Штрихи к портрету

Вид материала

Книга

Содержание Социальная динамика десятилетия Модель открытого общества Особенности маргинального статуса безработных специалистов 61 Российская трудовая этика СОЦИАЛЬНАЯ ДИНАМИКА ДЕСЯТИЛЕТИЯ И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ (Вместо предисловия) Е.И. Иванова НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПРОЦЕССЕ ФОРМИРОВАНИЯ СЕМЬИ: МОЛОДЫЕ ПОКОЛЕНИЯ В МЕНЯЮЩЕЙСЯ РОССИИ Российская модель брачности Рис. 3. Вероятность вступить в брак в возрасте 17-28 лет для когорт 1951-79 гг. рождения, женщины. (Расчеты автора) Изменения в нормах сексуального поведения Сожительства и внебрачные рождения Компоненты изменений в процессе формирования семьи Т.Ю. Черкашина Субъективно нормальный доход: факторы дифференциации Информационной базой исследования Основные понятия. Что стоит за величиной субъективно нормального дохода? Субъективно нормальный и действительный доходы: сила взаимосвязи. Статусная обусловленность представлений о нормальном доходе О.А.Александрова Современный идейный контекст становления российского среднего класса Методика исследования Отношение к участию граждан в политическом процессе ... Полное содержание

Подобный материал:

• Майн, Рид.     Соб сочинений в 6-ти томах, т Бунин, 4890.78kb.
• Александр Блок. Штрихи к творческому портрету. «Незнакомка» в художественном пространстве, 101.19kb.
• "Фет и Тютчев: Штрихи к двойному портрету". Сценарий литературной гостиной, 113.04kb.
• Штрихи к портрету красотки Тур 25. 08. – 08. 09. 2007, 324.35kb.
• Константин штрихи к портрету, 571.04kb.
• Е. В. Жижко российская трудовая этика, 222.38kb.
• Глобальная персона аурелио печчеи: штрихи к портрету, 103.55kb.
• Штрихи к литературному портрету, 295.51kb.
• Анатолий Григорьевич Каплунов неизвестный илизаров: штрихи к портрету записки очевидца, 1655kb.
• Александр колчак неизвестные штрихи к портрету, 154.62kb.

МОСКОВСКИЙ ОБЩЕСТВЕННЫЙ НАУЧНЫЙ ФОНД


РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО
НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ:
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ


Москва

2000


УДК 316.3 (470) (082)

ББК 60.5

Р 76


Российское общество на рубеже веков: штрихи к портрету (Отв. ред. И.А.Бутенко). — М.: МОНФ, 2000. — 256 с.


В сборнике, состоящем из работ грантополучателей МОНФ 1999 года, содержится социологический анализ ряда актуальных проблем социальной динамики различных социальных институтов, групп и слоев общества. Исследуются как объективные, так и субъективные параметры их функционирования, условия и последствия изменения. Специальное внимание уделено модели семьи, открытому обществу, средствам массовой информации, граффити, вещевому рынку, трудовой этике, явлению социально-экономической зависимости, маргинализации, представлениям о нормальных доходах, о социальной структуре, праве и справедливости.


Публикация осуществлена в рамках программы
“Российские общественные науки: Новая перспектива”
при поддержке Фонда Форда (США).


Мнения, высказанные в докладах серии, отражают исключительно личные взгляды авторов и не обязательно совпадают с позициями Московского общественного научного фонда.


Книга распространяется бесплатно.

ISBN 5-89554-154-2

	Коллектив авторов, 2000
	Бутенко Ирина Анатольевна (редакция), 2000
	Московский общественный научный фонд, 2000

СОДЕРЖАНИЕ


И.А. Бутенко

СОЦИАЛЬНАЯ ДИНАМИКА ДЕСЯТИЛЕТИЯ
И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
(Вместо предисловия)

«Постоянно действующий фактор нашей жизни —

временные трудности»

(Народная мудрость)


Конец десятилетия, а тем более века — серьезный повод для подведения каких-то итогов, обобщения опыта, попытки прогноза на следующий значительный период о поведении людей, о технике или природе. Подведение итогов социальных изменений 1990-х гг. — задача сложная и в то же время благодарная, особенно если речь идет о российском обществе, бурно переживающем перемены, многоплановые и неравномерные. Сложная, так как авторам очень нелегко сказать здесь что-то особенное и не затеряться среди огромного множества выступающих на эту тему. Благодарная — так как неисчерпаемы разнообразие социальной жизни, изменчивость отечественных реалий повседневности, что дает постоянную и обильную пищу для ума исследователей. Неудивительно поэтому богатейшее разнообразие газетных и журнальных статей, научных публикаций, посвященных анализу итогов, результатов, стадий, последствий изменений в различных сторонах жизни российского общества.

С учетом многоаспектности и масштабов социальной динамики российского общества настоящее издание ставит перед собой довольно скромную цель, вынесенную в заголовок сборника: дать некоторые штрихи к портрету, не претендуя на целостность охвата, свойственную энциклопедии или доступную лишь для отдельных областей социальной жизни. В этот сборник вошли 12 лучших работ по социологии, представленных в Московский Общественный научный фонд в 1999 г. в качестве отчетов по итогам исследований, проведенных на средства, полученные в качестве индивидуальных грантов.


При самом общем сравнении нашей страны и стран с рыночной экономикой и более длительными демократическими традициями обнаруживается ряд общих тенденций¹. Информатизация, урбанизация, депопуляция, изменение моделей семьи, увеличение сроков образования, развитие малого бизнеса, рост толерантности, функционализация ценностей, институционализация конфликтов, социальная интеграция мигрантов, появление «новых бедных» — эти и многие другие процессы идут с той или иной интенсивностью в разных странах. В обществах, переживающих последствия поздней и ускоренной модернизации (то есть в которых коренные изменения наблюдаются в течение жизни одного поколения), эти процессы оказываются особенно болезненными и противоречивыми, сопровождаются разнообразными и многочисленными кризисами, протекают в странных формах. Из «плавильного котла» модернизирующихся обществ появляются причудливые, неожиданные, невероятные сочетания традиционного и современного, капиталистического и феодального, практического и мистического и т.п.

Что происходит с семьей? Какие доходы можно считать «нормальными»? Имеются ли перспективы у честного бизнеса? Какова социальная структура общества? Что способствует сохранению социально-экономической зависимости женщины? Какими видятся права человека молодежи и взрослым?

Ответы на эти и подобные вопросы дают социологи разных стран. Для нас такие ответы, пусть порой даже и диаметрально противоположные², представляют особый интерес, поскольку помогают заштриховывать некоторые существенные пробелы в научном знании, позволяя приблизиться к пониманию того, какие эффекты рождает очередная попытка модернизации России.

Наше уточнение общей картины в данном сборнике начнем с анализа одной из базовых составляющих — демографии.

Как и развитым странам, России грозит депопуляция: за последние десятилетия отмечается сверхнизкая рождаемость (в среднем 1,23 ребенка на одну женщину). В связи с модернизацией меняются модели семьи: снижаются общие показатели регистрируемой брачности и растут разводимости (на 1000 чел. населения в 1990 г. приходилось 8,9 брака и 3,8 развода, в 1993 — соответственно 7,5 и 4,5; в 1996 — 5,9 и 3,8)³, все более распространенным оказывается сожительство. Подробнее об этом рассказано в статье Е.И.Ивановой «Новые тенденции в процессе формирования семьи: молодые поколения в меняющейся России».

Демографические последствия резких социально-экономических изменений дают о себе знать косвенно и не сразу. А одним из самых заметных невооруженным взглядом следствий поздней и ускоренной модернизации в России оказывается очередное — после 1917, 1945, 1961 и 1992 гг. — обнищание населения, связанное, во-первых, с ростом цен и, во-вторых, с невыплатами зарплат, остающихся основным источником доходов для большинства населения, особенно его значительной части, именуемой «новыми бедными». Исследования показывают: треть населения имеет средства, достаточные лишь для сохранения текущего весьма низкого уровня потребления, и еще выше доля тех лиц, кто способны поддерживать лишь свое физическое существование⁴. А ведь еще недавно «новые бедные» были относительно состоятельными. Они продолжают работать, в массе своей никуда не переезжали и не являются жертвой пожара или наводнения. Сколько же надо заработать, чтобы жить нормально? Возможный ответ на этот вопрос содержится в статье Т.Ю.Черкашиной «Субъективно нормальный доход: факторы дифференциации».

Средний класс является, как известно, основой благополучия и устойчивого развития общества. В стране с резко обедневшим населением само его наличие оказывается весьма проблематичным, и корректнее было бы, видимо, говорить о слое, группе. Но в любом случае несомненно интересны те условия, в которых он мог (бы) возникнуть и развиваться. О них применительно к перспективам становления институтов гражданского общества и правового государства ведет речь О.А.Александрова в статье «Современный идейный контекст становления российского среднего класса».

Конечно, стиль жизни резко отличает представителей этого класса от других слоев, групп нашего общества. Но что их сегодня объединяет, так это значимость «хорошего образования» для детей: 66% взрослых россиян, опрошенных ВЦИОМ, сообщили, что готовы ради этого идти на серьезные материальные затраты, хотя среди самих респондентов высшее образование имеют лишь 13%⁵. О том, чем для этого приходится и не приходится жертвовать наиболее обеспеченным лицам, рассказывает Ю.А.Зеликова в статье «Стратегии социального производства и воспроизводства нового обеспеченного класса России: западное образование детей».

Динамична социальная структура российского общества. Социальная мобильность носит хаотический характер. В связи с резкими и неравномерными изменениями в различных сферах нашей жизни размывается бывшая жесткая система координат, в рамках которой осуществлялась самоидентификация личности. Члены общества — и бедные и богатые — ощущают утрату ориентиров, которые могли бы идеологически, религиозно, морально и т.д. узаконить их существование в новом статусе. Такая растерянность в разных обществах приводит к «приватизации» путей и способов спасения⁶. В России эта приватизация осложняется еще и неразвитостью социально-политических институтов, которые могли бы создать у человека ощущение личной «причастности», чувство персональной «востребованности» окружающими. Отсюда — интенсивный поиск новых индентичностей. Анализу этих процессов посвящена статья Л.Е.Бляхера «Модель открытого общества в нестабильных социальных системах».

В эпоху модернизации некогда высокий уровень занятости населения снижается. Социальные катаклизмы приводят к тому, что чисто медицинское понятие «стресс социальных изменений», связываемое с дезорганизацией всей жизни личности, получает распространение и в социальных науках. Широк спектр реакций на трудности, прежде всего вызванных безработицей: от гиперактивности, пересмотра ценностей и переобучения до полного упадка духа. Более подробно некоторые проблемы, связанные с маргинализацией части бывшего работающего населения, расматриваются в статьях А.Н.Демина «Самоорганизация при потере работы и формы ее поддержки» и И.П.Поповой «Особенности маргинального статуса безработных специалистов».

При всей динамичности перемен, изменении в плане самой возможности работать россияне — мужчины и женщины — по сути не перестают считать «полноценной» лишь работающую женщину. Анализ причин, форм и последствий такого отношения осуществляет Е.С.Балабанова в статье «Социально-экономическая зависимость женщины».

Длительная, сохраняющаяся в течение десятилетий ориентация на неограниченную концентрацию производства приводит в нашей стране к замедленному развитию малого предпринимательства, сосредоточенного в основном в обслуживании. Эта сфера становится прибежищем в том числе и для многих уволенных специалистов. В сфере мелкооптовой торговли протекают многие баталии, характерные для отечественного рынка в целом; их ежедневные итоги воссоздают ощущение зыбкости, неустойчивости достигаемого каждый раз баланса разнонаправленных сил.

Резкие изменения в повседневной и трудовой деятельности привели к тому, что у большинства населения преобладают краткосрочные цели, основной ее смысл — выживание. Даже самая активная его часть, как показывают исследования, чаще проявляет крайний индивидуализм, отсутствие стратегических целей, стремление взять от жизни все, не думая о будущем⁷. Наблюдения, связанные с тем, почему российский капитализм ориентирован на краткосрочную выгоду и носит явно выраженный криминально-спекулятивный характер, содержатся в статье В.И.Титова «Вещевой рынок: действующие лица и нормы их взаимоотношений».

Вопрос о новации и традициях, неизменно актуальный в связи с обсуждением последствий поздней и ускоренной модернизации, рассматривается в настоящем сборнике и еще в одном ключе. Не случайно краткий разговор об экономическом положении населения, о доходах, статусе, социальном порядке здесь уже велся преимущественно в плане представлений и мнений людей. Такой ракурс объясняется тем, что в незападных обществах, в том числе и в отечественном, практическая деятельность оказывается нередко подчиненной духовным ценностям. Как следствие, ценности западной модернизации «не усваиваются», не находят точек соприкосновения с базовыми культурными ценностями значительных слоев российского населения. Интеллигенция, выступавшая двигателем перемен, всегда боролась за идеологические, а не за экономические свободы. Это же отношение выявлено сегодня и в массовых опросах: среди пяти главных факторов социально-экономических изменений страны в 1990-е гг. первым оказался фактор не экономической, а социально-психологической природы⁸. В сознании населения по отношению к труду и возможности добиться благополучия собственными усилиями весьма причудливо сочетается традиционная коллективистская и новая индивидуалистическая ориентации: значительная часть жителей села, малых городов и областных центров хотят «жить лучше, чем сейчас, но не слишком выделяться» (74, 62 и 56% соответственно); постоянно высока доля тех, кто признаются в стремлении получать больше, не напрягаясь⁹.

Причины подобного отношения к труду и заработку исследует, обращаясь к современному фольклору, этике православия, официальной идеологии советского общества и сегодняшним школьными программами по чтению и литературе Е.В.Жижко в статье «Российская трудовая этика в социально-психологическом контексте экономической реформы».

Стремление к уравнительности, нежелание много и плодотворно трудиться, недоверие к богатству приводят к усилению социальных разочарований, высокому уровню ценностной дезориентации, социальному нигилизму. Это не может не сказываться на сознании новых поколений, поведении их представителей.

Молодежная субкультура заслуживает особого внимания, поскольку в ней происходящие в обществе перемены отражаются в весьма резкой и специфической форме. В этом отношении интересны, например, образы права, существующие в сознании подростков разных стран. Например, обнаружено, что во Франции закон уважают, а в России боятся нарушить. Преступление у юных французов связывается с собственностью, у русских — с агрессией¹⁰. Другие исследования, проводимые в этой области, показывают, что криминализация общества волнует и отечественных исследователей, и собственно население не столько в плане нарушения закона, сколько в плане противоречия этическим и моральным нормам справедливости и равенства.

Некоторые ракурсы молодежных проблем освещает статья М.Г.Садовского и А.А.Глискова «Права детей и подростков: анализ ситуации и перспективы», а также статья А.С.Скороходовой «Социологический анализ феномена подростковых граффити».


* * *


При обсуждении социального портрета российского общества конца 1990-х гг. особого внимания заслуживают и сами возможности социологического анализа как способа научного познания в целом и как его конкретизации на «одной седьмой части суши».

Постиндустриальное, информационное общество меняет мировосприятие людей. Информатизация — это не просто еще одна характеристика общества, это качественное изменение всей среды обитания человека. Научно-технический прогресс сделал относительными казавшиеся прежде базовыми, абсолютно неколебимыми вещи. Может измениться не только гражданство, конфессиональная или социальная принадлежность человека, но и пол, в значительной степени внешний облик. Вторую (третью, четвертую) жизнь получают произведения искусства, перевоплощенные в разнообразных стилизациях и римейках, пародиях. Значителен и неуправляем поток самых разнообразных сведений, обрушивающихся на современного человека через СМИ и другие источники. Стремительно сменяются темы и сюжеты, данные оказываются чрезвычайно разноречивыми; как правило, транслируется информация, готовая к потреблению без специального осмысления. В итоге распространяется фрагментарная экранная культура, создающая мозаичность восприятия информации, вызывающая трудности с концентрацией внимания, невозможность для зрителя, слушателя, читателя на чем-то надолго сосредоточиться, выстроить логику, наконец, поразмышлять. Мы уже не отдаемся одному какому-то занятию целиком, а все чаще сочетаем труд с удовольствием, отдых с образованием и т.п. Человеческие контакты становятся все более множественными и поверхностными; все более заметным оказывается отход от различных традиций; размываются границы между возможным и невозможным, добром и злом; современное глобальное сообщество производит в результате постоянных взаимодействий различных культур не культурный плюрализм, а межкультурные гибриды.

Подобные перемены вызывают нередко разочарование в социальных последствиях научно-технического прогресса, в возможностях новых технологий, рождая новое — постмодернистское —восприятие происходящего.

Постмодернизмом обычно называют особое умонастроение, связанное с жизненным миром человека. Это умонастроение характеризуется фрагментарностью и хаотичностью воспринимаемого, невозможностью и бессмысленностью попыток его упорядочить. Иными словами, постмодернизм изменяет не мир, но его видение. В нем не находится места идеологиям, претендующими на целостность; культура переходит в состояние идейной эклектики и фрагментации.


Безусловный интерес при обсуждении динамики российского общества представляет проявление постмодернизма в социологии. Ряд исследователей связывают его распространение с глубоким кризисом этой дисциплины, ведя речь либо о современных исследованиях, и прежде всего о позитивизме с его узким эмпиризмом, либо обо всей социологии в целом.

В отечественной социологии постмодернизм заявляет о себе все более открыто, хотя наше общество никто бы не рискнул называть сегодня постиндустриальным. Прежде всего приходится признать, что пока основной массив научных публикаций все еще отражает материалистические (марксистские) традиции. И тем не менее заметен поворот отечественной социологической мысли к человеческому изменению, к миру сознания, представлений и смыслов, что видно и из настоящего сборника. Собранные в нем статьи можно считать довольно типичными «хорошими статьями», поскольку они прошли многоэтапный экспертный отбор. Их тематика не определялась условиями конкурса; соискатели были свободны в выборе предмета и методов исследования. И вот в результате здесь, например, оказывается: 11 из 12 статей посвящены субъективности, миру мнений и представлений.

Анализ манеры изложения, демонстрируемой их авторами, а также и знакомство со статьями, поступающими в журнал «Социологические исследования» для обсуждения на редакционной коллегии, членом которой я являюсь с 1995 г., дает мне, думается, достаточно весомые основания для тех обобщений, с которыми я хотела бы познакомить читателей этого сборника.

Как известно, одной из особенностей постмодернизма является акцент на уникальности, неповторимость явления, события, факта. Изменчивость и вариативность, неустойчивость — все это оказывается чрезвычайно созвучно отечественным социологам, поскольку мы действительно живем в хаотично меняющемся обществе и его же пытаемся профессионально понять. Как следствие — в статьях заметен акцент на особенностях переходного (транзитного, послекризисного, современного и т.п.) момента в истории отечественного социума, на исключительном своеобразии привходящих обстоятельств, времени и обстоятельств протекания событий.

Постмодернизм релятивизирует все, что попадает в сферу его «действия». Применительно к социологическим исследованиям это означает, что уникальный предмет исследования, исследуемая ситуация считаются неповторимыми, а следовательно, требуют неповторимых методов исследования. С его акцентом на уникальном в каждом объекте подобный подход оправдывает применение любых принципиально невоспроиводимых методик. Тем самым полученные выводы оказываются каждый раз вне критики (что затрудняет вовлечение таких публикаций в дальнейший научный оборот, но об этом чуть позже). А множественность интерпретаций делает в принципе бессмысленной какую-либо научную полемику.

Постмодернизм переносит акцент с количественных показателей на качественные изменения, их культурные компоненты. Заметные следы подобного переноса наблюдаются и в работах, собранных в данный сборник. Конечно же, прежде всего ограниченность средств, имеющихся сегодня в распоряжении большинства российских исследователей, диктует необходимость обращения к качественным методам сбора данных, далеко не всегда достаточно освоенным (интересно, что полученные результаты все равно некоторые авторы пытаются потом интерпретировать, обращаясь к распределениям процентов¹¹).

Посмореднизм отвергает единство каких-либо правил; правила, как и методы исследования, создаются ad hoc. И в социологических публикациях мы видим совершенно произвольное использование эмпирических данных, особенно количественных, поступающих из все более оскудевающего ручейка. В ход пускаются сведения давно прошедших лет (при этом авторы нередко стыдливо умалчивают об этом обстоятельстве). Привлекая данные, полученные другими, интерпретируют их также весьма произвольно. Казалось бы, замечательно, что столь трудно добываемая цифирь лишний раз попадает в научный оборот, но увы... Сложности здесь связаны прежде всего с тем, что эмпирические данные довольно редко оказываются представленными корректно даже при публикации в профессиональных журналах (скажем, не указывается выборка — для кого она представительна и по каким признакам — или не приводятся изначальные задачи и контекст набора суждений, и др.). В результате то, что где-то имело вполне определенный смысл, в новом контексте превращается в лучшем случае в абсурд. В лучшем, поскольку делает очевидной какую-то подмену. В худшем — продолжает свою жизнь в науке, создавая видимость научной респектабельности. А именно этим и богат постмодернизм.

Вероятно, осознавая подробные опасности, многие авторы, в том числе и в данном сборнике, стремятся опираться лишь на те данные, что они собирали сами, пусть в другой компании, в другом исследовании, с другими целями (cм., напр., статьи А.Н.Демина, Е.С.Балабановой, Т.Ю.Черкашиной в настоящем сборнике).

Наконец, хотелось бы особо остановиться на таком явлении, как отказ авторитетам в праве на существование. В эпоху постмодернизма исчезает или по крайней мере уходит с авансцены образ жреца искусства — исключительной личности, противостоящей толпе, обывателям. В науке авторитет коллег оказывается все более и более сомнительным.

Еще недавно многие публикации сопровождались бесконечно длинными списками литературы, в которые включались не только цитируемые источники, но и вообще работы, имеющие (вероятно) некоторое отношение к обсуждаемому сюжету. Их обилие, равно как и само разнообразие источников, особенно зарубежных, вызывали некоторое сомнение в том, что у автора действительно была возможность проработать каждый: подобные списки легко и быстро составляются при наличии доступа к электронным базам данных на основании одних лишь названий. Казалось бы, можно было ожидать повсеместного увеличения числа ссылок.

Но в публикациях последних лет наблюдается иная тенденция, а именно резкое сокращение, а то и полное отсутствие ссылок на чужие работы (с подобным обстоятельством редактору пришлось столкнуться и при работе над настоящим сборником: в двух статьях ссылок не было вовсе). Такую особенность публикаций можно рассматривать как неисследованность проблематики (что в принципе возможно), как недоступность имеющейся литературы (что еще встречается в наших современных условиях, когда нарушена система книгораспространения), а также как осознанное нежелание прибегать к каким-либо авторитетам — позиция вполне постмодернистская.

Отсутствие какой-либо системы отбора при составлении библиографии, если она есть, выражается здесь в том, что авторы данного сборника, как и многие другие коллеги, когда на кого-то и ссылаются, то прибегают не столько к систематизированному отражению каких-то источников, сколько к упоминанию прежде всего собственных публикаций, затем тех, что содержатся в книгах, подаренных коллегами или найденных случайно.

Наконец, постмодернизм принципиально антиевропоцентричен. Он вообще не центричен. И в нем, похоже, для многих социологов наиболее привлекательным оказывается именно этот «анти»- настрой. Разочарование в западных образцах поведения, образа жизни и исследований естественным образом переносится на все «не наше», что с особой легкостью делают те исследователи, которые не сильны в иностранных языках. Впрочем, это вновь вопрос о ссылках, относительности авторитетов, уникальности предмета и метода исследования.

Подытоживая этот краткий экскурс, отметим, что постмодернизм в мировой науке предполагает переосмысление как минимум концептуального аппарата социологии, но претендует на переоценку роли всей социологии как интеллектуального занятия. Постмодернизм в отечественной социологии, возможно, не выражая подобных претензий, оказывается более органичным: он хорошо передает ощущение, вкус жизни в мире имитаций: виртуальны социальные страты, суррогатны модернизация, приватизация, предпринимательство, фальсифицированы идеи демократии, иное содержание вкладывается в понятие институтов гражданского общества, относительны права человека, пародиями являются политические партии и выборы, кажимостью — правовое государство и т.п.


* * *


Многие особенности отечественного быта и бытия отражаются и в этом издании, дополняющем общий портрет российского общества в постмодернистской манере.

Редактор отдает себе отчет в том, что в современных условиях предметом чтения становятся все более краткие жанры — инструкции, в том числе экранные, объявления, правила, листовки, в сфере литературы — рассказы, а то и комиксы. Ни времени, ни душевных сил у значительной части населения на чтение в его прежнем смысле — на вдумчивое вчитывание, на сопереживающее восприятие, не хватает. С учетом данного обстоятельства мне приходилось работать над текстом, помимо прочего, делая тексты более «читабельными» за счет подзаголовков, игры шрифтами и подобных приемов, позволяющих хоть как-то приблизить предлагаемую информацию к тем возможностям ее восприятия, которыми располагают читатели в эпоху всепроникающего постмодернизма.

И.А.Бутенко