Дальний Восток России и страны атр в изменяющемся мире : XI междунар науч конф молодых ученых, 12-15 мая 2008 г программа

Вид материала

Программа

Содержание Минаков А.С. Мушта Д.Л. Постников В.В. Савчук А.А. Сафонов Д.А. Чаплыгина Н.В.

Подобный материал:

• Научный семинар, 1967.03kb.
• России материалы межвузовской студенческой научно -практической конференции 21 мая, 2145.26kb.
• Козлов Л. Е. Китай в мировой политике: современные германские исследования // Тихоокеанская, 141.9kb.
• Доклад опубликован в сборнике «Этнокультурные константы в русской языковой картине, 39.97kb.
• Программа российско-польского Симпозиума для молодых ученых по солнечно-земной физике, 39.44kb.
• Объём п л./ доля автора,, 51.21kb.
• Нит-2008 XIII всероссийская научно-техническая конференция студентов, молодых ученых, 44.85kb.
• Е. Н. Чернозёмова, 21489.15kb.
• Ремесленного профессионального образования в россии, 1884.08kb.
• Ремесленного профессионального образования в россии, 1818.19kb.

Минаков А.С. Губернаторы на Дальнем Востоке: кадровая политика и правительственный контроль. Исторический опыт в стратегической перспективе

Minakov A. Governors in the Far East: Personnel and Government Control.

The Historical Experience in Strategic Perspective

Дальний Восток всегда был стратегически важным регионом России. Удаленность от центра, воздействие оборонного фактора при ограниченных людских ресурсах создавали проблему организации эффективной модели управления для решения задач как внутри- так и внешнеполитического свойства. Именно на тихоокеанском пограничье чувствуется стержневая ось властной вертикали, своего рода двуединая константа «центр – регионы».

Залогом построения действенного механизма администрирования на Дальнем Востоке выступают многие факторы. Одним из них является эффективный подбор кадров на губернаторские посты, где требуются не просто управляющие, а фигуры, которые будут смотреть в завтрашний день. Кроме того, центральной власти необходим надежный инструмент контроля над действиями местного руководства. Шаги, которые предпринимает правительство по разработке упомянутых вопросов сегодня, были актуальны и в XIX столетии, когда задачи стоящие перед государством и проблемы дальневосточного региона были весьма схожи.

В XIX в. местное руководство на Дальнем Востоке традиционно назначалось из числа военных. Каждое назначение рождалось в атмосфере межведомственных дискуссий. Военные министры по обыкновению полагали, что необходимо назначать генерал-губернатора из военных, который объединил бы в одних руках гражданскую и военную власть. Министерство внутренних дел, наоборот, считало, что военные не имеют навыков и опыта административной деятельности. Только в 1911 г. был назначен «штатский» приамурский генерал-губернатор Н.Л. Гондатти, чем была прервана традиция назначения в этот регион исключительно военных. В досоветское время, порядок назначения губернаторов складывался практически. Никакие нормативные критерии не могли обеспечить учета всех особенностей управления тем или иным субъектом. Сегодня, конечно, нет прямой необходимости в «военных» губернаторах, но по-прежнему требуется адресность выбора.

Говоря о контроле над действиями местной власти важно принимать во внимание не его репрессивно-карательную составляющую, а действия, направленные на помощь губернатору в решении первоочередных задач края. Перспективным инструментом подобного рода может стать ежегодный губернаторский доклад о политическом, социально-экономическом и культурном развитии региона, установленный указом Президента РФ в июне 2007 г.

Зрелый пример подобного механизма обратной связи существовал и в царской России. В XIX – начале ХХ вв. ежегодные всеподданнейшие отчеты дальневосточных губернаторов были неплохим подспорьем для правительства, превратившись в постоянно действующий информационный канал. Страницы некоторых из них даже содержат целые программы преобразований края. Со второй половины XIX в. отчеты стали важным элементом в системе взаимоотношений центральной и местной власти, одной из связующих линий между ними. Монарху было не только и не столько важно получать сведения о состоянии края из рук губернатора, сколько знать о понимании ими местных проблем. Сегодня центральную власть вновь интересует, как губернатор оценивает свою работу.

Таким образом, опыт управления регионом содержит конструктивный потенциал. Его востребованность очевидна, так как Дальний Восток остается зоной повышенной административной ответственности. Тогда, фигура губернатора предстанет в глазах соседей по АТР не только провинциальным руководством, но и лицом российской власти.


Мушта Д.Л. Китайская торговля в Амурской области во второй половине XIX - начале XX вв.

Mushta D. Chinese Trade in the Amur Region During the Second Half of the XIX and the Beginning of the XX cc.

В начальный период активного хозяйственного освоения Амурской области торговля с Китаем играла исключительно важную роль, поскольку первые русские переселенцы не были обеспечены необходимым количеством товаров, доставляемых из промышленных центров России, а цены на китайские товары были значительно ниже.

Русско-китайская торговля во 2-ой половине XIX — начале ХХ века регулировалась на основе следующих документов: «Айгуньского договора» 1858 г., «Пекинского договора» 1860 г., «Правил сухопутной торговли между Россией и Китаем» 1862, 1869 и 1881 гг. В 50-верстной полосе по обе стороны границы допускалась свободная торговля. Попытка русских властей собирать земельный налог с установленных торговых участков для китайских торговцев в Благовещенске в 1862 г. была расценена как нарушение вышеозначенных правил и вызвала ответную реакцию со стороны китайской администрации. Помощник генерал-губернатора Айгуньского уезда Ай Шэньцинь отправил своего уполномоченного в Благовещенск, чтобы тот устранил торговые участки.

С этого момента в русско-китайских торговых отношениях начинается новый этап, названный в китайской литературе период «открытого сообщения» (кайцзяотун), продолжавшийся до1922 года. Китайские предприниматели, таким образом, получили право самостоятельно организовывать свою деятельность там, где они сочтут нужным. В Благовещенске один за другим начинают открываться китайские магазины, лавки, постоялые дворы. К концу XIX века в Благовещенске было более 500 китайских магазинов, самые крупные из которых принадлежали выходцу из Гуандуна Хуа Чантаю, выходцам из Шаньдуна Тун Юнли и Юн Хэчжаню. В соответствии с размером капитала и видом затрат на продукцию все предприятия делились на 4 категории, что позволяло устанавливать уровень налога.

Участие служащих в предприятии, возможность сокращать издержки до 5-8%, широкое кредитование крупными фирмами мелких, - все это позволяло цинским купцам успешно конкурировать с русскими. Местные власти, обеспокоенные таким положением дел, стремились всеми методами ограничить ввоз товаров из Китая. Однако, как следует из Всеподданнейшего отчета Приамурского генерал-губернатора С.М. Духовского за 1893-1895 гг., «устранение китайских торговцев, ведущих мелочный торг в пределах Амурской и Приморской областей, привело бы к непомерному повышению цен на многие товары, так как при незначительном ныне числе торговцев других национальностей в назначенных областях, между ними не может быть серьезной конкуренции».

В 1897 г. в области действовало 1106 русских торговцев и 1076 китайских. В 1898 г. годовой оборот всех китайских торговых и промышленных заведений был равен 1 334 700 рублей, при этом 1 262 900 рублей приходилось на Благовещенск. События российско-китайской войны 1900 г. и введение в 1907 г. мер, ограничивающих китайскую торговлю, привели к сокращению численности торгового элемента: в 1908 г. – 480, в 1909 г. – 351, в 1910 г. – 467. Развитие китайской торговли в Амурской области тесным образом было связано с золотодобычей в регионе. Торговля велась через магазины владельцев приисков в кредит под добываемое золото, что также являлось тормозящим фактором. Жители области, в первую очередь, испытали на себе нехватку китайских дешевых товаров.

Говоря о пользе китайской торговли, следует исходить из степени ее влияния на местное население. Так, например, разносная и развозная торговля в деревне и с инородцами представлялась особенно нежелательной, поскольку она труднее всего поддавалась регулированию. Экономическая зависимость местного населения от китайцев усиливала политическое влияние последних настолько, что они становились правителями отдаленных территорий.

Таким образом, Амурская область являлась одним из центров сосредоточения китайской торговли на Дальнем Востоке. Китайские предприятия играли значительную роль в обеспечении населения товарами первой необходимости, хотя и вызывали опасение у местной администрации, о чем говорит целый ряд проектов по ограничению китайской торговли, разработанных в конце XIX в., но так и не осуществившихся в полной мере. Торгово-экономические отношения напрямую зависели от событий, происходивших внутри обеих стран, а численность торговцев – от общих миграционных процессов, шедших на границе.


Постников В.В. Церемониальный аспект визита «цесаревича» Николая на Дальний Восток (1891)

Postnikov V. Ceremonial Aspect of the Visit of Cesarevitch Nikolay to the Far East (1891)

Визит «цесаревича» Николая на Дальний Восток – известное событие региональной истории. Современники определяли его как «событие исключительной исторической важности». В советское время оно представлялось как малозначительный исторический факт, но современные исследователи вновь стали уделять ему много внимания (А.А.Хисамутдинов, Н.Г.Мизь, Моор В.К., Обертас В.А., Т.Н.Телюк, др.).

К этому событию проявил интерес исследователь международного масштаба Р.С.Уортман. В своей работе «Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии», посвященной исследованию российских монархических церемониалов эпохи Нового времени, специальный раздел он уделил рассмотрению восточного путешествия Николая, а также приводит другие факты и интерпретации идеологической деятельности царской власти на Дальнем Востоке.

Таким образом, Уортман рассматривает визит Николая в контексте монархических церемониалов XIX в. Во-первых, он отмечает, что церемониальное путешествие по империи с образовательными и репрезентативными целями было традиционным мероприятием в подготовке наследника престола династии Романовых. Эти путешествия совершались наследниками Александром Николаевичем в 1837 г., Николаем Александровичем в 1863 г., в этом ряду находится и восточное путешествие Николая в 1891 г. Во-вторых, он приводит разнообразные сведения о монархических процессиях XVIII-XIX вв.: триумфах и церемониальных путешествиях в провинцию, которые во многом могут объяснить визит «цесаревича» на Дальний Восток как демонстрацию «символического завоевания» региона и утверждения власти. Значение исследований Уортмана в том, что он типологически определил изучаемое событие и показал, что его нужно рассматривать как часть политической жизни империи и региона. Такой подход дополняет наши знания и о других визитах представителей династии Романовых на Дальний Восток (1873, 1887, др.).

Одним из важнейших атрибутов прошедших церемоний стали триумфальные арки в «русском» стиле, построенные в городах и селах Дальнего Востока и Сибири к встрече «цесаревича». Эти сооружения стали символом этого визита и царской власти в целом. Дальневосточные триумфальные арки являются актуальной темой для исследования. Во-первых, потому, что некоторые из них представляют собой уникальные памятники истории и культуры (арки во Владивостоке, Благовещенске). Во-вторых, потому что до настоящего времени о них нет полного и адекватного представления, их должной научной интерпретации. Например, для дальневосточного краеведения характерно рассмотрение триумфальных арок как отдельно взятых местных достопримечательностей, вне культурного контекста, что во многом блокирует возможность понимания их смысла. Интересным, но без должного объяснения малопонятным кажется утверждение исследовательницы истории российской архитектуры С.С.Левошко о том, что местные триумфальные арки были призваны символизировать идеологическое содержание триады «православие, самодержавие, народность».

В рассмотрении вопроса мы предлагаем обратиться к опыту современных специализированных исследований. Например, Е.А.Тюхменева, исследовавшая российские триумфальные арки первой половины XVIII в. отмечает, что по функциям, сюжетам и стилистическим признакам триумфальные ворота, совмещающие художественную и идеологическую роль, следует рассматривать как один из панегирических жанров, наряду с официальными посвящениями, речами и проповедями, одами, прославительными кантатами и т.п. Надо полагать, такой подход будет верным в изучении и дальневосточных арок, построенных в 1891 г., но уже в контексте официального стиля той эпохи – «русского» (или «византийского», по определению того времени). Становится понятным, что визит «цесаревича» и дальневосточные триумфальные арки были частью одного целого, основой которого является идеология российской монархии XVIII-XIX вв. Поэтому их необходимо рассматривать на широком фоне российской политики и культуры Нового времени.

В дальнейшем эта тема должна стать частью фундаментальных работ по истории российского Дальнего Востока в разделах «Административное устройство и управление второй половины XIX – начала XX вв.», как освещение деятельности правительства по укреплению самодержавной власти и российской государственности в регионе.


Савчук А.А. Советская брачная политика и проституция на Дальнем Востоке в 1922 – 1929 гг.

Savchuk A. The Soviet Matrimonial Policy and Prostitution on the Far East in 1922 – 1929

Брачная политика советского правительства на Дальнем Востоке не отклонялась от основной партийной линии и основой ее проведения стали те же нормативные акты, что и в Европейской России. Реализация советского брачного законодательства на Дальнем Востоке началась с отмены закона ДВР о «гражданском состоянии лица, актах, его удостоверяющих, семейном и брачном праве» и введения на территории бывшей ДВР кодекса законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве 1918г. Согласно этому кодексу, только гражданский (светский) брак, зарегистрированный органами ЗАГС, признавался законным и порождал права и обязанности супругов по отношению друг к другу. В брак могли вступать лица, достигшие брачного возраста (18 лет для мужчин и 16 лет для женщин), находящиеся в здравом уме и не являющиеся родственниками по прямой восходящей или нисходящей линии. Ранние браки стали восприниматься как явление негативное. Разрешение на вступление в брак ранее достижения брачного возраста могло быть выдано лишь в двух случаях:

1. когда по условиям крестьянского хозяйства последнее должно прийти в упадок за смертью или нетрудоспособностью взрослых членов семьи и единственным работником остается лицо, не достигшее брачного возраста;
   
2. когда лицо состояло в незарегистрированном браке и последствием этого брака стало рождение ребенка или беременность.
   

Отступление от брачного возраста допускалось лишь на полгода, т.е. жениху должно было быть 17,5 лет, а невесте – 15,5 лет.

Отныне брак считался действительным при условии его регистрации гражданскими органами власти. Церковный брак лишился законной силы, развод становился преимущественно проблемой самих супругов; для расторжения брака им не требовалось обоснование, процедура развода становилась формальной. Если раньше брак считался союзом, заключаемым на небесах на всю жизнь, то теперь он стал в ряде случаев настолько простой формальностью, что власти вынуждены были ввести впоследствии понятие «фактического брака». Упрощенная процедура развода привела к тому, что женщина в любой момент могла оказаться лицом к лицу с фактом, что она теперь разведена.

Неустойчивость института семьи, кризис семейных отношений и распад многих семей, вызванный войной, экономической разрухой и деструктивной деятельностью новой власти и тяжелая экономическая ситуация привели к тому, что одной из важных проблем ДВО стала проституция. По официальным данным, за год (с ноября 1924г. по декабрь 1925г.) по ДВО с населением в 1 млн. 600 тыс. человек было открыто 236 притонов разврата. Всего за год за проституцию было задержано 736 (2,8%) женщин и 421 (1,6%) несовершеннолетний подросток (для Европейской России этот показатель составлял 12% и 15,6%).

Но причины, порождавшие проституцию, в ДВО и в Центральной России были далеко не одинаковыми. В центральных губерниях, например, в Псковской, на 100 мужчин приходилось 121 женщина, а в ДВО на каждые 100 мужчин приходилось в среднем 88 женщин. Таким образом, в центральных губерниях проституцию порождало предложение, а на Дальнем Востоке – спрос на нее. На развитие проституции влияло также притоносодержательство – наличие притонов наркомании («морфиниловок» и «опиекурилок»). Женщины, подсаживающиеся на наркотик, чаще всего вынуждены были продавать себя для того, чтобы купить дозу. Поэтому борьба с проституцией на Дальнем Востоке состояла, прежде всего, в борьбе с притоносодержательством. В Европейской части России, где гражданская война имела более тяжелые экономические последствия, борьба с проституцией была в первую очередь борьбой с экономической незащищенностью женщин.

Новая брачная политика на Дальнем Востоке не привела к резкому росту количества разводов (со 12.12.922г. по 1.04.1925гг. было заключено 13634 брака и всего лишь 2119 разводов), поэтому можно предположить, что вопросы брака и семьи здесь остро не стояли. Что же касается проституции, то она стала в основном результатом развития притоносодержательства и плохой экономической ситуации и не могла быть искоренена до полного устранения этих причин.


Сафонов Д.А. Продовольственная ситуация на Дальнем Востоке в годы Первой мировой войны и положение деревни

Safonov D. Food Question Condition of Village in the Far East During the World War I and Village Condition

В историческом прошлом дальневосточной деревни остаются области и аспекты, которые существенно не отражены в научной литературе. К ним относится история деревни в годы Первой мировой войны. Исследование положения дальневосточной деревни накануне двух революций и Гражданской войны будет способствовать осмыслению роли крестьянства в этих событиях.

К началу ХХ в. дальневосточная деревня стала постоянным поставщиком зерна для армии, снабжала продуктами питания прииски, рыбные ловли, каменноугольные копи и лесозаготовки, железнодорожные станции и города. Тем не менее, общий уровень товарности дальневосточной деревни был низким. Многие крестьянские хозяйства региона вели полунатуральное патриархальное земледелие. Исключением являлась Амурская область, где значительная часть крестьянских хозяйств выращивала товарный хлеб и работала на рынок. Развитию товарных отношений в деревне способствовали ежегодные ярмарки.

Местная промышленность не удовлетворяла нужд деревни в товарах. Основная масса промышленных товаров поступала на рынки края из других регионов страны и заграницы, что определяло высокие цены на них.

Вступление России в Первую мировую войну привело к серьёзным изменениям во внутреннем положении страны. Чем дольше продолжалась война, тем существенней были перемены. Косвенно война затронула и дальневосточные окраины Российской империи – города, сёла и их жителей, что выразилось в таких явлениях, как мобилизации среди городского и сельского населения, свёртывание переселенческого потока, наплыв беженцев и др.

В первую очередь последствия войны отразились на жизненном укладе деревни, ставшей основным поставщиком солдат для действующей армии, а также для местных гарнизонов. Мобилизации приводили к тому, что крестьянские хозяйства оставались без рабочих рук, а это автоматически вело к сокращению посевных площадей и, вместе с тем, к уменьшению потребления в масштабах не только отдельных населённых пунктов, но и всего Дальнего Востока, а в перспективе – к возникновению и углублению продовольственного кризиса.

Одним из симптомов продовольственного кризиса на Дальнем Востоке в годы войны явилась спекуляция. Развитию продовольственного кризиса способствовала дезорганизация на транспорте, которая ощутимо проявилась в стране уже к 1915 г. Она ещё в большей степени отрывала русский Дальний Восток от центра России. Тем самым, ввоз продуктов питания из Сибири и других регионов страны был ограничен, что создавало дополнительную нагрузку для дальневосточной деревни в деле поставок продуктов питания городам, приискам и другим потребителям. Следствием кризисных явлений в сельском хозяйстве и на транспорте стало повышение цен на продукты питания.

Серьёзную угрозу для продовольственного баланса региона представляли стихийные бедствия, которые приводили к уничтожению посевов. В условиях, когда в крестьянских хозяйствах края не хватало работников в связи с военными мобилизациями, ликвидировать последствия стихийных бедствий было крайне сложно.

Кризисная ситуация, охватившая Дальний Восток в целом, и деревню в отдельности, привела к тому, что крестьянское население, не имея запасов ни продовольственного хлеба, ни достаточного корма для скота, стало сокращать свои хозяйства, начав с распродажи и забоев скота, что в перспективе создавало серьёзную угрозу продовольственному балансу региона.

Власти пытались принять адекватные меры, дабы предотвратить распространение продовольственного кризиса в регионе. Для своевременного разрешения продовольственных проблем в крае было образовано местное совещание по продовольственному делу в составе правителя канцелярии генерал-губернатора, управляющих Амурской казенной палатой и хабаровском отделением госбанка и других должностных лиц. На совещании знакомились с правительственными распоряжениями по продовольственному делу, изучалась ситуация с продовольствием в крае. С целью контроля над продовольственной ситуацией в годы войны в стране, в том числе и на Дальнем Востоке проводились сельскохозяйственные переписи.

Таким образом, в годы Первой мировой войны дальневосточная деревня пребывала в кризисном состоянии, что не могло не сказаться на продовольственном положении региона. Общая неблагоприятная конъюнктура в стране откладывала отпечаток и на дальневосточный регион, где уже к 1915 г. появились симптомы продовольственного кризиса. Однако его масштабы были не столь значительными, как в центре страны.


Чаплыгина Н.В. Дальневосточная пресса об эмиграции в Австралию

Chaplygina N. Russian Emigration to Australia in the Far Eastern Press

Дальневосточная пресса регулярно сообщала об эмиграции русских крестьян и рабочих в Америку и Австралию. Ежедневная общественно-политическая и литературная газета «Далекая окраина», выходившая во Владивостоке, печатала письма русских эмигрантов из Австралии и имела среди них собственных корреспондентов. Сообщала газета и о деятельности эмиграционных контор в Харбине и Дальнем. В 1911 г. в Дальнем стал издаваться журнал «На чужбине (Русские в Америке и Австралии)», специально посвященный проблемам эмиграции.

Толчком для выезда дальневосточников за границу послужило поражение России в русско-японской войне, которое привело к ухудшению экономической и политической ситуации в регионе. Революция 1905 – 1907 гг. и столыпинская реформа также способствовали усилению эмиграции дальневосточников. Многие жители Дальнего Востока, недовольные новой экономической ситуацией, стали уезжать в Австралию и другие страны Тихого океана. Некоторые из них ехали в Австралию с надеждой осесть на собственной земле, но большинство ехали на заработки, надеясь через несколько лет вернуться на родину разбогатев.

Для значительной части эмигрантов с Дальнего Востока России важным критерием для выбора пятого континента можно считать сравнительную при сопоставлении с ценами на другие маршруты дешевизну проезда да берегов Австралии. Еще одним существенным аспектом выгодного переезда стало предоставление бесплатных перевозчиков и дешевых гостиниц в Дальнем, Кобе и Маджи. Выполнение перечисленных обязательств входило в компетенцию специальных эмиграционных контор в Харбине, Ванкувере и Брисбене.

По подсчетам российского консула князя Д’Абаза в Австралию ежемесячно приезжало от 90 до 150 эмигрантов из Сибири и Дальнего Востока.

Особая заинтересованность в рабочей силе и в российских эмигрантах была в Квинсленде. Известно, что заведующий иммиграционным бюро штата даже собирался просить власти Квинсленда предоставить русским бесплатный проезд до Брисбена из Нагасаки. Иммиграционное бюро штата заботилось также о приеме и устройстве вновь прибывших на работу. Не менее существенное содействие российским иммигрантам в Австралии оказывали члены русских общин, встречавшие пребывающих на пароходах.

В Квинсленде оставалось много пустующих земель, открывая перед иммигрантами возможность купить относительно дешевый земельный участок. Но следует учесть, что после приобретения земли требовались еще расходы по подготовке участка к сельскохозяйственным работам.

Автор «Письма из Австралии» опубликованного в №926 газеты «Далекая окраина» от 10 июня 1911 г. Нестор Калашников высказал мнение, что основная причина трудностей российских иммигрантов, за которую они жестоко платятся, заключается в том, что «наши эмигранты, не зная языка, местных обычаев, климатических условий хотят сразу стать самостоятельными фермерами».

Что касается других сфер деятельности, то и здесь у иммигрантов возникали затруднения при выборе работы. Положение в городах описывалось как не менее тяжелое. Правда, владение языком давало иммигрантам возможность на получение работы по специальности. Доказательством тому может служить пример Ф. Карлова, сумевшего поступить на работу в железнодорожные мастерские.

По содержанию публикаций в дальневосточной прессе видно, что их авторы относились к заработкам в Австралии далеко не оптимистично. Так, по мнению автора заметки «Вести из Австралии» В. Дресвина, если принимать во внимание дороговизну на предметы первой необходимости, то зарплата не так велика. Целью подобных публикаций, в том числе и публикаций Дресвина было добиться осознания от «…едущих в Австралию, имеющих это намерение, что везде и всюду идет борьба за существование и из нее выходят победителями только сильные духом».

Мнение большинства авторов дальневосточной прессы о стремлении русских в Австралию и о положении иммигрантов можно подвести под вывод, сформулированный Пикуновым: «… всякая вольная эмиграция есть явление ненормальное и своего рода эпидемия, особенно для интеллигентов. У которых, стоит только пожить, испытать этой жизни наступает полное разочарование. И не удивительно, что некоторые прожив здесь то или иное время возвращаются, потому что трудно освоиться с чужими обычаями и не чувствовать себя чужими».