Чернигова
| Вид материала | Документы |
КРАСКИ
Зелёного цвета лето,
Небесного цвета просинь.
Тесьму золотого цвета
Вплетает мне солнце в косы.
А сад цвета спелых вишен
Уже поджидает август.
Хоть осень намного ближе,
Но лета чуть-чуть осталось.
Ведь есть ещё цвет черешни
И цвет запоздалых лилий,
И тенью рисует вечер
Внизу очертанья линий.
Наутро все краски смажет
Туман серовато-мглистый –
Опять оживут пейзажи
С картин импрессионистов.
* * *
Падает чья-то тень
Рядом со мной на песок.
Буднично: «Добрый день!» –
Странное: «Сколько часов?» –
Море у самых ног,
Вечер у самых гор.
Робок и одинок
Этот почти разговор.
НОЧНОЙ ВОКЗАЛ
Ну, здравствуй, городок!
Ты что такой суровый?
Пусть вырвутся мечты
И сердце вновь сожгут…
Я медленно иду
По мокрому перрону –
Мой поезд опоздал
На сорок пять минут.
Меня никто не ждёт
И больше не встречает.
Так неуютно пуст
И груб ночной вокзал.
Наверно, потому,
Что жизнь не возвращают,
А может, потому,
Что поезд опоздал.
МЕЛОДИЯ
Тихая музыка. Улица мокрая.
Скоро проснётся рассвет.
Молча считаю немногие окна,
Где зажигается свет.
Быстро шагаю пустыми кварталами,
Мимо уснувших домов.
Спят лопухи под оградами старыми.
Сыро. Дождливо. Темно.
Как лабиринт, вьётся улица узкая,
Капли о стёкла звенят…
Только откуда доносится музыка,
Сопровождая меня?..
ТЕЛЕФОН
Я с тобой говорю под вечер
Через мили и города.
Очень часто, почти всегда
Телефон заменяет встречи.
«…Как живёшь?.. У тебя?.. Да ладно…
Послезавтра… Во сколько?.. Да!..»
Очень часто, почти всегда
Телефон заменяет взгляды.
На коленях – открытый Герцен,
В вазе – листья и резеда.
Пусто в комнате. Но когда
Телефон заменяет сердце?..
* * *
Я любила раньше принца,
Потому что был красив –
Кареглазый, смуглолицый,
Шляпу с перьями носил.
Я браслет купила узкий
И, чего греха таить,
Специально по-французски
Научилась говорить.
Я ему слагала песни
И дарила без конца.
Он женился на принцессе
Из соседнего дворца.
* * *
Я душу посажу на цепь
И скоро
Ей запрещу кричать, гореть –
Ведь впору
Мне эти страсти подавить
И перестать тебя любить.
Memento mori!
* * *
В который раз под Новый год
Я щедро зажигаю свечи.
Звучит «Щелкунчик» целый вечер,
И время замедляет ход.
ГУСТЫНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Златоверхий и могучий великан
В нём ещё не просыпается пока,
Но, умеренно и трепетно дыша,
Из обломков возрождается душа.
И в стремительном теченье бурных дней
Часто тянет прикоснуться к ней.
11 мая 1998
Илья ХОМЕНКО
(г. р. 1968)
ИЗ ЦИКЛА «ГОРОД»
Этот город похож с высоты на лицо старика.
Узких улиц морщинки его покрывают, как сети.
И менять в этом лике поднимется разве рука
То, что было написано кистью ушедших столетий.
И в сердцах своих храмов, деревьев, домов, площадей
Он ведь всё сохранил, все года до последней минуты.
Память камня гораздо прочнее, чем память людей.
Над природой не властны забвения сонные путы.
Вам страницы альбомов едва ли расскажут о нём.
Разве можно увидеть в красивом, нарядном альбоме,
Как горят купола на соборах янтарным огнём
И резной сединою аллей осыпаются клёны.
Золотые кресты и сияние лунной реки,
Фонари на мосту – будто тени случайных прохожих,
И узоры дорог, и осенней листвы мотыльки
Вспоминают былое. И нас не забудут, быть может.
* * *
Укрытый одеялом настоящего
От бед грядущих и ушедших дней,
Я смутно понимаю, что для спящего
Не явь, а сон его всего важней.
Иных миров ему доступно пение,
Иного бытия звучит прибой.
А всё, что ждёт за гранью пробуждения,
Пока ещё не властно над судьбой.
Освоено неведенье везучими
Вопроса суеверного: «Когда?» –
От них надёжно скрыта за излучиной
Конца пути застывшая вода.
Лишь им дано под звёздными ресницами
Играть с луной, пока не позовут,
И время, обернувшееся птицею,
Кормить с ладоней крошками минут.
* * *
Как жаль, что на собственной тризне
Нельзя человеку сидеть,
Молчать и в немой укоризне
Печально и долго глядеть,
Как вяжутся петли тугие
Земной и небесной дорог,
Как прожитой жизни – другие
Фальшивый подводят итог.
И сам бы хлебнул, и, хмелея,
Наверное б, начал молоть
Привычную ту ахинею
О лучших, что кличет Господь.
А трезвому разве по нраву
И разве не в полный облом
Охочие пить на халяву
За этим печальным столом?
Вот так. Опрокинешься где-то
Затылком на камень судьбы,
И небо звезду – как монету –
Уронит твою без борьбы.
И будет какая-то глотка
По воле небесных светил
Хлестать охлаждённую водку,
Которую ты не любил.
ИСТОРИК
Как просто – «хорошо» и «плохо»
Раздать ушедшим временам.
Как смело – мёртвую эпоху
Судить по старым письменам.
И все расставив запятые
Меж междометий прежних лет,
Ославить те года крутые
И отголоски прежних бед.
А после – вновь проверив вехи,
Вонзённые меж древних строк, –
Снять плащ, и шпоры, и доспехи,
Закрыть в чулане на замок,
И выйти в мир в простой одежде
И, настоящее любя,
В нём тихо жить – в пустой надежде:
Чтоб не заметили тебя,
Чтоб не позвали заступиться
За бедных, слабых и нагих;
Чтоб, глядя в трепетные лица,
Не отличили от других.
И пусть твой век и зол, и горек –
Но времени плетётся нить.
Забудь о будущем, историк.
Ну, что ты можешь изменить?
* * *
Нравы смягчают кровью.
Чем их ещё смягчать?
А на тоску коровью
Ставит мясник печать.
Движут строкой поэта
Горечь, тоска и боль.
Ненависти стилеты
Выковал чёрный тролль
Время моё хреновое. –
Сталью штыков звеня,
Снова рождают новое,
Мёртвых не хороня.
Грохают сапожищи,
Пересекая путь.
Что нам война, дружище? –
Жизни и так чуть-чуть…
Ветер свинцом стегает.
Мог на нём стыть и я.
Мы себя постигаем
В бездне небытия.
ДОН ЖУАН
Расплескалась осень, разметалась,
Вся в кленовой сумрачной крови.
Не целуй мне руки, донна Старость,
В зарево заката не зови.
Ночь рывком раздвинула портьеры,
Лунных бликов вынула ножи.
Не гожусь тебе я в кавалеры
И в седые скучные пажи!
Ведь давно, бесплотный и нечёткий,
Проигравший мне при жизни спор,
Каменною меряет походкой
Тьму часовни мёртвый Командор.
Ждёт меня – руки моей и слова
И глухого хриплого «прости».
И безмолвье вечности готово
Нас двоих от старости спасти.
ПЕССИМИСТ
Освальду Шпенглеру
Шлёт история нас по заснеженным тропам
Пробиваться в грядущее, сталью звеня.
Если нам не увидеть рассвета и дня –
Надо сесть отдохнуть на закате Европы.
Государства, эпохи, народы, князья.
Ложь надежды объятья раскрыла, встречая.
Если можно лишь так, раз иначе нельзя –
Разводи костерок для привала и чая.
Отгорят силуэты тугих облаков,
Солнце скатится наземь с поспешностью вора.
Вот и всё. И в стакане – лишь пара глотков.
А в часах – ещё времени пара веков.
Льнёт к запястьям отсутствие старых оков.
День настанет не скоро.
Тамара КРАВЧЕНКО
(г. р. 1968)
* * *
Как аист при стаде,
Так я состою при жизни.
Но солнце вблизи верхушек –
Коровы уйдут в хлевы.
Кто мне вспугнёт лягушек?
Кто будет дышать влажно,
Пригибая ворсистые морды
Ниже травы?
Их ждут телята и кошки,
Их яблоки ждут в корзинах.
Хозяйки скрестили руки
На мягких своих животах.
А я – молодой аист,
Я не знаю науки,
Как ловить одному лягушек
На золотистых лугах.
* * *
Люди есть глупые и умные.
Но я надену самое голубое платье,
Чтобы меня не боялись бабочки и птицы,
И полечу над цветущими садами.
Смеяться буду над собой,
над кукушками и над годами,
А соловьи гнёзда совьют из прутиков счастья
В замке моего сердца.
* * *
Я хочу на синее море,
Видеть восход обнажённым,
Будить сонный воздух
Настоявшимися на звёздах глазами,
Когда в шуме моря – тревога,
Шепелявящая угроза,
Объявление прав на табу…
Я – не Садко!
Я не насадка на крючке! –
Там живёт одна бесконечность
Гулом глухой тревоги, –
Рассыпанная хризантема
Мокрыми лепестками медуз.
* * *
Вдыхаю воздух,
В котором растворилось время
И птичьи голоса.
Вдыхаю зелёный воздух,
Где по пояс в воде деревья
И вниз головой небеса.
Пью горьковатый воздух,
Стремясь залить им дыру,
Что выела боль.
Чёрную дыру, что радушно
Затянуло в себя равнодушие,
Ненависть и любовь.
* * *
Не надо рыскать,
Мне хватить брызги,
Чтобы разлив –
С головой и выше.
Взбитая пена черёмух
Колышет
Небо без крыши.
* * *
Солнце рвёт кожу издревле
О ветки и листья деревьев.
Пятна и блики –
О помощи кликая
(Ведь на асфальт, а не в ложе!) –
Падают.
И вот дорога
Кожей солнца под ноги –
Ягуара кожей.
* * *
Вишни без меня расцвели,
Без меня бокалом начат обед.
Мне остались лепестки – полземли –
Закрывающие к празднику след.
Если вправо – там давно уж конец,
А налево – и начала не ждут.
Я не слышу, как звенит бубенец,
И дорога – как ошейника жгут.
* * *
А я не свою жизнь проживаю,
Для своей – рано я…
И каждая рана – не ножевая,
Рваная!
Солнце на осень
Ушло в колосья –
Не верь!
Его на рогах
Унесли лоси
В лес ощеренный.
Смятые лежбища,
Сбитые стойбища,
Грудь в грудь!
Кроны к утру
Причесали небо –
Не вдохнуть!
* * *
Распущу я волосы
По спине змеиной
И негромким голосом
Из болотной тины
Покликаю жаб –
Заберите слабость,
Ужей –
Заберите нужды,
Улиток –
Заберите плиты
Слов ненужных…
* * *
Позабуду про аутотренинг
И заплачу, как плачут бабы:
Что корабль, да всё креном, креном,
Что телеге – да всё ухабы.
Кораблю по волнам носиться,
Якорь бросить бы – нету троса.
А телеге – терять все спицы
И до крови сбивать колёса.
* * *
…И твоё прикосновенье каждое
Жалящей пчелой придёт за данью.
Душу с телом оплавляя жаждою,
Дань потребует. Иль подаянья?
Пустотой. Но этого ведь мало.
Чем ещё? – Ещё раз пустотою.
Я плачу бесценным. Я не скрою –
Пустота равна свободе стала.
* * *
Через бездну –
Только наездник.
И мне известны
Первые буквы
Этой науки:
Аз да буки.
Буки и клёны
Стеной зелёной.
Все пожелтели
Мелочью мели.
Что мерным темпом –
Пляши чечётку.
Хрип хризантемный,
Извести щётки…
Извести вести
Сыплются лестью
Лепестковой,
Не лечащей,
Не лето пой –
Проплешины,
Меж листьями
Залысины,
Все выпады и вывихи
Лелеяны, колыханы…
ДЕРЕВЬЯ
Прогоркшие, сухие,
Молите небеса –
Ещё кусочек сини
Запутался в усах.
Он будет ветром свеян –
А вы не шевельнёте –
Распятые – своею
Плотью.
* * *
Век прошёл золотой.
Век серебряный – тоже.
Солнце в лужи идёт на постой.
Что ещё не горело – уже на золу похоже.
Разбросай по двору золотую солому!
Выбрызгай солнце из луж!
Озолоти, озолоти душу словом,
Чтобы омыть коросту и струпья душ.
* * *
Ни гуслей, ни свирели,
А скоро – праздник.
Деревья присмирели,
Как перед казнью.
Им холодно. Скорее бы –
Листьев кокон!
Ни фонари не греют,
Ни свет из окон.
ЧЕРНИГОВ
Шагов ненасытец –
Всё мало, всё мало.
Душа через сито –
Словами, словами.
Машина, другая –
Я лучше шагами,
Ведь он распростёрся покорно
Стрижами,
Кривыми ножами,
Извивов ужами.
На спицах столбов –
Пряжи тонкие жала,
Ожоги огней
На изъезженных шалях.
* * *
Небушко, тебе больно
Лежать на обветренных трубах.
Ты хочешь обнять колоколен
Тонкие шеи.
На тучи твоя рубаха
Разорвана грубо,
Её зашивают
чёрные птицы-швеи.
Ты хочешь её набросить
На белое тело церкви
И синью своей студить
Горячие головы бань.
Ты хочешь лечь на ступени,
Как ложатся усталые звери,
И чтобы кто-то промолвил:
«Небушко, встань».
«ГРАНАТОВАЯ ЧАЙХАНА»
А. Н. ВОЛКОВА
Станет вдруг неспокойно, тревожно…
Заколеблются волны света…
Правду знающие непреложно
И хранящие вечности меты
Будут думать о жизни просто,
Скорбной мысли разлив сиянье.
И ответы на все вопросы –
В их гранатовой тайне молчанья.
Станислава ДУДАРЕНКО
ГЛЯДЯ В МОРЕ
Никто не знает, о чём я думала,
глядя в море.
Мир смотрится очень недурно
из состоянья запоя.
Ах, мой Августин! Кончилось время
комариных укусов.
В ресторане о мёртвой Джульетте
поёт Бутусов.
Чтобы об этом, не чувствуя боли,
думать часами,
Надо смотреть на море
моими глазами.
Или быть дамой со спутником
вдвое моложе:
Он ещё в море не смотрит
и неосторожен…
ПОДРАЖАНИЕ «ТАНКА»
1.
Утро вливается в день, день превращается в ночь.
Так незаметно мимо
Проходят и дни, и недели.
Мне их не жаль, пусть исчезнут,
Они появлялись здесь без писем твоих.
2.
Мне бы оставить тебя, но ты
Родом из рода Ветров.
Как же тебя удержать в доме-неволе?
Я распахну все окна, чтоб ты
Мог задержаться здесь хоть на минуту.
3.
Я всё смотрю на запад – в сторону ту ты уехал…
С солнцем прощаешься позже, позже приходит луна.
Я засыпаю с надеждой,
Что скоро твоё возвращенье.
Вернёшься, и будем вместе восходы встречать.
4.
Снег за окнами стелется, стелется вдаль,
Белый и гладкий,
Как греческий мрамор у моря…
Вернёшься – поедем туда. И вдруг загрустим
Средь белых колонн о полотнах из снега.
ИДУ ДОМОЙ
Вечер так много пережил,
Что всё понимает без слов.
Несу в себе очень бережно
Капельку трезвых мозгов.
И с тошнотворной нежностью,
Чтоб их не расплескать,
Тащу свою гордость воздетую
К подъезду, в квартиру, в кровать.
На небе всего одна звёздочка.
Одна, две… – и лун хоровод.
У ревности чёрная мордочка.
Пьяному трезвый глоток.
Замерли луны, чтоб видеть,
Как я взбираюсь домой.
Это – зрелище. Мне не стыдно,
И ревность всё здесь – за спиной.
Игорь КУЗЬМЕНКО
(г. р. 1970)
* * *
В городе полно огней и пыли,
Я иду вечером из одного тепла в другое.
Шепчет ветер, шумят люди.
Классический сюжет
Для рассказа про декаданс.
Облезлую кошку и твой взгляд
Я выдумаю потом.
* * *
Первый снег
Засыплет глухую улицу,
Заметёт собак и заборы,
Я выйду тогда из подъезда
И стану чистым.
* * *
Зима. Холод.
Хруст снега под ногами.
Это идёшь ты,
Укутанная в длинные одежды,
Пахнущая ветром,
С тёплыми руками
И взглядом матери.
* * *
Я думал о смысле жизни,
Потом смеялся над этим,
Потом смеялся над смехом,
Позже – тосковал и боялся.
Потом хотел быть современным
И думал о новых джинсах.
Затем хотел быть великим:
Читал книжки, завидовал Будде,
Сидел по-турецки,
Смотрел в окно,
Вспомнил, как первый снег
Покрывает землю.
Вспомнил себя женщиной,
Которая шла по белой земле
Давно-давно.
* * *
Червь, уползающий от сапога,
Юродивый с отрезвляющим взглядом,
Нищий с длинной и седой бородой,
Крест, над которым летают
Три большие белые птицы,
И ещё звон вечерних колоколов…
Она сказала, что в этом ничего нет,
Но я помню взгляд, звук, сапог.
Я и сам знаю, что ничего нет,
Иначе почему бы мне писать об этом,
Бояться этого,
Хотеть этого,
Ловить «мурашки» от странного ощущения того,
Что находится за словами…
* * *
Холодный осенний ветер
Гоняет по улице
Обрывок старой газеты.
Замёрзшая собака, поджав хвост,
Спешит к ближайшему подъезду.
Я смотрю вверх,
Там из стороны в сторону
Качается лампочка фонаря,
Раскачивая мою тень.
Я курю и думаю, что
От суеты до пустоты
Один шаг.
* * *
Как может сбиться с пути
Тот, кому не нужен
Свет в конце тоннеля?
* * *
У свободы есть 36 уровней.
Один из них – шуршание ветра
В опавшей листве.
* * *
Революция выползла на улицу,
Забралась к тебе под юбку.
Ты вдруг вспомнила своё имя
И пошла с ним по миру –
Доказывать свою правоту,
Поучать грешных.
Но у революции есть два цвета:
Один – белый, другой – чёрный.
И у тебя есть два сердца:
Одно тикает – пустое, тихое,
Другое любит до самой смерти.
Что ты выберешь? –
Дождь на улице с большими лужами
Или каминное тепло с послушным мужем?
Революция ведь не даст опомниться,
Скажет: «Шашку наголо, руби, девочка…»
* * *
У человека есть привязанности,
У жизни есть движение.
У движения нет привязанностей.
* * *
И только свет далёких звёзд
Превращает иногда мои слёзы
В маленькие такие камешки,
Которые тихо ломают мир.
* * *
Придёт время,
И я спрошу себя:
«Кто я?»
Придёт время,
И я смогу ответить:
«Не знаю…»
* * *
Новый цикл мира начнётся завтра,
И – почему-то – именно с меня,
И – почему-то – именно я этого не замечу.
Александр ЧЕВАН
(г. р. 1970)
* * *
В старых песнях забыто по строчке, по две...
Это тень. Это время уходит на запад,
ковыляя по съеденной солью траве
на своих бесконечных негнущихся лапах.
Это вечное возвращенье туда,
где Отечества запах не сладок, но стоек...
Где безумствует в роли Надежды тоска,
словно кошка на пыльном помосте помоек.
1993
ДАЧНИК
Поздних яблок обречённый стук
По дорожкам стынущего сада.
На себя и остальных досада.
Плесень поэтических потуг.
Гулкий дом, вбирающий озноб.
Запах отсыревших книг, простуды,
яблок, гнили, сна...
В углу – посуда,
на тахте – сентиментальный сноб
ссорится с сумятицей стихов,
собранных не страстью, а привычкой.
Перестук последней электрички –
перекличка с топотом плодов.
Сесть бы в поезд – дальний, не такой –
да сорваться к чёрту, да писать бы!..
Стонут стены зябнущей усадьбы.
Стынет кофе в чашке голубой.
Запотело зеркало. Живой...
Ночь ползёт медведицею-тучей.
Молодильных яблок сок тягучий
мёртвой на губах блестит водой.
1996
* * *
Форма прошлого... Фактор пошлости?
Формы. Формочки. Детки – пасочки...
По песку – как по пеплу – посуху
по святому сюжету сказочки,
по пустому провалу повести,
по роману без горькой громкости
караваном крадутся крайности:
флирта филины, совы совести...
Время – Форма – Пространство – Прошлое –
бремя, деточка...
Племя рослое!
Россыпь пламени! Здравствуй!
... Проще бы?
Проще формы и проще прочего?!
Вылей нечто в ничто и выплесни!
Форма формы – вот формул формула.
Зри в зеро!
И зарок свой выпаси,
и вскорми, как волчица – Ромула,
на холмах – на китах Империи,
среди тракта, от танков пьяного,
среди трауров вслед за трелями,
среди трав аромата рьяного...
Дай его.
И без слова чёрного
вспомни прошлое мыслью быстрою.
Тело стисни парадной формою
и рубаху надень-ка чистую!
1996
* * *
Язычество опять вступает в бой
стрельбой хлопушек в хвойной суматохе.
Мешки подарков тащат скоморохи,
украшенные ватной бородой.
Нехитрая наивная игра!
Но мир вдруг начинает погружаться
в создание помпезных декораций
из спиленных деревьев и стекла.
На этом фоне сам зажжётся шнур
актёрства генетической взрывчатки –
и ты сыграешь, будто всё в порядке,
что ты здоров, и счастлив, и не хмур;
что цель светла и чисто на пути...
Звучат куранты, как аплодисменты,
и маски расточают комплименты
под занавес шального конфетти...
Нескоро ждать очередной отсчёт –
но вновь душа запросит лицедейства,
запахнет чудом, ёлкою и детством
и с вешалки начнётся Новый год!
1999
Александр СУПРОНЮК
(г. р. 1972)
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Зáмок… Темень… Дальняя башня…
Холод… Плесень и паутина.
Возле замка луга и пашни,
Рядом речка, река, плотина.
Дальше лес, кусты и валежник.
Волк у горла оленьей самки.
Рыцарь мчится на помощь нежной
Белокурой принцессе в замке…
Наваждение? Но – кто знает?
Волки спят, насытившись кровью.
Спит принцесса, и отдыхают
Донкихоты средневековья.
* * *
Жизнь покрыта дурацким лаком.
Что ни утро грохочут кони.
Человек, украшенный фраком,
Бесподобно храпит и стонет.
Кое-как сползая с постели,
Узнавая лицо и платье,
Он глотает остатки эля,
Отыскав его под кроватью...
С юной дамой в старом театре,
В красных сумерках бельэтажа
Баха он предпочтет Синатре
И о Верди с пафосом скажет.
Ну, а дома бутылка с гаком,
Утром снова грохочут кони.
Человек, украшенный фраком,
В рваном кресле пьёт на балконе.
* * *
Виктории К.
Мы бродили путями смежными,
Молчаливую грусть храня,
И глазами искристо-нежными
Ты исследовала меня.
Полагаю, что очи-зрители,
Огоньки озорства тая,
Были окнами той обители,
Где бы должен молиться я.
* * *
Неухоженный парк. Забежавшая в чащу дорожка.
Но заброшенный пруд и ручьи там зеркально чисты.
Там, на жёлтом песке, появляется чёрная кошка.
«Это — белая ведьма», — кленовые шепчут листы.
Мне они нашептали о блеске костров на Купала,
О цветке золотом, расцветающем в самой глуши,
О прекрасной звезде, что когда-то куда-то упала,
И о том, как постигнуть великую тайну души.
КУПАЛЬСКАЯ НОЧЬ
Под огоньком звезды вечерней
Над переливами росы
Зов материнский и… дочерний
Земли, призвав инстинкты черни,
Взорвал вечерние часы.
Зашевелился бор над кручей,
Купальский запылал огонь,
И в юный мир, ворвавшись тучей,
Неудержимый и могучий
Летел, кружась, бесовский конь.
Сливались тени, морды, лики.
Костёр. Вода. Полёт. Провал.
Мерцали огненные блики.
Мир необычный и великий
В ночи купальской оживал.
ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ «ГОРОД»
*
Ночь. Зима. Несутся кони, санки.
Снегом занесённые леса
Слышали, как пели куртизанки,
Надрывая в крике голоса.
И летела пьяная армада
Чёрно-белым берегом Десны.
Конский пот, коньячный дух, помада
Вмешивались в запахи сосны.
Заглушая в скачке свист метели
И полозьев утомлённый скрип,
Кони оскорблённые летели,
Издавая запалённый хрип.
«Ты завидуешь, – мне кто-то скажет, –
Вот и всё, и нечего пыхтеть.
Это расшевеливает даже
И монаха, если захотеть».
Отвечаю: «Я не без изъяна,
Но по вечерам, идя домой,
Я не верю в то, что обезьяна –
Пусть далекий, всё же предок мой!
Я не прочь девчонку заморочить.
И сегодня больше, чем вчера,
Хочется мне, чтоб дыханье ночи
Нас не оставляло до утра, –
Но лишь там, где нежность выступает,
Сердце пляшет, трезвостью стуча,
Где девчонка тихо засыпает
Только с первым проблеском луча.
И тогда (что, правда, даже странно),
Глядя в безупречное лицо,
Я хочу надеть на безымянный
Палец обручальное кольцо.
И шепчу: «Пусть миг продлится вечно,
А затем настанет happy end.
Будь красивой, радостной, беспечной
Маленькой принцессой из легенд»…
Тихо. Утро. Спит моя принцесса.
И пора мне возвращаться в мир,
Где царит иллюзия прогресса
И зелёно-золотой кумир.
Вот и всё. Взята другая нота.
Всплески ночи превратились в тень.
Это – окончание чего-то?
Нет. Но наступает новый день!
Михаил МАТУШЕВСКИЙ
(г. р. 1972)
НАЗОВИ МЕНЯ
(сюр)
Наше время обернулось фактами:
Я – ваш Пётр, а вы – моя Анна…
К ветру – писанное, к солнцу – сказанное,
Называй меня – Петро Дактили.
Были птицы такие, пёстрые,
Ну, не птицы, но всё же родичи
Тем, кто нынче зовутся – аисты,
Журавли, ну и кондоры прочие.
В наше время, отнюдь не тёплое,
Я – ваш Петька, а вы – моя Анка.
К чёрту – Пана и к Богу – панка,
Не зови меня больше «животное».
Были люди такие, толстые,
Вопреки всем со-мнениям – добрые,
Называли их дети – «топлые»,
Ну, не знаю, может и тёплые.
БЕССОННИЦА
Не уснуть, не найти подходящего сна…
Входит полночь двенадцатью, в чёрном.
Веки лёгкие, и в паутине глаза –
С потолка-ввысь-к рассыпанным зёрнам.
…Только б ноги сдержать от тяжёлых шагов
И лежать, и лежать без движенья,
Наблюдая несмелые призраки снов
С лёгким признаком недоуменья.
Почему я их раньше не замечал?
Чёрный, белый, цветной, чёрно-белый,
Не уснуть, не найдя… – чей мне голос звучал,
Оживая ночною новеллой.
Всё закончится там же – счастливым венцом,
Если даже преступник снаружи,
Всё равно – третий час, и свиданье со сном
Состоится во всеоружии.
* * *
Господь молчал…
Я тёмные нёс речи,
Как воды мутные река весной несёт.
Господь молчал,
Лишь вздрагивали плечи.
Смеётся? Плачет?..
Значит – не спасёт…
Он обернулся,
Наклонился низко
И что-то, бледный, на земле писал,
Упала в пыль
Потрёпанная книжка,
И тень пронзила тело, как кинжал.
Я содрогнулся:
Господи, помилуй!
Изыди, Сатана! –
Я чистый для начал…
Господь молчал,
А ночь играла силой
И ветер обещанием венчал.
* * *
…И неохота оказаться молчаливым.
Три дня прошло, и флаги отцвели…
Как жёлтые на голубом, горчили ивы,
И вдовы плакали, от инея белы…
Запомнил я, как празднично стояли
Шинели серые и офицер один.
…Но никого в те дни не расстреляли,
Никто не дослужился до седин.
И птица чёрная, предвестница лишенья,
Над нами пролетела и ни с чем
Вернулась в по-закатные владенья,
И птица пёстрая пророчила с колен.
Её сорочья сплетня стрекотала,
И близкий лес ей эхом отвечал.
Солдаты прятались под дыма одеяло,
А офицер на солнышке играл.
Стучали об асфальт сапожки ловкие,
Часы – как совесть – он с собой сверял.
В толпе кричали люди волоокие,
И кто-то одноцветный поднимал…
Но всё закончилось. Сменилось время года.
Назавтра первый снег был ближе, чем всегда.
Казалось – надо ждать: на зиму будет мода,
И жизнь не повторит три праздника в три дня.
* * *
Утром глаза протираю: уже за окном
По горизонту-ниточке чью-то Ассоль
Сопровождает за руку розовый гном,
Следом за ними летит шестикрылый осёл.
Гном улыбается, сладкое её говорит,
Чья-то Ассоль отступает за горизонт,
И шестикрылый осёл изумлённо парит,
Вниз наблюдая, как действует веса закон.
Я же не знаю, зачем мне весь этот кошмар:
Если вчера я грешил, то не больше, чем все.
Кровью моей упивается вещий комар
И тяжело исчезает, пока я чуть-чуть не в себе.
Глаз закрываю один – на полнеба ослеп…
Что-то случилось несчастное, видимо, ночью.
Долго душа не решалась покинуть свой склеп;
Видимо, утром хозяин был слишком настойчив.
ГИБЕЛЬ ПОМПЕИ
(ВСЁ СРАЗУ)
Чёрная муха на белом носке –
Время выгуливать разум.
Чёрные мысли в нектарной тоске,
Сладко и горько – всё сразу.
Сразу всё в череп янтарный вместить
Я не могу, но пытаюсь –
Чёрное с белым в душе замесить,
Не согрешив, не раскаюсь.
Где-то придуманы серые дни,
Ночи для маленькой смерти.
Там по утрам биоритмы родни
Жгут наших снов кинометры.
Солнцу навстречу душа не летит,
Вновь извергнулся Везувий:
Пепел. Помпезная гибель… етит,
Тех, кто родился в Помпее…
Чёрная муха на белом носке –
Время выгуливать разум,
Чёрное время и в душном мазке
Фосфор, фарфор и… всё сразу.
* * *
Щеки холодное губопожатие,
Губоподжатие – (когда ты научилась?)
Сейчас ты скажешь…
Но похож ли я?
Мы оба мучились,
И что должно – случилось…
Но это расставание до срока –
Мы у судьбы попросим перерыв.
Я знаю, одиночество жестоко…
Не говори – молчи – я буду жив –
Надеждой, памятью и прочей ерундой,
Что дорога в любое время года.
Ты где-то здесь, невестой и вдовой
Останешься, близка и – недотрога.
* * *
…В том тумане моё Отечество,
Недоступное, непостижимое,
И любить его легче, чем встретиться,
Чем сказать: до свиданья, родимое!
Может, стоит смотреть доверчиво –
И туман в третий день рассеется.
Если только Родина – женщина,
То природа – Она ж, разумеется…
А моё положенье беспечное –
Я стою и смотрю доверчиво:
В том тумане Оно – есть вечное:
Руки в утре, а ноги в вечере…
* * *
Звуки передвигаются по коридорам нервов,
Музыка прикосновений к земле неба –
Из закоулков памяти старое словНо …усадьба,
Вытонуло – судьба, суадьба, свадьба…
И взгрустнулось вдруг не по поводу:
Хата с краю и честь смолоду,
Музыка прикосновений – прикосновения Музы,
Чувствую, чую, чу… узы.
* * *
Прёт из меня латинизм, русский поговоризм,
Янкизм, рекламизм и даже ци-низм –
Прёт из меня, прежде такой родной
(А я говорю: Чего ты, дуралей, идём домой!)
И только свобода не прёт.
В переходе надпись: «А – прёт?» –
Почти что не врёт.
На кой – э – той стране чёрт?
…Смех мой щекочет бок.
Схем избегает мой Бог.
Мой удивит йог немой,
Ноги умыв перед едой…
* * *
А что, покой не требует желаний? –
Скажите вы кому-нибудь другому!
Там, за стеной, букет из ожиданий
Стучится запахом к глухонемому.
Под кожей у меня весенний датчик;
Он – чуткий – реагирует на что-то.
Об этом знает дачник-неудачник,
И у меня к нему есть солнца нота.
– А что, покой не требует желаний? –
Спрошу его, слегка задев лучом.
Довольно с нас души душещипаний,
Закончилась игра замка с ключом.
И проведу по снегу осторожно,
Чтоб завтра был он впереди меня…
Как, Господи, тобою жить не сложно,
Когда покой дарует имена.
* * *
Я увидел исход зимы…
Полоскалось бельё на ветру,
Таял снег в порах земли,
И хозяйка хватала метлу.
И притягивал взгляд рыболов,
Одержимый чудак-человек;
Солнце мысли сдувало с голов
И делило на чук и гек.
…Мне приснился пейзаж весны:
– Много света, кусочки асфальта.
То ли птицы, то ли цветы
Всё кружились под музыку марта.
И почти осязаем был
Изабелловый кот из детства.
У него я спросить забыл,
Где находится эта дверца…
* * *
Мне снилось… – я сошёл с ума
И всё воспринял вдруг всерьёз:
Казённый дом, потом сума
И листик розовый с берёз.
Мне снилось… – разум мой померк,
Бессильный перед властью сна;
Из мира альфа в мир омег
Душа металась, как весна.
Но спас меня случайный звук –
Стучался ветер – гость незваный.
Я вытер пот, и всё вокруг
Приветствовал, как равный.
* * *
Покинув Крит, отправляйся в святой храм,
В земли высокого равновесия;
Там души рассыпаны как золото, там
Легко заблудишься в собственном теле:
В двух руках, ногах и внутреннем голосе:
Покинув храм, отправляйся…
Есть такая профессия –
Туманом укутавшись, шагать
Навстречу и от суда судьбы,
По пути рассказывая земле и небу.
* * *
Солёный сон. Улыбка сентября.
И я влюблён в соседский телевизор.
Узор грибов в лесах, но понедельник вырос
Передо мной, промолвив – «нет добра».
И счастья нет. По-своему, он прав.
По-моему – бывает даже хуже,
Когда ты смотришь на щетину в луже,
Мучительно не помня – кто сей граф?
Спасибо, ветер. Вовремя помехи…
Вокруг так холодно, что трудно оглянуться.
Взгляд прилагается к тебе, мой пёсик куцый,
Ещё ты лаешь, но слышны пробрехи.
Да, это буду я, без речи устной
Безумие поборется с умом…
Ещё чуть-чуть, и осень в захолустье
Попробует влюбить меня в свой дом.
Как холодно зимой здесь… нет тетради,
Которую не мог бы жечь и жечь.
Вот буква «б», горит берёзы ради,
Вот «ж» вжимается то в жизнь, то в желчь.
* * *
Через тень свою перешагнуть
У фамильных, у пирамид.
Этот пряник, пряник и кнут
Наконец навсегда преломить.
Уходя – оглянуться забыть
У пещер, у гробниц родовых.
Этот праздник, праздник и быт
Наконец-то разлит на двоих.
Это тело могло бы ещё,
Слушай – полдень дополнит на дар,
Думай – полночь вращает висок,
И опять – у аптеки фонарь… –
Это ждёт тебя мисс-компромис,
Это шлёт тебе пан-полупьян:
Образумься, воспой, прокормись!..
Или – плакай и улыбань.
* * *
Не надо тайны за семью печатями,
Достаточно печали мне одной –
Кому мы здесь родные и внучатые,
И будним днём, и ранней немотой?
Не всех прощает осень откровенная.
Я знаю, может быть – ещё скажу,
Как завтракать в кровати акварелями,
Чем ужинать по первому снежку –
И сочно, и досрочно, и достаточно…
Не верится, когда один, одна,
Одни как мы – не в этом ли солдатчина,
Та вотчина, та тайна что отнять?
Как если бы секрет весны в сравнении,
А не в самой природе перемен,
В предчувствии избыточного времени:
Кому мы здесь, надолго ли, зачем?
* * *
Срочно смеётся, медленно прячет,
Крестик и нолик лежат в кулаке.
Слишком я помню, как она плачет,
Чтобы колени росли налегке.
Толпы троятся, а лбы отглаголили.
Нет человека – повесим вопрос.
Мы не нагие, а всё-таки голые,
Им – повелели, а нам – повелось.
С песней по снам, волком да волоком,
А для неё всё равно – светлячком…
Это же надо – побоку облако
И, неожиданно, совесть торчком.
Патлы и лапти, запреты и трапезы –
Как это мало в пределах души!
Можно одеться в звук этот тряпочный,
Можно надеяться, можно шутить.
* * *
Эх, я завтра рано встану,
Но, пока мне свет не сват,
Завари двойную баню,
Может, буду виноват.
Приготовь нам дверь со скрипом
Да такую, чтоб в ответ,
Чтобы петя крикнул криво
Обо мне да о тебе.
Мимо маминого сруба
Время делать ход конём.
Запахни плотнее шубу
И пойдём – луну толкнём.
Ой, сосед очки нащупал,
Ай, кума хранит окно,
И высокий, поздний жупел
Помечает путь огнём.
* * *
В этот край пришли мы как паломники…
А. Никитенко
В этот край пришли мы как виновники,
Чья вина по берегам судьбы
Проросла и прячется в терновнике,
Как соблазн лекарства и нудьги.
А нам плыть по жизни всё вдоль берега,
И на зов протянутой руки
Отзываться, в облаченье клирика,
Обличая ценности реки.
Каково у нас – с собой не ссориться:
Вот придёт и скажет Великан…
А пока лишь – несвятая троица
Шестелится спьяну по утрам.
* * *
Когда пространство и время догонят друг друга
И солнце с луною закончат игру,
На землю спущусь я воздушно, упруго,
И душу продену в тело-иглу…
Людмила ШАФРАЙ
(г. р. 1974)
БОГАТСТВО И РАВНОДУШИЕ
Крестился нищий и божился:
«Вот если б знал я путь к деньгам,
Тогда б со всеми поделился!» –
И внял Господь его мольбам.
Но тот простился с сирым братством
И бедным кукиш показал,
Ведь равнодушие с богатством
Дружны, как поезд и вокзал.
* * *
Честному трудно на свете прожить:
Стыдно чужое в карман положить,
Стыдно солгать, нахамить и слукавить,
Странника ночью без крова оставить,
Недруга в спину с обрыва столкнуть… –
Честного легче всего обмануть.
Грабят его и над ним же смеются,
В душу нагадят, а сердцем утрутся.
Честный с любой стороны уязвим,
Но – если можешь – останься таким!
Лучше уж быть «дурнем в шкуре бараньей»,
Чем сознавать себя гнусною дрянью.
УПОРСТВО И УПРЯМСТВО
Упорство говорит: «Возьму я меч и щит!»
Упрямство: «Докажу, сломаю, переспорю!»
Упорство всё пройдёт и горы сокрушит,
Упрямство приведёт к бесчестию и горю.
БЕРЕЖЛИВОСТЬ И ЖАДНОСТЬ
Словно хлопотливая сорока,
Бережливость по миру летает:
Всё, что блеском обольщает око,
Тотчас торопливо подбирает.
Жадность – будто старая ворона,
Всё хватает: надо ли, не надо ль,
Ей милы и царская корона,
И преотвратительная падаль.
ОБЫЧНАЯ СКАМЕЙКА
Вот попробуй-ка, сумей-ка,
Попытайся угадать:
Чем обычная скамейка
В нашей жизни может стать?
Для бездомного – постелью,
Кабаком – для мужиков,
Для поэта – колыбелью
Мудрых мыслей и стихов.
Для влюблённых – местом встречи,
А ещё под силу ей
Взять на старенькие плечи
Слёзы вдов и матерей.
Может лавочка простая
Превратиться в зал суда,
Если сплетниц злая стая
Безо всякого стыда
Кости всем перемывает,
Засидевшись дотемна.
А скамейка всё вздыхает,
Будто в том её вина.
ВСПОМНИ МЕНЯ
Вспомни меня просто так, мимолётно,
Словно забытый мотив,
Вспомни меня иногда, неохотно,
Снова во тьму отпустив.
Без сожаления в путь провожая
Тени былых неудач,
Вспомни: постигла меня и такая
Средь остальных неудач.
Пусть я воскресну в надменной улыбке,
Прячась за дальний предел,
В чуждое то, что по глупой ошибке
Ты зачеркнуть не успел.
Всё позабыть всё равно невозможно,
Память – как ветра порыв.
Вспомни меня иногда осторожно,
Тут же страницу закрыв.
ПЛЕННИКИ
Все мы – пленники разных страстей:
Дети просят игрушек и сладкого;
У судьбы долгожданной своей
Клянчит женщина взгляда украдкого,
Всё вздыхает: «Зачем рождена?
Ах, не барышня и не царевна я!..»
Для пропойцы бутылка вина –
И мечта, и нужда ежедневная.
Жаждет веры, кто слаб и гоним;
Ждёт подачки дурак неотёсанный,
А все вместе – мы денег хотим:
И богач, и бродяга нечёсаный. –
Ты в плену. Но не плачь, не робей,
Уподобившись мягкому олову.
Обуздать себя тут же сумей,
Если страсти «садятся на голову».
Елена ГРИЦЮК
(г. р. 1974)
ЭТЮД
Мне твой приют ещё невидим.
Я пью тепло твоей руки.
За шторой ночи маяки
Венчает с рифами Овидий.
Твоё лицо, как глыба сфинкса,
Загадка – тёмные глаза.
А я – влюблённая лоза
По эту сторону от Стикса.
* * *
Я не выберу тебя.
Муж надежней и сильней,
И любя, и не любя,
Будет вспоминать о ней.
Он – о ней, я – о тебе,
Каждый прячась сам в себе.
При жене своей о ком
Ты припомнил бы тайком?
Хоть бы мысли друг у друга
Не проведали супруги.
Я не выберу тебя.
Ты б женился на другой:
Будешь нескольких ребят
Гладить вздрогнувшей рукой.
Ты – своих и я – своих,
Не ища подобья в них.
Слишком разным нам идти
Не по общему пути.
Но от выводов при встрече
Мне не делается легче.
* * *
Родителям
Хочу домой, хочу в Чернигов
К родителям, домам, церквам.
Мне надоело это иго –
Жить по минутам, а не дням.
Хочу я в черепашье время
И беспроблемности тепло.
Набраться сил – и ногу в стремя,
Чтоб вновь галопом понесло.
ЧЕРЕЗ ЧАС ЧЕРНИГОВ
Леса, леса, да в небе тучи,
Да нудный перестук колёс.
Ах, если б кто-нибудь могучий
Меня мгновенно перенёс
Туда, где с детства всё знакомо,
И всё же внове каждый раз,
Где я скажу: «Вот я и дома…», –
Осталось ехать ровно час.
«Наш поезд снова опоздает», –
Так мне ответит проводник.
Но лес в сторонку отступает
И – купол звёздочкой возник.
* * *
Благодарить за чашку чая
И разделённую печаль,
За строгий взгляд и суть молчанья
У нас не принято. А жаль. –
Я верю в щедрость и прощенье,
Сердца и мелочи деля.
В моих ошибках и прозреньях
Вы все – мои учителя.
НИТИ
Дарю вам! Ловите!
Стихи, как жемчужные нити,
Рассыплются, разобьются
Осколками хрупкого блюдца
Ночного кафе за границей.
Объятья и крепки, и жарки,
Но знаю, что мудрые парки
Вплетают в судьбы моей нити
Покрепче, пожарче событья.
И всё же ловите минуты,
Когда между нами не путы,
А только жемчужные нити.
Ловите, прошу вас, ловите.
* * *
Постный день хлебаю ложкой.
Он остыл, и я остыла.
Утра бледную картошку
Я бездельем раздавила.
День пройдёт – закат морковкой
Будет на небе пылать.
Суп прокис, и мне неловко
Вам тарелку предлагать.
Может, натощак пошляться,
Потолкаться меж людьми?
Или на реку податься?.. –
Жирный вечер, чёрт возьми!
СОНАТИНА