Москва Смысл 2001

Вид материала

Документы

Содержание Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии

Подобный материал:

• 2001 Утвержден Минтопэнерго России, 1942.6kb.
• Пособие для логопедов Москва 2001 бек 74. 3 Удк 371. 927, 514.36kb.
• Целевая программа правительства москвы " развитие единой образовательной информационной, 432.71kb.
• Для поколения всеобщей интернетизации чтение потеряло смысл, 38.78kb.
• Золотом Кубке Европы семинар, 18.18kb.
• Об административных правонарушениях, 28099.94kb.
• Об административных правонарушениях, 27974.85kb.
• Полный курс Джек Швагер Москва 2001, 2909.89kb.
• Концепции, проблемы, 1204.14kb.
• Идентификационных структур в современной под редакцией Т. Г. Стефаненко россии., 889.1kb.

• Пытаться уберечь от этого беспо­
  лезно.
  

• Что же делать?
  

— Думаю, что выход один — нагру­
зить ребят так, чтобы им хотелось не разговаривать, а
отдыхать.

254

Проклятие профессии


Погоня

255


Обсуждаем оценки за прошедший день. Я говорю:

— У многих сейчас на первый план выходит приме­
та. Например, Гоча даже не вспомнил детали дня, а уве­
ренно заявил: «Как и в прошлый раз напишите». И Де­
виз, который задумался, но, как выяснилось, думал он
тоже не о прошедшем дне, а о предшествующем ему дне
игры, которая у него «получилась». И сказал: «В тот раз
было три с половиной, и я забил. Значит, и сейчас три с
половиной».

Так и должно быть, потому что сейчас для команды и для каждого игрока наступил тот самый исключительный момент, когда желаемый успех дела важнее истинной цен­ности того, что этому делу предшествует».

И тренер согласился в этом со мной. Но добавил:

— Но Бы все равно продолжайте опросы. Они повери­
ли в это.

* * *

Возникло много других проблем. Весь день лечение, почти все с травмами.

Перехожу в массажную, на массажном столе работать удобнее. По очереди ложатся на стол, и мы с врачом зани­маемся ими. А кроме того, это и возможность лишний раз поговорить с человеком/

— Девиз, надо хорошо закончить сезон. Чтобы все тебя
запомнили таким, каким ты можешь быть.

Он смотрит в потолок и что-то видит там, потому что лицо его становится как никогда суровым и, медленно выговаривая слова, чеканя каждое отдельное слово, он говорит:

— Доктор.. „я.. .Вам.. .обещаю. ..что., .забью.. .завтра!

* * *

Следующий — Буркадзе.

• Резо, уже не один человек говорил мне, что ты по
  пониманию футбола и по технике игрок высшей лиги. Но
  когда же ты начнешь серьезно относиться к делу?
  
• Максимыч, это из-за той дисквалификации.
  
• Из-за дисквалификации ты не мог играть, но трени­
  роваться должен?
  

• Все будет в порядке, Максимыч.
  
• Я знаю, что у команды будет порядок, но я хочу,
  чтобы был порядок и у тебя. С Костромой во втором тайме
  ты остановился...
  

Он прерывает меня:

• А знаете почему? Их защитники просили: «Не заби­
  вайте больше». Ну и ... жалко стало.
  
• А им было не жалко вас в начале, когда они били
  вас по ногам. Видишь, сколько травм в команде.
  

И так — с каждым. И для меня это очень важно — поговорить, проверить каждого, установить, насколько правильно спортсмен понимает ситуацию. Потому что с правильно понимаемой ситуации начинается правиль­ный настрой на то, что предстоит человеку!

И вновь такие же разговоры, но уже перед сном. Труд­ность для меня состоит в том, что в этот последний перед сном час я нужен тем, у кого травмы, а ждут меня и дру­гие, кому я должен помочь уснуть, и еще те, у кого ничего не болит и уснуть они способны без посторонней помощи, но меня они тоже ждут, потому что я всегда захожу к ним перед сном.

И к ним, к этим «третьим» я иду в первую очередь, чтобы быстрее сыграть эту роль «приметы», роль нетруд­ную, поскольку от меня не требуется включенности в ра­боту, а нужно просто появиться перед глазами человека, положить ему руку на плечо и спокойно сказать что-ни­будь, например:

• Вижу, что все в порядке, Жора?
  И Жора Гвадзабия отвечает:
  
• Да, Максимыч.
  

— Ну, спите спокойно, — говорю я ему и его соседу
Шелия.

И вдруг Вова сказал всего три слова, но они ударили меня, как бывает, когда напоминают человеку о том, о чем бы он не хотел думать и вспоминать:

• Последний отбой, Максимыч?
  И проглотив комок, я ответил:
  
• Да, Вова.
  

..

. .

-

256

Проклятие профессии


Погоня

257


Спешу. Знаю, что также лежат и ждут меня Шота и Гоги, и братья Мачаидзе, у которых уже был, и когда Гоча сказал:

• Посидите, доктор, — я ответил:
  
• Закончу обход и приду.
  

Но у Шоты задержался. И не мог уйти, потому что футболист сказал мне как о чем-то созревшем, но вчера еще не решенном:

— Максимыч, я решил уйти.

И для меня это звучит как большая неприятность, потому что будущее команды я не могу представить без этого настоящего человека. И он продолжает:

• Вы не представляете, как мои дети ждут конца се­
  зона.
  
• Представляю, Шота.
  

До полпервого я был у него, а потом до полвторого у братьев, и до двух — у тренера. Потом махнул рукой на свое состояние и сел за дневник: надо все это записать и собраться в дорогу, потому что завтра и до игры и после нее наверняка времени не будет.

И весь день — такой же. «Лихорад­ка» — такой термин я предлагаю при оценке того, что вижу. Так много на базе людей, что нет возможности вмешаться. И я делаю вывод: неуправляемая ситуа­ция, но не команда/ Потому что в созна­нии и в сердце каждого на крепчайшем цементе высшей цели — доминанта сегодняшнего матча/ И обязательная победа/

Сегодняшний день в жизни этих людей — то самое исключение из всех правил, когда мотив и цель настолько высоки и значимы, что ничто не может нарушить внутрен­нюю концентрацию человека на предстоящей задаче и полнейшую самоотдачу людей в процессе ее решения.

В этот день пустое дело — проводить прямые аналогии между любыми объективными и субъективными показате­лями предстартового состояния спортсмена и качеством его соревновательной деятельности.

Но это сейчас, когда пишутся эти строки, я так логич­но и спокойно все оцениваю и излагаю. А тогда понял, что не остается ничего иного, как махнуть рукой на свои пере­живания.

И без тени волнения буду смотреть саму игру. Потому что понял тогда, что если такой матч мы проиграем, зна­чит, жизнь задумана неверно/

Я просто смотрел игру. И снова это была игра высшей лиги и четыре гола, один красивее другого. И слезы ре­бят, совершающих круг почета.

* * *

И последний раз о Манучаре. Он вошел ко мне поблед-' невший, когда я работал в массажной. Молча сел и стал смотреть на мою работу с другими, и я понял, что он при­шел спрятаться от толпы, от всех раздражителей.

И я сказал:

— Давай, я тебе сделаю то, что делаю всем?

Он задумался, губы его плотно сжаты. Потом он мед­ленно произносит:

— Все-таки нет. Боюсь. Пятнадцать лет я этого не де­
лал.

Потом остаемся вдвоем, и я запираю дверь на замок.

• Что ты вообще собираешься делать? — спрашиваю
  его.
  
• Не знаю, доктор, хочу просто отдохнуть... от само­
  летов, от гостиниц.
  
• А взять команду?
  
• Тренером? Нет. Ни за что!
  

Весь март я расшифровываю краткие записи своего дневника. И сегодня, 26 марта с утра передвинул пись­менный стол ближе к телевизору, потому что вечером бу­дет трансляция матча из Краснодара, где «Торпедо» (Ку-

9 Р. Загайнов

258

Проклятие профессии

Я впервые не называю настоящие, реальные имена героев, и чаще всего после прочтения этой книги мне задавали один и тот же вопрос: «А кто была эта Майя?»

«Собирательный образ», — мой заранее приготовленный ответ. И всегда одна и та же реакция — лукавая улыбка спрашивающе­го, не поверившего на этот раз мне.

Вы правы, на этот раз я ушел от ответа. Герой, вернее героиня, как и все остальное, был настоящим. Было и личное, сыгравшее, может быть, решающее значение в решении очень трудной зада­чи, и украсившее мою жизнь (за героиню говорить не могу).

Так получилось, что мы больше не виделись. Она неожиданно быстро вышла замуж и покинула спорт навсегда, оставшись в моей памяти неизменившейся.






'

Помогите и нам немного, — обратился ко мне мой

старый знакомый, тренер сборной команды одной союз­ной республики, когда мы с ним встретились в холле изве­стной спортивной базы.

Наш сбор шел интенсивно и напряженно, и я забыл об этой просьбе, так как счел ее не более, чем актом вежли­вости, игрой в интерес к психологии, с чем в своей прак­тике сталкиваюсь довольно часто. Но вечером он пришел ко мне в номер и расстались мы значительно позже отбоя.

— Вы не работали в гимнастике, поэтому поверьте мне на слово — проблем у нас больше, чем где-либо, — сказал он на прощание.

И вот я стою в стороне от всех, просто наблюдаю за работой спортсменок и тренеров и далее рад, что никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Иначе бы я мог стать помехой, отрицательным раздражителем, что современный, обычно мнительный спортсмен запоминает. И потом, в дальнейшем общении с этим человеком для завоевания его доверия приходится работать вдвойне — не только с ним, его осторожностью и предубеждением, но и с памятью.

«Изменил своему правилу, — говорю я себе, — не с того начал. Не успел познакомиться, вызвать интерес, а может быть, и надежду, — вот и получай это безразли­чие людей». Но, повторяю, меня это устраивает — лишь бы не помешать. И работать! Не терять времени ^:— его немного, через час я должен быть в своей команде. И я с улыбкой вспомнил своих ребят, их уже родные лица, к счастью — уже привычные слова: «Максимыч, зайди­те, надо поговорить».

Какой контраст — лица тех и этих людей! Кажется, впервые в жизни столь отчетливо я ощутил и далее увидел каким-то «внутренним» взглядом это расстояние между двумя короткими словами: «свой» и «чужой».

А мой «внешний» взгляд присматривается к этим чу­жим лицам, привыкает к ним. И кажется, что многие по­хожи друг на друга. «Так всегда, — объясняю я себе, —

262

Проклятие профессии

Работа по совместительству

263


пока не узнаешь людей ближе*. И продолжаю наблюдать. Узнаю Иру и Майю- Они — лидеры, звезды, и это чувству­ется по всему. Они самостоятельные, смелые и в работе и в общении с тренерами. Ира капризна, не стесняясь воз­ражает тренеру. Майя, наоборот, молчалива и как будто безразлична ко всему, что происходит, в том числе и к своей работе.

«Нет радости, — размышляю я по пути в другой зал, к "своим". — Никто ни разу не улыбнулся в том зале». Да, это итог моих сегодняшних наблюдений, то, что встрево­жило меня как психолога. И с этого я начинаю наш сегод­няшний разговор с тренером.

— Вы правы, — отвечает он мне, — но к этому я при­
вык и Вы привыкнете. Веселого у нас мало. И не только
из-за огромного количества работы, самой нагрузки. Глав­
ное, что каждый день и, как правило, трижды в день, они
рискуют. Фактор риска, который имеет место в каждой
комбинации, стал частью их жизни, даже своего рода —
образом жизни. Это же ужасно, когда человек на каждой
тренировке рискует своим здоровьем! Так что у нас не до
улыбок.

Потом мы обсуждаем Иру и Майю. Он говорит:

— Наша задача.., — делает паузу, с улыбкой смотрит
на меня и продолжает: ... моя и Ваша задача, чтобы эти
девочки попали на чемпионат мира.

В номере долго не ложусь. Передо мной список гимна­сток. Изучаю фамилии и имена новых людей, с которыми завтра познакомлюсь ближе. Вечером — моя беседа с ними. «Без тренеров» — мое условие. Это проверено опы­том: в присутствии своих тренеров спортсмены слушают меня иначе, как-то «закрыто», труднее включаются в кон­такт, не задают вопросов. В итоге беседа, первая встреча фактически не решает задачи. А ее удачное решение имеет для меня огромное значение, потому что это не только знакомство со мной, но и проверка ценности моей буду­щей работы, а следовательно — и меня, факта моего при­сутствия здесь, рядом с каждым из них.

Что же я предлагаю в этом разговоре спортсмену? Все, что пережил за годы работы в спорте. Все, что понял и в чем сейчас уверен. Чему меня научили великие спортсме­ны и великие тренеры.

И все это нужно рассказать так, чтобы спортсмен по­нял, что рядом с ним я оказался неслучайно, что я пони­маю его жизнь и судьбу, все его переживания: и счастье победы, и трагедию поражения, тоску по дому и одиноче­ство, и в итоге — чтобы он поверил мне.

Начинать работу с такой «дуэли» непросто, это тоже риск, на который я сознательно иду, потому что уже очень высока ставка.

И если я понят, значит люди мне дадут добро на ра­боту с ними. Мне дадут понять, что они готовы попробо­вать. И это уже много, потому что я получу моральное право войти в зал не как случайный человек, а как «свой». И ко мне не будет проявлено полное безразли­чие. Еще я получаю право постучаться в любой номеру зайти и задать вопрос.

Да, это очень много. Но я знаю и то, что уже через день это право могу потерять, если я буду не на высоте в своей работе, если в контакте один на один я буду не инте­ресен, не найду общего языка, не почувствую сиюминут­ного настроения человека. Но даже в случае успешного решения задачи завтрашнего дня и удачного первого шага в индивидуальной работе с каждым отдельным человеком, послезавтра опять предстоит труднейшая задача — про­должить этот контакт, показать, что я ничего не забыл из вчерашней доверительной беседы, все помню и переживаю точно так же то, что сейчас переживает спортсмен.

А в последующие дни этот процесс надо будет продол­жить, «копать вглубь» — так я это называю, — в самую глубину души человека.

Если это удастся, то человек поверит тебе окончатель­но и бесповоротно, и число людей, от которых ты будешь постоянно слышать два слова: «надо поговорить», в твоей жизни прибавится.

Но это может произойти значительно раньше, даже сразу после первой беседы. Я давно заметил: если в этой

264

Проклятие профессии

Работа по совместительству

265





беседе ты был интересен, то сразу же после нее к тебе обращается тот, кому ты сейчас особенно нужен.

Так и случилось на другой день. Вернувшись после беседы в свой номер, я сразу же услышал стук в дверь. И вошла Майя, вошла несмело, стеснительно улыбнувшись.

• Садись, пожалуйста, — сказал я, — рад, что ты
  пришла и внимательно тебя слушаю.
  
• Дело в том, — тщательно и медленно подбирая сло­
  ва, проговорила она, — что меня выживают из сборной.
  

Долго мы сидели вдвоем. Потом она вспомнила про «отбой», стала прощаться и уже выйдя в коридор, решила объяснить причину своего прихода и произнесла слова, которые имели для меня очень большую цену:

— Я зашла к Вам, потому что я Вам почему-то верю.

Я долго не ложился спать в эту ночь. Было много ра­боты и, что скрывать, чувств. Работа заключалась в том, что надо было подробно описать «этот день победы» в сво­ем дневнике. Беседа прошла хорошо. Девочки меня жда­ли, были тщательно одеты и причесаны, перед моим крес­лом поставили журнальный столик, на который положили шоколад. Слушали очень внимательно, но вопросов было непривычно мало: или стеснялись, или просто устали. Помню, что я говорил и одновременно изучал их лица, и отмечал: какие они еще дети! Но какие по-взрослому серь­езные в то же время лица! Серьезные и усталые.

Да, кроме Иры и Майи, остальные — совсем дети. И сейчас я почувствовал новую тяжесть на своих плечах, груз новой ответственности за людей, которым, наверное, смогу быть полезен. Правда, пока об этом сказала мне только Майя.

Кроме чувства благодарности у меня по отношению к ней еще и чувство долга. Она — одна из сильнейших гимна­сток мира — поставила передо мной конкретную задачу — помочь ей попасть в состав сборной команды страны. «В последний раз», — так и сказала она. И помочь в крат­чайшее время! Через несколько дней команда уезжает на Кубок СССР, где Майя должна занять место не ниже тре­тьего. Иначе она не попадает даже на сбор к чемпионату мира. Такое условие ей поставлено руководством. Об этом

я узнал от тренера команды, но и Майя об этом знает. И потому — и бессонница, и нервозность, и та маска безраз­личия, которую она использует в самой работе, оберегаю­щая спортсменку от необходимости анализировать свою форму и качество работы с тренерами.

Всерьез в нее уже никто не верит, — сказал мне

тренер, — ^она самая старшая и самая крупная в сборной. И по сложности- ее комбинации уступают малышкам. Но плюсы У нее есть: прекрасно смотрится, женственная. У нее лучшие вольные, может хорошо сделать бревно, хуже других брусья. Сейчас что-то разладился обязательный прыжок. Полгода она его не делает. Никто не понимает, что случилось. Как она прыгнет на Кубке, непонятно.

Да, в связи с этим прыжком я и вспомнил разговор с тренером. Майя мне тоже рассказала об этом прыжке как о проблеме номер один. И я ей сказал в ответ:

— Завтра я буду в зале, и ты его сделаешь!

Это и есть мой риск, «риск психолога», и другого в моей работе не дано, хотя это выглядит авантюрно. Как может человек уже днем позже сделать то, что не мог де­лать полгода, шесть месяцев, сто восемьдесят дней? Но я обязан верить! И мои слова: «Завтра сделаешь» прозвуча­ли с абсолютной уверенностью в голосе.

Да, день завтра не рядовой. День моего очередного экзамена. И потому надо быстро закончить эту ночную работу и обязательно хоть несколько часов поспать. Све­жесть мне завтра будет нужна.

Утро. Тщательно бреюсь. Готовлюсь к бою. Трениров­ка гимнастов вечером, но мысль с утра уже «там». По-моему, пришла хорошая идея — встать за конем, чтобы Майя видела во время разбега не только коня, но и меня — «своего» человека за этим «чужим» снарядом, ставшим таким в последние шесть месяцев. Моя задача — сделать так, чтобы конь снова стал «своим» для спортсменки, и тогда мне не нужно будет стоять за его «спиной», уравно­вешивая две невидимые части весов, которые спортсмен видит хорошо, очень хорошо. А потом, если у данного спортсмена больше проблем не будет, ты, может быть, ему совсем не будешь нужен. К этому психолог обя-

266

Проклятие профессии

Работа по совместительству

267


аательно должен подготовиться. В этом заключается спе­цифика его жизни и работы в спорте, а может, — и тра­гедия.

... Да, буду стоять за конем. Это решение пришло ут­ром, но такое чувство, что созревало оно всю ночь, и пото­му сон был тревожным.

До вечерней тренировки еще много дел, но моя задача — не включаться в них на сто процентов. Иначе будет трудно полностью сконцентрироваться вечером.

Но, надеюсь, дневные задачи удастся решить без осо­бых затрат, на одном «импровизационном уровне*. Имп­ровизации бывает вполне достаточно тогда, когда матери­ал, с которым ты работаешь, тебе абсолютно знаком и неожиданности, требующие полной включенности, исклю­чены. Так и должно быть сегодня днем на тренировке моей команды и после обеда — на совещании тренеров. Люди, с которыми мне предстоит встретиться и общаться, уже на­столько близки, что когда я увижу лицо человека и рас­шифрую его настроение, нужные слова сами всплывут из сознания. Одного этого для безошибочного общения мало. Импровизация не может существовать и давать эффект сама по себе. В этом случае ты будешь только приятным собеседником, не более, и можешь решить в лучшем слу­чае одну задачу — составить компанию человеку в его свободное время. А по-настоящему импровизация эффек­тивна только в том случае, когда опирается на такой ба­гаж как доскональное знание прошлого и настоящего че­ловека, всего того, что пережил он в своей жизни и пере­живает сейчас. Если ты знаешь это и сопереживаешь вме­сте с ним все его проблемы, тогда ты нужен этому спорт­смену, и всегда найдешь для него нужное слово. Это глав­ное условие, делающее психолога полезным, а может быть, даже необходимым в команде, в коллективе людей, реша­ющих сложную задачу. В современном большом спорте несложных задач не бывает.

...Да, очень важно все знать о спортсмене, и в этом случае ты можешь многое предвидеть, и вероятность оши­бок будет невелика. Поэтому есть спокойствие в твоей душе и в твоем состоянии на первую половину дня.

А вечером, в другом зале меня ждет неизвестность — и с Майей, о которой я пока знаю так немного, и с остальны­ми, кого я не знаю совсем.

Она вошла в зал и сразу подошла ко мне.

• Я рад Вас видеть, — шутливо перейдя на «Вы»,
  сказал я. Но она серьезно ответила:
  
• Я тоже.
  
• Когда будет прыжок?
  
• В самом конце.
  
• Я с тобой на всех снарядах.
  
• Спасибо.
  

И она пошла на ковер, где строилась команда, а я подошел к тренерам и подчеркнуто вежливо поздоровался с каждым. Очень важно, чтобы в зале не было ни одного человека, который бы ко мне относился недоброжелатель­но. Это мешало бы работе, отвлекало меня. Сейчас я могу думать только о тех, с кем меня связывает дело — о гим­настках, которые начали разминку.

Это было красивое зрелище. И звучала прекрасная музыка. Я переводил взгляд с одного лица на другое, и все они сейчас в работе были разные, совсем не похожие друг на друга, как казалось мне еще вчера.

Налш взгляды с Майей часто встречались. Мы были похожи на заговорщиков, и по сути дела так оно и было, если можно назвать заговором полное противостояние тем, кто в Майю не верит. Свою роль в этом союзе, в этой борь­бе я вижу в том, что становлюсь опорой для спортсмена. Причем главное значение это «опора» имеет в борьбе спортсмена с самим собой. И сегодня Майе нужно побе­дить прежде всего себя, свой страх. И если это удастся, то будет побежден и «конь*».

Продолжая наблюдать за гимнастками, все чаще лов­лю их взгляды и стараюсь ответить кому улыбкой, кому кивком головы, кому успокаивающим жестом. Как раз вчера прочел статью известного ленинградского учителя Евгения Ильина, где подчеркнул такие слова: «Приветли­вое слово, сочувственный взгляд, мягкий, незлобивый тон, благожелательность, радушие — все это тоже педагоги­ческие средства». Он прав, конечно. И я бы добавил, что

268

Проклятие профессии

Работа по совместительству

269


эти средства очень нужны человеку. Я вижу это сейчас, когда легко расшифровываю в глазах юного спортсмена невысказанную вслух просьбу поддержать его, хотя бы взглядом.

Девочки делятся на группы, расходятся по снарядам. До Майиного прыжка еще есть время, и я вспоминаю об Ире — своей второй задаче. Сажусь недалеко от бревна, где она будет работать, и думаю: «А правильно ли, что начинаю с лучших? Не затаится ли чувство обиды у дру­гих?» Но нет времени, чтобы равномерно распределить его на всех. С Ирой не следовало бы так резко начинать. С человеком, тем более таким известным, как она, сбли­жаться нужно медленно и крайне осторожно, но вчера в нашей беседе она меня слушала лучше всех и этим вроде бы дала мне право на сближение, на простой вопрос: «Как настроение?*, который я задал ей после того, как она сде­лала соскок и села недалеко от меня.

— Пока хорошее, — доброжелательно ответила она и
сказала мне о себе этими двумя словами очень немало.
Вернее, подтвердила то, что я узнал от тренера. В моем
очередном блокноте записано: