Петр Иосифович Капица. Вморе погасли огни Воснове этой документальной повести лежат записи, которые вел Петр Капица, служивший на Балтийском флоте в пору блокады Ленинграда. Вкниге рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Гангутский линкор
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   40

Гангутский линкор




- Мой корабль построен перед самой империалистической войной, -

стал рассказывать Николай Антипин. - В царском флоте его назвали

"Конвоиром". Он предназначался служить плавучей базой для подводных

лодок. Но никогда ею не был, так как оправдывал свое название... ходил

в конвоирах.

Во время гражданской войны "Конвоир" застрял в Эстонии и получил

новое название "Лайне", что в переводе означает "Волна".

"Лайне" корабль неплохой, только ход маловат - девять узлов. Но мои

механики при желании могут выжать одиннадцать.

Получил я его в июле. Сперва меня приписали к ОВРу Палдиски. Там я

нес дозоры у фарватера и сопровождал транспорты на остров Осмусаар.

Ханковскими мы стали в конце августа, когда с транспортом "Вахор"

ночью эвакуировали из Палдиски окруженный гарнизон.

Транспорт и "Лайне" взяли на борт противотанковые пушки, боезапас к

ним и тысячу двести человек людей. Перегруз большой. Комендант порта в

панике кричит:

- Оверкиль будет.

А я его успокоил:

- С такой осадкой ничего с нами не случится, дойдем.

Уже стало светать. Первым вышел "Вахор". Я тоже собрался отвалить

от стенки. Вдруг вижу, из огня и дыма выбегают наши пехотинцы, машут

руками и кричат:

- Возьмите нас... мы последние!

- Сколько вас? - спрашиваю.

- Два взвода.

Пришлось взять и их. Солдаты несколько ночей не спали. Отступая

чуть ли не бегом, они взмокли. Есть не хотят.

- Где тут можно прилечь? - спрашивают.

Я их уложил на верхней палубе и, чтобы не простыли на ветре, укрыл

брезентом. Так они под брезентом и спали до самого Ханко.

Невдалеке от Ханко нас встретили два гидрографических судна -

"Веха" и "Волна". Они поджидали нас, чтобы провести к полуострову

среди минных полей. Корабли приметил противник и принялся обстреливать

из дальнобойных пушек. Нам отвечать нечем. Из артиллерии у меня была

только старенькая эстонская пушчонка. С ней много не навоюешь. Катер

МО лучше вооружен. Отстреливаясь, он поставил дымзавесу. В этой белой

пелене мы и проскочили на Ханковский рейд. А там, укрывшись за

скалами, высадили людей.

На Ханко наш корабль оказался самым крупным. В шутку его прозвали

"Гангутским линкором" и соответственно вооружили: установили одну

семидесятишестимиллиметровую пушку, две сорокопятки, крупнокалиберные

пулеметы и счетверенную зенитную установку. Теперь, став канлодкой, мы

могли сражаться с любым шхерным кораблем.

Зенитную мощь своего корабля мы проверили в первые же дни. На рейд

повадился летать финский гидросамолет "Лапоть". Он охотился за

"Вахором". Один раз сбросил бомбы - не попал. Прилетел другой раз, но

мы уже стали рядом с транспортом и встретили его таким зенитным огнем,

что он едва "лапти" унес.

На другой день гидросамолет опять прилетел. Хорошо, что мои

зенитчики издали его приметили и подготовились встретить.

Заградительный огонь летчику не понравился. Он решил напасть не на

"Вахор", а на нас. Обошел стороной и стал снижаться из-под солнца. Ему

удалось сбросить две "двухсотки", но не прицельно. Видно, мы ему уже

прошили снарядом мотор. Гидросамолет вдруг задымил и, теряя какие-то

ошметки, упал в море и сразу же утонул. Даже "лапти", то есть

поплавки его, не всплыли.

С той поры гидросамолеты больше на рейде не показывались. Мы

выходили в дозор за наши минные поля и охраняли полуостров. С крупными

кораблями нам сразиться не пришлось, но торпедных катеров мы несколько

штук покалечили.

Однажды вышел я в дозор и вижу, что навстречу мне движутся пять

катеров. Сперва я решил, что это наши мотоботы, но примечаю - скорость

не та: с бурунами катятся на меня. Сыграл тревогу, жду. Катерники,

видно, наш сторожевик за свой корабль приняли, стали сигналить. Что же

мне ответить им? Я приказал сигнальщику отщелкать ратьером

какую-нибудь бессмыслицу, пусть разбираются.

Катерники заподозрили недоброе, стали уклоняться от встречи. Ну я и

шандарахнул из трех пушек. С первого же залпа накрытие...

Заметались торпедные катера и дымовой завесой прикрылись. Мне бы

уходить надо, а я прямо на белую пелену пошел. Думаю, выскочит кто -

первым огонь открою. Так оно и получилось. Из дыма два катера

показались. Их наблюдатели еще ничего не успели разглядеть, как я их

из пулеметов чесанул. Они закружились и опять в дым спрятались.

Я, конечно, за ними не погнался. За дымовой завесой могли торпедой

угостить. Отошел в сторонку и жду.

Когда дым развеяло, мы увидели на горизонте не пять катеров, а уже

четыре. И один из них тащили на буксире. А ведь все могло быть

по-иному. Не растеряйся катерники, напади на "Лайне" с разных сторон,

кормить бы нам салаку. Нас лихость и нахальство спасли. Очень важно

первому удар нанести, да такой, чтоб противник дрогнул.

После того как наш флот покинул Таллинн, трудной стала жизнь на

островах. Особенно на Осмусааре. Остров плоский, мелким щебнем покрыт,

весь просматривается. И от материка до него рукой подать - каких-то

двенадцать километров. Хорошо, что наши рабочие и артиллеристы еще

зимой догадались глубокие котлованы в известняке вырубить,

забетонировать их и построить доты с казематами. Пушки уже во время

войны монтировали, от самолетов отбивались, но все сделали честь по

чести.

Гитлеровцы, начиная операцию против Моонзундского архипелага,

решили в первую очередь Осмусаар захватить. Маленький остров им

показался самым беззащитным. Они подтащили пушки на ближайший мыс и

принялись его обрабатывать. Видно, не знали, что их снаряды либо

отскакивают от броняжки, либо делают неглубокие выемки в крепком

бетоне. Наши же молчали, чтоб противник раньше времени батареи не

засек. Но тут к острову с двух сторон катера с десантниками двинулись,

пришлось их встретить беглым огнем. Часть катеров в море затонула или

на камни выбросилась, а остальные - драпанули. Досталось и открытым

батареям на мысу, их тоже измолотили.

Не смогли гитлеровцы островок с первого натиска взять и решили его

измором, обстрелами доконать. Не давали людям высунуться, сразу огонь

открывали.

Уже Эзель и Даго пали, а осмусааррвцы все держались и оставались

грозной силой у входа в Финский залив.

Четырнадцатого ноября гитлеровская артиллерия тысячи снарядов

истратила. Все верхние строения на острове сожгла, камни закоптила.

Казалось, на Осмусааре живой души не осталось. На восемнадцати катерах

двинулись десантники захватить изувеченный пятачок. Но не тут-то было!

Катера и половину пути не прошли, как осмусааровцы залпами принялись

их накрывать. Шесть пошли сразу на дно, а остальные подбитыми

выбросились у мыса Шпитхамн.

Гитлеровцы не знали, сколько на острове людей, и на время оставили

их в покое. Пусть, мол, от голода и холода мрут. А тут эвакуация Ханко

началась. Мне, как знавшему подходы к Осмусаару, приказали ночами

постепенно снять гарнизон. А он оказался не маленьким - более тысячи

человек. Там не только мужчины, но и женщины оставались.

Делал я так: вечером в темноте пересекал залив, подходил к

Осмусаару с остовой или зюйдовой стороны и высылал шлюпки. На них мы и

переправляли островитян. Делали это без шума и быстро, потому что к

пяти часам нужно было вернуться на место дозора, встретить корабли,

идущие с Гогланда, и провести их на Ханко.

Однажды иду с Осмусаара, вижу вдали силуэты каких-то кораблей. У

них там вспышки сверкают. Я решил, что наш караван с неприятельскими

канлодками бой ведет. Но примечаю: цепочки светящихся снарядов в мою

сторону летят и падают с недолетом. Я прибавляю скорость и даю

опознавательные. Меня наконец узнали и пардона попросили. Это,

оказывается, канлодка "Версайтис" стреляла.

Я подождал караван и провел на Ханковский рейд.

Всего мы провели и вывели с Ханко шестьдесят четыре корабля, а с

Осмусаара сняли с оружием, боеприпасами и продовольствием шестьсот

сорок девять человек. Там остались только самые необходимые триста

пятьдесят человек. Их в последний день БТЩ-205 снял. Подрывники

уничтожили все пушки и укрытия.

С Ханко я уходил вместе с "Кораллом", "Версайтисом" и "Волгой". Шел

концевым. Весь караван видел. Я учитывал, как надо идти за тральщиком,

который сносило в сторону. Для этого нужно иметь морское чутье. На

канлодках, видно, не приметили отклонения и шли не точно. Сперва

"Версайтис" подорвался, потом "Волга". У меня и на "Коралле"

недозволенный перегруз был. Но мы все же подобрали тонущих. Только и

принял на борт двести девяносто человек. А старенький "Коралл"

перегрузился так, что привальный брус под воду ушел, волны у

иллюминаторов заплескались. Все же мы пошли дальше.

Море штормовое, палубу заливает. Кто был на ней - обледенели!

"Погублю спасенных, - думаю, - не доставлю живыми". Приказал команде

уступить гостям теплые помещения - кубрики, каюты, коридоры. Мои

краснофлотцы всю ночь одежду спасенных в машинном сушили и горячий чай

разносили. Месячный запас сахару истратили.

Никто у нас не умер в пути. Всех здоровыми на Гогланд доставил. Ну

а до Кронштадта дойти было нетрудно.


7 декабря. Меня и двух инструкторов политотдела комиссар дивизиона

катеров МО пригласил на обед. Мы, конечно, не отказались, так как

знали, что катерники на Ханко запаслись продуктами.

Вышли за час до обеда. На улице морозно, пощипывает носы. Мех на

наших кожаных шапках со спущенными наушниками заиндевел. Мы шли

прижимаясь к стенкам домов, потому что начался обстрел. Снаряды

рвались в разных частях Кронштадта.

У пирса подплава стояли тральщики, сторожевики и катера. Мы

разыскали спасательное судно, на котором должна была состояться

встреча, но в кают-компанию не попали. Дежурный доложил, что командир

и комиссар дивизиона катеров вызваны в штаб соединения.

Возвращаться не солоно хлебавши не хотелось. Мои спутники, чтобы не

остаться без обеда, поспешили на тральщики. Там их накормят. Я же

решил заглянуть на МО-210 к Панцырному.

Лейтенант вышел на верхнюю палубу в сером свитере, кожаных штанах и

валенках. Увидев меня, обрадовался.

- Прошу в кают-компанию, - пригласил Панцырный. - Вовремя пришли.

Сегодня мы шикуем: обед с пирожками и компотом!

Гостеприимный хозяин усадил меня за стол в крошечной кают-компании

и велел коку подавать все, что у него есть.

Вскоре появился дымящийся бульон с корешками и полная миска

пирожков с рисом.

- Я никого не обижу? - взяв поджаристый пирожок, спросил я у

Панцирного. - Они ведь у вас по счету?

- Сегодня без счета. На Ханко мои хлопцы мешок крупчатки добыли и

ящик консервов. Потом еще принесли какие-то запаянные цинковые ящики.

В одном сушеный картофель оказался, в другом - морковь, в третьем -

лук. Этак островитянам овощи впрок заготовляли. Интенданты хотели

утопить, но мы не дали, растащили по катерам. Благо груз не тяжелый.

На таком обеде я давно не бывал. Мы досыта наелись бульона с

пирожками и жареного картофеля с консервированным мясом. Стакан

яблочного компота я уже с трудом одолел.

Панцирный, взглянув на мои осоловевшие от сытости глаза, предложил

отдохнуть в кают-компании. Но я, боясь, что нам могут помешать,

вытащил блокнот и попросил:

- Пока мы одни, выкладывай быстрей: что было при переходе? И

поподробней, пожалуйста.

Наше дыхание и горячие блюда обеда вызвали в каюте нечто похожее на

дождь. На холодном подволоке пар конденсировался, превращался в

крупные капли, которые то и дело падали на стол. Прикрывая блокнот

рукой, я старался записать все, что говорил Панцирный.