Анатолий Григорьевич Каплунов неизвестный илизаров: штрихи к портрету записки очевидца книга
| Вид материала | Книга |
- Штрихи к портрету, 3803.79kb.
- Майн, Рид. Соб сочинений в 6-ти томах, т Бунин, 4890.78kb.
- Александр Блок. Штрихи к творческому портрету. «Незнакомка» в художественном пространстве, 101.19kb.
- "Фет и Тютчев: Штрихи к двойному портрету". Сценарий литературной гостиной, 113.04kb.
- Константин штрихи к портрету, 571.04kb.
- Штрихи к портрету красотки Тур 25. 08. – 08. 09. 2007, 324.35kb.
- Е. В. Жижко российская трудовая этика, 222.38kb.
- Глобальная персона аурелио печчеи: штрихи к портрету, 103.55kb.
- Штрихи к литературному портрету, 295.51kb.
- Александр колчак неизвестные штрихи к портрету, 154.62kb.
Анатолий Григорьевич Каплунов
НЕИЗВЕСТНЫЙ ИЛИЗАРОВ: ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Записки очевидца
Книга повествует о годах совместной работы автора с известным российским ученым хирургом-новатором академиком Г. А. Илизаровым. В ней раскрыты черты личности Илизарова как человека, наставника и руководителя на этапе становления разработанного им метода лечения и обретения первого признания в отечественной медицинской науке. Приводятся некоторые неизвестные ранее факты его биографии. Издание иллюстрировано фотографиями из личного архива автора.
Книга адресована как медикам, так и широкому кругу читателей.
Мне дорог Гавриил Абрамович Илизаров, и я с большим уважением отношусь к его талантливым сотрудникам. Гавриил Абрамович обладает удивительным даром: возвращать людям здоровье, работоспособность, радость. Он не просто врачует болезнь, он исцеляет человека.
Было бы отрадно, если бы у нас в стране побольше работало таких преданных медицине и людям одаренных врачей, как приверженцы учения Илизарова.
Д. Д. Шостакович
ОГЛАВЛЕНИЕ
| Предисловие | 1 |
| Часть первая. Знакомство. Работа в госпитале. | 4 |
| Часть вторая. Проблемная лаборатория. | 24 |
| Часть третья. Ленинградский филиал и курганский институт. | 41 |
| Часть четвертая. Последняя встреча | 65 |
| Постскриптум | 67 |
Предисловие
Все в мире, как известно, результат действия господина Великого Случая. И эта книга не исключение. Цепь случайностей, приведшая к ее появлению, примерно такова: случайно избран стезю врачевания и окончив Сталинградский мединститут, автор из весьма цивильного города-героя случайно попал работать по распределению в «тму-Курганский» госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны, отделением травматологии и ортопедии которого по велению все того же Случая руководил мало кому известный в те годы хирург Гавриил Илизаров. В результате этой последовательности совпадений автору выпала редчайшая удача — быть знакомым, учеником, сподвижником, известной мере другом и доверенным лицом этого весьма незаурядного, во многом гениального человека. Общение с выдающимся хирургом на протяжении почти 20 лет я считаю большим подарком судьбы и поэтому попытаюсь сказать о нем то, что посчитал важным и необходимым для исторической объективности и, надеюсь, — справедливости.
Эта книга — не просто описание жизни Илизарова. Автор не ставил своей целью в очередной раз подробно перечислить известные вехи его биографии и развития метода, пропеть еще одни запоздалые дифирамбы Учителю. Нет, книга — слабая попытка рассказать о той части жизни всемирно известного академика, возможно главной, которую, пользуясь известным латинским афоризмом, можно охарактеризовать «per aspera», то есть через тернии, а также о тех чертах его многогранной натуры, которые позволили ему достичь «ad astra», то есть звезд.
Об Илизарове написано и много и ничего. Мне известно около двух сотен печатных работ о нем художественного и научно-публицистического жанра, несколько документальных и две художественные киноленты, где он либо главное, либо одно из главных действующих лиц. Большая часть написанного и созданного относится к эпохе социализма, поскольку после его падения Гавриил Абрамович прожил лишь семь лет. Последняя большая информация о нем опубликована в журнале «Гений ортопедии» за 2006 год и приурочена к 35-летию созданного им курганского научного центра. Опять сухие факты биографии и творческого пути, даты и этапы его научно-практической деятельности и развития института. Что ее, собственно, можно ждать от статьи специального научного журнала, пусть даже посвященной юбилейной дате?
Обращаясь к объемному и разнопрофильному масс-медийному материалу о нем, невольно задаешься вопросом: кто же были авторы тех строк и кадров? Насколько длительно и близко был знаком им герой их творчества? Какими мотивами были движимы они в своей работе? И после недолгих размышлений приходится констатировать: практически во всех случаях это малознакомые с ним лично журналисты-профессионалы, в работе которых так или иначе просматривается заказ. Большей частью позитивного свойства, но именно социально-политический заказ написать о передовике, о положительном герое-примере, причем в последние годы его жизни — с привкусом сенсации.
Надо отдать должное большинству авторов — с поставленной задачей они справились весьма неплохо. Образ великого Ученого, большого Организатора, Титана ортопедической мысли в представлении обывателя создан достаточно профессионально. Горец с Кавказа, самородок из маленького сибирского городка, чудак и авантюрный упрямец с упорством, достойным, может быть, лучшего применения. Как-то вскользь, мимолетом упомянуты «некоторые», «известные», организационные трудности, «бюрократические препоны» на его пути к созданию и развитию своего метода. Метода органовосстанавливающего лечения, в числе немногих официально получившего известное во всем мире и ставшее нарицательным имя — «метод Илизарова». Метода медико-социальной реабилитации ортопедотравматологических больных, основанного на использовании аппарата из легированной, или, как говорили раньше, — закаленной стали. Но вот заказа написать о том, в каких условиях, вопреки каким обстоятельствам и благодаря каким качествам автора закалялась эта сталь, по-видимому, никому не поступило.
По истечении почти пятидесяти лет с момента знакомства с этим человеком и пятнадцати лет со дня его смерти мне показалось, точнее, я почувствовал, что должен кое-что добавить к написанному о нем ранее, до меня. Время уходит, оно стирает многие детали, важные, сокровенные и яркие черты его человеческого портрета. Это был гениальный и одновременно обычный человек, и я оказался причастным к его Гению, к его человеческим радостям и слабостям и еще ко многому другому человеческому. А коснувшемуся великого нельзя об этом умалчивать. Это исторически несправедливо, поскольку именно Гений и достоин максимально возможного сохранения в истории.
Такие личности — штучный товар исторического процесса. В последнем из прошедших веков их было, вероятно, не более ста из нескольких миллиардов. Планк, Ферми, Пикассо, Дали, Шаляпин, Королев, Сахаров, Винер, Кафка, Мечников, Тесла, Черчилль, Барнард, Басов, Фрейд, Флеминг, Эйзенштейн. Сколько десятков еще? Об этих людях мы знаем не только от профессиональных литераторов и историков, но и главным образом — из свидетельств их современников: близких, друзей, сподвижников, учеников. Именно они оставили нам ценную в документальном отношении информацию о том, как задатки этих людей трансформировались в талант, какими гранями он сверкал, какие изъяны в этих гранях были им заметны. Так создается достаточно определенное представление о крупной личности, ее пути и роли в истории. Конечно, каждое из свидетельств в отдельности не лишено доли субъективизма, но в совокупности они достаточно правдивы и объективны.
С этой точки зрения об Илизарове написано чрезвычайно мало, почти ничего, кроме библейского «Абрам родил Гавриила, Гавриил родил аппарат». Возможно, у людей из первого, близкого круга общения с ним еще идет процесс осмысления этого общения. Кто-то, возможно, счел, что написанного уже достаточно для себя и потомков. Иных уж нет... Но после просмотра упомянутого номера журнала мне показалось — нужно и пора. К тому же оба моих взрослых сына, хирурги высокой квалификации, давно уже «грызут» меня — пиши, ты обязан это сделать. И я взялся за эту книгу, мой первый и, скорее всего, единственный историко-публицистический труд. Хотелось бы надеяться на снисходительность читателя к этой попытке, к ее слогу и некоторой сумбурности повествования. К своему огорчению, в Кургане я не вел записей или дневника, поэтому при написании мне не раз пришлось обратиться к воспоминаниям о той поре моей супруги, некоторых курганских сотрудников, а также старшего сына. Последний приложил немало усилий к подготовке и изданию этой книги. Огромная признательность всем за соучастие и помощь в работе.
С чего же начать?..
Часть первая
ЗНАКОМСТВО. РАБОТА В ГОСПИТАЛЕ
Начну, пожалуй, с краткой предыстории случайного моего эскулапства. Окончив вполне прилично одну из сталинградских десятилеток, я в порыве общенационального тогда послевоенного энтузиазма (шел 1954 год) мечтал о карьере военного летчика. В последнем классе активно занимался в школе ДОСААФ, летал на учебном ЯКе, имел даже два самостоятельных полета с инструктором. Прыгал с парашютом. В общем, как тогда говорилось, был готов. Но при прохождении медкомиссии врачи обнаружили какой-то шум в моем сердце. Как я понял позже, скорее всего, функциональный, поскольку впоследствии он никогда больше не обнаруживался. И случилась ли врачебная ошибка, или возымел свое действие отрицательный настрой мамы к моему выбору профессии, но комиссия выдала мне отрицательное заключение. Мама призналась мне много позже, что просила начальника комиссии найти какую-нибудь зацепку и не допустить меня к службе в летных войсках.
Так или иначе, но к моменту получения мною этого отказа документы для поступления принимали только два вуза — педагогический и медицинский. А поскольку учителем я себя совершенно не представлял, попробовал в мед. И поступил. Без всяких проблем. Стране нужны были врачи-мужчины, как и вообще любых специальностей и рода деятельности мужчины, которых жестоко проредила недавняя война.
Учеба на первых курсах института давалась мне не просто. Дело было вовсе не в постижении таинства врачебных знаний — это было не так сложно, но в преодолении моего восприятия анатомички. Возможно, сказались при этом детские воспоминания жутковатых картин города и его окрестностей в период Сталинградского сражения. Мне, шестилетнему тогда пацану, довелось увидеть и пережить его от начала до конца. Сыграло, наверное, свою роль и довольно богатое юношеское воображение. Сейчас все это вспоминается с улыбкой, но первые полтора года учебы меня мучили ночные кошмары и я серьезно подумывал оставить институт.
Не делать этого убедил меня мой дядя, мамин брат, военный хирург. К тому времени он был опытным высококвалифицированным специалистом с неповторимой школой военно-полевой хирургии за плечами. Впоследствии дядя заведовал гнойным отделением в Киевском научно- исследовательском институте хирургии академика Амосова. Именно он и убедил меня набраться терпения и пройти этот этап учебы. Спасибо ему за это огромное. Его участие в числе других позитивных причин позволило мне обрести любимую профессию.
Последующие курсы учебы в вузе вспоминаю с удовольствием, как, наверное, каждый окончивший институт в те годы. Время было трудное, но веселое, годы духовного подъема, ударных пятилеток, восстановления страны из военной разрухи. Мне, в частности, довелось после пятого курса поднимать целину в акмолинских степях.
Студенчество закончилось быстро. Встал вопрос, куда идти работать? Механизм распределения молодых специалистов на работу был в то время довольно демократичным. Прислушивались к мнению студента. Помимо заочного распределения существовал механизм «рекрутства», то есть предложения, как правило, от лица руководителя, работать в его мед- учреждении. Именно так попали на свое будущее место работы я и еще группа наших выпускников.
К нам на распределение приехал начальник Курганского госпиталя инвалидов Отечественной войны Фельдман. Перед собравшимися выпускниками он стал расписывать романтику жизни и работы в его госпитале в далеком сибирском городке. В беседе он упомянул и о малоизвестном тогда травматологе Илизарове, творящем-де чудеса с костями пациентов с помощью сконструированного им аппарата. Вспоминая те события, я не раз размышлял о том, что в наш вуз мог бы приехать какой угодно другой «рекрутер» из сотен других городов страны, но приехал именно Григорий Израилевич Фельдман из Кургана. Случайность?
Для меня его предложение показалось заманчивым: Сибирь, ее необжитые просторы, заснеженные поселки в тайге... К тому же буквально незадолго до этого один из друзей-сокурсников показал мне газету, теперь уже не помню какую точно, с небольшой статьей об Илизарове, произведшей на меня сильное впечатление. В ней шла речь о новых лечебных возможностях, разрабатываемых этим хирургом. На мой вопрос, смогу ли я попасть в отделение Илизарова, Фельдман ответил утвердительно. Как не поехать на этот участок трудового фронта Родины? Родители собрали мне немудреные пожитки в фанерный чемодан, перетянутый хабэшными ремнями, и я поехал.
Двое суток в пути, лето, прекрасные пейзажи Волги, Уральских гор. Веселая компания таких же, как я, молодых специалистов в плацкарте. Замечательно. Несколько понизил настроение вид привокзальной части города, куда мы прибыли за полночь. После красивого, недавно восстановленного центра Сталинграда с его знаменитой на всю страну улицей Мира и Аллеей Героев двух-трехэтажные постройки малоосвещенного Кургана не впечатляли. Но что за кручина для молодого, полного сил и энтузиазма хирурга, коим я себя мнил, — унылый вид города?!
Дорогу в госпиталь мне объяснили предварительно, тем более что располагался он неподалеку от вокзала. Нашел я его без труда. Меня встретила дежурившая в ту ночь доктор Бронислава Павловна Васильева, Броня, как в последующем я стал уважительно-ласково называть ее про себя. Эта женщина, как и большинство других хирургов госпиталя, помимо многолетней работы в нем имела за плечами несколько лет военно-хирургического стажа. Будучи опытным специалистом, она оказалась к тому же и прекрасной души человеком. По-матерински встретив и накормив, Бронислава Павловна разместила меня на ночь в свободной двухместной палате. Утром в ординаторской я впервые встретился с Илизаровым.
Гавриил Абрамович быстро, почти стремительно вошел в ординаторскую. Эта его черта — энергичность, резкость и порывистость движений — была одной из самых характерных и присущих ему на протяжении всех лет нашего знакомства. Он, поздоровавшись с присутствующими и обратившись ко мне, спросил, тот ли я молодой доктор, что прибыл для работы по распределению. Я подтвердил. «Ну что же, давайте работать», — сказал он в ответ. С этих слов начались без малого двадцать лет нашей совместной работы. Рассказ о них невозможно вести, не описав вкратце его предшествующей биографии, поскольку многое из впечатлений и представлений о нем как о личности зиждется и исходит конечно же оттуда. Нужно сказать, что сведения о его детских и юношеских годах несколько путаны и противоречивы. Изложу их в известной мне лично версии, по данным, к которым я имел отношение, будучи доверенным лицом Гавриила Абрамовича при выдвижении его в Верховный Совет РСФСР.
Общеизвестно, что Илизаров родился 15 июня 1921 года в семье крестьян-татов (одна из национальностей Дагестана) в городе Беловеж Белорусской ССР. Это первая и достаточно серьезная неточность. Дело в том, что в конце 1920 — начале 1921 года в результате военной интервенции Польша аннексировала часть территорий Западной Украины и Западной Белоруссии, входивших в СССР. По Рижскому (более известному как Брест-Литовский) мирному договору от 18 марта 1921 года советско-польская граница прошла значительно восточнее «линии Керзона», расположенной по оси Гродно — Брест. В состав Польши были включены территории, которые входили в нее до раздела 1793 года, и небольшой городок Беловеж оказался довольно глубоко на ее новой территории. Он, кстати, и сейчас принадлежит Польской Республике. Следовательно, исторически правильно говорить о том, что Илизаров, великий советский и российский ученый-медик — уроженец Польши. И хотя это обстоятельство ничего не меняет по сути, тем не менее это факт, ранее неизвестный в его биографии. Знал ли об этом сам Гавриил Абрамович, тоже неизвестно.
В довольно бедной семье помимо него, старшего ребенка, было еще пятеро детей — три сына и две дочери. В Кургане я познакомился с двумя из его братьев, Елисеем и Исаем, и сестрой Марией. Это были простые и приятные люди, с которыми сам Гавриил Абрамович общался довольно тесно и имел хорошие близкородственные отношения. Илизаровы-мужчины были, надо отметить, крепкой породы. В этом я лично убедился через несколько лет знакомства с Илизаровым.
Как-то вскоре после рождения дочери Гавриила Абрамовича, в связи с прибавкой в семье и конечно же ростом его популярности и авторитета, администрацией города чете Илизаровых была предоставлена новая, улучшенная квартира. Как обычно в те годы, переезд в нее стал веселым приключением для участвующих в нем помощников. Я тоже вызвался тогда помочь шефу. Так вот, когда пришел черед тащить на третий этаж холодильник, это вызвался сделать младший из братьев, Исай. Холодильник был самым большим по тем временам — «ЗИЛ-Москва». Он и сегодня кажется весьма громоздким. Исай с нашей помощью взвалил его себе на спину и быстро, почти бегом занес в квартиру. При этом внешне он богатырем вовсе не выглядел.
Каким образом и по каким причинам семья Илизаровых через семь лет после рождения первенца перебралась в солнечный Дагестан, точно неизвестно. Вероятно, в поселке Хусары неподалеку от Дербента, где обосновалась семья, жили родственники, и жизнь там была несколько сытнее и спокойнее, чем в зоне российско-польской границы. Здесь он окончил восьмилетку, затем Буйнакский медрабфак (существовавшая в 30-е годы вечерняя форма обучения). За год до войны поступил в Крымский (Симферопольский) медицинский институт. Годы студенчества совпали с военной порой. Перед занятием немцами Крыма мединститут был эвакуирован в Кзыл-Орду, где выпускники 1944 года и получили дипломы врачей. Илизаров рассказывал мне, что жизнь студентов в этом казахском городке в войну была более чем трудной. Чтобы хоть как-то прокормиться при жиденьком студенческом пайке, им приходилось искать любые приработки. Он, в частности, и еще один его товарищ, работавший впоследствии в одной из курганских гор-больниц, подрядились шить и продавать примитивную обувь, что-то вроде домашних тапок.
Получив диплом, он был направлен на работу в только что сформированную тогда Курганскую область, точнее — в село Долговка, в центральную районную больницу Косулинского района. Конечно же большинство выпускников-медиков тех лет стремились на фронт, в передовые госпитали. Но война шла к победному концу, а в тылу тоже нужно было кому-то лечить людей, специалистов не хватало. В Долговке он в течение пяти лет был единственным доктором и работал во всех ипостасях — главный врач, терапевт, хирург, педиатр, акушер-гинеколог и т. д. и т. п. Хорошо зарекомендовав себя на этом месте, был переведен на работу в Курган, сначала на должность хирурга в областную больницу, а в 1955 году — заведующим ортопедотравматологическим отделением областного госпиталя инвалидов Великой Отечественной войны.
К этому времени тяга и приверженность бурно развивавшейся тогда ортопедии стала для него главным приоритетом и основным направлением работы. Этот раздел хирургической специальности был по понятной причине весьма актуален: после войны в стране имелась огромная армия инвалидов с патологией опорно-двигательной системы, требовавшая скорейшей и эффективной реабилитации. Размышляя над подходами и средствами их лечения, Гавриил Абрамович понимал: имевшиеся тогда на вооружении хирургов лечебные методы не в состоянии качественно решить эту проблему. Он вел собственный поиск и в 1952 году подал заявку, а в 1954-м получил патент на аппарат оригинальной конструкции для сращивания костей. Впервые аппарат был применен для лечения пациентки с тяжелой патологией коленного сустава еще в таежной Долговке. В самом первом и самом простом его варианте. Полученный результат удивил даже самого автора. Сращение костей произошло за какие-то три недели, причем пациентка по его рекомендации ходила в аппарате со второго дня после операции. Это переворачивало все существовавшие тогда стандарты лечения подобной патологии и представления о сращении костей. Однако одно наблюдение — это еще не довод с научной точки зрения. Операции продолжались, число их в Долговке превысило двадцать, и все окончились положительно благодаря применению аппарата.
Того самого аппарата Илизарова... Как же автор пришел к его созданию? Наивно думать, что истинным поводом для этого стала упоминаемая в некоторых публикациях о нем примитивная байка об упряжи лошади — хомуте и огло6лях. Якобы неоднократно присматриваясь к ним в годы свой работы на селе, Илизаров и увидел «схожую» внешне конструкцию аппарата. Не знаю, откуда взялась эта история, но мне лично Гавриил Абрамович о ней ни разу не поведал. Однако нет сомнения в том, что аппарат явился плодом долгих поисков и размышлений. И конечно же Пристального знакомства с массой аналогов и прототипов. Да-да, большим числом похожих в какой- то мере устройств внешней фиксации, известных к тому времени. В аспекте чрескостного остеосинтеза как подхода к сращиванию костей следует четко понимать, что приоритет его создания принадлежит не Илизарову. Такие конструкции начали появляться, по разным сведениям, еще в XVII веке, а к середине ХХ их было известно более двадцати. Но почему же именно аппарат Илизарова получил такое развитие и применение? Ответу в том числе и на этот вопрос посвящен мой скромный труд.
Итак, к моменту моей встречи с Учителем его можно было охарактеризовать как состоявшегося многопрофильного хирурга, избравшего стезю ортопеда-травматолога, начинающего ученого, не имевшего к своим сорока годам ни признания, ни ученого звания или степени. Несколько слов о внешности. Это был довольно крепкого сложения плотный мужчина среднего роста, выглядевший, пожалуй, моложе своих лет. В те годы он был в хорошей физической форме, с отменным, «горским» здоровьем. Несколько порывистый, как упоминалось, в движениях, он имел характерную неспешную обычно и слегка отрывистую речь. Какой-либо акцент в его речи слышен не был, однако интонациями она изобиловала.