Е. В. Жижко российская трудовая этика

Вид материала

Документы

Содержание Трудовая этика православия Советские персонифицированные идеалы На опасности «ухода в семейную жизнь» Трудовые модели-идеалы в литературных произведениях Образы «труд», «собственность», «богатство», «бедность» в сибирском фольклоре Эмпирическая база. Рассказчики третьей группы (юноши 16-18 лет) Для четвертой группы Основные результаты исследования

Подобный материал:

• Жижко Е. В. Трудовая этика в контексте российской экономической реформы: Вестник Красноярского, 137kb.
• Е. В. Жижко самоощущение подростока, 181.57kb.
• Этика социальной работы профессиональная этика социального работника Этика, 1918.94kb.
• Е. В. Жижко и С. Д. Чигановой, 5264.84kb.
• Учебники по курсу Болошов Л. Е. Этика: учебное пособие. М., 2004. Гусейнов А. А., Апресян, 1123.01kb.
• Учебной и научно-исследовательской работы студентов Этика и история этических учений, 170.52kb.
• Семинарские занятия по курсу "этика" Тема, 22.52kb.
• Трудовая миграция в Россию, 238.96kb.
• Фролов И. Т., Юдин Б. Г. Этика науки. Проблемы и дискуссии, 625.96kb.
• Этика Аристотеля «Этика», 951.04kb.

Жижко Е. В. Российская трудовая этика в социально-психологическом контексте экономических реформ // Российское общество на рубеже веков: штрихи к портрету. М.: МОНФ, 2000.


Е. В. Жижко


РОССИЙСКАЯ ТРУДОВАЯ ЭТИКА

В СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ РЕФОРМЫ


В начале 1990-х г.г. правительством России была продекларирована приверженность рыночной экономике, и более пяти лет предпринимались попытки создать рыночные отношения, декларативно ориентированные на западные образцы. При этом попыткам построить новую экономическую модель не сопутствовало создание новой социально-психологической, социокультурной модели. Новые хозяйственные отношения «приживлялись», не имея ни духовного источника, ни приемлемых для массового сознания аргументов в свою пользу.

М. Вебер в работе 1904 года «Протестантская этика и дух капитализма» показал, что европейский капитализм обязан своим происхождением трудовой этике протестантизма, высоко ценившей труд, понимавшей его как делание человека на земле, завещанное ему Богом, причем труд должен был быть честным, упорным, успешным, приносящим прибыль, которая, в свою очередь, должна была направляться не на получение удовольствия или наслаждения, а на развитие своего дела¹. Учитывая точку зрения Вебера, закономерно поставить вопрос: «Имеет ли Россия сегодня, имела ли ранее такую трудовую этику, опираясь на которую можно идти к рынку западного образца?». В данной работе под «трудовой этикой» подразумевается отношение людей к труду, запечатленное в комплексе моральных ценностей и норм, воплощенное в категориях и образцах культуры и выраженное в человеческом поведении, прежде всего в сфере трудовой деятельности.

Трудовая этика формируется под воздействием многочисленных факторов, среди которых важное место занимают религиозные воззрения, идеология, произведения литературы и фольклора.
^

Трудовая этика православия

Труд на протяжении тысячелетий заполнял собой практически все существование простого человека и поэтому нуждался в осмыслении и сакральном обосновании. Если сопоставить три основные христианские религиозно-философские традиции, отражающие историческое движение представлений о месте труда в жизнедеятельности человека (православную, католическую и протестантскую концепции трудовой этики), то с точки зрения истории развития христианских представлений о ценности труда, православие — наиболее архаично.

Из всех христианских конфессий оно менее других отошло от первоначальных трактовок библейских текстов². Большое влияние на формирование этики православия оказал византийский богослов XIV века Григорий Палама. Согласно его учению, спасение души достигается созерцанием, умерщвлением плоти и молитвенным экстазом. До настоящего времени это учение считается официальной истинно православной доктриной³. Основываясь на доктрине Григория Паламы, православие представляет труд как наказание, расплату, следствие греха; гипертрофированны аскеза и культ святых, стремление сделать монашеские нормы общецерковными; считается, что богатство — грех, а бедность — добродетель; помогать бедным и убогим, подавать милостыню нищим рассматривается как одно из самых богоугодных дел.

Православие и протестантизм имеют разные подходы к определению богоизбранности человека. Протестантизм полагает, если человек много работает и имеет результат, значит, с ним Бог. Православие утверждает, если человек усердно молится и вдруг — результат, это означает, что он божий избранник. Трудовых моделей в житиях святых русской православной церкви практически нет. Несмотря на то, что в реальной (в том числе и монашеской) жизни они безусловно должны были присутствовать, в фольклорном религиозном сознании трудовые модели почти не закрепились, так как не были ни «престижны», ни «перспективны» с точки зрения православной концепции спасения души: монах, ищущий духовного совершенства, на начальном этапе своего пути превращает труд в средство духовного воспитания и укрощения плоти, но затем оставляет трудовую деятельность как таковую и целиком предается созерцанию.

При отсутствии идеи труда как процесса в образах святых эти они тем не менее характеризуются идеей результата. Точнее — идеей одномоментного достижения результата посредством чуда. Такая модель существует в житиях в двух вариантах. Вариант 1: живет человек, возможно, даже очень грешный, внезапно он оказывается избранным Богом, становится праведником и начинает чудодействовать. Вариант 2: мирянин (или монах) ведет аскетический (отшельнический) образ жизни, в награду он наделяется свыше некой магической силой.

Самый же распространенный в житиях святых жизненный и духовный итог — мученическая насильственная смерть во имя высших интересов, смерть, которая осмысляется как акт героический, имеющий некий положительный смысл.

Таким образом, специфической особенностью православной трудовой этики является констатация созерцательной доминанты над деятельностной, духовной над телесной, труд воспринимается прежде всего как орудие спасения души и тела от греховных искушений⁴.
^

Советские персонифицированные идеалы

За десятилетия советской власти православие было вытеснено на периферию общественной жизни, не имело возможности оказывать прямого влияния. В социализации молодежи в это время огромное воздействие оказывала коммунистическая идеология, проводником которой была, в частности, школа. Поэтому для выяснения специфики трудовой этики советского периода были проанализированы модели официальных персонифицированных идеалов российского общества 80-х годов⁵.

Эмпирическая база

С помощью методики контент-анализа в модификации Б. Берельсона⁶ и Р. Тернера⁷ были рассмотрены:

1) имена, которые носили дружины пионерских организаций школ г. Красноярска;

2) названия улиц г. Красноярска (до 1987г.);

3) положительные герои произведений русской «советской» литературы 30-80 г.

Контент-анализ помог выделить три основные модели:

1) герой физический (сила, выносливость, воля, целеустремленность, высокий социальный статус; например, космонавты);

2) герой интеллектуальный (высокорезультативная интеллектуальность, целеустремленность, воля, высокий социальный статус: писатель, академик);

3) герой, в экстремальной ситуации жертвующий жизнью (мужество, решительность, смелость, посмертная слава: А. Матросов).

Данные показали, что в идеологической пропаганде в 80-е г.г., во-первых, активно выдвигалась идея жертвенного героизма, особенно в начальной и средней школе (45% пионерских дружин носили имена героев, прославившихся мученической смертью, еще 20% — имена героев, для которых такая смерть стала одним из неотъемлемых компонентов их образа). Распространялась ориентация молодых людей на достижение сверхвысоких результатов в престижных областях деятельности, давалась модель-эталон конечного высокого результата деятельности, а не процесса его достижения. На уровне идеологической пропаганды молодежь готовили к рекордно высоким достижениям (в большинстве своем одноразовым), а не к обычному каждодневному, долговременному (преимущественно непрестижному) труду. Трудовая модель «среднего» человека, живущего нормальной жизнью, выполняющего обычную, неэкстремальную работу, практически отсутствовала (отражена только в 8% названий улиц).

Официальные модели персонифицированных идеалов российского общества середины 80-х г.г. отражают достаточно низкую ценность труда как процесса, как средства достижения результата.

Трудовые идеалы молодежи 1980-ых г.г.

Для того, чтобы выяснить результаты усвоения молодежью типов трудовых идеалов советской идеологии в 1988 г. методом формализованного интервью был проведен опрос учащейся молодежи г. Красноярска (900 человек 16-22 лет: учащиеся школ и ПТУ, студенты техникумов и Вузов), опрос проводился по гнездовой выборке (опрашивались полностью класс или группа) при этом выборочная совокупность репрезентировала генеральную по всем поло-возрастным и профориентационным признакам. Большинство названных молодыми респондентами персонифицированных идеалов оказались тождественными с предлагавшимися обществом в интересующем нас отношении. Ориентация на обычную жизнь, жизнь среднего человека в идеальных представлениях о своей взрослой жизни у красноярской учащейся молодежи была зафиксирована только у 8% респондентов, описавших свой персонифицированный идеал. Большая часть молодых людей, назвавших свой персонифицированный идеал и обосновавших выбор, была ориентирована на высокие жизненные достижения. Кроме того, около 70% респондентов заявили о своем намерении быть «руководителями», а не «подчиненными».

Усвоение каждой конкретной модели имеет свои потенциальные нежелательные последствия, а именно:

1. в результате длительной ориентации на сверхрезультат при невозможности реализации модели — эталона супергероя — возникает дезадаптация.
   
2. для удовлетворения потребности в достижении «идеала» возникает опасность антисоциального поведения (как следствие разрыва между культурными целями общества и социально одобряемыми средствами их достижения).
   
3. молодежью конца 80-х семья родителей воспринималась, прежде всего, как союз работников, что усугубляло демографическую проблему (снижение рождаемости); можно предположить, что в 90-е, создавая собственную семью, молодые люди наделяют ее тем же статусом, что и родительскую.
   
4. поскольку производство нового — процесс трудоемкий и долговременный, в то время как перепродажа — быстрый результат с гораздо меньшими затратами, большинство новоявленных бизнесменов занимается не производством чего-либо, а перепродажей, следствием чего оказывается спад производства; к тому же торговый частный сектор поглощает большое количество трудоспособного населения, финансовые и другие ресурсы и, таким образом, затрудняет развитие производственной сферы экономики.
   
5. «неразумное» поведение определенной части россиян на рынке ценных бумаг, в немалой степени спровоцированное тем, что примерно 30% рекламных роликов финансовых фирм успешно «паразитируют» на идее достижения высокого результата без видимых затрат («. . . мы сидим, а денежки идут»).
   
6. поскольку тип героя, в экстремальной ситуации жертвующего жизнью, учит, не рассуждая, не переосмысливая критически ситуацию, реализовывать заданную модель, развивается готовность к «автоматическому» самопожертвованию.
   

Ценность труда и семьи у молодежи 1990-х г.г. Известно, что система ценностей — наиболее консервативная и устойчивая часть общественной системы, ее основа, и потому изменить ее за несколько лет невозможно. В ходе повторного опроса (1995 год, методика 1988 года) было установлено: несмотря на то, что уже несколько лет Россия живет в условиях «строительства рыночных отношений» и идеологической демонополизации, идеалы и ценностные ориентации рыночного характера не становятся характерными для молодежного сознания. Демонополизация идеологического влияния в конце 1980-х — 1990-х г.г. не смогла существенно трансформировать систему ценностей в постсоветской России: основы идеалов и ценностных ориентаций остались прежними. Кроме того, рыночно-ориентированные качества, набравшие в базовом опросе лишь десятые доли процента (“активность», «умение преодолевать сложности», «честолюбие», «самоотдача в работе») в повторном опросе вообще не были выявлены. Опрос 90-х г.г. показал, что в массовом сознании «новой» молодежи по-прежнему активно функционируют типы трудовых идеалов советского периода. Некоторое замещение касается лишь конкретной персонификации, в основе которой остается модель сильной личности, супергероя, требующая проявления особых способностей (например, Терминатор вместо Глеба Жиглова).

Освободившееся от влияния идеологической пропаганды культурное пространство не спешит перенимать традиционные ценности западных обществ, а заполняется некими суррогатами культуры (например, негативным отношением к производительному труду), не имеющими ничего общего ни с западными, ни с традиционными советскими ценностями: если опрошенных в 1988 г. труд являлся незначительной жизненной ценностью, то в 1995 г. он оказался вообще практически вынесенным из сферы жизненных интересов. Труд не ощущается сегодняшними молодыми россиянами как ценность и как основной источник благополучия. С переходом к новым экономическим отношениям трудовая мотивация, связанная с непосредственным трудовым вкладом, среди молодежи не только не усиливается, но ослабевает. Среди главных в жизни молодежи ценностей выступают семья, любовь, друзья, здоровье, а также материальная обеспеченность (не подкрепленная желанием трудиться).

Все последствия функционирования в массовом сознании трудовых моделей советского периода сохраняются. Кроме этого, можно выделить еще несколько тенденций:

1) снижение ценности труда;

2) рост ориентации на семейные ценности, приводящий к слабой вовлеченности индивида в социальную, политическую и экономическую жизнь;

3) неодобрительное отношение к предпринимательству и богатству;

4) гипертрофированное стремление к наживе, выбор нечестных способов достижения цели, характерные для многих сегодняшних российских предпринимателей.

Особые комментарии представляется необходимым дать по поводу последствий роста ориентации молодых россиян на семейные ценности. С. Г. Климова, анализируя результаты исследования, выполненного в рамках проекта «Социальная идентификация личности», отмечает: «Общим для всех групп опрошенных стал рост значимости семьи. Семья как бы обнажилась под обломками разрушившихся институциональных структур. Сейчас тип человека, забывающего о семье ради работы, науки, политической или религиозной идеи, становится все менее понятным для обыденного сознания»⁸.

В этой тенденции некоторые ученые справедливо усматривают серьезные негативные стороны, что требует особого внимания. Так, А. Г. Здравомыслов сформулировал ряд вариантов развития событий в стране. Нашими данными косвенно подтверждается наличие того варианта, при котором «население будет находить все новые и новые способы приспособления к общей ухудшающейся ситуации. Наряду с разрушением производственных, экономических и социальных структур и связей, с возрастанием ... неуправляемости во всех сферах общественной жизни будет интенсивно происходить включение механизмов самообеспечения и ухода в частную жизнь, . . люди будут самостоятельно на дачных и приусадебных участках обеспечивать себя продовольственными запасами и сводить концы с концами. Но это будет означать вместе с тем стагнацию политической и экономической жизни, депрофессионализацию общества и десоциализацию личности»⁹.

^ На опасности «ухода в семейную жизнь» как факторе развития профессионального универсализма и, следовательно, причине снижения узко понимаемого профессионализма, свойственного работникам западных стран с XVII века, указывали А. А. Сусоколов¹⁰, отчасти Дж. Кейнс¹¹ а также Л. Б. Косова, приходит к выводу, что «установка на семью как стержень жизненного проекта купирует все другие установки»¹².

Интересно наблюдение Н. В. Черниной относительно того, что у бедных и безработных на первом месте среди основных жизненных ценностей находится семья¹³. По нашему мнению, это может свидетельствовать об одном из двух: или сегодняшние россияне настолько бедны и не обеспечены работой, что тянутся к семье как спасительной соломинке, или установка на семью формирует своеобразный «синдром бедности» со всеми вытекающими экономическими результатами.

Показательны результаты сравнения ассоциаций, возникающих у американских и российских студентов по поводу понятия «успех». У американцев с ним чаще всего ассоциируются деньги, материальное благополучие, власть, персональные достижения. У русских — счастье, любовь, радость, удовлетворение жизнью, благополучие в жизни¹⁴.

Преимущества трудовой пропаганды советского периода.

Советская идеология на основе традиционных для России нерыночных принципов (жертвенность, преданность государству, коллективизм) создавала более высокие трудовые мотивации. Положительными результатами влияния моделей официальных персонифицированных идеалов советского времени можно назвать следующие.

1. Терпеливость россиян. Ориентация на эталоны высоких достижений — желаемый образ будущего — помогала переносить текущие, временные лишения, которые становились малозначимыми в сопоставлении с желаемым образом будущего.

2. Высокие спортивные достижения. Наличие большого числа высоких спортивных достижений в советский период являлось следствием установки на реализацию эталона физических сверхдостижений, возникшей на базе взаимосвязи потребностей личности в достижении достойного социального статуса и социальной среды, институционально закрепившей данный эталон.

3. Престижность науки и образования — как следствие действия модели интеллектуального сверхдостижения.

4. Снижение в годы советской власти влияния православия, его трудовой этики, в морально-этических модусах которой успешная экономическая деятельность становилась мало реальной.

5. Наличие в официальной советской трудовой этике некоторых элементов протестантской трудовой этики: широко распространенные лозунги о труде как первой жизненной потребности, призывы к активному, качественному и дисциплинированному труду.

Вынесение православия на периферию общественной жизни сделало возможным, на наш взгляд, определенные экономические достижения советского периода.
^

Трудовые модели-идеалы в литературных произведениях

Тексты литературных произведений, изучаемых в конце 1990-х г.г. в средней школе и взятых из учебников и хрестоматий по литературе с 1 по 11 класс (причем отдельно обычных и элитных школ) было основой еще одного исследования. Ведь именно из этих источников (среди тех, которые можно подвергнуть систематическому анализу) информация усваивается наибольшим числом носителей русского языка.

Оказалось, что в обычных школах литературу и сейчас преподают фактически по тем учебникам, что и в советское время. Для литературных произведений характерна все та же модель положительного героя — нерефлексирующий, уверенный в своих действиях, физически сильный, волевой, целеустремленный (реже интеллектуальный) «супермен»-патриот. Для такого героя в любой ситуации не существует проблемы нравственного выбора. Он всегда прав, всегда уверен: надо делать именно так, а не иначе. Герой действует по заданной схеме, не переосмысливая ее, подчиняясь ей безоговорочно. Текст не допускает критического анализа действий таких герое: авторы неоднократно подчеркивают «положительность» своих героев, активно предлагают их в качестве образцов для подражания. Отсутствие рефлексии делает «супермена» неуязвимым для самого себя, патриотичность — неподсудным для других. Воспевание самопожертвования, героической смерти в борьбе с врагом, за идею также являются очень распространенным в данных текстах.

В так называемых элитных школах (лицеях, гимназиях) программа обучения во много иная, особенно в средних и старших классах. Контент-анализ произведений художественной литературы позволил сделать вывод о том, что внушение моделей супергероев имеет «кастовую» природу и разные «ступени воспитания». В стандартной средней школе чаще всего речь идет о серии подвигов (преимущественно военных, иногда творческих), труде в экстремальных условиях и героической смерти. А в элитной — о серии подвигов (в большинстве своем невоенных, профессионально соотнесенных: для математиков — Софья Ковалевская, для физиков — Галилео Галилей), о жизни-подвиге (посвящение себя высоко результативной научной деятельности), и лишь затем о героической смерти (очень узко, специфично, например, Джордано Бруно).

^ Образы «труд», «собственность», «богатство», «бедность» в сибирском фольклоре

Для выяснения степени однородности социально-психологического контекста современного экономического реформирования в плане трудовой этики методом контент-анализа были изучены образы труда, собственности, богатства, бедности в произведениях фольклора (преданиях, легендах, сказках, частушках и страшилках — наиболее «влиятельных» фольклорных жанрах).

^ Эмпирическая база. Для анализа были взяты фольклорные тексты, собранные на территории Красноярского региона фольклорными экспедициями филологического факультета Красноярского государственного от носителей фольклора в возрасте от 16 до 22 лет¹⁵ университета за последние 15 лет.

Метод изучения был контент-анализ. В качестве смысловых единиц анализа брались слова «труд», «собственность», «добро» и т.д., исследовалась их смысловая сочетаемость в малых фольклорных жанрах (частушки, дразнилки, страшилки) и содержание тех же понятий в биографиях фольклорных героев (преданий, легенд, сказок и т.д.). Достоверность контент-анализа таких документов, как биографии, основывается, как известно, на предположении, что для интересующие исследователей аудитории (в данном случае объектом являлась молодежь в целом и различные ее группы, выделяемые по поло-возростным, образовательным и профориентационным признакам) слова и фразы имеют одинаковый смысл. Поэтому после первоначального отбора текстов, имеющих анализируемые слова, произведенного автором данной статьи, для контроля на обоснованность содержания взятых для анализа смысловых единиц были использованы эксперты, представляющие все типы молодежи по полу, возрасту и образованию.

Необходимо отметить, что приходилось не прибегать столько к формально-логическим процедурам анализа, сколько к качественному изучению и описанию синтетических образов. Анализ фольклорных материалов дал следующие результаты

Типология ситуаций в различных жанрах. В таких малых фольклорных жанрах, как частушки и песни образы труда встречались крайне редко, большая часть текстов посвящена любовно-семейной проблематике. Собранные фольклорные ситуации можно разделить на следующие типы.

1. Повседневный труд — «разлучник», нечто, отвлекающее от приятного любовно-семейного времяпровождения («посылала меня мать яровое жито жать, а я жито не жала, всё Ванюшку ждала» или «не пряди ты, жена, не старайся, на печи ты со мной поваляйся»).

2. Повседневный труд — «мука», где мучителем выступает либо абстрактная сила, причем в основном для юношей — «распроклятый завод», «армия-злодейка», «тайга», например, «в казарме мы живем, хлеб с водой жуем, с работы убежим, под кустом лежим»; либо конкретное лицо «хозяин», «командир», «председатель», отец, которые сами почти не работают, а только «водку пьянствуют»; для девушек — муж, мать или свекровь, например, «младая жена, впрягайся сама, да в лес по дрова».

3. Труд «на заработках» (исключительно мужской вариант): на «лесовале», в «городе», «Питере», «Москве» — можно «денежек скопить», но потратить специфически (исключительно мужские варианты): «накоплю я денег много, отнесу их в кабачок» или «накоплю я денег много, красным девушкам отдам».

В страшилках (более «женском» виде малых фольклорных форм) «трудовые» ситуации в изученных материалах отсутствовали. Но, наш взгляд, следует отметить одну важную деталь: страшные вещи происходили с детьми (чаще девочками), как правило, после того, как их родители уходили на работу или уезжали по делу, а дети оставались в доме или лесу одни. По сюжету страшилок ситуация нормализуется только после того, как один из родителей перестает уходить из дома (то есть отказывается от работы). В этом жанре проблема ставится достаточно категорично: или работа вне дома (особенно для матери) или благополучие семьи. Таким образом, семейное благополучие напрямую связывается с нахождением матери (реже обоих родителей) в семье.

В преданиях и легендах встречаются ситуации двух следующих типов:

1) «народный заступник» (солдат, бедняк, казак) купца (барина, графа, коммерсанта) — «богача и кровопийцу», наживающегося на людском горе, «честно ограбит», половину денег народу отдаст, половину пропьет, прогуляет (явное отсутствие деньгисберегающей идеи);

2) природа наказывает людей (строителей, браконьеров), которые строят дом (ГЭС, завод) или рубят слишком много леса, разрушая ее (идеи языческого плана: природа — живое существо, она мстит человеку за его хозяйственную деятельность).

Первый тип преданий несколько чаще рассказывается представителями мужского пола, второй — женского.

Особое внимание в нашем исследовании отводилось анализу текстов сказок, поскольку именно в них образ «труда», «богатства» и т. д. присутствовали значительно чаще, чем в других фольклорных жанрах. К тому же сказки, существуя как медленно меняющийся элемент культуры, являются хранителями и трансляторами прошедших длительную эволюцию и отбор различных запретов, разрешений, этических стандартов, «житейской философии».

Анализ материалов показал, что в памяти молодых носителей фольклора находятся «осколки» сказок, фрагментарные из эпизоды или интерпретации. Тем не менее по ним можно судить об образе действия героев. Кроме этого, направление модификации сказки рассказиком, специфика тех новообразований, которыми он/она насыщает текст, могут дать дополнительную информацию о ценностных ориентирах. Остановимся на этом подробнее.

Половозростная специфика в пересказе сюжета сказки. Рассказчиков можно разделить на четыре группы.

1. Девушки 16-18 лет;
   
2. Девушки 19-22 лет;
   
3. Юноши 16-18 лет;
   
4. Юноши 20-22 лет (в 18-20 он служат в армии).
   

Девушки 16-18 лет чаще всего предпочитают рассказывать волшебные сказки (сказки, в которых происходят чудеса и действуют царевны и царевичи) с главным героям женского пола. Нередко они переносят героинь своих сказок в свой социум, передают им свой социальный статус (Златовласка становится пастушкой, ее родители — бедными крестьянами). Героиня — «простая», «работящая», в нее влюбляется «принц», «царевич», «купец», все заканчивается счастливой свадьбой, и работать ей больше не приходится. Если перемещения героини в «крестьянский» мир не происходит, то классический женский персонаж (например, Василиса Прекрасная) кроме традиционных для нее волшебных качеств наделяется набором положительных умений и навыков, характерных для человека сельского труда. При этом главный женской образ пассивен и статичен. Героиня «ждет». А поскольку главный мужской персонаж весьма прагматично ищет себе жену именно с этим «набором», то все заканчивается ко всеобщему удовольствию. Таким образом, по нашему мнению, для рассказчиц данной возрастной группы характерна явная ориентация на ожидание позитивных изменений жизненной ситуации посредством «внешнего источника», «чуда» без активного личного в ней участия.

Если для рассказчиц первой группы сказка заканчивается свадьбой, то для второй группы (девушки 18-22 лет) после факта свадьбы продолжается не менее двух третей сказочной фабулы, которая по большой части повествует о злоключениях молодой жены. Прежде всего она работает за мужа или свекровь (труд — «мука»), может пойти за него в армию и даже дослужиться до полковника, а потом еще «взять на поруки» разорившегося без нее бывшего богатого мужа — ныне нищего странника. Какие-либо виды деятельности, за исключением выяснения отношений с мужем, его «дружками» и его родственниками героиню практически не занимают. Идет постоянное противостояние жена-муж. Мужья непрестанно обижают жен незаслуженными попреками и беспочвенными подозрениями, наивно верят любому наговору, не могут вовремя оценить. Жены становятся жертвами злого наговора. Характер сказки для этих рассказчиц меняется с волшебного на бытовой, а сами рассказчицы пытаются высказать заочно претензии представителям другого пола. Незначительную часть в общем количестве сказок этой группы (5%) составляют тексты, в которых героиня не выходит за сказочного героя (Ивана-царевича) до тех пор, пока он ремеслу какому-нибудь не выучится («Сегодня ты царевич, а завтра — нет, а какое ремесло знаешь?»). И в конце сказки оказывается, что если бы он не знал ремесла, «не помогло бы ему царское имя».

^ Рассказчики третьей группы (юноши 16-18 лет) выбирают для исполнения сказки с главным героем-мужчиной и рассказывают сказки двух типов.

1) Волшебная сказка с героем, которому «повезло» (например, Емеля поймал щуку)

2) Сказка — опасное приключение, попытка первого самостоятельного выхода в мир и преодоление возникающих препятствий (модернизированные варианты «Колобка» и «Буратино»)

Образы «дела» или «труда» в сказках этих двух типов или негативны (работать «скучно», «лень»), или отсутствуют: для героя важны и интересны в этом мире совсем другие вещи.

^ Для четвертой группы (юноши 20-22 лет, как правило, отслужившие в армии) характерны иные сюжеты, во многом они аналогичны сюжетам второй групп (рассказываемых девушками того же возраста), но акценты расставлены различно.

1) Герой — старый солдат, отслуживший положенный срок, шагающий «по земле русской, куда глаза глядят» и помогающий при необходимости другим (отдает попавшим в беду деньги, забирает у разбойников награбленное, наказывает жадного купца или злую жену).

2) Герой получает жену в придачу к «полцарству» за совершенный героический поступок. Жена-злодейка думает только о том, как погубить мужа, выведывает все секреты, похищает волшебные вещи и возвращается к отцу. В конце концов пристыженная жена остается ни с чем, а герой уезжает «в деревню, к хорошим людям».

3) Герой избирает жену за личные качества, но она оказывается злодейкой, «потому что бабья порода такая». В последние годы в фольклорных текстах жена-изменница все чаще уезжает во Францию (Турцию, Испанию) за хорошей жизнью. Этот факт оценивается рассказчиками крайне негативно.

Таким образом, анализ фольклорных текстов показал: низкую ценность «труда» для молодых носителей фольклора и их повышенный интерес к проблематике любовно-семейных отношений; ориентацию на позитивные изменения жизненной ситуации посредством чуда; негативную оценку «богатства» (в 50% сказок «богатые» оцениваются отрицательно: они «злые», «жадные», «воры», «богатство» не следует жалеть — например, сжечь свой дом, для того, чтобы пеплом посыпать рану нищего.
^

Основные результаты исследования

По результатам всех исследований можно констатировать:

1) существующая в современной России этика труда стимулирует слабую деятельностную мотивацию, не создает этической основы для развития рыночных отношений западного типа;

2) трудовые ориентации молодежи, ее профессиональные предпочтения и планы в настоящий момент серьезно противоречат действительным потребностям реформируемого общества;

3) православная трудовая этическая концепция и деятельность русской православной церкви не создают достаточных предпосылок для интенсификации хозяйственной деятельности и развития отношений капиталистического типа;

4) в русском фольклоре сохраняется в основном негативное отношение к таким понятиям как «труд», «дело», «собственность», «богатство», позитивное отношение к понятиям «чудо», «бедность»;

5) литературные произведения, изучаемые в средней школе до сих пор, во многом соответствуют учебным программам советского периода, а поведенческие модели их положительных героев — типам моделей-идеалов советского периода;

Честный труд россиянина может базироваться на иных нравственных основаниях, чем честный труд американца или японца. Учитывая высокую значимость для молодых россиян такой ценности, как семья, и принимая во внимание общественную необходимость роста такой ценности, как труд, можем сформулировать такой этический постулат, соединяющий идею семьи с идеей труда: «Долг человека перед семьей — активная, честная, финансово результативная трудовая деятельность».

Данное исследование еще раз свидетельствует о том, что при всей важности рыночных отношений в развитии российского общества нельзя недооценивать роль внеэкономическох факторов, в том числе специфику социокультурной модели. Ее учет в экономической и социальной политике может способствовать стимулированию социально одобряемой деловой активности одних групп населения и наиболее безболезненной адаптации к современной экономической ситуации других.