В ожидании христа (повесть о казантипе)

Вид материалаДокументы
Глава 4. Причины для беспокойства. Продолжение
Глава 5. Евангелие от Мельхиора. Окончание
Глава 6. Причины для беспокойства. Окончание
Книга вторая. голем
Апостол Павел.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29
Глава 3. Евангелие от Мельхиора. Продолжение

1. Ответственность.

После Голгофы мы, Каспар, Бальтазар и я, Мельхиор, приняли крещение от рук апо­стола Фомы, но в душе своей мы стали христианами в час казни Его. И вступили мы в число распространителей учения Христа по миру.

Однако на нас лежала большая ответственность, ибо мы первые начали магические действа с Ча­шей Иисусовой. Это мы выпустили в мир ту силу, которая вполне может стать основой для дея­тельности Антихриста.


2. Служение Чаше.

Узнав о судьбе Чаши, из которой апостолы приняли Святое Причастие на Тайной Ве­чере и в которую Иосиф Аримафейский собирал кровь Распятого, мы отправились вслед за ней в Эфес, куда ее привез сей, в былые времена тайный, а ныне явный последователь Христа. Незримо охра­нять Чашу от возможных посягательств Антихриста стало главной задачей нашей жизни.

Мы, как и Иосиф, влились в христианскую общину Эфеса, весьма успешную и не вызы­вавшую особо сильного неприятия властей. Не проходило и года, чтобы двое из нас троих (третий все­гда оставался в Эфесе для охраны Чаши) не отправлялись в путеше­ст­вие по миру проповедовать учение Христа язычникам.

Нужно признать, что семнадцать лет Господь спасал нас. И хотя не было места на земле, где пришлый проповедник не был бы арестован и судим, на протяжении всех этих лет не было случая, чтобы нам не удалось убедить судей в том, что проповедь наша не несет никому вреда, ибо мы ничего кроме Любви не проповедуем.


3. Заговор.

Долгих семнадцать лет мы успешно охраняли Чашу от рук нечестивцев. Нечасто, но похити­тели появлялись. То были воры и разбойники, отнять у которых Чашу и вернуть ее Ио­сифу не составляло для нас большого труда. Но в конце этого срока нашелся тот, кто возжелал продолжить наши былые анти­христовы деяния.

Сведения, полученные нами из надежных источников, свидетельствовали, что новый главный жрец Эфеского храма Артемиды Алкей задался целью овладеть Чашей. Нам удалось вы­яснить, что его целью было бросить свой известный всему миру храм Арте­миды для того, чтобы, с по­мощью Чаши Распятого тайно править миром из нашего скромного храма Грааля.

Мы с Каспаром и Бальтазаром изо всех сил пытались этому воспрепятствовать. Но усилия наши не привели ни к чему. По навету Алкея хранитель Чаши Иосиф Аримафей­ский был аре­стован. Чаша перешла в руки правителя и был велик риск, что тот пере­даст Ее в злокозненные руки жреца Алкея.

Исправить положение было нетрудно, в городе против прави­теля зрел заговор. К тому же у заговорщиков не было вождя. Любой из нас троих (даже брат Каспар, самый старший из нас, был еще достаточно крепок) мог стать во главе заговора. У каждого из нас был неплохой военный опыт. До посвящения в жрецы мы служили в армии и, если бы не тяга к ду­ховной жизни, каждый из нас мог бы сде­лать неплохую военную карьеру.

У нас была полная возможность расправиться с правителем и вернуть Чашу Иосифу Арима­фейскому. И тем самым добиться своей цели – не допустить, чтобы Чаша по­пала в руки нового Антихриста. Но мы считали такой способ борьбы неприемлемым для христианина.

Очень скоро благоприятная для нас ситуация изменилась на противоположную, в от­сутст­вии вождя заговорщицкие настроения в городе постепенно выветрились, крикуны поутихли и по­ложение правителя упрочилось. А наше положение, наоборот, стало резко ухудшаться, ибо пра­витель подозревал в нас скрытых врагов его власти.


4. Неучастие в политике.

Перед нами стояла одна задача - уберечь Чашу от рук жреца. Мы пытались отгово­рить прави­теля передавать Чашу кому бы то ни было, но тот откровенно посмеялся над нами.

Правитель хорошо понимал, что, возглавив заговор, мы легко достигли бы своей цели. Наша не­решитель­ность вызвала у него глубокое к нам презрение, ибо, по­считав нас людьми слабыми и вялыми, он перестал нас бояться. Вскоре мы были аре­стованы.


5. Христиане не боятся смерти.

Правитель обещал нам скорую казнь. Когда он понял, что мы не боимся смерти, то готов был отнестись к нам с уважением. Но когда услышал он нас, что даже в руках палача мы не ста­нем копить на него злобу, а напротив, отнесемся с любовью и состра­данием и к нему, отдав­шему приказ о нашей казни, и к палачу, который казнит нас, он исполнился к нам, даже не пре­зрением, а бешеной злобой. Наши убеждения, наша хри­стианская любовь и всепрощение показа­лись ему несусветной и достойной самого стро­гого наказания глупостью.


6. Принять смерть с любовью к врагам.

Две недели назад был обезглавлен Каспар. Правитель обещал его помиловать, ежели тот отка­жется относиться с любовью к своим убийцам и, как и все люди в его положе­нии, преис­полнится к ним законной ненавистью. Однако правителю не удалось до­биться своего, Каспар умер с улыб­кой любви и горечью сострадания к палачам. Неделю назад был распят Бальтазар. Его тоже обещали помиловать. Но и он стоял на своем и был казнен.


Глава 4. Причины для беспокойства. Продолжение

1. Странные соотечественники.

Нет, конечно, в приезде вождей и видных теоретиков народно-патриотического лагеря, во­обще то ни­чего удивительного нет. Более того, их присутствие придаст дискуссиям необхо­димую остроту. И все же странно будет видеть среди людей, увлеченных поисками истины (первая конференция) и подлин­ной нелицемерной любовью к человеку (вторая конферен­ция), этих бессовестных популистов и скользких демагогов.

Наблюдать людей, Истина и Любовь для которых не более чем громкая фраза, конечно, небезынте­ресно, но не очень-то приятно. Ведь для этих то, что для обычного человека свято, только фразы, не­обходимые для возбуждения у слушателей злого и завистливого комплекса неполноценности, удовле­творить который способна только месть всем, на кого направит ее длань оратора.

Конечно, то, что на конференциях появятся «писатель-патриот» Алексей Просящев и тоже «пат­риот», но уже «философ» Юрий Подпругин, обещает сделать их полемически заострен­ными, а по­тому инте­ресными. Но для тех, кто болезненно переживает даже малейшее сопри­косновение с гря­зью челове­ческой, участие в наших форумах станет весьма неприятным эпизодом их жизни.


2. Семен Претлегин.

И, наконец, прибыли главные докладчики первой из конференций, без которых весь форум вообще не имел бы смысла. Вести первую конференцию был приглашен человек широко из­вестный в узких кру­гах и одновременно малоизвестный или почти неизвестный в кругах широких.

Широкие круги, которым сегодня почти неизвестна фамилия Претлегин - это читатели фантастики. Хотя в прежние времена она была бы у всех на устах. Что же, такое нынче время, слишком много разнообразной информации захлестывает нынче человека. Сегодня мало кто знает фамилию автора предисловий (и послесловий) к одному из самых популяр­ных собраний сочинений наших прослав­ленных фантастов братьев Стругацких.

Эти книги имеют спрос, но предисловия почти никто не читает. Тем более авторы (Стру­гацкие) на­столько хорошо известны, что у читателя не возникает потребность предвари­тельно просматривать предисловие.

Что же касается узкого круга абонентов Сети, интересующихся творчеством группы "Со­зидание бу­дущего", то здесь авторитет г-на Претлегина незыблем. Ибо он является лидером группы и единст­венным (или почти единственным) ее членом.

То, что Тарас Иванович пригласил не только прочесть одну из лекций, но и вести всю кон­ферен­цию именно этого человека, делает честь прозорливости и нетривиальному образу мыслей господина ар­хивариуса. Ибо научные интересы и сам подход к проблемам, харак­терный для Семена Василье­вича Претлегина, не просто далеки от банальности. Они пред­ставляют собой удивительное сочетание но­визны мысли со строгим анализом многочислен­ных и разнообразных феноменов и парадоксов, ко­то­рые в изобилии поставляют нам совре­менные научные исследования (особенно в области социоло­гии и психологии). Тема, на ко­торую согласился прочесть свою лекцию молодой исследователь фе­номе­нов, тоже из ряда вон оригинальна и необычайно увлекательна.

Но Претлегин, хотя и важное, но далеко не решающее звено в цепи докладов, которые должны на­ри­совать стройную картину современного видения удивительного мира вокруг нас и нас в этом стран­ном, но таком увлекательно интересном мире.


3. Степан Рахманинов.

Зачин конференции задаст известный ученый, академик Степан Рахманинов. Человек, но­сящий фа­милию великого композитора, знаменит, как биолог, и, в отличие от известного русского компози­тора-химика, к музыке не имеет никакого отношения.

Зато, как ученый биолог, он не просто выдающаяся фигура. Он определенно прирожден­ный ре­во­люционер в науке. А точнее его можно характеризовать, как ученого-провокатора, человека ро­див­шегося на свет Божий только с одной целью, чтобы опрокидывать устояв­шиеся догмы.

Причем, делает он это в точном соответствии с принципами Сократа - не сам, а ловко и не­заметно подводя к нужным выводам своих оппонентов. Если на предстоящей конференции ожидается нечто подобное, если научное сообщество ожидает его очередная интеллектуаль­ная провокация, то пред­стоящий форум обещает быть очень интересным.


4. Мафусаил Воздушный.

Изюминка конференции в том, что на ней выступит отнюдь не ученый (хотя в прошлом и кандидат технических наук), а мистик, известный в своем деле экстрасенс Михаил Добро­нравов, называющий себя Мафусаилом Воздушным. Марлен знал, почему г-н Письменный его пригласил - эта кандида­тура и тема доклада предложены акаде­миком Рахманиновым. А это означает: во-первых, что ожидается на­учная провокация (иначе зачем академику нужен экстрасенс-мистик), во-вторых, изюминка провока­ции будет в каком-то еще неясном соеди­нении биологии и ок­культизма.


5. Иван Философов.

Завершит конференцию философским докладом молодой сотрудник академика Рахмани­нова, скры­вающийся под псевдонимом Иван Философов. О нем информаторам Марлена ре­шительно ничего не известно, даже его подлинной фамилии. Но поскольку это креатура г-на Рахманинова, его роль в ожидаемой провокации очевидна.


Глава 5. Евангелие от Мельхиора. Окончание

1. Завтра меня ждет страшная казнь.

Завтра меня ждет страшная казнь, я буду сварен в кипящем масле. Я готов принять смерть и вовсе не собираюсь отказываться от любви ко всем людям на земле и состра­дания к своим му­чителям. Сегодня на рассвете меня опять привели к правителю, кото­рый пожелал узнать, не изменил ли я своему решению принять смерть со словами любви и сострадания к своим мучите­лям на устах.

Я вновь подтвердил, что мое решение неизменно. Но далось мне это на этот раз от­нюдь нелегко. Ибо вчера мой старый друг философ Аристобул посетил меня в заточе­нии и предложил свой план побега, на который я, по его мнению, обязан согласиться, ибо ко­нечной целью его плана является спасение Чаши из рук правителя.


2. Наш оппонент Аристобул.

Аристобул – язычник, но сочувствует нам, христианам, хотя не во всем с нами согла­сен. Он уже много лет полемизирует со мной, близким другом своим. Особенно непри­мирим он к идеям «Хри­стианской арифметики» брата моего Каспара. Он уверен, что нельзя, ради нежизненных и не­лепых, по его мнению, принципов, губить дело, за которое ты принял на себя ответствен­ность. Когда мы отказались встать во главе восстания, он просто кипел от негодования.

- Что же это получается? – грубо кричал он в лицо Каспару, человеку, возрастом вдвое старше его самого, - Не желая брать на себя ответственность за местное и, скорее всего, почти бес­кровное восстание в Эфесе, и, тем самым, отдавая власть над Чашей в руки Анти­христа, врага Христа, Вы созна­тельно обрекаете мир на муки адские, а лю­дей земли на беско­нечные и бес­смысленные страда­ния. И вы считаете себя правыми? А Вашу, уважаемый Каспар, «Христиан­скую арифметику» по-прежнему считаете непре­рекаемой истиной?

Но Каспар был тверд в своих убеждениях, и мы с Бальтазаром были согласны с ним.


3. Еще не все потеряно.

И вот после гибели моих товарищей и за день до моей казни Аристобул снова вернулся к своим прежним аргументам.

- Понимаю ли я - спросил он меня – что без сопротивления соглашаясь на собствен­ную смерть совершаю тяжкое преступление именно против христианства?

Далее он заявил, что еще не все потеряно, что он уже подкупил стражу, и я могу бес­препят­ст­венно бежать.

- Поднять восстание – продолжал он – еще возможно. Цех кузнецов, обложенный на днях до­полнительным налогом и почитающий знаменитого золотых дел мастера Мельхиора чуть ли не небесным покровителем их цеха, готов выступить в полном со­ставе. И не только высту­пить сам, но и вооружить Аристобула, его родственников и друзей, и рабов и вольноот­пущен­ников их. Люди эти, как свободные граждане, так и рабы и вольноотпущенники, в основ­ном христиане и сражаться за Чашу Христову бу­дут до последней капли крови.

- Но - заверял меня Аристобул – крови прольется скорее всего совсем немного. Если я встану во главе этого маленького, но очень хорошо вооруженного и воодушевленного светлыми идеа­лами отряда, то нам будет обеспечена скорая и почти бескровная по­беда.


4. Я отказался возглавить восстание.

Я отказался не только возглавить восстание, но даже участвовать в нем. Разочарова­ние моего друга Аристобула было безмерно. Он еще раз обвинил меня в предательстве дела, кото­рому я и нынче покойные братья мои Каспар и Бальтазар служили послед­ние 17 лет.

- Неужели ты, друг мой Мельхиор, бывший высокоученый маг и умудренный годами по­следова­тель Дела Иисусова, не понимаешь – в который раз втолковывал мне накален­ный негодованием и гневом, как добрый булат в наковальне, а обычно тишайший в об­ращении Аристобул, - что дело ваше со смертью твоей будет окончательно загублено.

- Ибо сразу же после твоей казни Ал­кей овладеет Чашей и отправится в ваш подзем­ный храм управлять миром. А это означает – задыхаясь от волнения продолжал он, - что начнутся в мире бесконечные жестокие войны, в которых каждая сторона будет чувствовать себя не только абсолютно правой, но и в силу этой своей правоты просто обязанной жестоко наказы­вать своего неправого противника.

- Не­ужели – в порыве невиданного возбуждения срываясь на крик бросал он мне в лицо – у тебя пол­ностью отсутствует элементарная человеческая совесть, неужели тебе не жаль тысяч и ты­сяч невинных, которые погибнут в кровавых схватках или будут за­мучены непререкаемо суро­выми ревнителями «справедливости», в истинности которой они не будут сомневаться. И про­исходить это будет благодаря твоему ослиному упрям­ству и равнодушию к людям.


5. Решение далось мне нелегко.

Нужно сказать, что, не имея поддержки в лице щедрого на аргументы Каспара, я не был, как прежде, тверд в своих убеждениях. Сомнения овладели мной. Однако я их пре­одолел. Мои бра­тья Каспар и Бальтазар уже в чертогах Господних, поспешу и я за ними ни на йоту не отсту­пив от принципов истинного христианства, разъясненных мне грешному высокоученным бра­том моим Каспаром. Отступать от принципов им запо­веданных я не могу и не желаю. Ибо в силу своего от природы слабого разумения не спо­собен (да и времени мне на это уже не оста­лось) вырабо­тать новых.


6. Убедить смертью своей.

Моя единственная забота смертью своей убедить врагов и казнителей своих не ис­пользовать Чашу во зло. Я присутствовал при казни друзей своих и не могу сказать, что смерть их не ока­зала никакого влияния на врагов их и моих. Даже на закосневшего в се­бялюбии и душевной под­лости Алкея смерть братьев моих во имя любви христианской произошедшая произвела силь­ное впечатление. И это было ясно видно всем присутст­вовавшим при казни.

Еще сильней подействовало это зрелище на правителя города. Уже смерть Каспара заста­вила его крепко задуматься. А во время казни Бальтазара он вообще пребывал в по­луобморочном со­стоянии. Видать любовь Христова сильно действует на его еще не окончательно загубленную душу. Поэтому питаю надежду, что моя смерть спасет многие души, в том числе и душу пра­вителя города, что поможет ему по совести рас­порядиться Чашей. С тем иду на смерть. Слава Иисусу Христу! Слава Любви! Аминь!


Глава 6. Причины для беспокойства. Окончание

1. Реакция природы.

Совершенно не считая себя мистиком, Марлен, тем не менее, со смешанным чувством страха и удив­ления отмечал, как резкими изменениями погоды сама природа отзывалась на приезд участни­ков конференции. Может это были чисто случайные, но уж больно назойливо повторяющиеся совпа­де­ния. Так или иначе, но реакции погоды в точности совпадали с его, Марлена, восприятием тех или иных гостей.


2. Молодость и красота.

Ранним погожим утром на вертолетную площадку усадьбы почти одновременно сели два верто­лета: один с гостями с Арабского Востока, другой из Москвы с молодым майором ФСБ Петром Па­щенко за штурвалом. А через минуту к дому неистово рыча подрулил из­рядно по­трепанный, но очень мощный харлей с юной Энн Фомин за рулем, почтенным ар­хиеписко­пом монсеньером Анто­нио Люччи в коляске и молодым Арсеном Лучем на заднем сидении. Вышедшие из своих воздушных стрекоз майор ФСБ и арабский аристократ, не ус­пев огля­деться по сторонам, были моментально сражены красотой юной амазонки в седле харлея. Арсений на мгнове­ние насупился, но тут же широко улыбнулся молодым людям, только что спустившимся с небес, но уже ставшими пленниками красоты его девушки.

Какую роль здесь сыграло очарование ослепительно ясного утра, судить трудно. Быть мо­жет и при ненастной погоде молодость трех юношей и красота юной амазонки за рулем мо­тоцикла взяли бы свое, и четверо юных созданий совершенно также ис­полнились бы симпа­тии друг к другу. Но при­рода почему-то им в этом явно подыгрывала.


3. Национал-радикалы.

Странно, но утром из вертолета с Востока вышел только молодой арабский аристократ со слугами. Престарелый шейх вышел из него только во второй половине дня. Что он там делал целых полдня не­известно. Может быть, молился Аллаху?

Но, так или иначе, когда тот вышел на свет Божий, погода испортилась. Поднялся ветер. Он так ужасно выл на разные голоса, что казалось, будто эта страшная какофония несется из самого ада, где тысячи чертей поджаривают на сковородах целый сонм греш­ников.

Это, конечно, только совпадение, но одновременно с арабским радикалом во дворе усадьбы появи­лись радикалы отечественные. К усадьбе подкатил икарус с группой национал-патрио­тов с ве­тера­ном ГБ Сергеем Пащенко во главе. В этой группе кроме «писа­теля-патриота» Алексея Просящева и «философа-патриота» Юрия Под­пру­гина, находились, любезно подве­зенные услужливым гэбистом к воротам усадьбы бывшая мир­ная детская пи­сательница, а ныне лидер антиисламского движения в России Алена Чудова, и ее гос­тья, итальянский еди­номышленник и, по совместительству родствен­ница, известная журналистка Ориана Па­лаччи.


4. Раздражение.

Эти малоприятные гости, особенно писатель и философ, немного раздражали Марлена, но в гораздо большей степени они испортили радостный до того настрой Тараса Ивановича. Еще бы, эти «патриоты» - люди дос­та­точно хорошо известные, лица их давно примелька­лись на телеэкранах.

Писатель Алексей Просящев - человек неопределенного возраста с бегающим взглядом и почему-то всегда возбуж­денным до нервного тика лицом. Писал он плохо, многословно, с будто специально пришпилен­ными литературными красивостями, но был он истинный поэт зла, восторженно взахлеб описывающий свою яркую и глубокую ненависть ко всем другим наро­дам (даже к родствен­ным, например, к украинцам). С не меньшим увлечением описывал он все виды орудий убийства, от обыкновенного ножа до предмета его почти сексу­ального вож­деле­ния – атомной боеголовки.

Философ Юрий Под­пру­гин был человеком иного склада. Высокий, плотный, с бородой ло­патой, гру­боватый, с не очень гармонировавшим с его внешним видом мягким ин­теллигент­ным голосом. С истинно фана­тичным упорством выискивал он в истории народов и госу­дарств и в их сего­дняшней жизни все и всяческие поводы для взаимных упреков, спо­ров, конфликтов. Ибо считал вся­ческое противостояние и более всего войну единственным дос­тойным человека занятием.

В прошлые века они оба эти деятеля, наверное, были бы весьма кстати в любой государ­стве, при любом общественном строе. Но в XXI веке они смотрелись явными монстрами, весьма опасными разжигателями деструктивных настроений, особенно в условиях психиче­ской не­устойчивости, свойственной населению постсоветских стран.


5. Ученые.

На следующее утро, когда подъехал автобус с группой ученых во главе с академиком Рах­манино­вым, погода была вновь хороша, даже отлична, но далеко не благостна. Казалось в воздухе раз­лито что-то еще не проявленное, невысказанное. Природа исполнилась ожида­нием чего-то, может быть и не­страшного, но очень уж необычного.

После полудня, когда подъехали ученые из Израиля, погода вновь изменилась. Теперь она, каза­лось, предвещала уже не нечто новое, необычное, но неопасное, а ясно указывала, что ожидается что-то весьма и весьма тревожное. Теперь ветер не выл отчаянно и жутко, как при приезде радикалов, а только весьма мелодично, но очень уж жалобно, подвывал, наводя тоску почти безысходную.

Конец первой книги.


КНИГА ВТОРАЯ. ГОЛЕМ

=================================

ЧАСТЬ V. ТРАГЕДИЯ В УСАДЬБЕ

Если я говорю языками человеческими и ангельскими,

а любви не имею, то я – медь звенящая и кимвал звучащий.

Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение,

а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Апостол Павел.