1. Общественно-литературная ситуация и литературный процесс послевоенного периода (1946 начало 50-х гг.)

Вид материалаДокументы

Содержание


34. Проблематика и художественное своеобразие творчества Валентина Распутина. Рассказ "Уроки французского", повесть "Живи и помн
35. Тетралогия Фёдора Абрамова "Пряслины". Обязателен к прочтению роман "Две зимы и три лета".
37. Творчество Василия Шукшина. 2-3 рассказа.
38. Творчество Виктора Астафьева. Цикл новелл "Царь-рыба". Обязательны к прочтению "Царь-рыба" и "Сон о белых горах".
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

34. Проблематика и художественное своеобразие творчества Валентина Распутина. Рассказ "Уроки французского", повесть "Живи и помни", повесть "Прощание с Матёрой".


Виктор Астафьев назвал повесть "Живи и помни" одной из лучших книг о Второй Мировой войне, отметив "потрясающую, глубокую трагичность". Эта книга получила признание и у нас в стране, и за рубежом. В ней затрагивается все та же вечная тема – война. О Второй Мировой войне размышляли многие советские писатели. Но есть в понимании этой темы Распутиным нечто особенное, что заставляет внимательней вчитываться в его книги.

Что же в повести "Живи и помни" привлекло к себе всеобщее внимание? Не только выбранная тема, конечно. О дезертирстве писали многие. Эта тема не нова, просто раскрыта Распутиным по-новому. Интересен подход к изображению войны. Вроде бы в повести нет описаний боев, почти не затронут фронтовой быт. Мы видим войну "с изнанки", со стороны тыла, и, тем не менее, чувствуем ее ход, ни на минуту не забываем, что где-то, не так уж далеко, гибнут люди. Не будь войны, не осталась бы молодая Настенина подруга Надька с тремя ребятишками на руках. Не будь войны, не вернулся бы Максим Вологжин инвалидом. Не будь войны, не произошло бы этой страшной беды с Настеной и Андреем.

В повести "Живи и помни" Валентин Распутин не просто рассказывает о жизни героя и героини, но соотносит их судьбы с народной судьбой на трагическом изломе истории. Так он решает тему "человек и война". В повести нет героев, совершающих военные подвиги. Два главных действующих лица – дезертир Гуськов и его жена. Причем в книге идет речь не столько о дезертире, сколько именно о его жене. Это всегда подчеркивал сам автор, говоря о своей книге. За ее судьбой, за ее переживаниями Распутин следит с сочувствием и состраданием. Настена – образ русской женщины, великой в своих поступках и в своих несчастьях. Если из двоих супругов Гуськовых кто-то и достоин называться героем, то это Настена.

Ее подвиг самопожертвования действительно велик. Настена живет в тылу, но и она ощущает на себе все тяготы войны. Это сказывается хотя бы в недостаточном снабжении провизией. Вспомним, как Надька, мужа которой убили, распределяет между тремя своими детьми жалкие куски хлеба и картошки. Детям не объяснишь, что идет воина. Они хотят есть. Поэтому и выбивалась Надька из сил, поэтому гнула спину. Ей надо было хоть как-то прокормить семью. Так же и Настена работает, не покладая рук. Работает для фронта, для будущей победы, для Андрея. А в это время ее муж, чья святая обязанность – защищать Родину, малодушно ехал в родные места. Странно, он прекрасно помнит показательный расстрел дезертиров в начале войны, но все же бежит. Автор пытается объяснить (но не оправдать!) те причины, которые заставили Андрея бежать, а затем скрываться. Бежит он из страха за свою жизнь. Можно предположить, что не он один испытывал этот страх.

Может быть, кому-то из его товарищей приходили в голову и мысли о побеге. Но почему-то никто не бежал. Только Гуськов с его непомерным эгоизмом, потребительским отношением к жизни, озлобленностью смог переступить опасную черту, обмануть собственную совесть.

35. Тетралогия Фёдора Абрамова "Пряслины". Обязателен к прочтению роман "Две зимы и три лета".

36. Драматургия Александра Вампилова. Пьеса "Старший сын".

ВАМПИЛОВ, АЛЕКСАНДР ВАЛЕНТИНОВИЧ (1937–1972), русский советский драматург, прозаик, публицист. Родился 19 агуста 1937 в пос. Кутулик Иркутской обл. в семье учителей. По окончании школы Вампилов поступил на историко-филологический факультет Иркутского университета, который окончил в 1960. В годы учебы публиковал в университетской и областной газетах очерки и фельетоны под псевдонимом А.Санин. Под этим же псевдонимом вышла его первая книга юмористических рассказов Стечение обстоятельств (1961). В начале 1960-х годов написал свои первые драматургические произведения – одноактные пьесы-шутки Ангел (др. название Двадцать минут с ангелом, 1962), Воронья роща (1963), Дом окнами в поле (1964) и др.

Ранние произведения Вампилова были основаны на странных, порой смешных происшествиях, анекдотах. Герои рассказов и сценок, попадая в эти странные ситуации, приходили к переоценке своих взглядов. Так, в пьесе Двадцать минут с ангелом, действие которой разворачивается в провинциальной гостинице, происходит своеобразная проверка персонажей на их способность к бескорыстию, в результате чего выясняется, что бескорыстна в этом мире только смерть. В 1970 Вампилов написал пьесу История с метранпажем – притчу о страхе, основанную на истории встречи гостиничного администратора Калошина с собственной смерью. История с метранпажем вместе с пьесой Двадцать минут с ангелом составила трагикомическое представление в 2 частях Провинциальные анекдоты.

В 1964–1965 Вампилов публиковал свои рассказы в коллективных сборниках Ветер странствий и Принцы уходят из сказок. В 1965 окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М.Горького в Москве. Во время учебы написал комедию Ярмарка (др. название Прощание в июне, 1964), которая получила высокую оценку драматургов А.Арбузова и В.Розова. Ее герой, циничный студент Колесов, пришел к мысли о том, что деньги не всевластны, и порвал полученный бесчестным путем диплом. В пьесе вновь возникал сквозной в драматургии Вампилова образ ангела, встреча с которым преображала героя. Наличие в мире высшей силы было постоянной темой творчества Вампилова. Сохранились свидетельства о том, что он тяжело переживал свою неспособность уверовать в Бога.

Вместе с Провинциальными анекдотами пьеса Прощание в июне составила сатирический цикл. Вампилов предполагал написать еще пьесу Белореченские анекдоты, но осуществлению этого замысла помешала его ранняя смерть.

Вернувшись в Иркутск, Вампилов продолжал работать как драматург. Его пьесы публиковались в журналах «Театр», «Современная драматургия», «Театральная жизнь», входили в репертуар лучших театров страны. Критики говорили о «театре Вампилова» и видели в персонажах его пьес, незаурядных людях, способных на высокий духовный взлет и в то же время слабых по натуре, наследников классических героев русской литературы – Онегина, Печорина, Протасова, Лаевского. Были в них представлены и современные «маленькие люди» (Угаров, Хомутов, Сарафанов и др.), и женские типы.

В 1967 Вампилов написал пьесы Старший сын и Утиная охота, в которых в полной мере воплотилась трагическая составляющая его драматургии. В комедии Старший сын, в рамках мастерски выписанной интриги (обман двумя приятелями, Бусыгиным и Сильвой, семьи Сарафановых), шла речь о вечных ценностях бытия – преемственности поколений, разрыве душевных связей, любви и прощении близкими людьми друг друга. В этой пьесе начинает звучать «тема-метафора» пьес Вампилова: тема дома как символа мироздания. Сам драматург, потерявший отца в раннем детстве, воспринимал отношения отца и сына особенно болезненно и остро.

37. Творчество Василия Шукшина. 2-3 рассказа.


37. Мир и человек в рассказах Шукшина

Василий Макарович Шукшин 1929-1974 Материнское сердце - Рассказ (1969)

Витька Борзёнков поехал на базар в районный город, продал сала на сто пятьдесят рублей (собирался жениться, позарез нужны были деньги) и пошел в винный ларек «смазать» стакан-другой красного. Подошла молодая девушка, попросила: «Разреши прикурить». «С похмелья?» — прямо спросил Витька. «Ну», — тоже просто ответила девушка. «И похмелиться не на что, да?» — «А у тебя есть?» Витька купил еще. Выпили. Обоим стало хорошо. «Может, еще?» — спросил Витька. «Только не здесь. Можно ко мне пойти». В груди у Витьки нечто такое — сладостно-скользкое — вильнуло хвостом. Домик девушки оказался чистеньким — занавесочки, скатерочки на столах. Подружка появилась. Разлили вино. Витька прямо за столом целовал девушку, а та вроде отталкивала, а сама льнула, обнимала за шею. Что было потом, Витька не помнит — как отрезало. Очнулся поздно вечером под каким-то забором. Голова гудела, во рту пересохло. Обшарил карманы — денег не было. И пока дошел он до автобусной станции, столько злобы накопил на городских прохиндеев, так их возненавидел, что даже боль в голове поунялась. На автобусной станции Витька купил еще бутылку, выпил ее всю прямо из горлышка и отшвырнул в скверик. «Там же люди могут сидеть», — сказали ему. Витька достал свой флотский ремень, намотал на руку, оставив свободной тяжелую бляху. «Разве в этом вшивом городишке есть люди?» И началась драка. Прибежала милиция, Витька сдуру ударил бляхой одного по голове. Милиционер упал... И его отвезли в КПЗ. Мать Витькина узнала о несчастье на другой день от участкового. «Что же ему теперь за это?» — «Тюрьма. Лет пять могут дать». Мать кинулась в район. Переступив порог милиции, упала мать на колени, запричитала: «Ангелы вы мои милые, да разумные ваши головушки!.. Простите его, окаянного!» «Ты встань, встань, здесь не церква, — сказали ей. — Ты погляди на ремень твоего сына — таким ведь и убить можно. Сын твой троих человек в больницу отправил. Не имеем мы права таких отпускать». — «А к кому же мне теперь идти?» — «Иди к прокурору». Прокурор разговор начал с нею ласково: «Много вас, детей, в семье у отца росло?» «Шестнадцать, батюшка». — «Вот! И слушались отца. А почему? Никому не спускал, и все видели, что шкодить нельзя. Так и в обществе — одному спустим с рук, другие начнут». Мать поняла только, что и этот невзлюбил ее сына. «Батюшка, а выше тебя есть кто?» — «Есть. И много. Только обращаться к ним бесполезно. Никто суд не отменит». — «Разреши хоть свиданку с сыном». — «Это можно».

С бумагой, выписанной прокурором, мать снова отправилась в милицию. В глазах ее все туманилось и плыло, она молча плакала, вытирая слезы концами платка, но шла привычно скоро. «Ну что прокурор?» — спросили ее в милиции. «Велел в краевые организации ехать, — слукавила мать. — А вот — на свиданку». Она подала бумагу. Начальник милиции немного удивился, и мать, заметив это, подумала: «А-а». Ей стало полегче. За ночь Витька осунулся, оброс — больно смотреть. И мать вдруг перестала понимать, что есть на свете милиция, суд, прокурор, тюрьма... Рядом сидел ее ребенок, виноватый, беспомощный. Мудрым сердцем своим поняла она, какое отчаяние гнетет душу сына. «Все прахом! Вся жизнь пошла кувырком!» — «Тебя как вроде уже осудили! — сказала мать с укором. — Сразу уж — жизнь кувырком. Какие-то слабые вы... Ты хоть сперва спросил бы: где я была, чего достигла?» — «Где была?» — «У прокурора... Пусть, говорит, пока не переживает, пусть всякие мысли выкинет из головы... Мы, дескать, сами тут сделать ничего не можем, потому что не имеем права. А ты, мол, не теряй времени, а садись и езжай в краевые организации... Счас я, значит, доеду до дому, характеристику на тебя возьму. А ты возьми да в уме помолись. Ничего, ты — крещеный. Со всех сторон будем заходить. Ты, главное, не задумывайся, что все теперь кувырком». Поздним вечером она села в поезд и поехала. «Ничего, добрые люди помогут». Она верила, что помогут.

Срезал - Рассказ (1970). К старухе Агафье Журавлевой приехал сын Константин Иванович. С женой и дочкой. Попроведать, отдохнуть. Вечером же у Глеба Капустина на крыльце собрались мужики. Глеб вышел к мужикам на крыльцо, спросил: «Гости к бабке Агафье приехали?» «Кандидаты!» — «Кандидаты? — удивился Глеб. — Ну пошли проведаем кандидатов». Кандидат Константин Иванович встретил гостей радостно. Расселись. Разговор пошел дружнее, стали уж забывать про Глеба Капустина... И тут он попер на кандидата. «В какой области выявляете себя? Философия?» — «Можно и так сказать». — «И как сейчас философия определяет понятие невесомости?» — «Почему — сейчас?» — «Но ведь явление открыто недавно. Натурфилософия определит это так, стратегическая философия — совершенно иначе...» — «Да нет такой философии — стратегической, — заволновался кандидат. — Вы о чем вообще-то?» — «Да, но есть диалектика природы, — спокойно, при общем внимании продолжал Глеб. — А природу определяет философия. Поэтому я и спрашиваю, нет ли растерянности среди философов?» Кандидат искренне засмеялся. Еще один вопрос: как вы относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума. Что на ней есть разумные существа». — «Ну и что?» — спросил кандидат. «А где ваши расчеты естественных траекторий? Как вообще ваша космическая наука сюда может быть приложена?» — «Вы кого спрашиваете?» — «Вас, мыслителей. Мы-то ведь не мыслители, у нас зарплата не та. Но если вам интересно, могу поделиться. Я предложил бы начертить на песке схему нашей Солнечной системы, показать, где мы. А потом показать, по каким законам, скажем, я развивался». — «Интересно, по каким же?» — с иронией спросил кандидат и значительно посмотрел на жену. Глеб взмыл ввысь и оттуда ударил по кандидату: «Приглашаете жену посмеяться. Только, может быть, мы сперва научимся хотя бы газеты читать. Кандидатам это тоже бывает полезно...» — «Послушайте!» — «Да нет уж, послушали. Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам заметить, господин кандидат, что кандидатство — это не костюм, который купил — и раз и навсегда. И даже костюм время от времени надо чистить. А уж кандидатство-то тем более... поддерживать надо. Нас, конечно, можно удивить, подкатить к дому на такси, вытащить из багажника пять чемоданов... Но... если приезжаете в этот народ, то подготовленней надо быть. Собранней. Скромнее». — «Да в чем же наша нескромность?» — не выдержала жена кандидата. «А вот когда одни останетесь, подумайте хорошенько... Глеб же Капустин по-прежнему удивлял. Изумлял. Восхищал даже. Хоть любви тут не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще.


38. Творчество Виктора Астафьева. Цикл новелл "Царь-рыба". Обязательны к прочтению "Царь-рыба" и "Сон о белых горах".


39. Проблема авторства романа «Тихий Дон»
40. Основные трактовки романа "Тихий Дон".
41. Категория трагического в романе "Тихий Дон".
42. "Тихий Дон". Проблематика жанра, сюжет и композиция.
43. Своеобразие психологизма Михаила Шолохова.
44. Категория комического в шолоховском эпосе.



Первая книга «Тихого Дона» была опубликована в 1928 г., последняя — в 1940 г. яркий пример романа-эпопеи, он посвящен крупным историческим событиям (первой мировой и гражданской войны в России), в нем действует большое количество персонажей, представляю­щих самые разные социальные группы, политические и нравст­венные позиций. Лейтмотивом эпопеи становится трагедия «тихого Дона». Символично название романа. Содержание романа драматически контрастируете фольклорно-поэтическим названием, превращая его в оксюморон (Дон отнюдь не тих и не спокоен). Композиционным принципом построения романа становится антитеза: мирная трудовая жизнь, круговорот природы, лю­бовь, с одной стороны, — война, смерть, ненависть и жестокость враждующих между собой людей, с другой. Трагедия, изображенная и романе «Тихий Дон », — это траге­дия отторжения от земли, разочарования в воинском долге, рас­пада семьи, разрушения традиционных устоев жизни донских хуторов. Именно хутор становится в романе зеркалом, в котором отражаются события большой истории. Композиционно шолоховская эпопея строится вокруг трагического жизненного пути одного чело­века — Григория Мелехова. Это путь, в котором недвусмысленно прочитывается судьба всего донского казачества. Любовь, отношение Григория к Аксинье и Наталье характеризуют героя, с одной стороны, как казака до мозга костей, верного традициям и семей­ному долгу, а с другой — как человека способного в порыве бурной страсти нарушить любую норму. Дон, земля, хутор, семья — к этим незыблемым ценностям добавляется не менее священное для казака понятие воинского долга. в образах центральных героинь воплощено представление автора о судьбе русской женщины. В финале «Тихого Дона» Григорий, с сынишкой на руках, стоит у ворот собственного дома.


В этой книге автор не предполагал обсуждать вопрос о так называемом авторстве «Тихого Дона». Все, что было связано с возникновением сплетни о плагиате, все аргументы «за» и «против» сопровождавшей всю творческую жизнь Шолохова черной версии о литературном воровстве, «двойном авторстве» и.т.д., выдвигавшиеся за 70 лет (с 1928 до 1998 г.) были изложены в моей книге «Споры об авторстве «Тихого Дона», опубликованной в 1999 г.1 Там же был дан анализ методологии антишолоховедческих «исследований».

Но за прошедшие с тех пор годы случились события, которые требуют хотя бы вкратце вернуться к этой «версии» и ее нынешней судьбе.

Дело в том, что рукописи первых двух томов романа со всеми их вариантами, считавшиеся утраченными, потом якобы найденными и никому, кроме нашедшего их журналиста Льва Колодного, в течение почти полутора десятилетий не предъявленные, наконец, действительно найдены, выкуплены у остававшихся до тех пор неизвестными анонимных владельцев и находятся в собственности государства. Они хранятся теперь в Институте мировой литературы Российской Академии Наук.

Случившиеся за эти годы события позволяют, во-первых, окончательно прояснить обстоятельства «пропажи» и «находки» рукописей, а во-вторых, подтвердить уже новыми, современными фактами высказанную в конце моей книги «Споры об авторстве «Тихого Дона» мысль о том, что дискуссии на эту тему будут возникать вновь и вновь, несмотря ни на какие самые точные и самые веские доказательства авторства Шолохова.


Обстоятельства пропажи и находки рукописей

«Тихого Дона»


Как известно, сплетня о плагиате «выползла» из «рапповских» кругов вскоре после выхода первых двух томов «Тихого Дона». Тогда, в 1929 г., была создана специальная комиссия под председательством сестры Ленина М.И.Ульяновой, состоявшая, за исключением А.С.Серафимовича, исключительно из литературных противников Шолохова. Шолохов привез в Москву и предоставил в распоряжение этой комиссии все имевшиеся у него к тому времени материалы: черновые и беловые варианты 1 и 2 томов романа со всей имевшейся в них авторской правкой, первый вариант (тот, что назывался первоначально «Донщина» – о корниловском мятеже и событиях в Петрограде), планы, наброски материалов 3 и 4 томов.

После изучения комиссией представленных Шолоховым материалов весной 1929 г. в «Правде» был опубликован вердикт комиссии, полностью снимавший с Шолохова какие-либо подозрения в плагиате. Он был подписан всеми членами комиссии, в том числе и яростными врагами Шолохова. А материалы были возвращены автору, Шолохову.

Приезжая в Москву, Шолохов часто останавливался у своего друга, тоже писателя с Дона Василия Кудашева, который жил в небольшой комнате в коммунальной квартире. У него и оставил Шолохов рукописи и все возвращенные комиссией материалы, где они и находились с тех пор.


Юмору и комическому началу вообще в романе М. Шолохова отводится особая роль. Несомненно остроумный и как человек, и как писатель, автор не жалеет комических черт, описывая героев, которые ему симпатичны.
Смешные сцены романа не только развлекают читателя, делая сам процесс чтения более интересным и занимательным, но и позволяют глубже проникнуть во внутренний мир его персонажей. Можно сказать, что ключевым словом к пониманию характеров героев является то самое слово «чудинка», которое прозвучало в разговоре Давыдова с возницей Иваном Аржановым.
Иван тогда показал Давыдову кнутовище, которое он вырезал из ветви вишневого деревца. Росло деревце, стройное и красивое, пришел человек и сделал из него кнутовище — то есть палку, прямую, голую и негнущуюся. Так и сам человек: если есть в нем чудинка — тогда он живое деревце, а нет чудинки — тогда и не человек это вовсе, а мертвая палка.

Разумеется, наибольшую долю комического содержит в себе образ деда Щукаря. Он то и дело попадает в забавные ситуации, о которых потом с удовольствием рассказывает; при случае (а случай для деда находится почти всегда) Щукарь пускается в очень умные, по его мнению, рассуждения на самые разнообразные темы. Все это вызывает улыбку и смех не только у других действующих лиц романа, но, разумеется, и у читателя.
Сама жизнь деда Щукаря началась с досадного недоразумения: повитуха предсказала, что он станет генералом. Ждал-ждал Щукарь своего «генеральства» долгие годы,

да так и не дождался. Он не только в генералы не попал, но даже и на военную службу простым казаком его не взяли. А все потому, что здоровье свое он подорвал еще в младенчестве: после того как пьяные поп с дьяком окрестили младенца в крутом кипятке, тот так кричал, что нажил «грызь», то есть грыжу.

Прозвище свое Щукарь получил в детстве. Вместе с другими мальчишками он повадился откусывать под водой зубами крючки у старого, глухого, как пень, рыболова. Однажды он и попался на крючок, словно щука, после чего и стал на всю оставшуюся жизнь Щукарем.
Дальше - больше. За что - неизвестно, но невзлюбили Щукаря все окрестные собаки, да и другие животные. И быки на него нападали, и свиньи, и хорьки, и змеи его кусали... — в общем, с животным миром родного края Щукарь познакомился основательно.
Не было в Гремячем Логе человека, от мала до велика, который не смеялся бы над дедом Щукарем, - благо, повод всегда или почти всегда находился. Да, люди смеются над ним, но в то же время они испытывают к нему несомненную симпатию. Когда Щукарь вольно или невольно начинает «развлекать» казаков, собравшихся, например, на колхозном собрании, пожалуй, один лишь Макар Нагульнов предпринимает попытки остановить потоки красноречия, которые дед обрушивает на головы своих благодарных слушателей.
Можно сказать, что практически в каждом человеческом коллективе есть такой дед Щукарь, который немного нелеп, смешон, но все-таки всем симпатичен. Во времена коллективизации, когда в жизни простых людей вообще не было особых поводов для веселья, тоску гремяченских казаков гнали прочь незлобивые россказни неунывающего деда.

Особенно интересны и примечательны отношения деда Щукаря с «рыцарем мировой революции» Макаром Нагульновым. На людях Нагульнов всегда старался сохранить серьезность и покрикивал на деда Щукаря по поводу, а зачастую и без повода. Действительно, какие уж тут смешки, когда не сегодня-завтра должна грянуть мировая революция. Но тот же мрачный и неулыбчивый Макар ночами слушает вместе с дедом Щукарем стройный хор гремяченских петухов. Нагульнов изучает английский язык, а рядом с ним примостился дед Щукарь и читает словарь «по догадке» — видит без очков лишь слова, напечатанные крупным шрифтом, а о том, что напечатано шрифтом помельче, он лишь «догадывается». Такое «мирное сосуществование» в ночные часы Нагульнова и Щукаря не только комично, но и трогательно.

Примечательно также, что один и тот же петушиный хор они слышат и воспринимают по-разному: набожный дед Щукарь при этом вспоминает пение в архиерейском соборе, а лихой рубака Нагульнов мечтательно вздыхает: «Как в конном строю!»
Несмотря на то что Нагульнов при каждом удобном случае «шпыняет» деда Щукаря, старик, тем не менее, называет его не иначе как «Макарушка». Похоже, что Щукарь, которого Бог обделил детьми, любит Нагульнова как, родного сына.
Интересно, что при более внимательном и вдумчивом чтении романа обнаруживается следующая деталь: под маской балагура и «пустомели», которую всю жизнь носит на своем лице дед Щукарь, скрывается человек мудрый, трезвомыслящий и, главное, не боящийся высказывать крамольные мысли.

Именно дед Щукарь как бы между прочим говорит, что при Советской власти дураки, конечно, «вымерли», но... новые народились и притом в огромном количестве! И этих, новых, как и старых, «не сеют, не жнут», а они сами растут.
А чего стоит замечание Щукаря, которое он адресует Нагульнову, когда тот в очередной раз прерывает его во время собрания. Дед напоминает Макару, что когда тот на первомайские праздники полдня разглагольствовал о мировой революции, то говорил все одно и то же, и скучно до невозможности. Щукарь даже признается, что во время выступления Нагульнова он не стал его слушать, а нашел место на лавке поудобнее, свернулся калачиком, да и заснул.
Любому другому, кроме деда Щукаря, такие высказывания скорее всего не сошли бы с рук. За такие речи в те времена вполне можно было угодить под статью о «контрре-

волюционной агитации». Так что не так прост дед Щукарь, как это принято считать...
И вот однажды старик навсегда перестал шутить и балагурить. Случилось это после того, как были убиты Давыдов и Нагульнов. Именно их смерть повлияла таким образом на неунывающего прежде Щукаря. Это означает, что чужое горе способно ранить его куда сильнее, чем свое собственное. А ведь несмотря на то что сам Щукарь столько раз за свою долгую жизнь оказывался на краю гибели, ни разу опасность и беда, угрожавшие лично ему, не могли поколебать его жизнеутверждающего оптимизма.
Без всякого преувеличения и излишнего пафоса мы с полным основанием можем утверждать, что дед Щукарь — это истинно народный образ, оттого-то и стало его имя нарицательным.

Разумеется, комическое в романе связано не только с образом деда Щукаря. Свою «чудинку» имеет большинство действующих лиц произведения. Тот же Семен Давыдов, человек непростой судьбы, которого партия послала в казачий край отнюдь не для того, чтобы «шутки шутить», достаточно часто обнаруживает любовь к шутке, к острому словцу, да и собственное умение шутить.
Уже на первых страницах романа, когда казаки шутят над щербатыми зубами приезжего, Давыдов не стесняется поиронизировать над самим собой, чем сразу же завоевывает симпатию местных жителей.

Когда в хуторе вспыхивает бунт и женщины, требуя у Давыдова ключи от колхозных амбаров, начинают его по-настоящему избивать, Семен выбирает для себя одно-единственное средство защиты — шутку. Он не переставал шутить даже тогда, когда у него от боли перехватывало дыхание.
Думается, что если бы не природное чувство юмора, то Давыдову не удалось бы сплотить вокруг себя и своих товарищей-коммунистов, остальных казаков и организовать колхоз, что называется, «малой кровью».

Особенно трогательным и человечным выглядит природное чувство юмора Давыдова, когда он общается с детьми — например, с мальчиком Федоткой. Давыдов обладает особым талантом: он умеет общаться с детьми на равных, а ведь большинство взрослых со временем утрачивают эту способность. Достаточно вспомнить, как Давыдов и Федот-ка смеются над щербатыми зубами друг друга и выясняют, у кого зубы в конце концов вырастут, а. у кого — нет. И тогда становится понятно: ведь Давыдов по сути своей — «большой ребенок». Оттого-то, возможно, он так робок в общении с женщинами — что с Лушкой, что с Варюхой-горюхой...

Давыдов чувствует себя своим среди детишек, Нагульнов, затаив дыхание, слушает петухов, Разметов буквально влюбляется в голубей... Вот она, та самая «чудинка», которая делает их настоящими людьми.

46. Проблематика и художественное своеобразие романа Александра Солженицына "В круге первом".
47. Проблематика и художественное своеобразие рассказов Солженицына "Матрёнин двор" и "Один день Ивана Денисовича".




1 Сухих С.И. Споры об авторстве «Тихого Дона». – Нижний Новгород, 1999