I. Беседы к Антиохийскому народу о статуях
Вид материала | Документы |
О статуях |
- Прийнятий: Затверджено: Постановою №6 Радою Українського Народу Установчих Зборів Українського, 368.33kb.
- План беседы 13 2 Конспект беседы 14 1 Повторение пройденного материала 14 2 Чинопоследование, 336.7kb.
- Т. В. Шевченко Монографические беседы, 3419.03kb.
- Характеристика метода беседы, 133.54kb.
- Алгоритм действий по изучению и обобщению ппо, 57.61kb.
- Из цикла “Философские беседы”, 1486.05kb.
- Оформление, 76.02kb.
- Вісторичній науці однією з центральних є проблема походження народу (етногенез), 4381.38kb.
- Кліщ А. В. Мова теленовин як відображення менталітету українського народу, 24.58kb.
- Иванович Мамаев "Беседы о Ведовстве", 933.58kb.
ничего не требовать ни от кого, но самому сообщать все блага всем, и никем не быть
останавливаемым, как и говорят о Нем Павел и пророк Исаия. Один из пророков от лица
Божьего так говорит: "не наполняю ли Я небо и землю? говорит Господь" (Иерем.
23:24); и еще: "разве Я - Бог только вблизи, а не Бог и вдали" (Иерем. 23:23). Также и
Давид: "Ты - Господь мой; блага мои Тебе не нужны" (Псал. 15:2). А Павел, объясняя
вседовольство Божье и доказывая, что Богу в особенности свойственно, во-первых, ни в
чем не иметь нужды и, во-вторых, давать всем все, говорит так: "Бог, сотворивший мир
и все, что в нем, не требует ничто, Сам давая всему жизнь и дыхание и все" (Деян.
17:24-25).
5. Можно бы рассмотреть и прочие стихии, небо, воздух, землю, море, и показать их
несовершенство и то, как каждая из них имеет нужду в другой, а без того гибнет и
разрушается. И земля, например, если бы покинули ее источники и влага, наносимая на
нее из моря и рек, тотчас погибла бы от засухи. Так и прочие стихии имеют нужду в
других, например, воздух в солнце, а солнце в воздухе. Но чтобы не сделать слова
слишком продолжительным, удовольствуемся и тем, что в сказанном мы дали желающим
достаточные основания для размышления. Ибо, если солнце, более всякого творения
удивительное, оказалось так несовершенным и недостаточным, - тем паче прочие части
мира таковы. Посему я, как и сказал, дав усердным основание для размышления, сам
опять стану беседовать с вами от Писания и доказывать, что не одно солнце, но и весь
этот мир тленен. Если стихии взаимно вредят друг другу, если, например, слишком
сильный холод ослабляет силу солнца, а усилившаяся теплота опять уничтожает холод и
вообще все они производят одна в другой и претерпевают одна от другой
противоположные свойства и состояния, - то очевидно, это служит доказательством
великой тленности и того, что все видимое есть тело. Но так как это учение превышает
нашу простоту, то поведем вас на сладкий источник Писания и успокоим слух ваш. Не о
небе и земле, в частности, скажем вам, но укажем на апостола, который обо всей вообще
твари внушает нам это же самое и ясно говорит о том, что вся тварь ныне рабствует
тлению, (разъясняя также), для чего рабствует, когда освободится от него, и в какое
перейдет состояние. Сказав: "нынешние временные страдания ничего не стоят в
сравнении с тою славою, которая откроется в нас", он присовокупил: "ибо тварь с
надеждою ожидает откровения сынов Божьих: потому что тварь покорилась суете не
добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде" (Римл, 8:18-20). Смысл слов
такой: тварь сделалась тленной; это и значит: "покорилась суете". А сделалась тварь
тленной потому, что так повелел Бог; а Бог повелел так для рода нашего. Как она должна
была питать человека тленного, то и самой надлежало ей быть такой же; потому что телам
тленным не следовало обитать в природе нетленной. Впрочем, говорит апостол, она не
останется такой, но "сама тварь освобождена будет от рабства тлению" (Римл. 8:21);
потом, желая показать, когда это будет и через кого, присовокупил: "в свободу славы
детей Божьих". Когда, говорит, мы воскреснем и получим тела нетленные, тогда и тело
неба и земли и всей твари будет нетленным и неразрушимым. Посему, когда увидишь
солнце восходящим, подивись Создателю; когда же увидишь его скрывающимся и
исчезающим, познай несовершенство природы его, и не покланяйся ему, как Богу. Для
этого-то Бог не только положил на природе стихий знак их несовершенства, но и
соизволил рабам своим - человекам повелевать ими, чтобы, если по виду их не узнаешь их
рабства, то от повелевающих ими ты научился, что все они подобные тебе рабы. И вот
Иисус Навин говорит: "стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою"
(Иис. Нав. 10:12). Еще и пророк Исаия, при царе Езекии, заставил его идти назад (Ис.
38:8); и Моисей повелевал воздуху, и морю, и земле, и камням; Елисей переменил
естество воды (4 Цар. 2:22); три отрока одолели огонь. Видишь, как и в том и другом Бог
показал Свое о нас попечение: красотой стихий ведя нас к познанию Его божества, а
несовершенством удерживая от поклонения им?
6. За все это прославим Его - Промыслителя нашего, не словами только, но и делами;
будем вести себя сколько возможно лучше - как во всем прочем, так и в воздержании от
клятв. Не всякий грех несет одинаковое наказание, но, от чего легче воздержаться, за то и
наказываемся больше. На это указывает и Соломон, когда говорит: "не спускают вору,
если он крадет, чтобы насытить душу свою, когда он голоден. Кто же
прелюбодействует, тот губит душу свою" (Притч. Солом. 6:30,32), т. е. тяжко грешит
вор, но не так тяжко, как прелюбодей. Тот в защиту свою может привести хоть и
неосновательную причину - нужду от бедности; а этот, не влекомый никакой нуждой, от
одного безумия, впадает в бездну греха. То же надобно сказать и о клянущихся: и они не
могут представить никакого извинения, кроме своей небрежности. Знаю, что кажусь я уже
скучным и обременительным, досаждая непрерывным повторением этого увещания:
однако не отстаю, чтобы вы, устыдившись хоть моего нестыдения, отстали от дурной
привычки к клятвам. Если и судья немилосердный и жестокий (Лук. 18:2 и сл.), устыдясь
неотступных просьб вдовицы, переменил нрав свой, - тем более сделаете это вы, особенно
когда увещевающий вас делает это не для себя, но для вашего спасения; а по правде
сказать, это и для себя я делаю, потому что ваши добродетели считаю моими заслугами.
Желал бы я, чтобы, сколько я теперь тружусь и забочусь о вашем спасении, столько же и
вы пеклись о своей душе: тогда дело это, без сомнения, пришло бы к концу. И что
говорить много? Если бы не было ни геенны, ни наказания ослушникам, ни награды
послушным, а только я, пришедши к вам, попросил бы вас об этом, как о милости:
неужели бы вы не послушались? Неужели бы не исполнили просьбы просящего такой
небольшой милости? Но у вас просит милости Сам Бог, и не для Себя получающего, но
для вас же дарующих: кто же будет так неблагодарен, так жалок и несчастен, что не
окажет милости Богу - просящему, и особенно, когда оказавший милость сам же и
воспользуется ей? Подумайте же об этом, и возвратившись отсюда домой, говорите обо
всем сказанном, и исправляйте всячески невнимательных, чтобы получить нам награду и
за свои и за чужие добродетели, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса
Христа, через Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.
[1] У Элиана в De Animalibus III, 42 упоминается птица Porphyrion, которая отличалась
даже большей красотой, чем павлин.
[2] Окружи небо окружением славы - Сир. 43:13.
О СТАТУЯХ
БЕСЕДА ОДИННАДЦАТАЯ.
Благодарение Бога за освобождение от бедствий, ожидаемых вследствие возмущения, и
воспоминание о том, что тогда случилось; также против унижающих наше тело, о
сотворении человека вообще, и наконец - о воздержании от клятв.
КОГДА подумаю о прошедшей буре и о настоящем спокойствии, то не перестаю
говорить: благословен Бог, "творящий и претворяющий" (Амос. 5:8), "сотворивый свет
из тьмы" (Иов. 37:15), "низводит в преисподнюю и возводит" (1 Цар. 2:6),
"наказывает, но мы не умираем" (2 Кор. 6:9); и хочу, чтобы это же и вы говорили всегда
и не переставали (говорить): потому что, если Он облагодетельствовал нас на деле, то
заслуживали бы мы какого-нибудь извинения, когда бы не воздали Ему даже словами?
Посему, увещеваю вас никогда не переставайте благодарить Его: если мы будем
признательны за прежние (благодеяния), то, очевидно, получим и другие большие. Итак,
будем непрестанно говорить: благословен Бог, давший и нам безбоязненно предложить
вам обычную трапезу, и вам без страха внимать словам нашим. Благословен Бог, что мы
стекаемся сюда, уже не избегая внешней опасности, но, желая слушать (поучение);
сходимся друг с другом уже не с робостью, трепетом и опасением, но с великой
смелостью и отбросив всякую боязнь. А в предшествующие дни мы были ничем не лучше
обуреваемых на море и ежеминутно ожидающих кораблекрушения; всякий день были
поражаемы, возмущаемы и колеблемы бесчисленными слухами со всех сторон; всякий
день разведывали и спрашивали: кто пришел из столицы? Какие принес вести? Правду
или ложь говорит он? Мы проводили ночи без сна, и, смотря на город, оплакивали его, как
готовый тотчас погибнуть. Поэтому и мы в эти предшествующие дни молчали, оттого, что
город наш совсем опустел и все переселились из него в пустыни, а оставшиеся были
покрыты облаком печали. Душа, совершенно объятая печалью, бывает вовсе не способна
слушать. Поэтому и друзья Иова, пришедши и увидев несчастья этого дома и самого
праведника сидящим на гноище и покрытым ранами, разорвали свои одежды, восстенали,
и сидели в молчании, показывая тем, что скорбящим сначала более всего приятно
спокойствие и молчание: да и страдания (Иова) были выше утешения (Иов. 2:13). Поэтому
и иудеи, приставленные к глине и деланию кирпичей, увидев пришедшего Моисея, не
могли внимать словам его от малодушия и скорби своей (Исх. 5:21). И что удивительного,
если было так с людьми малодушными, когда видим, что и ученики (Христовы)
подверглись той же немощи? После Тайной Вечери, когда Христос беседовал с ними
наедине, ученики сначала то и дело спрашивали Его: "куда Ты идешь" (Иоан. 13:36); но
когда Он сказал им о бедствиях, имевших немного спустя постигнуть их, о бранях,
гонениях, о ненависти ото всех, о бичах, темницах, судилищах, ссылках, - тогда душа их,
подавляемая, как бы самым тяжким бременем, страхом сказанных бедствий и унынием от
угрожающих зол, сделалась наконец безмолвной. Потому Христос, увидев их смущение,
укорил их за это и сказал: "иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает
Меня: куда идешь? Но от того, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце
ваше" (Иоан. 16:5-6). Поэтому и мы сначала молчали, выжидая настоящего случая, так
как если и намеревающийся просить кого-нибудь, хоть и справедливую просьбу
предложить хочет, выжидает, однако, удобного случая, чтобы найти того, от кого зависит
исполнение просьбы, кротким и в добром расположении духа, и при помощи
благоприятного случая получить милость; то, тем более, проповеднику нужно искать
удобного времени, чтобы преподать наставление слушателю, когда он находится в добром
расположении и свободен от всякой заботы и уныния. Так именно и мы сделали.
2. И вот теперь, когда вы прогнали от себя уныние, мы и хотим напомнить вам о прежнем,
чтобы слово наше было яснее для вас. Что сказали мы о природе, т. е., что Бог сотворил ее
не только прекрасной, удивительной и великой, но вместе и слабой и тленной, и положил
на ней многие признаки этого, устраивая то и другое для нашей пользы, именно, красотой
твари возбуждая в нас удивление Создателю, а несовершенством предохраняя от
обоготворения твари, - то же самое можно видеть и на нашем теле. И о нем многие, как из
врагов истины, так и из единомышленных нам, спрашивают: почему оно сотворено
тленным и смертным?
Многие из язычников и еретиков говорят даже, что оно и сотворено не Богом: оно не
стоит того, чтобы сотворил его Бог, говорят они, указывая на нечистоты, пот, слезы,
труды, изнурения, и все прочие несовершенства тела. Но я, если речь уже зашла об этом,
скажу, во-первых, вот что: не говори мне об этом падшем, уничтоженном, осужденном
человеке; но если хочешь знать, каким Бог сотворил тело наше вначале, то пойдем в рай и
посмотрим на человека первосозданного. То тело не было такое смертное и тленное; но
как светло блестит золотая статуя, только что вышедшая из горнила, так и тело то было
свободно от всякого тления: его ни труд не тяготил, ни пот не изнурял, ни заботы не
мучили, ни скорби не осаждали, и никакое подобное страдание не удручало. Когда же
человек не сумел воспользоваться благополучием, но оскорбил своего Благодетеля,
поверил более демону-обольстителю, нежели Промыслителю Богу, возвеличившему его,
понадеялся быть Богом и возмечтал о своем достоинстве более надлежащего, тогда-то,
тогда Бог, желая вразумить его уже самым опытом, сделал его тленным и смертным, и
связал множеством этих нужд, не по ненависти и не по отвращению, но из заботливости о
нем, - чтобы остановить в самом начале злую и пагубную эту гордость и не дать ей пойти
далее, но самым опытом научить человека, что он смертен и тленен, и через это заставить
его - никогда не думать и не мечтать о себе так. Дьявол сказал (первым людям): "будете,
как боги" (Быт. 3:5). Чтобы вырвать эту мысль с корнем, Бог сделал тело человека
слабым и болезненным, самой природой научая его - никогда не иметь такой мысли.
Справедливость этого весьма ясно видна и из того, что случилось с человеком: он
осужден на это наказание уже после того пожелания (быть Богом). И заметь, как Бог
премудр: Он не дал умереть (Адаму) первым, но попустил претерпеть смерть сыну его,
чтобы он, увидев перед глазами у себя тело тлеющее и разрушающееся, получил от этого
зрелища великий урок любомудрия, познал, что (с ним) сделалось, и, хорошо
вразумленный этим, отошел отсюда.
Итак, это, как я сказал, весьма ясно видно уже из случившегося (с Адамом); но не менее
ясно и из того, что сказано будет затем. Если и при всем том, что тело наше связано такой
нуждой, что все умирают, истлевают, сгнивают и обращаются в прах перед глазами всех,
так что языческие философы сделали одно известное определение породы людей (на
вопрос: что такое человек, они сказали: он есть животное разумное, смертное); если, при
таком всеобщем признании, некоторые дерзнули обессмертить себя во мнении народа, и
тогда как глаза свидетельствуют о смерти, захотели называться богами и почтены были
такими: то, до какого нечестия не дошли бы многие из людей, когда бы смерть наперед не
убеждала всех в смертности и тленности их природы? Послушай, что говорит пророк об
одном иноплеменном царе, который дошел вот до какого неистовства: "выше звезд
Божьих вознесу престол мой", сказал он, "буду подобен Всевышнему" (Иса. 14:13-14).
Посмеиваясь над ним и указывая на смерть его, (пророк) говорит: "под тобой
подстилается червь, и черви - покров твой" (Иса. 14:11), т. е. ты ли, человек, которого
ожидает такой конец, дерзнул так мечтать о себе? И о другом царе, именно о тирском,
который так же помышлял и хотел называться Богом, сказано: "скажешь ли тогда перед
твоим убийцею: "я бог", тогда как в руке поражающего тебя ты будешь человек, а не
бог" (Иезек. 28:9). Итак, Бог сотворил таким тело наше для того, чтобы с самого начала и
совершенно истребить основание идолослужения. И удивительно ли, что это случилось с
телом, когда и в душе можно видеть нечто подобное? Смертной, правда, Бог не сделал ее,
а допустил ей быть бессмертной: зато подверг ее забывчивости, неведению, унынию и
заботам, и это сделал для того, чтобы она, увидев благородство своей природы, не
помыслила о своем достоинстве более надлежащего. Ведь если и при всем этом некоторые
дерзнули сказать, что душа имеет сущность божескую, то, до какого безумия не дошли бы
они, когда были бы свободны от этих недостатков? Впрочем, что я сказал о природе, то же
скажу и о теле, т. е. что одинаково удивляюсь Богу и потому, что Он сделал тело тленным,
и потому, что в тленности его обнаружил собственную силу и премудрость. Что мог Он
создать его и из лучшего вещества, это показал в теле небесном и солнечном: создавший
эти тела мог бы таким же создать и тело (человеческое); но причина, почему оно создано
слабым, заключается в вышесказанном основании. И это нисколько не унижает дивного
величия Создателя, но еще более возвышает его: несовершенство вещества особенно и
показывает великость и совершенство искусства Того, Кто праху и пеплу сообщил такую
гармонию и такие чувства, столь различные и разнообразные и способные так
любомудрствовать!
3. Итак, чем более низким представляется тебе вещество (тела), тем более удивляйся
величию искусства (Божия). И ваятелю удивляюсь я не столько тогда, когда он делает
прекрасную статую из золота, сколько тогда, когда он из распадающейся глины, силой
искусства, может образовать удивительную и невообразимую красоту художественного
произведения: там и вещество несколько помогает художнику, а здесь проявляется чистое
искусство. Если хочешь знать, какова премудрость Создавшего нас, подумай, что делается
из глины: что же другое, кроме кирпича или черепицы? И, однако, великий художник -
Бог из этого вещества, из которого делается только кирпич и черепица, мог устроить глаз,
столько прекрасный, что удивляются ему все смотрящие, и сообщить ему такую силу, что
он простирается взором на столь великую высоту в воздух, и при помощи небольшого
зрачка обнимает столь великие тела, и горы, и леса, и холмы, и моря, и небо. Не говори
мне о слезах и гнойной влаге: это произошло из-за твоего греха; но подумай о его красоте,
о способности видеть, и о том, как он, проходя такое пространство воздуха, не утомляется
и не ослабевает. Ноги, и немного прошедши, устают и ослабевают, а глаз, пробегая такую
высоту и такую широту, не чувствует никакого изнеможения. Как он из всех членов для
нас самый необходимый, то Бог не попустил ему утомляться от труда, чтобы его служение
нам было свободно и беспрепятственно. Впрочем, в состоянии ли какое слово изобразить
все совершенство этого члена? И что говорит о зрачке и силе зрения? Если рассмотришь
только ресницы глаза, - этот, по-видимому, самый ничтожный из всех членов: и в них
увидишь великую премудрость Зиждителя - Бога. Как ости на колосьях, выдавшись
вперед на подобие копий, отгоняют птиц и не дают им садиться на плод и ломать еще
очень слабый стебель; так и на глазах волоски ресниц выдаются как бы ости и копья,
отражают от глаз пыль, сор и все, что беспокоит извне, и предохраняют веки от
повреждения. Увидишь и в бровях не меньше того премудрости. Кто не изумится их
положению? Они и не слишком выставляются вперед, чтобы не затмевать глаза, и не
углублены внутрь более надлежащего; но, выдаваясь сверху, наподобие кровельного
навеса на доме, принимают на себя стекающий с головы пот, и не дают вредить глазам.
Поэтому-то и волосы у них сплотнились между собой: этой плотностью они удерживают
стекающую влагу, и весьма искусно прикрывая глаза, придают им и великое
благообразие. И не этому только удивляться можно, но и другому, что не меньше того.
Для чего, скажи мне, волосы на голове растут и стригутся, а на бровях - нет? Ведь и это
сделано не без причины и не случайно, но для того, чтобы они, спустившись вниз, не
затмевали глаз, как это иногда бывает у людей, пришедших в глубокую старость. А кто
может постигнуть всю премудрость, являемую в устройстве мозга? Во-первых, Бог создал
его мягким, так как он дает истоки всем чувствам; потом, чтобы он не повредился (по
нежности) собственной природы, оградил его со всех сторон костями; далее, чтобы,
касаясь костей, он не терпел от их жесткости, протянул между ними перепонку, и не одну
только, но две, одну внизу под переднею частью головы, а другую вверху вокруг
мозгового вещества, и при том первую гораздо тверже последней. Это сделал Бог, как по
вышесказанной причине, так и для того, чтобы удары, наносимые в голову, не мозг
принимал первый, но наперед встречали бы их эти перепонки, и таким образом
уничтожали всякий вред и сохраняли мозг неприкосновенным. И то, что покрывающая его
кость не сплошная и цельная, но со всех сторон имеет множество швов, - и это опять
служит для мозга не маловажным предохранительным средством: с одной стороны,
накопляющиеся около него испарения, легко могут через эти швы выходить наружу, и,
таким образом, не сдавливают его; с другой стороны, если и будет откуда-либо нанесен