один из многих возможных (неоптимальных). Основным критерием оптимальности жизненных планов и стратегий, по-видимому, является усложнение и обогащение жизненного мира и расширение границ возможного. Реалистическая этика также дает фундаментальный критерий выбора жизненного пути — это должен быть путь к совершенству. Как писал Ю.А. Шрейдер, “совершенствуясь, человек как бы дорастает до счастья. Собственно, сам процесс совершенствования способен дать человеку ощущение счастья”.

Но универсально ли это правило? Нет сомнений, что многие почувствуют себя глубоко несчастными, если жизнь поставит их перед необходимостью непрестанно совершенствоваться. Вспомним, как характеризовал М.Мамардашвили человека - «животное фантастической косности и хитрости, готовое на все, чтобы не поставить себя под вопрос». Но «не поставить себя под вопрос» вряд ли удастся без точного расчета...