Евгений Добрушин Фантастика это не страшно! Михаэль Лайтман Оматеринстве и воспитании Юрий Никонов Реальности бреда Марина Тюрина Немного о сексуальном образовании Александр Титов 8 рассказ
| Вид материала | Рассказ |
- Михаэль Лайтман, 6482.97kb.
- Михаэль Лайтман Эрвин Ласло Вавилонская башня последний ярус Иерусалим 2007 год Лайтман, 2564.64kb.
- Александр Петрович Никонов, 1753.21kb.
- Михаэль Лайтман "Каббала. Тайное еврейское учение", 5922.17kb.
- Александр Конторович «черные купола», 3987.4kb.
- Александр Никонов Опиум для народа. Религия как глобальный бизнес-проект удк 21 ббк, 3537.68kb.
- Научно-социальная фантастика. Проблема научного предвидения Прядко Александр Владимирович, 116.55kb.
- Юрий Александрович Васильев Александр Семенович Широков рассказ, 1208.95kb.
- Михаэль Серия «каббала. Тайное учение», 5895.83kb.
- Михаэль Серия «каббала. Тайное учение», 6837.21kb.
Жижка понимает, что сила на стороне врага. Он напряженно ищет выход из этого воистину безвыходного положения. И вдруг его осеняет.
– Всем женщинам снять платки и расстелить их у корней камыша! – гремит его голос.
Преследователи спешиваются и густой толпой устремляются по вязкому, илистому дну туда, где их ждет легкая победа и добыча. Мешают тяжелые доспехи и липкая грязь. Неожиданно шпоры и колючие бляхи, украшающие наколенники, начинают путаться в женских платках, упрятанных в тине. Проклиная все на свете, рыцари падают в грязь, захлебываются в ней... А на их головы обрушиваются удары тяжелых цепов, топоров и палиц чашников.
Мой миролюбивый и в меру осмотрительный читатель-фантазер, естественно, не торопится принять участие в этой кровавой потасовке. Удобно устроившись в камышах и включив защитный экран своего воображения, он начинает беззаботно уплетать, например, жареного гуся с запеченными в нем яблоками, запивая вкуснятину хорошим чешским вином. И вдруг в самый разгар схватки на него вылазят три грязных, мокрых рыцаря, которых страшно коробит и возмущает вид пришельца из будущего, преспокойно обсасывающего гусиное крылышко.
Посовещавшись, они ринулись на чревоугодника с криком: «Сволочь, отдай гуся!» Но неожиданно наткнулись на защитный экран фантазии нашего чревоугодника и начали исполнять вокруг своей потенциальной жертвы зажигательный танец с мечами. После нескольких мощных воображаемых электрических разрядов нападающие пришли в великое смущение и рухнули, как подкошенные, в грязь лицом.
Теперь мы можем спокойненько продолжать свои исторические наблюдения.
Только к утру стихла битва. Из тины пруда остались торчать обломки копий, мечи, чьи-то руки и ноги.
Чашники праздновали полную победу над заносчивыми рыцарями, которые еще недавно презрительно смеялись над мужланами, вознамерившимися схватиться с ними.
Одноглазый воитель из Троцнова пан Жижка не силен в богословских тонкостях и спорах, а спорят везде – и в Златой Праге, и в Таборе, да где только не спорят... Троцновского пана смущает, что и в Таборе, этом оплоте чашников, находятся люди, зовущие братьев-таборитов к якобы счастливой жизни по образцу первых христиан, к той райской жизни, где все равны в нищете и неприхотливы в пище, одежде и прочих материальных благах. А тем временем по всей Чехии льется кровь, гибнут люди, горят города и селения... Какое уж тут райское житье и справедливость!
«Надо силой заставить одуматься безумцев, мечтающих о несбыточном, – думает Жижка, горестно закрывая свой единственный глаз рукой. – Сказки, конечно, могут придать силу фанатикам, но не накормят и не вооружат моих воинов. Для этого нужны деньги и деньги не малые».
В Табор спешит гонец со строгим наказом очистить крепость от смутьянов, называющих себя братьями и сестрами свободного духа. Их еще прозывают пикардами, ибо их призывы сходны с призывами давних фламандских ткачей-сектантов.
Поспешим туда и мы.
Опоздали! Уже изгнаны фанатичные ревнители справедливости из Табора. Говорят, часть из них щедро сеет семена своих религиозных идей в окрестностях Пршибенец, а другие направились в Прагу смущать своими проповедями горожан.
В Прагу заявился старик Антох, известный таборитский проповедник, непоколебимо верящий в равенство всех людей от природы. Он яростно поносит не только католических священников, не признающих простоты и смирения, завещанных апостолами, но и тех чашников, которые склонны к сытой жизни в этом бренном мире. Старик призывает воинов-чашников вернуться в Табор, чтобы сурово разобраться с теми, кто верен Чаше, а кто примазался к ней.
Войско табаритов, находящееся в Праге, раскалывается: одни готовы послушаться приказа Жижки и двинуться на сильнейшую крепость короля Сигизмунда город Бероун, другие намерены вернуться в Табор.
Военным планам Жижки, ратующего за единство Чехии, угроза раскола таборитов может нанести непоправимый урон. И он начинает действовать, вначале изгоняя из общины остатки пикардов, а затем применяя к ним и силу оружия.
Таборитские священники уговаривают пленных пикардов опомниться и вернуться в лоно истинной веры, но те остаются непреклонными в своих убеждениях, заявляя, что люди во всем равны между собой, что, кроме заветов Христа, не может быть иных законов, что... Тогда их приговаривают к казне в огне и приводят приговор в исполнение.
Увы, так было и так будет со всеми фанатичными ревнителями нравственной, религиозной, политической «чистоты», кем бы они не были – христианами, коммунистами, националистами... Воистину дьявольская закономерность истории! А ныне здравствующие слишком часто грешат непростительной исторической близорукостью, не желая видеть дальше собственного носа, когда бросают обвинения в адрес недавнего прошлого. Вот их-то история действительно ничему не учит и ничему не научит; они обречены на историческое забвение, на то, чтобы стать «потерянным поколением».
Моим современникам не стоит слишком уповать на исторический опыт и научно-технический прогресс. Всё это не спасает от вращения по кругу в назойливом повторении хорошо известных науке этических и политических ошибок прошлого. Голова отдельного человека – отнюдь не «всемирная библиотека». Да и просвещенным мужам всего не охватить и не приказать всем «дуракам» думать «правильно». В повседневном быту Истории нет, но есть возможность «вляпаться в историю». Сие полезно помнить, хотя полезно иметь в виду и то, что История не прощает «исторических ошибок» народам, которые слишком уповают не на себя, а на своих вождей и пророков.
Фанатизм веры и «русский вопрос» в западной редакции. Дерзкие заявления о необходимости церковной реформы католицизма неоднократно раздавались в XV столетии. Одним из таких заявителей был нищенствующий монах Джироламо Савонарола, суровый и решительный сторонник Иоахима Флорского, автора «Вечного Евангелия». Он будоражил Италию, уводил из повиновения папе Флоренцию, а самого папу поносил последними словами.
Много воды утекло с тех давних пор, но до сих пор фигура Савонаролы окутана самыми вздорными вымыслами и только за редким исключением можно узнать кое-что правдивое об этом странном проповеднике.
Джироламо Савонарола родился в 1452 году в Ферраре в семье менялы и купца Никколо Савонаролы. Основы своего религиозного воспитания Джиролама получил от деда, придворного врача и известного сочинителя медицинских учебников. Дед был озабочен привилегированным положением духовенства, и эту обеспокоенность он передал своему смышленому внуку, равно как передал ему и начатки гуманистической образованности. Позднее Савонарола вспоминал, что еще в семье он познакомился с поэтическими школами и стихотворными размерами, но Божья Благодать в конце концов раскрыла ему глаза, и он покинул эти поэтические дебри, чтобы насладиться более сладкими плодами в церковных садах.
Получив хорошее домашнее образование по естественным и гуманитарным наукам, Савонарола начал изучать свободные искусства, готовясь поступить на медицинский факультет. Он много времени посвящает изучению Аристотеля, но все же предпочитает иметь дело не с философией, а с естественными науками. О богословии и пострижении в монахи нет и речи. В студенческие годы его больше влечет поэзия Петрарки, чем затхлый воздух университетских аудиторий. Вдобавок предпринимаются попытки сочинения любовных стихов. Увы, на любовном поприще его ждало разочарование: девушка, которую он воспевал в стихах, не ответила ему взаимным чувством.
И вдруг неожиданный поворот от поэзии и медицины к ветхозаветным пророкам. Наверное, мы так и не узнаем подлинных мотивов этой переориентации. Поэтому примем как факт то, что молодой человек стал на путь правдоискательства и какого-то неистового изучения Священного Писания.
Написав в возрасте двадцати трех лет поэму под характерным названием «Гибель церкви», Савонарола начинает готовиться к уходу в монастырь. Чтобы избежать горьких упреков родственников и не видеть огорченных лиц родителей, он поспешно покидает родной город и двадцатипятилетним уходит в доминиканский монастырь в Болонье, где около семи лет старательно тянет монашескую лямку, постоянно штудируя Библию и сочинения Томаса Аквинского, одновременно обучая молодых монахов философско-богословским премудростям.
Время для Италии было тяжелое. Занимавший папский престол Сикст IV, а затем Иннокентий VIII прославились безудержной симонией (по имени волхва Симона, просившего, согласно библейскому преданию, апостолов продать ему дар творить чудеса), кровавыми интригами и развратной жизнью. Глубоко и страстно верующий Савонарола остро переживал происходящее в лоне церкви.
В 1481 году Савонарола переезжает во Флоренцию, где его пристанищем становится доминиканский монастырь Сан Марко.
Чудесен город Флоренция. Находится он в Центральной Италии, а основан был в I веке до нашей эры римлянами на месте поселения этрусков.
Долгое время Флоренция являлась ареной социальных и политических экспериментов. С конца Х века, когда ослабла власть императора и папы, город попытались взнуздать с помощью епископа, но из этого ничего дельного не вышло. Горожане, пораскинув мозгами, начали выделять из своей среды достойных доверия людей, которые должны были представлять и охранять их интересы. Так постепенно на смену власти духовного владыки приходила власть коммуны.
В начале XII века флорентийцы создают институт консулов.
Город растет, а вместе с ним растут проблемы общения между различными группами горожан. Городской совет, решая эти проблемы, должен гибко приспосабливаться к новым ситуациям. Начинается затяжной спор по поводу конституции города, в результате которого коммуна становится юридическим лицом, чьи учреждения сменяют прежние епископские и другие органы власти.
Флоренция самоуверенно козыряет повсюду своей свободой, завязывает политические и хозяйственные отношения с другими коммунами Италии и создает новые дипломатические, административные и военные комитеты.
Наряду с институтом консулов появляется разновидность парламента – общее собрание граждан. Затем на смену неэффективному общему собранию приходит Большой совет, где интересы граждан представляют несколько коллегий.
Исполнительная власть сосредоточивается в руках одного лица, которое со своими подчиненными должно заботиться о покое горожан и порядке в городе. Ему определяется постоянное местопребывание – дворец Барджелло. В этом хорошо укрепленном палаццо позже будут пытать Савонаролу.
Большинство итальянских коммун, включая Флоренцию, раздражала уплата значительного налога в пользу церкви. И не удивительно, что в связи с этим многие коммуны находились в состоянии непрерывного конфликта с Римом.
Главенствующую роль в пейзаже Флоренции играют купол и звонница храма Санта Мария дель Фьоре. С немалыми удобствами расположились в городе два ордена нищенствующих монахов – доминиканский и францисканский. Их проповедники собирают народ в храмах и на площадях города. На церковных кафедрах ведутся богословские баталии, вызывающие всеобщий интерес. Издалека видны три центра духовной жизни города – оплот францисканцев Санта Кроче и церковная крепость доминиканцев Санта Мария Новелла. Несмотря на столь внушительный плацдарм римской курии, флорентийцы не особенно отличаются религиозным смирением и послушанием. В городе купцов и ремесленников больше в почете люди с деньгами. Благородная кровь и сутана ценятся меньше.
Во второй половине XIV века раздоры внутри итальянских городов-республик выходят за всякие конституционные рамки. И тогда popolo, то есть народ, начинает тяготеть к режиму сильной личности, отворачиваясь от популистов, склонных к пустопорожней демагогии. И режим сильной личности не замедлил утвердиться в большинстве итальянских городов еще до начала XV века. Хотя во Флоренции такого не случилось, но все же победила система Синьории, небольшого правительственного органа, чья власть все больше походила на олигархическую. Причины подобного состояния дел следует искать в известной усталости многих граждан, вынужденных обороняться от внутренних раздоров в собственном городе. Устав от беспорядков и хаоса, они решили взвалить свои заботы на плечи одного человека. Такого человека им готов предложить патрицианский род Медичи.
Пользуясь благосклонностью Фортуны, Медичи быстро прибирают к своим рукам городскую власть. Хитрость, терпеливость и сдержанность – отличительные черты их политики. Впрочем, в истории рода Медичи бывали не только взлеты, но и падения: их то обожествляли и превозносили, то ненавидели и низвергали. И все же слава этого рода неотделима от славной истории Флоренции.
История рода Медичи начинается с простых крестьян, проживавших в долине реки Арно. Упорный труд, терпеливость и сообразительность делают их со временем крупными банкирами, чей банкирский дом постепенно приобретает всемирную известность.
На протяжении тридцати пяти лет изворотливый и энергичный Козимо Медичи, находясь во главе семейного банка, захватывает один за другим банки родного города. Дальновидный и предусмотрительный Козимо умеет укреплять свой авторитет и власть, демонстрируя при этом разумную щедрость и благотворительность. Он оказывает содействие церкви, становится меценатом в искусстве и не забывает одаривать простой люд хлебом и зрелищами. Во всем этом его не покидает чувство меры и осмотрительности. Когда домашний архитектор Филиппо Брунеллеско предлагает спроектировать для славного семейства пышный дворец, Козимо отклоняет это предложение, ибо хорошо знает, что королевства погибают от роскоши. По-видимому, правы были гуманисты, титулуя Козимо Медичи Отцом отечества, как это делали древние римляне по отношению к своему императору. После Козимо этот титул никогда и никому больше не присваивался.
Еще более значительным на социально-политической арене был внук Отца отечества Лоренцо Великолепный, поэтически одаренная личность, большой знаток литературы, философ. Он любил устраивать пышные празднества с факельными шествиями и фейерверками, будучи непременным их участником. Лоренцо Великолепный любил жизнь во всем ее бурлеске и разноцветье. Но именно с него начинается закат рода Медичи, хотя у рода еще хватит сил дать церкви двух пап и двух французских королев.
Гуманистически образованный, Лоренцо Великолепный не был склонен к скучной коммерческой деятельности. К этой деятельности у него не лежала душа. При нем начинает слабеть связь центрального банка с филиалами и, как следствие, нарастает спад финансовой активности. Правда, первые признаки наступающего кризиса дали о себе знать незадолго до смерти Козимо.
Хотя финансовые дела Лоренцо Великолепного шли не очень блестяще, однако иногда ему сказочно везло, как в случае с заговором семьи Пацци, подстрекаемой римским понтификом Сикстом IV. Заговорщики планировали убить Лоренцо в соборе Санта Мария дель Фьоре во время воскресной торжественной мессы. Роль убийц взяли на себя два священника, но они только ранили свою жертву, которой удалось спастись в ризнице. Брата же его Джулиано закололи.
Архиепископ Флоренции поторопился известить народ о смерти тирана.
Тираноубийцы надеялись на поддержку флорентийцев, но жестоко просчитались: горожане устроили настоящую охоту на убийц и заговорщиков. Первым, с кем они свели счеты, был архиепископ, которого повесили на окне дворца Синьории.
Разозленный неудачей заговора, Сикст IV предал город анафеме, но ничего этим для себя не добился, а лишь повысил авторитет Лоренцо Великолепного.
В том же 1478 году Лоренцо окончательно захватывает власть во Флоренции, соблюдая при этом рамки конституции города. При новом папе Иннокентии VIII он вновь становится банкиром папства. И все-таки его звезда уже закатывается, ибо, в отличие от своего удачливого деда, Лоренцо не созидает, а пожинает.
Лишенный коммерческой жилки, потрясенный заговором и убийством брата, Лоренцо Великолепный уходит в мир философии. Этому благоприятствует атмосфера Платоновской академии, основателем которой был Марсилио Фичино, пользовавшийся покровительством и поддержкой Козимо Медичи.
Художники и философы стекаются во Флоренцию и наводняют двор Медичи. Здесь можно встретить и скульптора Микеланджело, в котором Лоренцо рано рассмотрел молодого гения.
За всем этим хмуро наблюдает монах Савонарола.
Давайте прогуляемся по Флоренции с сопровождении старенького и очень сведущего в архитектурных и прочих делах гида.
Двинулись.
– Господа, обратите внимание на то, что планировочная схема Флоренции четко отражает основные стадии развития города, – начал гид. – Позволю себе заметить, что к античному периоду относится ядро современного города, где сохранилась характерная для римских лагерей прямоугольная планировка с ярко выраженными кардо и декуманус, то есть взаимно-перпендикулярными главными магистралями и центральной площадью на их пересечении. Средневековый период характеризуют сходящиеся к воротам лагеря главные дороги, а также кое-какие улицы и, разумеется, свободно выросшие поблизости от крепостных стен кварталы с обособленной площадью для философских размышлений и ансамблем величественного собора для удовлетворения религиозных потребностей. Эта территория защищалась вторым рядом могучих стен, за пределами которых город быстро разрастался в период своего экономического расцвета XIV века, когда во Флоренции насчитывалось около ста тысяч горожан, включая тридцать тысяч ремесленников-ткачей, триста башмачников, сто пятьдесят каменщиков и ковровщиков, триста адвокатов, сто судей, шестьдесят лекарей, сто фармацевтов и восемьдесят менял. Здесь расположено кольцо монастырей, постепенно ставших центрами отдельных районов Флоренции.
– А что вы можете сказать относительно периода с 1285 по 1388 год? – поинтересовался один настырный интурист.
– Это был интересный период, – встрепенулся гид. – Именно тогда город обнесли новым кольцом крепостных стен, неоднократно реконструируемых и обновлявшихся в последующие столетия.
– Ах, как все это интересно! – восхищенно воскликнула набожная дамочка, щелкая фотоаппаратиком. – Расскажите нам что-нибудь о церковном строительстве.
– К востоку от второго кольца городских стен архитектор Арнольфо ди Камбио построил церковь и первый монастырский двор Санта Кроче. Однако ансамбль монастыря и площади перед ним был завершен лишь в пятнадцатом веке, когда исключительно талантливый архитектор, скульптор и ученый Филиппо Брунеллески построил в первом дворе монастыря капеллу Пацци и добавил второй двор. Возросшее значение площади, примыкавшей к монастырю, привлекло внимание знати, поручившей строить здесь свои дворцы лучшим флорентийским мастерам. Форма площади с окружающими дворцами соответствовали ее новому назначению – месту празднеств и турниров.
– Будьте так любезны, – перебил старикашку иностранец с колючими, немигающими глазами, – проведите нас к монастырю Сан Марко.
– Конечно, конечно, – протараторил гид.
Все шумной толпой повалили за быстро семенящим знатоком Флоренции.
Не прошло и десяти минут, как знаток резко остановился и грустным голосом повел свой невыносимо печальный рассказ.
– Ансамбль площади Сан Марко расположен у одноименного монастыря Сан Марко, основанного в конце тринадцатого века. Здесь находились монастыри с их довольно приличными библиотеками, а также основанный в 1429 году университет с лекарственным садом, госпитали и богадельня. Ансамбль Сан Марко стал средоточием науки того времени. Свою лепту в развитие этого ансамбля сделал талантливый архитектор и скульптор Микелоццо ди Бартоломео. Например, среди светских построек монастыря Сан Марко следует отметить базиликальный зал библиотеки. Функциональное назначение отдельных частей зала подсказало Микелоццо удачную композицию. Относительно узкий и длинный зал, размером десять на сорок пять метров, был разделен на три нефа, то есть на три продольных части с аркадами. Боковые нефы предназначались для установки читальных пюпитров. Интерьер библиотеки исключительно прост и напоминает легкостью своих аркад постройки Брунеллески. Двор монастыря очень походит на романские монастырские дворики. Его гладкие, светлые аркады, увитые зеленью, производят впечатление жизнерадостности и умиротворенного покоя.
– Покой нам только снится, – жизнерадостно заметил кто-то из присутствующих, чертовски напоминающий не то большого и хитрого кота, величиной с борова, не то самого борова с кошачьими буркалами.
– А мне каждую ночь снится бедняга Савонарола, – вдруг ни с того ни с сего брякнул гид и горько зарыдал.
– Ради Бога, успокойтесь, молодой человек, – прошамкала старушенция запредельного возраста.
– Ведь он был приором монастыря Сан Марко, – переставая всхлипывать, смущенно ответил гид предпредельного возраста. – И вообще был весьма ученым человеком.
– А поподробнее можно? – деликатно поинтересовался очкастый студент, извлекая из широких штанин толстенькую записную книжечку.
– Можно, – обречено выдавил старикашка, жалостливо моргая и сморкаясь в аккуратно заштопанный носовой платочек. – Видите ли, господа, гнусная либерально-буржуазная наука буквально смешала с грязью имя этого благочестивого фанатика своего религиозного дела и уже в течение нескольких веков трактует как отвратительный символ средневекового мракобесия и бескультурщины. Они пыжатся доказать, что ренессансные гуманисты – это стойкие защитники высокой и чистой культуры, а Савонарола – просто безумный монах, которому место в аду. На самом деле все не так. Конечно, он был представителем средневековой ортодоксии, что, впрочем, не мешало ему находиться под сильным влиянием флорентийской Платоновской академии.
– Что это еще за академия? – подал голос здоровенный фермер из Техаса.
– Мой любезный друг, в Средние века академиями назывались небольшие союзы ученых мужей, объединенных любовью к философии, наукам, искусствам. Первые такие академии появились в средневековой Италии, члены которых прежде всего интересовались изучением классической литературы. Одной из самых ранних итальянских академий была Платоновская академия, или, как ее называли, «Платоническая семья», основанная во Флоренции в 1442 году двумя просвещенными византийскими гуманистами и опекаемая герцогом Тосканским Козимой Медичи. В шестнадцатом и семнадцатом веках литературно-философские академии получили широкое распространение в Италии. Наиболее известной из них являлась Accademia della Crusca, которая была основана во Флоренции в 1582 году. Первые собственно научные академии начали появляться в Италии в шестнадцатом столетии. Например, Academia Secretorum Naturae была основана в Неаполе в 1560 году. Самой знаменитой из них была Римская Академия. В 1657–1667 годах функционировала в Тоскане Academia del Cimento, с деятельностью которой связано прочное утверждение экспериментального направления в естествознании.