В ожидании христа (повесть о казантипе)

Вид материалаДокументы
Глава 2. Напряженность была
С тех пор я в корне изменил свое мнение, но это произошло только после серии из ряда вон выхо­дя­щих событий, которые мне еще пр
Глава 3. Вступительное слово академика
Глава 4. Правоохранители и детективы
Глава 5. Игорь Сидерский, библеист
Глава 6. Детектив-любитель
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   29
Глава 1. Нападение на библиотеку и архив. Смерть архивариуса.

1. Был обычный осенний день.

Был обычный осенний день. Вчера окончилась конференция, а сегодня торже­ственно отме­чали ее за­крытие. Ничто не предвещало трагедии. Было жарко, но уже не изну­ряюще. Над мо­рем ветра не было, но высоко в небе ветры дули и, ви­дать, неслабые. Небольшие перистые, почти прозрач­ные облака ме­тались по небу, беспрестанно меняя направления движения. Нервные порывистые движения облаков никак не влияли на настроения людей. Отдыхающие рав­но­душно взирали на метания по небу так и не ставших ту­чами облаков, уверенные, что их от­дыху ни­что не помешает.

Однако многоопытные аборигены с сомнением качали головами. Эта, якобы, мирная погода, не пред­вещала, по их мнению, ничего хоро­шего. Старожилы ока­зались, как всегда, правы. Ве­чером грянула буря. Но это вечером. А днем во время необычайно ве­селого, и, как всегда в усадьбе, чрез­вычайно вкусного обеда, неожиданно загорелась библиотека. Ветра не было. Од­нако слабый бриз, почти неощутимо дую­щий с моря, смеши­вал ароматы кухни со свежими волнующими запахами моря и не дал обедающим по­чувствовать гарь и тление начи­нающе­гося по­жара. В этот день я вме­сте с другими участниками конфе­ренции был на этом, так трагиче­ски закончившимся гастроно­ми­ческом празднике.


2. Почерневший труп архивариуса.

Было торжественно. До обеда участники собрались в гостиной. Тарас Иванович ходил среди гос­тей ус­талый, но довольный. И его можно было понять, конференция прохо­дила трудно, но теперь все было по­зади. Потом был торжественный обед.

Никто из присутствующих не заме­тил, как он по­кинул столовую. Когда пожар в биб­лиотеке полыхнул, об­слуга во главе с везде­сущим управляю­щим кинулась его ту­шить и об­наружила почерневший труп архивариуса, си­девший за компьюте­ром.

Позже стало по­нятно, что од­новременно загорелась библиотека, вы­шла из строя ком­пьютер­ная система (с утратой всего, накоплен­ного за долгие годы, уни­каль­нейшего массива инфор­мации) и от мощного удара током заживо сгорел командовавший всем этим хозяйством биб­лиотекарь и ар­хива­риус усадьбы Та­рас Письмен­ный.

Не ожидал, что стану участником детективной истории. Но пришлось. В особ­няк на­грянули менты, а вслед за милицией пожаловали следо­ватели прокура­туры. Милицио­неры были весе­лые молодые парни из местных.

Сквозь напуск­ную серьезность невооруженным глазом было видно, что их жере­бячье жела­ние поржать сдерживало только наличие трупа, полностью по­черневшего и более всего напо­минавшего му­мию. Но не румяные, грубой раскраски останки вождя миро­вого пролета­риата, а обыкновенную мумию рядового египетского фараона, скром­ного труженика на ниве верхов­ного руководства Древнеегипет­ским Царством.


Глава 2. Напряженность была

1. Ничто не предвещало трагедию.

Между тем, только недавно ничто, вроде бы, не предвещало трагических событий, что как гром с яс­ного неба об­рушились на уютный дом олигарха, унесли жизнь доб­рейшего г-на Письменного, раз­рушили тщательно продуманный быт усадьбы и ее ве­лико­лепно налажен­ную инфра­структуру. Ин­фраструктуру, как нельзя лучше способ­ство­вавшую интенсивной интеллектуаль­ной деятельно­сти, центром которой был по­кой­ный Тарас Иванович. После разразившейся трагедии недавние события восприни­маются, как нечто дале­кое, почти при­зрач­ное.


2. А начиналось все так.

15-17 августа в усадьбе Марлена Михайловича состоялось событие, которого мои дру­зья так ждали. Событие, которого они так боялись, для осуществления которого они в последнее время так старались. Состоялась первая из двух предстоящих конфе­ренций. Ее тема «Фан­томы и орга­низмы» была странной, и поэтому доклады, на ней прочитан­ные, были хотя и интересны, но, на мой то­гдаш­ний взгляд очень уж наду­маны, если не сказать высосаны из пальца.

С тех пор я в корне изменил свое мнение, но это произошло только после серии из ряда вон выхо­дя­щих событий, которые мне еще пред­стоит описать.


3. Напряженность была.

Мы обычно вспоминаем прошедшее в розовом цвете, так уж устроена наша психика. Но в действи­тель­ности конференция проходила тяжело. Напряженность присутство­вала с первого дня. Ост­рые идейные столкновения задели самолюбие многих участни­ков, не­доволь­ных, обижен­ных, и даже ос­корбленных было довольно много. И не только потому, что идейных (и не только идейных) кон­фликтов назрело немало, а острые, на­пряженные дис­куссии их не только не разреши­ли, но еще более обо­стри­ли.

Более всего нагне­тала тревогу чреда странных событий, никак не вязав­шихся со строго на­учной, а по­тому, для умов неразвитых, которых не захватывает драма идей, даже несколько скуч­но­ватой атмо­сферой конференции. Казалось, или это сейчас так кажется, что Злые Силы собрали пол­чища свои дабы учинить сокрушительное сраже­ние с неизбежными при этом жерт­вами.


4. Арсений.

Был среди нас человек, на лице которого, как в зеркале, отражались все перипетии конференции, вся ее непростая интеллектуально нагруженная и с моральной точки зрения далеко не однозначная драматургия. Арс Луч, несмотря на свой чуть ли не под­ростковый вид, уже далеко не юноша, хотя все три дня почти не высказывался, на ка­ждом повороте дискуссии ак­тивно переживал, всей душой участвовал идейных схват­ках оппонентов.

И, казалось, что в ходе развития сквозного сюжета, совместно задуманного авторами докладов, связан­ных между собой идейно и познавательно, Арсений все более укреп­лялся в каких-то своих, ему одному известных мыслях. А взгляд, который он обращал на главного зачин­щика всех дискуссий Тараса Письменного, раз от разу становился все более и более восторженным. Это был взгляд преданного ученика, обращенный даже не на мудрого учителя, а на достойного подражания героя.

Было это странно, причины такого отношения молодого человека к Тарасу Ивано­вичу были тогда нам совершенно непонятны. Дальнейший ход событий, к сожалению тра­гический, показал, что эмоциональное состояние Арсения, истинные причины кото­рого так и остались неясными, было оправдано.


Глава 3. Вступительное слово академика

(Вспоминая прошедшую конференцию)

1. Что такое живой организм?

Началась конференция относительно спокойно. Г-н Рахмани­нов пре­дельно гладким и, ка­залось бы, абсолютно безобидным выступлением про­торил до­рогу доклад­чи­кам, вещавшим суперреволюционные идеи.

Свое краткое вступительное слово он начал с мягкой иронии по поводу странного названия кон­фе­ренции: «Фантомы и организмы»:

- Не будучи знатоком проблемы фан­томов – сказал он, – я буду говорить исклю­чи­тельно об организ­мах. В ме­тафизике, я тоже не си­лен, но среди членов команды, ко­торую я имею честь пред­ставлять, есть и богослов, и психолог и философ. Они то доложат вам все (в том числе и о фан­то­мах) в лучшем виде…

- Еще меньше - продолжил он, - я имею право рассуждать о фе­но­мене человека и его сооб­ществах. Свой взгляд на эту проблему доложит вам наш социо­лог. Моя же специальность -организмы и сверх­организмы биологиче­ские. Представление об организмах у всех присутст­вую­щих, думаю, имеется. Со сверхорганизмами слож­нее. Ученые-эволю­ционисты рассмат­ривают биологический вид или изолиро­ванно живущую по­пуляцию, как единый живой ор­ганизм. Его то они и называют сверхорганизмом. Вообще, что такое живой организм?

- Это сложная система, активно сохра­няющая самое себя. Именно это отли­чает живое от неживого. Поэтому биологиче­ский вид - тоже организм, но как бы стоящий над обыч­ными организмами, которые для него примерно то же, что клетки для многоклеточного организма – ответил сам себе академик.


2. Мир устроен по единому плану.

- Моя роль здесь – поведал он нам - авторите­том своей науки под­кре­пить гипотезы моих товарищей о соци­альных структурах (государствах, корпорациях и пр.) как о социальных ор­ганизмах. И о со­вер­шенно уникальном живом организме – Роде Человеческом. Это ­организм осо­бый. Он соз­дал вокруг себя информа­ционную среду, Вернад­ский называл ее ноосферой. Есть смысл называть его (в отличие от государства – организма социального) организмом куль­турным. Ведь в отличие от государства смысл Рода Человеческого, как единого орга­низма, составляет не со­циальная жизнь, а именно культура. При всех различиях народов на­селяющих землю, ее основы у человечества едины.

- Только не след думать – с улыбкой произнес он, - что, говоря о ноосфере, Вернадский имел ввиду пресловутый «тонкий мир» эзотериков, на котором эти наивные люди малость повернуты. Особого рода среда, в кото­рой живет человечество – семантическая, или, как го­ворят философы, «про­странство смыслов». Впрочем, бо­лее под­робно и квалифицированно обо всем этом вам расскажет наш философ на тре­тий день нашего фо­рума….

- Мир устроен Провидением по единому плану. Рас­сказав вам, уважаемые, о механиз­мах функцио­ниро­вания организмов биологических, я тем самым поста­раюсь внести свою лепту в обос­нование гипотез моих содокладчиков об организмах социальных и об организме куль­турном.

- Неко­гда ученые спорили – задумчиво продолжил академик. - Одни говорили, что логика – раз­дел математики, другие - что матема­тика – раздел логики. Пришло время подобным обра­зом выяс­нять от­ноше­ния между биологией и Теорией ин­формации.

- Я биолог, но склоняюсь к мысли, что моя наука всего лишь раздел некой гло­бальной науч­ной дисцип­лины, которую можно было бы на­звать Теорией информации в самом широ­ком смысле этого слова. Ибо жи­вые организмы, также как и их сообщества – это, прежде всего, сложнейшие ин­фор­ма­ци­онные сис­темы. Это важнейшая их особенность. А то, что эти системы, так сказать, «квартируют» на объектах, изу­чае­мых физикой и химией – это, в сущ­ности, не так важно - завершил он свое крат­кое выступление.


3. Начало таинственных событий.

В тот момент, когда ученый заговорил о Теории информации, все мониторы конференции внезапно от­ключи­лись. Затем они включились вновь и на них, включая большой монитор за спиной доклад­чика, поя­вился короткий текст:

- Ложь, все живое – от Бога, причем здесь кибернетика? А приравнивать государство орга­низму во­обще несусветная глупость. П-проклятье, п-проклятье вам!!!

Как только на экранах мониторов появились эти слова, докладчик, стоявший спиной к большому мони­тору и единственный из всех не ви­девший этих слов, почему-то свалился с ног, и те две-три се­кунды, пока текст был на экране, лежал без дви­жения. Удивленные участ­ники конфе­ренции не ус­пели придти к нему на помощь, ибо, как только с мониторов исчезли слова, ака­демик резко поднялся на ноги и, как ни в чем не бывало, продолжил свой док­лад.

Никто не понял, что произошло. Появившийся текст можно было счесть хулиганской ак­цией ха­кера, если бы, что странно, не сопровождался он кратко­вре­менным от­ключе­нием сознания у доклад­чика.

Когда после выступления академику рассказали, что с ним было, он поднял рас­сказ­чиков на­смех. А когда те продолжали настаивать, Рахманинов заявил, что у присутствую­щих, на­вер­ное, поя­ви­лись мас­совые галлюцинации.

Странно было наблюдать и неизвестно откуда появив­шееся на мо­ни­торах текст, и внезап­ное паде­ние с ног отно­сительно молодого, полного сил муж­чины, а затем, после воз­враще­ния к нему созна­ния, - полное его беспамятство относительно только что произошедшего.

Однако последствия у этих событий были. Неугомонный исследователь всего и вся, талант­ливый художник-кузнец и одновременно программист, что называется от Бога, Сте­пан Бан­дурыстенко, приперев ими уважаемого академика к стенке, вы­нудил того это при­знать.


4. Последствия.

Последствия были не менее странны, чем сами события. Дело в том, что после появления на мони­то­рах фразы, завершением которой было слово «проклятье», со сдвоенной почему-то буквой «п», из лексикона акаде­мика начисто ис­чезли на­чинающиеся на эту букву слова.

Не заметить эту странность в речи было довольно трудно, в русском на эту букву начина­ется очень много слов. Вследствие чего лексикон уважаемого академика оказался ужасающе беден. Степан, пер­вым заметив неполадки в речи своего тезки, стал ходить за ним по пятам с магни­тофоном в кармане, за­писы­вая все приватные разговоры Степана Львовича.

Ночью, перед отходом ко сну, он предъ­явил упря­мому академику эту неопровержимую улику и заставил того признать, что необычные события все же имели место. Однако на просьбу Степы про­изнести хоть одно слово, начинающееся на «п», ака­демик упорно (якобы из принципа) отказывался это сделать.

Только утром, после чая, обнаружив на своей шее скромный деревянный крестик (о причи­нах по­явле­ния которого, как и многих других аму­летов у всех без исключений участников конференции, мы расска­жем позже), Степан Львович утратил этот странный дефект речи и в своем прочи­танном на утреннем за­седании докладе употреблял все слова без ограничений.

Нужно сказать, что после инцидента во время вступительного слова академика Рахмани­нова все, кроме католического кардинала Антонио и позже всех приехавшего православного дьякона Алексея Курова, на шеях которых кресты были постоянно, почувствовали себя не­здоровыми. И только позже, когда все уча­стники конференции обнаружили у себя: - у кого на шее, у кого в кармане, у кого на стоящей у постели тум­бочке, крестики или иконки, неиз­вестным образом туда попавшие, недомога­ние покинуло всех.


Глава 4. Правоохранители и детективы

1. Милиционеры.

Однако вернемся на время к правоохранителям города Шелкино. Изящество и несо­мненное богат­ство усадьбы их смущало, а серьезная вы­школенная прислуга, состоя­щая из знакомых им с детства и в до­машних условиях веселых разбитных земляков, приводила в недоумение. На­скоро совершив все необхо­димые дейст­вия, милиционеры уехали, уступив место серьезным об­стоятель­ным следова­те­лям прокура­туры.


2. Следователи.

Следователей было двое. Были они, не в пример молодым милиционерам, серь­ез­ными умуд­рен­ными жизнью мужиками, обоим было да­леко за сорок. Но, не­смотря на серьезность ситуа­ции, сле­до­ватели не­вольно вызывали улыбку. Старший был малень­кий энергичный толстя­чок, а младший – анемичный, длинный и тощий, как жердь. И фамилии у них были соответст­вующие. Стар­шего звали Баташов, а младшего Ба­тов.

Несмотря на все различия во внешно­сти, они обладали рази­тельно по­хожими, почти идентич­ными но­сами. Эти длин­ные, острые, постоянно принюхивающиеся носы, каза­лось, обещали, что их хо­зяева распу­тают эту странную историю, и преступник (или пре­ступники) обя­за­тельно бу­дут най­дены.

Комичная пара начала расследование преступления со всей серьезностью и энту­зиаз­мом, на ко­торое она была способна. Рассчи­тывая на немалое, осо­бенно по щелкинским масштабам, воз­на­гра­ждение известного своей щедро­стью оли­гарха, Бат и Баташон от прокура­туры старались изо всех сил, можно сказать, носами землю рыли от усердия. Но, то ли случай этот был из рук вон сложный, то ли следователям ка­тастрофически не хва­тало умения, но из их усердия ровно ни­чего не вышло.


Глава 5. Игорь Сидерский, библеист

(Вспоминая прошедшую конференцию)

1. Специалист по биб­леистике.

После вступительного слова академика свой доклад прочел видный специалист по биб­леи­стике профес­сор Сидерский. Крупный, медвежеватый, с несколько тяжелым профилем, но лов­кий, с мягкими изящными дви­жениями и очаровательными манерами, и, не­смотря на от­носи­тельно молодой возраст, седой, как лунь, он безу­пречно владел своим голосом. Его мяг­кий, и од­новременно, словно про­никаю­щий в самую душу ба­ритон, был на­столько убе­дите­лен, что самые необыч­ные, самые револю­цион­ные из его идей вос­принимались, как истины непре­ложные, как нечто безуслов­ное, само со­бой разу­мею­щееся.

В соответствии с замыслом г-на Письменного, нынешнее высту­пление ученого-бо­гослова связало близ­кую к казантип­ской проблематике тему Христа и Антихриста с главной темой нынешнего фо­рума.


2. Христос, Антихрист и Дьявол.

Только позднее я до конца понял, смысл того, о чем говорил профессор. Уважае­мый бого­слов считает, что в мире действуют, бо­рются друг с другом три силы: Сила Любви, олице­творяемая Христом; Сила Зла - сила дьявольская разруши­тельная; и Антихрист - сила конст­руктив­ная, органи­зующая, желаю­щая делать добро людям, но добро без любви всегда обора­чивается злом. Последнее закономерно, ибо добро без любви порож­дает фа­натизм, а также склонно к созданию пустых форм и бездушных механиче­ских му­ляжей.

События, произошедшие во время конференции, хорошо иллюстрируют эту теорию на примере малого участка земли, усадьбы олигарха, и маленькой группы людей – участников конференции.


3. Магнетизм змей.

Но г-н Сидерский говорил не об этом частном случае. Профессор пояснил свое видение сущ­ности фено­менов, которым он посвятил свою лек­цию. Для него дьявольские силы, овла­де­вающие челове­ком, – это, в терминах ме­дицинских, всего лишь психи­ческое расстройство, а на языке кибернетики – сбой про­граммы. А Антихрист для него воплощение сил, дейст­вую­щих якобы во благо человеку, а на самом деле отни­маю­щих у него индивидуаль­ность, ли­шающих его души.

Наверное по просьбе г-на Письменного профессор связал феномены, им обсуждае­мые, с пробле­мами Казантипа. Он разъяснил внутренний смысл казантипской ле­генды. По его мне­нию, в полно­луние на по­луострове происходит следующее:

В непогоду магнетизм змей, извивающихся и свивающихся в клубки, вызывает у людей психиче­ские расстройства. Легенда о бесах, поящих змей в непо­году ядовитым напитком, не­далека от истины, ибо расстройство психики - есть бессовство или проявле­ние дья­вольское.

А в хорошую погоду, когда змеи вытягиваются в струнку, у людей успокаивается психика. Но, во­преки легенде, участие здесь ангелов более чем сомнительно. Успо­каивая психику, освобождая ее от воз­дейст­вия сил дьявольских, змеиный магнетизм отдает ее в руки сил ан­тихристо­вых, ибо порож­дает фана­тиков, неколебимо уверен­ных в своей правоте.


4. Сродни воздействию наркотиков.

В своем докладе профес­сор Сидерский высказал предположение, что стремление с помо­щью Чаши Хри­стовой усилить успокаивающее влияние змеи­ного магнетизма на психику людей только усили­вает отри­цательный эффект этого воздействия.

- Оно сродни воздействию наркотиков – объяснил профессор. - С той только разницей, что прекра­ще­ние дейст­вия наркотика вы­зывает ломку, а магне­тизм змей наоборот вводит пси­хику в со­стояние ложной, примитивной, одномер­ной ясности, не прекращающееся с прекра­ще­нием его воздейст­вия.

- А это дает человеку – продолжил он - ощущение своей полной неоспоримой правоты и толкает его на принятие про­стых решений, кото­рые должны обеспечить полную победу его «истины» над чужими «за­блуждениями».


Глава 6. Детектив-любитель

1. Детектив-любитель.

Преступление, которое взялись расследовать ретивые комики от прокуратуры, было явно им не по зу­бам. Зато внезапно прорезались шерлокхолмсовские спо­собности у че­ловека, никогда прежде рас­следова­ниями преступлений не занимав­шегося, и даже де­тективные романы нико­гда прежде не чи­тавшего, а уж соответ­ствующие сериалы во­обще на дух не переносящего. Этим человеком был мой щелкинский зна­комец Степан Бандурыстенко.

Человек Степан Фомич вообще недюжинный. С виду он простоватый украин­ский парубок, с вы­го­рев­шей на солнце буйной шевелюрой и всегда облупленным от ветра толстым добродуш­ным но­сом. Но па­рень он только с виду, ему недавно исполнилось 28, и он далеко не прост.


2. Философ-лингвист.

Во-первых, он почти единственный в городе подлинный интеллектуал, тон­кий знаток филосо­фии и структурной лингвистики. Пристрастие к абстрактным рассуждениям у Сте­пана наслед­ствен­ное. Его отец, ми­лейший Хома Хомич Бандурыстенко, директор лучшей ме­стной школы, знат­ный хле­босол, любитель доб­рого само­гона и густого ук­раинского пива, ут­верждает, что род Бандурыстенков – прямые потомки великого на­родного фило­софа Ук­раины Григория Сково­роды.


3. Художник-кузнец.

К тому же в своем деле Степан высокий профессионал, ни одна крупная между­народ­ная вы­ставка ху­дожественной ковки не проходит без его работ. И на каж­дой он бывает отмечен на­градами и при­зами. Еще в школьные и студенческие годы Степан был уча­стником ряда серь­езных вы­ста­вок в Лондоне и Па­риже.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного, сама фами­лия Бандурыстенко го­ворит, что в их роду были не только философы. А свое пристрастие к кузнечному делу Степан явно унаследо­вал по ма­те­рин­ской линии, его мать, добрейшая хло­по­тунья Горпына Карповна в девичестве носила фами­лию Коваль.


4. Программист.

Шесть лет назад Степан окончил мехмат МГУ и успел поработать в москов­ском фи­лиале все­мирно из­вестной фирмы Микрософт. Однако тяга к искусству в конце кон­цов победила. Бро­сив престиж­ную и выгодную работу в Москве, Степан вернулся в тишину родного городка и здесь, вдали от мос­ковской суеты продолжил свои творче­ские по­иски, как художник-кузнец.

Именно он ввел меня в усадьбу олигарха Марлена в Мысовом. Он, как и я, присутст­вовал на всех засе­даниях конференции и, что для моего дальнейшего повествования самое важное, оба мы уча­ствовали в обсуждении доклада Сер­гея Претлегина, старого, еще со студенческих лет, знако­мого Степана.