Лекции тамбов 2007

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 29

Соотношение христианской антропологии с понятиями и методами современной психологии.

Что касается соотношения христианской антропологии с понятиями и методами современной психологии, можно сказать следующее.

Такие базовые понятия, как сознание, мышление, ум, воля, восприятие, применяются как в психологии и в аскетике.^¹⁷³ Но психология описывает их в рамках своего понятийного аппарата, а в аскетической литературе они имеют в основном прикладное значение. О них упоминается в контексте общего повествования о путях спасения человека. Хотя стоит заметить, что разные Отцы уделяли большее внимание разным сторонам человеческой души: кто-то чаще говорил о значении воли, кто-то о чувствах и приведении их в согласие, кто-то (и таковых, пожалуй, большинство) повествовали о дисциплине ума.

Митрополит Антоний (Блум) отмечает, что в восточно-христианской традиции параллели к жизни духовной сферы преимущественно берутся из физической жизни, из твердых законов органической жизни. Психическую же сферу аскетическая культура традиционно считает непригодной для применения, потому что именно душевная сторона в человеке максимально отражает греховное повреждение человеческой природы, подвержена самообманам и самообольщениям, фантазиям и страстным движениям.^¹⁷⁴

Аскетика строится отнюдь не как научная дисциплина, а как указание пути ко спасению. Она начинает не с формулировки исходных дефиниций и постулатов, но отправляется от определенных духовных задач, с одной стороны, и от конкретной реальности человека, с другой.

О важности различения богословских и психологических понятий неоднократно говорил священник Андрей Лоргус. Он напоминает: «Психология не имеет никакого теоретического и категориального аппарата для того, чтобы рассуждать о духовности, мистике, молитве, религиозном опыте и т.д.».^¹⁷⁵

Трудно не согласиться с доктором психологических наук, профессором Л.Ф. Шеховцовой, что сегодня необходимо «наличие книг и статей, которые послужили бы «мостиком» между светской психологией и православной аскетикой».^¹⁷⁶

Вообще, при слове «аскетика» может прийти на ум образ сурового старика-монаха, изможденного постом, одетого в рубище, а при упоминании о святых отцах всплывает образ западно-христианского священнослужителя, растиражированный не очень умными голливудскими фильмами.^¹⁷⁷

На самом деле, аскетика – это прежде всего практическое учение о воспитании тела, души и духа. По верному определению епископа Варнавы (Беляева), аскетика – это искусство святости.^¹⁷⁸ В ней есть предписания о некоторых телесных ограничениях, и это неудивительно, поскольку человек един. Однако в некоторые эпохи подобные предписания абсолютизировались, и в силу ограниченности понимания представлялись как единственно верный путь.

Так, Ф.М. Достоевский в «Братьях Карамазовых» противопоставляет образ старца Зосимы как воплощения деятельной любви образу сурового аскета Ферапонта, жившего в отдалённом скиту. Причём последний прорисован в романе отнюдь не как положительный персонаж.^¹⁷⁹

Многие святые отцы пытались структурировать духовный опыт. Так, в «Лествице духовной» преп. Иоанна Синайского духовная жизнь человека описана как путь восхождения по лестнице от низших ступеней к высшим.

Сразу нужно оговорить такой момент. Христианские добродетели находятся над областью психологии, они лежат вне её. Христианская психология должна стоять на их службе. Поскольку вера, любовь, милосердие, молитвенность находятся абсолютно за гранью рассудочного понимания, их нельзя всесторонне описать в научных терминах, так же как и нельзя сказать себе: «так, с завтрашнего дня становлюсь милосердным». Да, надеть личину милосердия возможно, можно иметь даже доброе сердце, но милосердие… Вряд ли кто-то может похвастаться наличием у себя этого чистого, лишенного абсолютно всех эгоистических, тщеславных примесей качества, основанного на полной любви ко всем ближним, без различия пола, возраста и других критериев. Порой в самых обыденных ситуациях мы не в силах овладеть своими чувствами, справиться с симпатиями и антипатиями. Судим и рядим направо и налево, почитая свой суд за критерий истины…

Истинное милосердие - не просто человеческое качество, а дар Божий. Ни один, даже самый добрый человек, не способен собственными усилиями достичь этого духовного качества. В душе добро всегда перемешано со злом. «Кажусь я людям милосердным, - говорит о себе один из русских святителей, - но с точностию поверив себя, исследовав себя, нахожу в себе одну глупую личину милосердия. Милосердствует во мне тщеславие; милосердствует во мне корысть; милосердствует во мне плоть; милосердствует во мне кровь; но чтоб подвигала меня к милосердию заповедь Христова, чистая, святая, - этого я не нахожу в себе», - сетует свт. Игнатий.^¹⁸⁰

Для христианской психологии нравственный закон – не просто интересное теоретическое дополнение. Это основа нашей науки. Скажут, что это вопрос из области религии. Но наша психология христианская, и без таких понятий, как вера, страсть, праведность, добродетель, молитва, покаяние, здесь не обойтись. И в православном учении эти вопросы проработаны абсолютно точно и ясно.

Вера как религиозный и психологический феномен

Нужно заметить, что вера – это не только религиозный феномен. Мы верим, что сегодня вечером попадём домой, что соберём урожай, а чадо поступит в ВУЗ... Если же оглянуться вокруг и посмотреть, сколько опасностей, подвохов, болезней и травм нас поджидает… Вспомним слова поэта: «Кто смеет молвить «до свиданья» чрез бездну двух или трех дней».^¹⁸¹ Но человек смеет это молвить, потому что верит.^¹⁸² Ибо «верить - значит утверждать всем существом своим то, что признаётся за действительную и несомненную истину», - писал П.А. Бакунин.^¹⁸³

«Жизнь человека, - утверждал И.В. Киреевский, - не будет иметь никакого смысла, ум его будет счётной машиной, сердце – собранием бездушных струн, в которых свищет случайный ветер… и человека, собственно, не будет. Ибо человек – это его вера».^¹⁸⁴

Религиозная вера отличается предметом своей веры. Христиане верят в Единого Бога, Троичного в Лицах. И смысл нашей жизни напрямую зависит от нашей веры. Пожалуй, разочаруются те, кто хочет, оставаясь неверующим в Бога, почерпнуть что-то из Православия. В этом случае возможно только внешнее заимствование, будь то любование иконами или наслаждение песнопениями. Но духовная жизнь во всей своей полноте доступна только людям, пропитавшим верой всю свою жизнь, воплощающим её в слова, дела и поступки.^¹⁸⁵

Вера нерелигиозная ограничена текущими, сиюминутными проблемами, вера же религиозная простирается до границ жизни и смерти, меняя человека в корне, по самой сути. Поскольку, веря в Бога, человек верит и в то, что он может перерасти своё нынешнее состояние, видит свою жизнь в особой перспективе. Следовательно, отношение к Богу – это ещё и отношение к себе.

Психологические аспекты личной веры человека – вот та область, которую мало изучает (или совсем не затрагивает) психология светская. Духовная сфера человека такова, что для её развития необходима постоянная, напряженная, борющаяся, укрепляемая благодатью Божьей вера. Это и есть основное проявление индивидуальной религиозной жизни, которая не идентична заявленной вовне вере.

Какой толк объявлять себя православным христианином, если я при этом не чувствую духа Православия, не исповедую жизнью основной закон – закон любви? «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» - сказал Христос Своим последователям (Ин. 13, 35). Вот в чём разница между внешней, исповедуемой верой и верой внутренней, сокровенной религиозной жизнью. Первые христианские мученики умирали не за абстрактные идеалы, а за личную веру. В 20-30-е годы XX века в СССР расстреливали, ссылали, сажали в тюрьмы людей, не желавших предавать Христа, Который был в их сердцах.

Роль личной веры в осмыслении обыденной жизни является определяющей. Герой Достоевского говорит: «Если Бога нет, то какой я штаб-капитан?».^¹⁸⁶ Это чистой воды личные переживания человеком мира и своего места в нём, то есть - психология.

«Вне науки существуют только в иллюзии», сказал однажды К. Ясперс. Ещё есть вера, которую ап. Павел определяет как «уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1).

Таким образом, можно выделить три основных итоговых состояния человеческого познания:

- наука: изучает то, что есть, и в чём можно убедиться с помощью чувств;
- вера: то, что есть, но что нельзя познать объективным или чувственным способом.^¹⁸⁷

- иллюзия: то, чего нет, но во что человек верит, основываясь на ложном субъективном опыте.

Психологию нельзя однозначно отнести к какой-либо из предложенных областей. Она изучает душевную (психическую) жизнь человека, её проявления. Но душа не является научно (с помощью приборов или других объективным методов) признанным фактом. Следовательно, душа является объектом веры. Христиане верят в Бога, верят тому, что написано в Священном Писании, где много сказано о душе и её свойствах, в определённой мере доверяют своему опыту (прежде всего религиозному). Другие не верят этому (верить – не верить – это одного поля ягоды). Эти категории применимы в том случае, если наличие объекта нельзя сиюминутно доказать с помощью субъективных методов, считая душу только иллюзией.

В то же время существуют некие психические процессы: мышление, память, воля, чувства, наличие которых сомнению не подлежит. Изучать их можно, даже не признавая тот очевидный для нас факт, что они являются проявлениями души. Многие психологические школы не признают существование души, считая перечисленные психические процессы продуктом деятельности мозга (высшей нервной деятельности). Но с точки зрения христианской психологии, считать мышление, память, воля, чувства только продуктом головного мозга является научной иллюзией.

Мы все выросли в христианской культуре, искаженной 70-летним царством «борьбы и труда». Почти всё лучшее, к чему мы привыкли в нравственном, культурном, философском плане, дано нам христианством, даже если мы этого не осознаем. И если вырвать из этого контекста центральную фигуру - Христа, останется только оболочка, пустая и бесформенная. Христос – центр нашей философии, психологии, культуры.

Может быть, кому-то и нравится мысль о том, что человек равноценен своему подсознанию. Вся американская культура построена на этой демонстрации либидо и мортидо.^¹⁸⁸ Для нас очевидно, что такой подход является унижающим высокое звание человека, ведь помимо подсознания у человека есть и сознание, есть и великие глубины образа Божия.

Преп. Иустин Сербский так говорит об Идеале и о Том, Кто даёт силы для реального приближения к этому идеалу: «Охристовляя себя, человек наращивает себя, человека, Богом, Богочеловеком, в котором и дан совершенный образец истинного, настоящего, полного, богообразного человека; и еще даны божественные всепобеждающие силы, с помощью которых человек поднимает себя над всяким грехом, над всякой смертью, над всяким адом: и это Церковью и в Церкви, которой все силы ада одолеть не могут, потому что в ней весь чудесный Богочеловек Господь Христос, со всеми Своими божественными силами, истинами, реальностями, совершенствами, жизнями, вечностями».^¹⁸⁹

Продолжая мысль преп. Иустина, можно сказать, что психология должна иметь верные теоретические посылки. На наш взгляд - основанные на христианском понимании человека. «За любым гуманитарным исследованием и социальным проектом явно или неявно стоит определенное представление о человеке. И успех исследования во многом зависит от глубины и содержательности соответствующей модели человека. Учение о человеке, содержащееся в святоотеческой христианской антропологии, раскрывает горизонты, неведомые доселе науке и социальной работе».^¹⁹⁰

Человек в нашем понимании есть безграничное существо, с реальной онтологической перспективой, поскольку он носит в себе бессмертную душу и имеет образ и подобие Бога, как сказано в Библии (Быт. 1, 26-27).^¹⁹¹ Всё-таки психология как наука не может дать исчерпывающее определение человека.

Христианская психология должна взять всё лучшее, что есть у её предшественников. Так и святители Василий Великий и Григорий Богослов писали в своё время о необходимости изучения светских наук, и сами окончили греческую академию.^¹⁹²

Blog

Лекции тамбов 2007

Соотношение христианской антропологии с понятиями и методами современной психологии.

Вера как религиозный и психологический феномен