Петр Иосифович Капица. Вморе погасли огни Воснове этой документальной повести лежат записи, которые вел Петр Капица, служивший на Балтийском флоте в пору блокады Ленинграда. Вкниге рассказ

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 40

В торосах

Нашему дредноуту не повезло. Все время целыми из всех передряг

уходили, а вот во льдах попались.

Послали нас на Лавенсаари баржу с имуществом островитян

отбуксировать. Пришли на остров, смотрим - уголь кончается. Где его

взять? Хорошо, что у островитян кое-что в бункере осталось. Мы тонны

три мелочи наскребли, на саночках в мешках этот уголь на свой "ижорец"

переправили. Пресной воды ведрами в баки натаскали. В общем, кое-как

заправились на обратный путь.

Залив уже затянуло льдом. Но лед оказался не очень крепким. Наш

тралец его с разгона проламывал. Пятнадцать метров вперед, десять

назад. Так всю ночь. Чапали тем же ходом и следующий день. Измучились.

На траверзе Толбухина маяка, в трех милях южнее фарватера, крепко

застряли в торосистом льду. К нам на помощь стал пробиваться ледокол

"Октябрь". Но он был маломощным, приближался черепашьим шагом.

В это время "костыль" в воздухе появился. Покружил на высоте и

улетел.

"Октябрь" пробился к нам, когда начало смеркаться, но тут два

бомбардировщика "Ю-88" с тем же "костылем" появились. Мы, конечно,

огонь из пушки и винтовок открыли.

"Костыль" спикировал на "Октябрь" и весь расчет у пушки перебил.

Бомбардировщики, уже без опасений, принялись нас бомбить.

Одна "двухсотка", упав на лед, закружилась волчком и по инерции

заскользила к нам. Я показал на нее командиру. Он втянул голову в

воротник полушубка и смотрел на нее как загипнотизированный. К

счастью, в этой бомбе взрыватель не сработал. Она подкатилась почти к

борту. Но другие бомбы сделали свое дело: одна утопила баржу, другая

пробила палубу "Октября" и взорвалась внутри корабля. На ледоколе

начался пожар. Не успел я послать на спасение боцманскую команду, как

две бомбы проломили лед рядом с нашим тральцом. Взрывом корабль

подбросило и засыпало осколками льда. Но он не сразу утонул, а сперва

повис на привальном брусе. Подпоркой нам были сомкнувшиеся торосы.

Взрывом сдвинуло с мест машины и котлы. Двух машинистов и механика

обварило паром. Мы их с трудом выволокли наверх.

Корабль стал медленно крениться. Швы у него разошлись, в щели

хлынула вода. Командир приказал вынести раненых на лед.

Нам удалось сбросить за борт одеяла, несколько шинелей, компас,

фонарь и все, что было в провизионке. И тут услышали новую команду:

"Всем покинуть корабль, сойти на лед!"

Наш тралец зачмокал, засопел, черпая бортом воду, и через три

минуты затонул. Вместе с пузырьками наверх всплыли срез бочки, шлюпка,

пробитая самолетом, и два деревянных трапа.

Мы выловили из майны несколько человек с затонувшего "Октября",

дали им сухую одежду и стали думать, что делать дальше. Оставаться на

льду было рискованно. Радиопередатчика не было, а без него как

сообщишь, что мы сидим на льду? Решили идти пешком к Кронштадту.

Все имущество и раненых мы уложили на трапы, впряглись в них, как в

сани, и поволокли по льду. Впереди с компасом и фонарем шел командир,

а мы на некотором расстоянии от него. Он просматривал, нет ли впереди

майн.

По гладкому льду трапы скользили хорошо, почти тянуть не

приходилось. А на торосах беда: то один, то другой застревал. От

толчков обваренные вскрикивали и просили: "Полегче, братцы, полегче, и

так терпежа нет". Приходилось всей командой поднимать трап на руки и

переносить на гладкое место.

Измучились мы так, что ноги не держали. То и дело кто-нибудь

валился на лед и говорил: "Я чуток отдохну и догоню вас". Известно,

как такой измученный человек догонит. Уснет и вмерзнет в лед.

Я, конечно, не позволил лежать. Даже прикрикивал на некоторых и в

спину толкал. Простые уговоры уже не действовали. Для взбадривания

лгать приходилось: "Уже недалеко, скоро дойдем". А тащиться нужно было

больше двадцати километров.

Машинист Лобза в трещину провалился. Полные ботинки воды набрал, а

сразу не вылил. Ноги у него обледенели, стали разъезжаться, ступить не

может. Я помог ему содрать жесткие, словно жестяные, ботинки и отдал

свои меховые рукавицы. Лобза приладил их на ноги, подвязал бинтами и

шагал как в тапочках. И матросы с ледокола, потерявшие ботинки, шагали

окутав ноги тряпками.

Со стороны мы, наверное, походили на цыган, переживших бедствие.

Брели, спотыкаясь, упавших поднимали и укладывали на трапы. Только к

утру добрались до форта Южный. Там нас сначала встретили окриком:

"Стой, стрелять будем!" А потом напоили горячим чаем, перевязали

раненых и всех уложили спать в теплом помещении на сухих матрацах.

Так что остались мы без корабля. Будем теперь служить на другом. А

может, в морскую пехоту спишут.

Буржуазные историки, разумеется, выискивают разные причины, почему

немцы были остановлены под Ленинградом и не сумели ворваться в город.

Одни это объясняют тем, что Гитлер приказал перебросить некоторые

танковые части с Ленинградского фронта под Москву, другие ссылаются на

бездорожье, третьи и вовсе несут околесицу: немцы, видите ли, не стали

входить в город, так как была опасность погибнуть под руинами. Но и

среди буржуазных историков находятся люди, которые сумели понять

главную причину. Генерал Курт Типпельскирх в книге "История второй

мировой войны" по-своему откровенно написал:

"Немецкие войска дошли до южных предместий города, однако ввиду

упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными

ленинградскими рабочими, ожидаемого успеха не было".

Не сумев захватить город Ленина с ходу, штурмом, гитлеровцы решили

сломить сопротивление ленинградцев длительной блокадой. В "Истории

Великой Отечественной войны" опубликован документ оперативного отдела

немецкого генерального штаба. В нем было расписано, как произойдет

расправа с непокорными ленинградцами.

"...Сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем

город, если возможно, артиллерией и авиацией... Когда террор и голод

сделают свое дело, откроем отдельные ворота и выпустим безоружных

людей... Остатки "гарнизона крепости" останутся там на зиму. Весной мы

проникнем в город... вывезем все, что осталось живое, в глубь России

или возьмем в плен, сровняем Ленинград с землей и передадим район

севернее Невы Финляндии".

Вот что нам было уготовано! Но Гитлера и этот средневековый

людоедский план не устраивал. Он приказал капитуляции не принимать, в

город не входить, а сровнять его с землей издали.

Позже, на Нюрнбергском процессе, выискивая оправдание, военный

преступник Йодль так объяснял причину появления чудовищного приказа:

"Верховный главнокомандующий группы армий "Север" под Ленинградом

фельдмаршал фон Лееб сообщал нам, что он будет абсолютно не в

состоянии обеспечить питание и снабжение миллионов ленинградцев, если

они попадут в его руки, поскольку положение со снабжением его

собственной группы армий стало в то время катастрофическим. Это была

первая причина. Однако незадолго до того русские армии оставили Киев,

и едва только мы заняли город, как в нем начались один за другим

взрывы чудовищной силы. Большая часть внутреннего города сгорела,

пятьдесят тысяч человек остались без крова, немецкие солдаты понесли

значительные потери, поскольку подрывались большие массы взрывчатых

веществ... Приказ преследовал только одну цель - оградить немецкие

войска от таких катастроф, ибо в Харькове и Киеве взлетали на воздух

целые штабы..."

По его словам, это и породило директиву гитлеровского командования

от 7 октября 1941 года. В ней говорилось, что беженцев из Ленинграда

следует отгонять огнем, если только они приблизятся к немецким

позициям, но всякое бегство "отдельных лиц" на восток, через небольшие

бреши в блокаде, должно поощряться, поскольку оно может лишь усугубить

хаос в восточной России. И дальше объяснялось, как обстрелами и

бомбардировками надо разрушить город.

Юрг Майстер, который выдает себя за объективного историка, потому

что он-де уроженец не Германии, а Швейцарии, так оценил ханковскую

операцию:

"Русские части под командованием генерала Кабанова проявили во

время обороны Ханко, а также при организации проведения конвоев

совершенно необычную для советских войск инициативу. Вывоз гарнизона

был первым тактическим и стратегическим успехом Советского флота".

И тут же этот "объективный" историк пишет:

"Положение Ленинграда было исключительно тяжелым. Численный состав

гарнизона был невелик, недоставало продовольствия, горючего и прочих

предметов потребления. Правда, из сильно потрепанных дивизий,

отступивших из Ревеля и Ханко, были выделены для ленинградского

гарнизона подкрепления, а зимой в окопы отправлены даже моряки. Однако

и немецкие войска уже не располагали достаточными силами для занятия

ослабшего и павшего духом города".

Юрг Майстер и через пятнадцать лет не пожелал заметить, что

ленинградцы отнюдь не пали духом, а наоборот - были полны решимости

разорвать кольцо блокады и изгнать оккупантов со своей земли.

Американец Леон Гурэ не жалуется на то, что не был допущен к нужным

ему материалам. Много дней он провел в крупнейших советских

библиотеках. Кроме того, пользовался официальными документами

нацистской Германии, воспоминаниями известных гитлеровцев, армейскими

анекдотами и просто сплетнями. И выпустил скандальную книгу "Осада

Ленинграда". В ней он как бы заново переигрывал битву за Ленинград со

стороны гитлеровского командования и, конечно, пришел к выводу, что

город Ленина выстоял не потому, что мужественны и непреклонны были его

защитники, а вследствие "роковых ошибок Гитлера". Даже враждебные

советскому строю рецензенты вынуждены были не без иронии отметить, что

и "великий стратег" Леон Гурэ, заняв на время пост Гитлера, как ни

старался, опять проиграл битву за Ленинград, потому что не понял,

какие идеи и силы помогли защитникам города в минуты смертельной

опасности показать чудеса храбрости, непонятные многим западным

историкам.

Мы, кронштадтцы, в ту пору ни на минуту не сомневались в победе и

ради нее готовы были вынести и голод, и холод, и тьму.

Blog

Содержание

В торосах