Н. И. Фалеев Цели военного наказании Диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


§ 56. Свойства военно-тюремного заключения.
§ 57. Оценка систем тюремного заключения.
Moreau-Christophe в приложении к Suringao—Consideration sur la reclusion individuelle des detenus, Paris, 1843 г., стр. 76
Подобный материал:
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   65

§ 56. Свойства военно-тюремного заключения.



В наше время военно-тюремное заключение занимает мало-помалу господствующее положение в системе наказаний европейских государств.

С точки зрения современной культуры, тюремное заключение представляет собой наиболее гуманную карательную меру, с которой свободно мирится совесть человека; лишение свободы в такой форме сводится не только к физическому захвату виновного, но вместе с тем допускает возможность самого широкого воздействия на его духовную область, оно может быть воспитательной мерой, которая приведет не только к достижению задач специального предупреждения, но и к исправлению виновного; наконец, заключение дает возможность вре­менно освободить армию от порочных её членов и тем охранить воинский правопорядок. Наконец, исполнение наказания не развращает ни виновного, ни его товарищей.

Военное заключение наилучшим образом отвечает свойствам гибкости, делимости, приспособляемости; в зависимости от характера преступного деяния, степени виновности лица, его наклонностей, характера, образования и т. п. можно в широких пределах изменять penpecciro заключения; оно может представлять собою незначительное взыскание, тяжкое заточение и среднюю между ними карательную меру; оно обладает значительной подвижностью, допускает переход от высшей меры к низшей и, следовательно, дает возможность строго индиви­дуализировать наказание.

Наконец, по свойству восстановимости, военное заключение должно быть поставлено наряду с денежными взысканиями.

Наибольшее число возражений против лишения свободы, как наказания воинского, обращается против его неудобоприменимости. С этим свойством нельзя не считаться. Действительно, военное заключение, как бы краткосрочно оно ни было, все-таки отнимает у армии ее деятелей, вызывает необходимость затраты известных средств на устройство мест заключения, администрацию и т. п. Разумеется, смертная казнь, телесное наказание, лишение прав отличаются удобоисполнимостью, бы­стротой; заключение требует времени, но вместе с тем дает возможность говорить и об исправительном воздействии на виновного и об устрашении. Эта гибкость должна поглотить собою все недостатки заключения, к которым, между прочим, относится и дороговизна военной тюрьмы. Но, отрывая солдата временно от службы, военное заключение в то же время не отнимает средств для продолжения воен­ного образования и воспитания виновного: военные упражнения и занятия могут, до некоторой степени, заменить собой труд заключенных и, таким образом, время, проведенное в тюрьме, не пропадет даром.

Несмотря на то, что сфера свободы каждого военнослужащего более или менее ограничена, тем не менее, поражение ее в тюремном заведении представляет собой весьма действительную меру.


§ 57. Оценка систем тюремного заключения.



Обращаясь к оценке систем тюремного заключения, следует остановиться, хотя бы в самых общих чертах, на выяснении применимости их к заключению военно-тюремному.

I. При системе совместного заключения, население данной тюрьмы живет одной жизнью, независимо от служебного положения заключенных, тяжести их преступлений и других условий. Это наиболее примитивная система, при которой, вследствие ее отрицательных свойств, требуется известная классификация.


1. Так как в местах военного заключения наказанные продолжают оставаться военнослужащими, то, естественно, первым признаком классификации должно являться служебное положение наказанного, основанное на занимаемом им месте в лестнице военной иерархии. Иерархия не может примириться с условиями совместного сожительства офицеров и нижних чинов, почему разделение тех и других должно стоять на первом плане, иначе исправительное воздействие военной тюрьмы грозит превратиться в средство, расшатывающее основы существования армии. Таким образом, получается классификация по служебному положению военнослужащих. Эта классификация строго выдерживается во всех местах военного заключения, основанных по системе заключения совместного 1.

В этом отношении можно идти еще дальше и требовать выделения из группы военнослужащих лиц, пользующихся известной среди них властью: унтер-офицеров, фельдфебелей. Такое выделение не будет вредить интересам военной службы, а скорее — содействовать им2.

Иначе разрешается вопрос, если военнослужащий, вместе с лишением свободы, лишается своих служебных преимуществ, своего знания. В этом случае говорить о требованиях иерархии не приходится и для классификации необходимо отыскать уже другие признаки.


2. Среди той или другой группы военнослужащих мыслимо разделение по родам наказаний и тяжести преступления. Из­вестно, что в одних и тех же местах военного заключения часто содержатся лица, отбывающие разные наказания. Так, например, во Франции prison предназначается между прочим для содержания арестованных в дисциплинарном порядке и отбывающих тюремное заключение на короткие сроки 3. При таком подразделении отбывающих наказание получается классификация по роду наказания.

Кроме того, разделение заключенных по тяжести преступлений, хотя и представляется возможным, но в сущности сво­дится к предыдущему признаку классификации, почему мы и считаем излишним останавливаться на нем.

3. Места военного заключения могут содержать в себе лиц, отбывающих наказание, подследственных, а также и предназначенных к пересылке в другое военно-тюремное заведение. Положение военнослужащих всех указанных трех категорий настолько различно, что по необходимости влечет разделение их на группы и, при таких условиях, мы получаем классификацию по процессуальным моментам осуществления карательной угрозы.

4. Разделение военнослужащих по внутренним их качествам является делом необходимым, но едва ли выполнимым. Эта «пенитенциарная алхимия4» ведет к тому, что суд или тюремное начальство, на основании имеющихся у них данных, подразделяют заключенных на группы, обыкновенно на три: хороших, удовлетворительных, дурных; хороших, подозрительных и дурных; на две группы: испытуемых и исправляю­щихся; наконец, на пять и даже четырнадцать групп5. Эта система классификации, покоясь на крайне неопределенных признаках, трудно распознаваемых вообще, ведет обыкновенно к сомнительным догадкам. Наконец, даже при условии воз­можности определения моральности заключенных, потребовалось бы установить столько же групп, сколько и заключенных, так как невозможно сблизить нравственные черты так интимно, чтобы создать целые обширные группы. Наконец, помещение дурного в среду дурных же едва ли может быть ра­зумной мерой, ведущей к исправлению.

Таким образом, система совместного тюремного заключения военнослужащих по необходимости порождает классификацию заключенных по тем или иным признакам или, вер­нее говоря, сама взывает к необходимости разделения их на столько отдельных групп, сколько и заключенных, т. е. к системе разъединения.

Moreau-Christophe в приложении к Suringao—Consideration sur la reclusion individuelle des detenus, Paris, 1843 г., стр. 76

Помимо того, как бы ни была совершенна система классификации, строгое наблюдение за преступником становится невозможным; влияние друг на друга совершается легко, исправительные цели становятся трудно достижимыми, и тюремный порядок находится в постоянной опасности.

Чтобы уничтожить некоторые из недостатков системы совместного заключения, государство принимает те или другие меры помимо классификации. Среди них на первом месте следует поставить систему молчания. Эта система создана, с одной стороны, в интересах чисто полицейского свойства, а с другой в целях исправления заключенных. Как полицейская мера, молчание должно предупреждать возможность заговора со стороны заключенных; как исправительное воздействие, она препятствует сношениям арестантов между собой. Но и при существовании классификации система молчания является только альтернативой, так как она не служит препятствием к объяснению арестантов между собой знаками и вообще трудно осуществима, а потому и не достигает цели.

Другой мерой, при совместном заключении, является система одиночного разъединения, сущность которой сводится к разобщению арестантов в ночное время; она также должна препятствовать нарушениям порядка и вредному воздействию друг на друга. Эта мера наиболее удовлетворительная среди других.

Однако, несмотря на длинный ряд неудобств, вытекающих из системы совместного заключения, почти все современные военно-пенитенциарные заведения придерживаются именно этой системы. Виновные размещаются в тюрьме, сохраняя строевое подразделение на батальоны, роты, взводы и отделения, живут в казарменной обстановке, причем система молчания приме­няется или частью, или является лишь дисциплинарным взысканием, равно как и ночное разъединение.

Причина этого явления очевидна: она лежит в самой цели наказания, отбываемого военнослужащим в таком пенитенциарном лагере, который имеет задачей дать заключенному возможность, при отбытии наказания, продолжать нести военную службу, но в особых условиях, нежели в частях войск. Отсюда видно, что современная организация военно-тюремного заключения всецело покоится на том принципе, что цель воинского наказания — исправление военнослужащего, как такового.

II. Полное разделение военнослужащих в местах отбывания наказания, т. е. классификация, построенная на свойствах лич­ности каждого заключенного, носит название одиночного заключения.

В зависимости от того, поскольку одиночное заключение изолирует виновного, оно распадается на две основные группы: индивидуальное заключение и келейное.

В условиях первого заключенный помещается в отдельную камеру, никто из других заключенных не может иметь с ним общения, но зато тюремный персонал и посторонние лица имеют к нему более или менее широкий доступ.

В местах военного заключения такая система хотя и до­пустима, но едва ли желательна, если возбуждается вопрос о доступе посторонних тюрьме лиц. При условиях доступа, одиночное заключение теряет значительную силу репрессии, что неминуемо должно повлечь за собой продление срока заключения, а это не может быть выгодным для армии и ее интересов.

Другое дело — келейное заключение, когда для заключенного наступает полная изоляция. В прежнее время оно служило, как мера физического захвата преступника и только впоследствии стало применяться, как мера исправительного воздействия. В применении к военнослужащему система одиночного заключения представляется мерой довольно сильной, применимой даже и к более тяжким нарушителям воинского правопорядка. Несмотря на сравнительно незначительные сроки, как, например в один месяц, такое заключение слишком сильно поражает волю арестанта чуть ли не во всех ее проявлениях. Это лишение представляется весьма чувствительным для заклю­ченного, с одной стороны, и весьма вредно действующим на него в будущем - с другой.

В самом деле, заключая виновного в келью, отнимая у него всякую возможность бороться с противоправными побуждениями и вообще лишая его инициативы, государство может так сильно поразить волю военнослужащего, особенно при долгосрочном заключении, что заключенный сделается апатичным, вялым, пассивным, не поддающимся побуждениям соревнования.

Интересным представляется вопрос — способна ли испра­вить заключенного подобная система. Одни исследователи поло­жительно утверждают, что «уединение возбуждает в аре­станте размышление, которое приводит его к добрым намерениям», другие высказывают положение, что и в одиночном заключении преступные мысли не покидают заключенного и в пример приводят Лафайета, который, будучи посажен за восстание в одиночную тюрьму, продолжал обдумывать планы новых восстаний.1 Как кажется, то и другое мнение не совсем верны.

Безусловно, целей исправления одиночное заключение само по себе, без всякого посредства других мер, достигнуть не может. Оно, разумеется, может навести заключенного на размышление о тяжести преступления, суровости наказания и о тех невыгодах, которые связаны с совершением преступления; это размышление, в свою очередь, может привести виновного к сознанию необходимости воздержаться от преступного образа действий, или научить «лучше прятать концы». Во всяком случае, при этих условиях и краткосрочности военного заключения, психическое перерождение виновника — немыслимо, но вполне возможно зарождение сознания о необходимости воздержания. Словом, только заключение, хотя бы и в наиболее изолированных камерах, ни к чему дальнейшему не поведет; наоборот — одиночная камера в связи с другими мерами военно-тюремного воспитания — великий рычаг для поддержания воин­ского правопорядка.

Что касается ссылки на Лафайета, то она представляется, хотя и оригинальной, но едва ли убедительной: военнослужащий, совершая нарушение своих обязанностей службы, не может быть отождествляем с преступниками политическими, нару­шающими правопорядок общегосударственный; воинское преступление весьма часто является правонарушением, совершаемым по легкомыслию, а не по убеждению, иногда даже по недоразумению, вследствие недостаточного усвоения обязанностей службы. Одним словом, ни тот, ни другой довод не может быть принят без оговорок.

Однако, кроме вышеизложенного, нельзя также не затронуть вопроса о возможности и полезности непосредственного перехода из "одиночного заключения в ряды армии. Как бы непродолжительно ни было такое заключение, тем не менее, оно крайне отличается от строевой обстановки; поэтому освобожденный тотчас же, выходя из своей кельи, попадает в такую сферу, где все полно для него соблазна и искушений. Такой порядок представляется нерациональным, так как военнослужащий, будучи предоставлен самому себе, снова может впасть в преступления. Поэтому и возможно, и желательно поставить между тюрьмой и строем такое учреждение, которое служило бы этапом в передвижении военнослужащего в нестроевую обстановку.

Все это приводит к убеждению, что система одиночного заключения, взятая сама по себе, имеет слишком много отрицательных свойств, которые заставляют озаботиться приисканием мер, способных устранить указанные недостатки.