I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 62

у себя то, что ни есть наилучшего у подданных, золото ли, серебро ли, драгоценные ли

камни, или великолепные одежды. И смотря на природу, удивляйся своему Господу. Если

же что-либо из видимого превышает тебя и не можешь ты найти цели, прославь Создателя

и за то, что мудрость создания превосходит твое разумение. Не говори: для чего это? К

чему это? Всякая вещь полезна, хотя мы и не знаем цели. Как, вошедши в лечебницу и

увидев множество приготовленных инструментов, ты удивляешься их разнообразию, хоть

и не знаешь их употребления; так сделай и в отношении к природе: видя множество

животных, трав, растений и других вещей, которых употребления не знаешь, подивись их

разнообразию, и изумись великому художнику Богу за то, что Он и не все открыл тебе, и

не все оставил сокровенным. Не все оставил Он сокровенным, чтобы ты не сказал, будто

существующее оставлено без Промысла; не все сделал тебе известным, чтобы великое

знание не надмило тебя гордостью. Так и первого человека злой демон низверг

обещанием большего знания, а лишил того, какое у него было. Поэтому и Премудрый

советует так: "Через меру трудного для тебя не ищи, и, что свыше сил твоих, того не

испытывай. Что заповедано тебе, о том размышляй" (Сир. 3:21-22); потому что

большая часть дел Божьих сокровенна. И далее: "тебе открыто очень много из

человеческого знания" (Сир. 3:23). А это сказал он в утешение тому, кто скорбит и

сетует, что не все он знает; и то, говорит, что дано тебе знать, гораздо выше твоего

разума; и это узнал ты не сам собой, а наученный от Бога. Будь же доволен данным

богатством, и не ищи большего, поблагодари за то, что получил; не ропщи из-за того, чего

не получил; прославляй (Бога) за то, что знаешь, и не соблазняйся из-за того, чего не

знаешь. То и другое Бог устроил на пользу; одно открыл, а другое скрыл - для твоего

спасения. Итак, один способ богопознания, из рассматривания природы, может, как я

сказал, занять нас на много дней. Впрочем, чтобы рассмотреть с точностью устройство и

одного человека (с точностью, говорю, возможной для нас, а не с совершенной

точностью: ибо, хотя мы сказали о многих свойствах вещей, но есть гораздо более и

других непостижимых, которые знает создавший Бог, а мы не знаем всех их); итак, чтобы

с точностью рассмотреть все устройство человека и открыть премудрость в каждом члене,

разделение и положение нервов, жил, артерий, и устройство всего прочего, для этого

раскрытия не достало бы нам и целого года. Посему окончим здесь это рассуждение, и,

дав случай трудолюбивым и любознательным на основании сказанного рассмотреть и

прочие части природы, обратим слово к другому предмету, который также может показать

божественное промышление. Какой же это - другой предмет? Тот, что Бог, вначале

созидая человека, даровал ему естественный закон. Что такое естественный закон? Бог

запечатлел в нас совесть, и познание добра и зла сделал врожденным. Нам не нужно

учиться, что блуд есть зло, а целомудрие - добро; мы знаем это от начала. И для

удостоверения, что мы знаем это от начала, Законодатель давая впоследствии законы, и

сказав: "не убей" (Исх. 20:13), не прибавил, что убийство есть зло, а сказал просто: "не

убей"; Он только запретил грех, а не учил о нем. Почему же, сказав: "не убей", Он не

прибавил, что убийство есть зло? Потому что совесть предварительно научила нас этому,

и Он говорит об этом как уже со знающими и разумеющими. Но когда говорит о другой

заповеди, не открытой нам совестью, тогда не только запрещает, но и прилагает и

причину. Так, полагая закон о субботе, и говоря: "в день седьмой не делай никакого

дела", Он присовокупил и причину покоя. Какую? "почил в день седьмой Бог от всех

дел Своих, которые делал" (Исх. 20:10-11; Быт. 2:2); и еще: "ты был рабом в Египте"

(Второз. 24:18). Почему же, скажи мне, к заповеди о субботе он присовокупил и причину,

а касательно убийства не сделал ничего такого? Потому, что та не из первоначальных и не

открыта нам совестью, но есть заповедь частная и временная - поэтому она и отменена

впоследствии, - а заповеди необходимые и составляющие основание нашей жизни суть:

"не убей, не укради, не прелюбодействуй". Поэтому он не прилагает к ним причины и не

вводит учения, но довольствуется простым запрещением.

4. Впрочем, не из этого только, но и из другого попытаюсь доказать вам, что человек от

природы получил познание добра. Адам сделал первый грех, и после этого греха тотчас

скрылся. Если бы он не знал, что сделал что-то злое, то для чего бы стал скрываться? Еще

не было ни письмен, ни закона, ни Моисея: как же он узнал грех и скрывается; и не только

скрывается, но, еще будучи обвиняемым, пытается сложить вину на другого, и говорит:

"жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел" (Быт. 3:12)? И эта опять

слагает вину на другого, на змия. Посмотри же на премудрость Божью. Когда Адам

сказал: "голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся" (Быт.

3:10), Бог не тотчас обличил его в деле и не сказал: почему ты вкусил от древа? - но как?

"Кто сказал тебе", говорит Он, "что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я

запретил тебе есть" (Быт. 3:11)? Бог и не умолчал, и не обличил его прямо: не умолчал,

чтобы вызвать его к признанию в грехе; не обличил прямо, чтобы не все было делом

Божьим и человек не лишился прощения, которое даруется нам за раскаяние. Потому Бог

и не высказал прямо причины, от которой произошло познание (греха), но начинает речь в

виде вопроса, оставляя человеку возможность дойти до признания. То же самое можно

видеть опять на Каине и Авеле. Они первые принесли Богу начатки трудов своих. Мы

хотим доказать примером не только зла, но и добра, что человек (по природе) знает то и

другое. Человек знает, что грех есть зло, - это показал Адам; а что он знает также, что

добродетель есть добро, это опять показал Авель. Он принес свою жертву не по чьему-

либо наставлению, и не по внушению закона, который говорил бы тогда о начатках, но

наученный сам собой и совестью. Не свожу речи далее, но занимаюсь первыми людьми,

когда еще не было ни письмен, ни закона, ни пророков, ни судей, но один Адам с детьми, -

для того, чтобы ты узнал, что познание добра и зла первоначально вложено в природу

человека. Откуда бы иначе узнал Авель, что доброе дело - приносить жертву, доброе дело

- почитать Бога и благодарить за все? Что же, скажешь, Каин разве не принес жертвы?

Принес и он: но не так (как Авель). И отсюда опять открывается познание, внушаемое

совестью: Каин, когда по зависти вознамерился убить почтенного (Богом) брата, скрывает

это коварное намерение, и что говорит? "Пойдем на поле" (Быт. 4:8). С виду одно -

личина дружелюбия; а в мысли другое - намерение братоубийства. Если бы Каин не знал,

что это намерение - злое: для чего бы стал скрывать его? И по совершении убийства, когда

Бог спрашивал его: "где Авель, брат твой"? - он опять говорит: "не знаю; разве я сторож

брату моему" (Быт. 4:9)? Почему же он не признается? Не ясно ли, что он сильно

осуждает сам себя? Как отец его скрылся, так и он не признается; а после обличения сам

же говорит: "наказание мое больше, нежели снести можно" (Быт. 4:13). Но язычник не

принимает этого; побеседуем же и с ним, и, что сделали мы относительно природы,

сразившись с язычниками не только Писанием, но и умозаключениями, то же будем

делать теперь и касательно совести. И Павел также, сражаясь с ними, употребил этот

способ доказательства. Что же говорят они? Нет у нас, говорят, врожденного закона в

совести; Бог не положил его в природе. С чего же, скажи мне, с чего их законодатели

написали законы о браке, об убийствах, о завещаниях, о залогах, о не притеснении

ближних и о многом другом? Нынешние законодатели, может быть, научились от

предшественников, эти от прежних, а эти опять от древнейших: но от кого научились те,

которые вначале и первые издали у них законы? Не ясно ли, что от совести? Ведь они не

могут сказать о себе, что были с Моисеем, - что слушали пророков: как этому быть, когда

они язычники? Отсюда очевидно, что на основании закона, дарованного Богом человеку

вначале, при сотворении, на основании его они и постановили законы и изобрели

искусства и все прочее. И искусства так же изобретены, т. е. первые люди дошли до них

по внушению природы. Так произошли и судилища, так установлены и наказания; о чем

говорит и Павел. Многие из язычников хотели спорить, и говорили: как Бог будет судить

людей, живших прежде Моисея? Не послал еще Он законодателя, не дал закона, не послал

ни пророка, ни апостола, ни евангелиста: как же будет взыскивать с них? Поэтому Павел,

желая показать, что они имели врожденный закон и хорошо знали что должно делать,

сказал вот что: "ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное

делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у

них написано в сердцах". Как это - без письмен? "о чем свидетельствует совесть их и

мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую) в день, когда, по

благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса

Христа" (Римл. 2:14-16).И еще: "те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и

погибнут; а те, которые под законом согрешили, по закону осудятся" (Римл. 2:12).

Что значит " вне закона и погибнут "? Значит не закон осудит их, а мысли и совесть. А

если бы они не имели закона в совести, то им не следовало бы за грехи погибать: как же

иначе, если они "не имея закона, согрешили"? Но словом – "не имея закона" апостол

выражает не то, будто они вовсе не имели закона, но - что не имели закона письменного,

закон же естественный имели. И еще: "слава и честь и мир всякому, делающему

доброе, во-первых, Иудею, потом и Еллину" (Римл. 2:10).

5. Так говорит (апостол), рассуждая о прежних временах, протекших до пришествия

Христова. Еллином называет здесь не идолослужителя, но поклоняющегося единому Богу,

только не связанного иудейскими обрядами, т. е. субботами, обрезанием и разными

очищениями, а живущего весьма мудро и благочестиво. И опять, рассуждая о том же,

говорит: "скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое, во-первых, Иудея,

потом и Еллина" (Римл. 2:9). И здесь еллином он называет человека, свободного от

соблюдения иудейских обрядов. Если же такой человек ни закона не слыхал, ни с иудеями

не обращался, то почему постигнет его ярость, и гнев, и скорбь за дела худые? Потому,

что он имел совесть, которая внутри говорила ему, наставляла и учила его всему. Из чего

это видно? Из того, что он сам наказывал других за преступления, издавал законы,

учреждал судилища. Это самое показывая, Павел сказал о людях порочных: "они знают

праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только

их делают, но и делающих одобряют" (Римл. 1:32). А из чего, скажешь, узнали они, что

воля Божья такова, чтобы живущие нечестиво наказываемы были смертью? Из чего? Из

того, почему они сами осуждали других согрешающих. В самом деле, если ты не

почитаешь злом убийство, то, поймав убийцу, не казни его своим судом; если не

почитаешь злом прелюбодеяние, то, когда попадется прелюбодей, оставь его без

наказания. Если же ты против чужих грехов и пишешь законы, и определяешь наказания,

и бываешь строгим судьей, то, какое можешь получить извинение в собственных твоих

грехах, говоря, будто ты не знал, что должно делать? И ты прелюбодействовал, и он:

почему же его наказываешь, а себя считаешь достойным прощения? Если бы ты не знал,

что прелюбодеяние есть зло, не надлежало бы наказывать и другого; если же другого

наказываешь, а себя считаешь неподлежащим наказанию, то согласно ли с разумом об

одинаковых грехах произносить неодинаковый приговор? За это самое обвиняя, Павел

сказал: "неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих

такие дела и сам делая то же" (Римл. 2:3). Нет, это не так. Тем судом, говорит, какой ты

произнес на другого, и тебя Бог осудит тогда: ведь, конечно, не ты только справедлив, а

Бог - несправедлив! Если же ты не оставляешь без внимания проступков другого, то как

оставит Бог? Если ты исправляешь грехи других, то, как Бог не будет исправлять тебя?

Если же Он не тотчас посылает на тебя наказание, не надмевайся этим, но тем более

страшись. Так повелел и Павел: "или пренебрегаешь богатство благости, кротости и

долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию" (Римл

2:4). Не для того, говорит он, Бог долго терпит, чтобы ты сделался хуже, но чтобы

раскаялся; если же не хочешь, - Его долготерпение послужит основанием к большому

наказанию твоей нераскаянности. И это самое, показывая, апостол сказал: "но, по

упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева

и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его" (Римл

2:5-6). Итак, поелику Бог воздаст каждому по делам, и вложил в нас естественный закон, а

потом дал и писанный, для того, чтобы за грехи наказывать, а за добродетели увенчать; то

будем устраивать дела свои с великой тщательностью, как готовящиеся предстать некогда

перед страшное судилище, зная, что не получим никакого прощения, если, при законе

естественном и писанном, после такого наставления и непрерывного увещания,

вознерадим о своем спасении.

6. Хочу опять поговорить с вами о клятвах, но стыжусь. Не тяжело мне говорить вам день

и ночь одно и то же, но боюсь, чтобы, проследив за вами столь много дней, не обвинить

мне вас в великой беспечности тем, что нужно вам постоянно напоминать о таком легком

деле. Да не только стыжусь, но и боюсь за вас, потому что непрерывное наставление

внимательным полезно и спасительно, а нерадивым вредно и опасно. Чем чаще слышит

кто, тем большее навлекает на себя наказание, если не исполняет слышанного. За это-то

упрекая иудеев, Бог и сказал: "посылал к ним рабов Моих, пророков, посылал с

раннего утра, но они не слушали" (Иер. 29:19). Правда, мы делаем это ради великого

попечения (о вас); но боимся, чтобы это увещание и этот совет не восстали против всех

вас в тот страшный день (суда), потому что, если и самое дело легко, и напоминают о нем

непрестанно, то, что можем мы сказать в свое оправдание? И какой ответ избавит нас от

наказания? Скажи мне: если ты дашь кому взаймы денег, не напоминаешь ли об этом

займе должнику всякий раз, как с ним встретишься? Так поступи и здесь: каждый из вас

пусть считает ближнего должником себе, обязанным вместо денег исполнять эту заповедь,

и при встрече с ним пусть напоминает ему об уплате долга, зная, что не малая угрожает

нам опасность, если нерадим о братьях. Поэтому и не перестаю говорить одно и то же:

боюсь я, чтобы не услышать в тот день: "лукавый раб и ленивый, надлежало тебе

отдать серебро мое торгующим" (Матф. 25:26-27). Вот я и отдавал его не раз и не два, но

многократно; ваше уже дело представить и прибыль; а прибыль от слушания есть

исполнение (слышанного) на деле, потому что отдаваемое - Господне. Итак, примем не с

небрежением, но тщательно сохраним этот залог, чтобы возвратить его в тот день с

великой прибылью. Если ты не склонишь и других к той же добродетели, то услышишь

тот же голос, какой услышал закопавший талант в земле. Но дай Бог услышать вам не

этот, а другой голос, который обратил Христос к сделавшему прибыль: "хорошо, добрый

и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю" (Матф. 25:21). И мы

услышим этот голос, если окажем такое же, как он, усердие; а такое усердие окажем мы,

если исполним то, о чем говорю. Вышедши отсюда, пока у вас еще живо слышанное,

увещевайте друг друга, и как расстаетесь все вы с пожеланием здравия, так и уходи

каждый домой с увещанием и говоря ближнему: помни и смотри, как бы тебе соблюсти

эту заповедь; тогда мы, конечно, будем иметь успех. Если и друзья отпустят тебя с таким

советом, и жена, когда будешь ты дома, станет напоминать о том же, и, когда будете одни,

с вами неотлучно будет слово наше - мы скоро бросим эту дурную привычку. Знаю, что

вы удивляетесь, почему я так забочусь об этой заповеди; но исполните, что приказано, и

тогда скажу причину. Теперь пока вот что скажу: заповедь эта - закон божественный, и

преступать ее не безопасно. Если же увижу, что она исполнена, скажу вам и другую

причину, не меньшую первой, чтобы вы знали, что я справедливо так забочусь об этом

законе. Но время уже окончить слово молитвой. Скажем же все совокупно: Боже, не

хотящий смерти грешника, но чтобы обратиться и живым быть ему (Иез.3:11), сподоби

нас исполнить и эту и все прочие заповеди, и таким образом предстать престолу Христа

Твоего, дабы, получив великое дерзновение, наследовать нам царствие во славу Твою: ибо

Тебе подобает слава, с единородным Твоим Сыном и Святым Духом, ныне и присно, и во

веки веков. Аминь.

О СТАТУЯХ

БЕСЕДА ТРИНАДЦАТАЯ.

Еще благодарение Богу за прекращение печали и воспоминание о тех, которые по случаю

мятежа схвачены и наказаны; потом еще исследование о сотворении человека и о том, что

он получил естественный закон; и о совершенном воздержании от клятв.

С ТОГО же начала и тем же вступлением, которыми начал я вчера и третьего дня, начну и

сегодня; скажу и ныне: благословен Бог! Какою видели мы прошедшую среду, и какою

видим теперь настоящую? Какой мрак был тогда, и какая тишина теперь? В тот день в

городе происходило ужасное то судилище, потрясало сердца всех, и день делало ничем не

лучше ночи, не потому, чтобы потухнул свет, но потому, что уныние и страх помрачили

ваши глаза. Поэтому, чтобы получить нам еще большее удовольствие, хочу рассказать

немногое из того, что тогда случилось. Притом нахожу рассказ об этом полезным и для

вас и для всех потомков; ведь и спасшимся от кораблекрушения приятно вспомнить о

волнах, о буре и ветрах, когда приплывут они в пристань; и впавшим в болезнь весело,

после болезни, рассказывать другим о лихорадках, которые едва не довели их до смерти.

В самом деле, когда пройдут несчастия, рассказ о них имеет приятность, потому что душа

тогда уже не боится, напротив, вкушает еще большее удовольствие, и воспоминание о

прошедших несчастиях всегда дает лучше видеть настоящее благополучие.

Когда большая часть города от страха и грозы той переселилась в пустыню и пещеры, и в

места сокровенные, потому что страх отовсюду гнал их; когда в домах не стало женщин и

на площади не было мужчин, а едва показывались двое или трое идущие по ней друг с

другом, и то как будто бродящие мертвецы: тогда ходили мы в судилище, чтобы видеть

конец дела, и увидев там собранными остатки города, более всего подивились тому, что,

несмотря на множество стоявших у дверей, была глубочайшая тишина, как будто не было

никого; все смотрели друг на друга, и никто не смел ни спросить стоявшего подле, ни

выслушать что от него. Каждый подозревал ближнего, потому что многие уже, сверх

всякого чаяния, схвачены были на самой площади и содержались внутри судилища; и все

мы вместе взирали на небо, в безмолвии воздевали руки, ожидая высшей помощи и

умоляя Бога, да поможет Он подсудимым, да смягчит сердца судей и приговор сделает

милостивым. И как видящие с земли погибающих от кораблекрушения придти к ним,

подать руку и спасти от погибели не могут, будучи удерживаемы волнами, а только

издали с берега простирают руки, и со слезами умоляют Бога помочь утопающим; так и

здесь все в безмолвии мысленно призывали Бога, умоляя, чтобы Он простер руку к

подсудимым, как бы погибающим в волнах, и не допустил ладье потонуть и приговору

судей разразиться полнейшим кораблекрушением. Так было пред дверьми. Когда же

вошли мы во внутренность двора, увидели еще другое, более того ужасное, - воинов,

которые, вооруженные мечами и палицами, охраняли тишину вокруг заседающих внутри

Blog

I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях