Пенсионная реформа или как дожить до старости

Вид материала

Документы

Содержание Трансформация явлений морального сознания О роли государства на рубеже хх-ххi столетий

Подобный материал:

• Мид рф, г. Москва Применение принципов страхования к пенсионной реформе, 63.7kb.
• Н. А. Рыбакова Философско-поэтическое слово о старости, 88.87kb.
• Пенсионная реформа открывает новые возможности, 32.59kb.
• Программа экономических реформ на 2010 2014 год Комитет по экономическим реформам при, 1297.56kb.
• «Пенсионная реформа в современной России. Нормативно-правовая база обязательного пенсионного, 146.05kb.
• Пенсионная реформа в Украине о несовершенстве той пенсионной системы, которая существует, 38.47kb.
• Н. А. Рыбакова о философии старости Ф. Петрарки // Вестник огу. – Оренбург. – 2003., 164.93kb.
• Н. А. Рыбакова Оприроде мистической старости, 130.39kb.
• М. А. Федотов доктор юридических наук, профессор конституционная реформа: синхронизация, 499.53kb.
• Конкурсе «пенсионная система россии: как я вижу будущее», 215.16kb.

В работе Тихоновой Н.Е. и Мариевой С.В. “Средний класс: теория и реальность” (М., 2009) дается развернутый исторический экскурс в использование понятия среднего класса.

Известный российский ученый Τ.Α. Здравомыслов в статье «Средний класс» опубликованной в «Новой философской энциклопедии» (М., 2001) отмечает: «Более определенно черты среднего класса проявляются в Новое время, когда рождается тип европейского буржуа, не только имеющего определенный материальный достаток, но и формирующего собственную систему мировоззрения, ценностей и культурных запросов. В ХІХ в. понятие «средний класс» стали употреблять достаточно широко, обозначая им также фермеров и вообще все категории не слишком богатого, но материально независимого населения».

В процессе критики марксистской концепции общественного устройства, согласно которой в капиталистическом мире есть лишь два класса-антагониста, продолжает далее Здравомыслов, в социологическую лексику в 1920-е годы вошло понятие «средний класс».

В литературе имеются и более конкретне указания на то, кто и когда начал употреблять понятие «средний класс». Так, доктор экономических наук А.А. Мироедов, считает, что термин «средний класс» ввел в обиход американский президент Теодор Рузвельт. Этот видный политический деятель определял принадлежность людей к среднему классу следующим образом: «У каждой американской семьи должны быть две курицы в кастрюле и две машины в гараже».

Выявление истоков понятия «средний класс» необходимо в науке, однако оно не является для нее самоцелью. Основополагающим здесь выступают задачи и функции этого понятия в социуме. Аристотель, говоря о третьем классе или социальном слое, утверждал, что чем больше будет эта средняя часть общества, тем стабильнее будет само общество. Перекликаясь с утверждением великого Стагирита, современные исследователи, заявляют, что средний класс является экономической опорой любого государства, и недооценивать его роль крайне неосмотрительно.

Очень остроумно по данному поводу высказался социолог И.Е. Дискин. По его мнению, многие работы о среднем классе направляются целевой установкой: «чтобы было как у людей; на Западе есть, и у нас должно быть». Однако подобный подход, как точно заметил указанный социолог, малопродуктивен. Фактически получается, что существующая на постсоветском пространстве действительность сопоставляется с идеологизированной интерпретацией западных реалий.

Говоря о причинах функционирования понятия среднего класса, Г.Г. Дилигенский в работе «Люди среднего класса» (М., 2002) отмечает, что это понятие порождено не только познавательными потребностями и общим математизированным стилем мышления эпохи модерна, но и определенным идеологическим “заказом”. Его смысл, считает ученый, сводится не столько к констатации существования в обществе, кроме “высших” и “низших” срединного социального пространства. «Категория среднего класса — это еще и символизация некоей идеологической альтернативы биполярному, антагонистическому образу общества, раздираемого противоречиями между богатыми и бедными, сильными и слабыми, победителями и проигравшими в межиндивидной конкуренции. Это также — этическая альтернатива бесчеловечности и бездуховности царства денег и расчета, гонке за барышом, подчиняющей себе человеческую жизнь и отношения между людьми».

Не менее четко о цели использования понятия «средний класс» говорит А. Согомонов. Время показало, пишет исследователь, что это понятие представляет собой удобный и эвристичный символ стабилизирующей общественной середины любого современного общества. В известном смысле, продолжает Согомонов, оно «выступает метафорой современного общества вообще. И не беда, что чаще всего эта середина не имеет четко прочерченных границ, социально и культурно неоднородна». 

История развитых стран Европы и США в ХХ – начале ХХІ веков показывает, что подобные представления, как и любая идеологема, не свободны от преувеличений и упрощений.

Во-первых, сознание и поведение средних слоев обусловлено не их «срединным» положением как таковым, а процессами, влияющими на экономический и социальный статус людей, и политической ситуацией в социуме. Так, профессор Рита Фельски из американского университета Виргиния считает, что нередко бедные люди причисляют себя к среднему классу, чтобы убедить самих себя в том, что они чего-то добились в жизни. Богатые же, наоборот, относят себя к среднему классу, чтобы доказать себе, что они не располагают какими-то особыми привилегиями.

«Средний класс» — делает вывод Фельски - странный термин в контексте американской жизни. Он одновременно ассоциируется с успешностью и умеренностью, достижениями и заурядностью. Кажется, будто он что-то означает, но на самом деле он бесконечно растяжим.

Социологическое исследование среднего класса как некоей единой общности, единодушно отмечают исследователи, практически невозможно. Поэтому весьма проблематично приписывание среднему классу неких единых стандартов ментальности и поведения. В силу этого нередко исследователи, в частности Балзер, считают более адекватным употребление этого понятия во множественном числе, т.е. «средние классы». А в детально аргументированной концепции социальной структуры разработаной Т.И. Заславской понятие “средний класс” вообще не фигурирует. Известная исследовательница использует понятие слоя или страты.

Анализ различных подходов к пониманию среднего класса свидетельствует о том, что в современном общественном сознании и науке сформирован ряд стереотипов, таких как «средний класс», «интеллигенция», «маргинальные слои» и т.п. Вместе с тем, разноплановость, неопределенность и неоднозначность понятия «средний класс», как оно дается в имеющейся литературе дает основания считать это понятие ни чем иным, как суррогатом, инородным телом для гражданского общества. Общества, в котором, как отмечает украинский исследователь В.А. Горбань, «реальностью становится человек как самоценность, и в этом проявляется вся его экзистенция».

Проводя аналогию можно сказать, что используемое сегодня в социальных науках понятие «средний класс» соизмеримо с понятием в естественных науках «флогистон». До открытия кислорода о флогистоне писались трактаты, защищались докторские диссертации. Но с открытием кислорода оказалось, что флогистон является ни чем иным, как фантомом.

В отечественной и зарубежной литературе по проблемам среднего класса видим ту же картину. Для одних исследователей существует единое понятие средний класс. Другие говорят о том, что существует несколько средних классов, в том числе старый и новый средний класс. Третьи – называют средний класс стабилизатором общества. Четвертые – терминатором. Иными словами, при знакомстве с литературой, посвященной среднему классу, создается впечатление, которое хорошо наблюдалось у китобоев несколько десятилетий тому назад.

Для того чтобы киты не разнесли в щепки судно, китобои выбрасывали за борт массу пустых бочек. Для раненого кита – бочка враг. Пытаясь разделаться с ним, кит очень усердно бодал бочку. В то время как китобои выбирали удобную позицию, для того, чтобы смертельно поразить разъяренное животное.

В социуме и в литературе, посвященной исследованию его структуры, стереотип «средний класс» выступает отвлекающим маневром – бочкой для кита. Этот стереотип неопределен, размыт, не имеет достаточного научного обоснования, но вполне подходит для удовлетворения многих утилитарных социальных потребностей, в том числе и для манипулирования общественным сознанием.

В свое время Т. Кун в работе «Структура научных революций» (1962 г.) ввел понятие «парадигма» как совокупности теоретических и методологических предпосылок, характеризующих конкретное научное исследование. После критики своей концепции, наряду с понятием парадигмма, он ввел понятие «матрица».

Это понятие, по мнению ученого, характеризует нетеоретическую основу наиболее общих представлений и правил, которыми в своей повседневной деятельности руководствуются исследователи. Судя по всему, такой матрицей является и понятие среднего класса. Понятие в чем то удобное, но в значительном своем объеме эфемерное, как фата моргана. Здесь каждый исследователь может по своему желанию, выдавая мнимое, желаемое за действительное, обрабатывать материал, которым он пользуется в мысленном эксперименте.


Реутова О.В., ст. преп., Одесса, Одесский гос. эколог. ун-т


ТРАНСФОРМАЦИЯ ЯВЛЕНИЙ МОРАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ

Творческая личность – уникальное, невоспроизводимое, индивидуальное образование – тем значительнее, чем полнее и шире представлена в ней – в ее делах, в ее словах, в ее поступках – коллективно-всеобщая неповторимость. Неповторимость личности состоит в том, что она открывает новое для всех, лучше других, полнее других выражая «суть» всех других людей, раздвигая рамки наличных возможностей, открывая для всех то, чего они не знают, не умеют, не понимают.

Подлинную высокую и непреходящую радость людям приносит личность, олицетворяющая силы прогресса, а смысл его состоит в расширении сферы творческой деятельности человека.

Человеку объективно задается выбор: принять всерьез официальные проповеди добра, и тогда оказаться посмешищем для людей (Дон-Кихот) или бороться за свое существование.

Индивид избирает путь только с таким уточнением, что суть своего поведения маскирует благими намерениями, точно так же как общество свою жестокую разъединяющую и сталкивающую людей друг с другом практику прикрывает официальной ложью о справедливости и добре. Лицемерное общество порождает лицемерного индивида.

Человек уверовал в свою способность и призвание покорять, усовершенствовать, одухотворять мир. Отсюда слепая, благодушно-оптимистическая вера в обеспеченность непрерывного умственного и нравственного прогресса, в легкую возможность осуществления «царства Божия» на Земле, отсюда и бездуховный, плоско-рационалистический гуманизм, выдвигавший, как правило, голословные оптимистические лозунги типа того, что «человек добр по своей природе», то есть осуществление нравственных ценностей совпадает с удовлетворение субъективных природных влечений.

Но как быть, если стремление к добру, удовлетворению земных желаний, жажда власти и безграничной свободы не совпадают.

Моральная личность воспроизводит в себе свойственный обществу конфликт между эмпирическими правами и официальными проповедями; над ее реальными эгоистическими страстями надстраивается целый ряд возвышенных моральных целей и устремлений¸ который в сущности механизм самообмана.

Глубина нравственного падения индивида оказывается чувством, связанным официально правилом моральной игры, и в запасе есть жалкий софизм для самооправдания. Моральный индивид оказывается саморазорванным, самоконфликтующим. Он обречен злыми делами опрокидывать благие намерения и благими намерениями прикидывать злые дела. Ситуация ясна: оценивающий разум вступает в непримиримый конфликт с живыми чувствами. Он осужден шарахаться между грехом и раскаянием, отчаянием и страданием.

Отчаяние – единственная возможность остаться живым, присутствовать при собственном существовании, чувствовать что живешь, вырываться из автоматизма повседневной жизни, где каждый миг равнозначен следующему, где существование проходит, не оставляя следа, и где все моменты жизни в принципе равнозначны. Оно вдохновляет постольку поскольку, находясь в отчаянии или преодолевая его, человек рассматривает себя в соответствии с высшим требованием, которое выдвигает перед ним судьба, - быть духовным. Растрачивает себя понапрасну только то сознание, которое столько обольщено печалями и радостями жизни, что оно никогда не приходит к пониманию того, что оно есть дух.

Люди напрасно ропщут на свои несчастья, ибо считают их случайностями. Но страдание неизбежно, от случая зависит только вид или форма его. Но, тем не менее, страдание – необходимый истинно человеческого существования. Страдания нужны для того, чтобы человек сохранял в себе возвышенный образ мысли, направлял их от временного к вечному.

Страдание представляет собой суррогат добродетели и святости; просветленные им, мы достигаем, в конце концов отрицания воли к жизни, возвращаемся с ложного пути, приходим к спасению; именно потому та таинственная власть, которая правит нашей судьбой, в народной вере мифически олицетворяемая как проведение позаботилась бесспорно о том, что бы причинять нам страдания за страданиями.

Одним из величайший завоеваний человечества является свободомыслие, то есть свобода мыслить. Первые две грани свободы – свобода жить и свобода мыслить – имеют четко выраженный нравственный аспект, две другие грани свободы – свобода решать и свобода действовать.

У личности, живущей насыщенной внутренней жизнью, восприятие настоящего – всего лишь повод к воспоминанию. Восприятие – мгновенный срез, который совершает наша память в настоящем.

Наша предшествующая психологическая жизнь обладает для нас существованием в большой мере, чем внешний мир: мы воспринимаем только ничтожно малую часть это мира, а пережитый опыт используем во всей совокупности. В любом восприятии есть все, что мы действительно воспринимаем.

Главная характеристика этого времени – неделимость и целостность: в нем невозможно выделить отдельные моменты.

Оно предполагает постоянное взаимопроникновение прошлого и настоящего, постоянное творчество новых форм, развитие и становление. Длительность определяет духовное своеобразие каждого индивида.

В длительности человек тянет за собой все прошлое, и чем более актуализировано это прошлое, чем более он живет внутри себя, тем более он оригинален и неповторим.


Рыбаков В.В., к. филос. н., доц., Донецк, ДонНУЭТ


О РОЛИ ГОСУДАРСТВА НА РУБЕЖЕ ХХ-ХХI СТОЛЕТИЙ


Мировой финансовый кризис вызвал потрясения не только в финансово-экономической сфере современного мира, но обострил дискуссию и в научной среде. Кризис обострил старый теоретический спор политологов и экономистов о месте и роли государства в обществе.

Мировой кризис начала ХХI столетия показал, что эпоха свободной либеральной не контролируемой государством экономики переживает глубокий кризис, последствия которого никто не берется предсказать. Но одно, совершенно очевидное, этого явления - это усиление регулирующей роли государства в сфере финансов и экономики. Особенность современного финансового кризиса, состоит в том, что впервые в истории со времен возникновения капитализма он приобрел действительно глобальный характер.

Уже в ХХ в. существенно изменилась экономическая роль государства, о чем говорит не только повышение доли государственных расходов и доходов в ВВП, но и возрастающее значение регулирующих мероприятий правительства, направленных на преодолении кризисных явлений в экономике.

В докладе Всемирного банка о мировом развитии за 1997 г. отмечается тенденция расширения роли государства: «В течение последнего столетия функции государства значительно расширились, особенно в промышленно развитых странах, в большинстве развивающихся стран была сделана ставка на те стратегии общественного развития, в которых ведущую роль играло государство. В результате этого государственные расходы достигают сейчас почти половину ВВП в промышленно развитых странах и примерно ¼ в развивающихся странах. В европейских странах доля государственных расходов увеличилось более чем в 4 раза, в бедных странах доля государственных расходов ниже, но и там она постепенно растет. В современном мире наблюдается противоречивое явление с одной стороны процесс глобализации экономики, появление транснациональных агентов в мировой экономике, а с другой стороны реализация национальных проектов без сильного государства невозможна.

В докладе Международного Банка «Государство в меняющемся мире», в частности, говорится о невозможности обеспечения устойчивого экономического и социального развития без эффективного государства. Авторы считают неверной саму постановку вопроса о большем или меньшем его участии в экономике, поскольку польза или зло от деятельности государства, как, впрочем, и любого другого субъекта, определяется не ее размахом, а эффективностью. В условиях глобализации претерпевают изменения только инструменты и методы государственного вмешательства в хозяйственную жизнь¹ (См.; В. Загашвиме Государство на новом этапе экономической глобализации. Мировая экономика и международные отношения. №5. - 2009. - с. 48).

Отмеченная тенденция представляет определенный интерес, поскольку среди специалистов широко распространено мнение, что растущая глобализация хозяйственных связей радикально ограничивает автономию национальных правительств в определении и проведении в жизнь экономической политики.

В подтверждении нашего тезиса следует учесть, что по мере развития общества некоторые функции государства видоизменяются, в некоторых из них отпадает надобность, но зато появляются новые.

В современном мире по-прежнему сохраняется значительная неравномерность в развитии различных обществ, и, стало быть, набор и приоритетность функций государства у различных обществ будут неодинаковыми. Даже беглый исторический обзор роли и функций государства в развитии ведущих стран Запада показывает, что их возникновение и видоизменение происходило по мере перехода от одной фазы социально – экономического развития другой. В период становления капиталистического способа производства главной функцией государства были обеспечение и фактическая реализация процесса «первоначального накопления», т.е. создание главной предпосылки будущего капиталистического развития. На ранней стадии капитализма государство выступало силовым и правовым арбитром в разрешении двух главных общественных противоречий – между отмирающим феодальным укладом и формирующимся капитализмом, с другой стороны между трудом и капиталом.

Выполнив в основном эти функции, обеспечив социальный консенсус и утвердив «правила игры» государство на фазе полного развития капитального общества стало усыхать. Окрепнув, буржуазия стала требовать «дешевого» и «маленького государства»

Но зарождение монополистического государства вновь поставило в повестку дня необходимость «большого государства». Монополии нарушили «правила игры» и стали подрывать социальный консенсус. Необходимость разрешения усложнившихся общественных противоречий потребовала активизации и расширения аппарата и функций государства (антитрестовские законы, перераспределение активов, популистские акции, поддержка мелкого предпринимательства и т.д.).

В ХХI ст. главным фактором увеличение доли государства в ВВП западных индустриальных стран был рост государственных социальных трансфертов, тесно связанный с укреплением функций «государства благосостояния», хотя увеличились и другие статьи расходов. Примером сейчас является медицинская реформа, которую проводит президент США Б. Обама, на которую выделяются громадные государственные ресурсы, что вызывает даже недовольство ученых и бизнес элиты страны. Отметим, что помимо расходов, отраженных в бюджете, мероприятия государства в области экономики связаны и с «внебюджетными» расходами (например, с государственной гарантией банковских вкладов и займов). Роль государства в экономике возросла в 30-е гг., то есть во времена Великой депрессии. Правительства многих стран, следуя рекомендациям Дж. М. Кейнса, пытались противодействовать росту безработицы и нищеты активными мерами в виде общественных работ и социальных пособий. Вторая мировая война значительно увеличила государственные потребности всех воюющих стран в ресурсах, и эта тенденция не сразу сошла на нет в послевоенный период. Во многих европейских странах и в ставших независимыми бывших колониях были национализированы ключевые отрасли, что значительно усилило роль государства как активного участника экономической сферы. Однако в последнюю четверть ХХ в. разочарование в деятельности государственных предприятий, признание их не достаточно эффективными, породило широкую волну реприватизации.

Вместе с тем мероприятия по реприватизации не отразились на основной тенденции – усилении роль государства в экономике ХХ- ст., вызванном, прежде всего тем, что государство взяло на себя решение совершенно новых задач, которые раньше находились вне сферы его внимания, в первую очередь различные формы социального обеспечения, требующие перераспределения доходов. Существенно увеличилась роль правительства в организации образования, как среднего, так и высшего. Важную роль играют инвестиции государства в развитии инфраструктуры.

Урок многих развивающихся стран говорит о том, что государству должна принадлежать важная роль в создании условий, позволяющих рынкам возникнуть, развиться и функционировать законопослушно, эффективно и конкурентно. Среди этих предварительных условий следует назвать, прежде всего, ясные права собственности (в том числе касающиеся и физических и юридических лиц и включающие рациональные правила передачи собственности и осуществления процедуры банкротства), «обеспечения диктатуры справедливого закона» для всех граждан, что предполагает независимую судебную систему и поддерживающею ее сильную систему защиты правопорядка.

Опыт ряда стран Восточной и Юго-Восточной Азии свидетельствует, что именно государство сыграло решающую роль в формировании мелкого и среднего предпринимательства как основы современного рыночного хозяйства. Государство опиралось на культурные традиции существования мелкого и мельчайшего предпринимательства, низкие трудовые издержки, особенно в сельском хозяйстве. Последнее обстоятельство оказалось наиболее значимым в опыте социально-экономических преобразований в Китае, где государственная политика способствовала превращению мельчайших сельских (и городских) предприятий в современные мелкие и средние предприятия легкой промышленности.

Сказанное выше о развивающихся странах во многом относится к ситуации в бывших социалистических странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и СНГ, в так называемых странах с переходной экономикой. В большинстве стран ЦВЕ реформирование экономики первоначально базировалось преимущественно на реализации концепции «шоковой терапии», подразумевавшей, наряду с отказом от централизованного планирования, резкое свертывание государственного вмешательства в экономику, в частности либерализацию цен, открытие внутреннего рынка. Однако практика показала, что переход к рыночным отношениям требует более длительной постепенной трансформации всего комплекса макро- и микроэкономического, а также социальных отношений.