Лекции тамбов 2007

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 29

Святоотеческое учение о человеке – основа христианской психологии

Психология¸ как и все другие науки, имеет предмет исследования, свою методологическую базу. Но взгляд на человека в психологии неотделим от мировоззрения исследователя.^¹⁵¹

В христианской психологии духовная жизнь присутствует как объективная реальность, влияющая на жизнь душевную. При этом сама духовная жизнь не является предметом изучения.

Как пример, возьмем такое физическое явление, как движение элементарных частиц в электромагнитном поле. Мы можем сколь угодно подробно изучать частицы, но само поле не является объектом исследования, хотя без него сама постановка вопроса не является корректной.

Здесь можно привести такую (совершенно ненаучную!) аналогию: «душевные силы и свойства в духовном поле». И, хотя духовная жизнь человека не является предметом рассмотрения христианской психологии (её изучает такая дисциплина, как аскетика)^¹⁵², без признания реалий этого плана образ человека был бы неполон, а психология двигалась бы по кругу.^¹⁵³

Б.С. Братусь отмечает, что христианский психолог отличается не качеством или количеством, а образом своего знания. Религиозная вера не исключает научного знания, а формирует мировоззрение, на него влияющее.

М.В. Ломоносов любил повторять, что человеку даны две главные книги. Первая – это Библия, вторая – это окружающий мир. Он говорил, что наука и вера – это две сестры, которые должны дружить и шагать вместе.

Впрочем, уже у ранних Отцов Писание и Природа оказываются двумя учителями богомыслия. Так, у Григория Богослова читаем: «Весь сей мир, сия великая и преславная книга Божия».^¹⁵⁴

Здесь уместно процитировать совет святителя Феофана Затворника, изучавшего медицину и психологию своего времени (конец XIX века): «В образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобой науки освятить светом небесной мудрости, или даже внести их сюда из сей области».^¹⁵⁵

Важность мировоззрения исследователя можно показать на учении Зигмунда Фрейда, на том, как он толковал известные факты. Довольно скрупулезно изучив (на уровне помыслов) проявления греховной природы человека, Фрейд поставил ему неутешительный диагноз. Человеком движут только две вещи: сексуальность и агрессия – решил он. Что можно сказать на этот счёт? По большому счёту, так оно и есть, это верно, но… для испорченной грехом человеческой природы. Только у Фрейда это приговор, а в православном учении о состоянии человека после грехопадения это диагноз, при этом известен и Врач, и лекарство, и рекомендации по выздоровлению. Недаром православные христиане называют Творца «врачом душ и телес наших».^¹⁵⁶

Разработанная Фрейдом концепция психологических защит (вытеснение, проекция, перенос) довольно точна. Вот только выхода из правильно описанной проблемы Фрейдом не предложено (да его и не может быть вне христианства), это только бег по кругу, причем во многих случаях это бег по арене цирка.

В своё время Фрейд взорвал мир своей теорией, хотя мир уже был подготовлен к этому взрыву. Фрейд был убежден, что религия, вера, добро, искусство – лишь внешние наслоения на злом и похотливом человеческом естестве. И если, мол, поместить разных по взглядам, манерам, воспитанию людей в жесткие условия, где идет борьба за выживание, за короткое время все станут на одно лицо. Слетят, думал он, все эти «фиговые листочки цивилизации» и останутся одни инстинкты. XX век предоставил много возможностей проверить эту теорию на практике. И можно с уверенностью заявить: будучи прав в деталях, Фрейд ошибся в главном: в наличии выхода из ситуации. И он попросту оклеветал человека. В условиях ожидания смерти, голода и унижения многие люди не только не отреклись от своих идеалов, но и укрепились.^¹⁵⁷ Можно вспомнить по этому поводу известную книгу дневников выдающегося хирурга - святителя Луки (Войно-Ясенецкого) под названием «Я полюбил страдание».^¹⁵⁸

Для иллюстрации важности верного онтологического учения, как базы для психологии, можно в качестве пробного камня взять следующую проблему: противоречие, несовпадение между внутренними желаниями человека, его «эго» и его же морально-этическими установками.

Опять же покажем это на примере столь распространенного среди психологов и фактически завоевавшего умы наших современников учения З. Фрейда.

Наше подсознание, в котором царствуют либидо (сексуальное чувство) и мортидо (чувство агрессии), конфликтует со «сверх-Я». Так считает З. Фрейд и его последователи, и они в некотором смысле правы. Сидит человек на работе и думает: вот сейчас пойду в бар, выпью, женщину какую-нибудь найду, если нет – подерусь с кем-нибудь. Но совесть говорит: не ходи туда, лучше иди домой, с женой и детьми поговори, родителям помоги, доброе дело какое-нибудь сделай. Психоаналитик сразу объяснит вам, что это борьба подсознания, капризного и эгоистичного, и нашего сверх-Я, сформированного воспитателями, обществом, навязанное извне чувство долга.

Посмотрим, как можно решить эту проблему в свете наших подходов. Апостол Павел в Послании к Римлянам пишет: «не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим. 7, 15-23).

Апостол Павел поднимает ту же самую проблему, на которой построил свою теорию З. Фрейд. Причём учение Фрейда было объявлено революционным и прогрессивным. Апостол же написал свои послания за две тысячи лет до этого.

Свт. Феофан, толкуя эти слова Апостола, говорит о душевно-плотяности человека: «И хотя душа и плоть добры, но вследствие падения стали обиталищем недоброго. Во все силы человеческой души и плоти вселилось самоугодие».^¹⁵⁹

Св. Иоанн Златоуст поясняет, что выражение «не понимаю» означает не то, что человек не понимает зла и совершает грехи в неведении, а слабость человеческого произволения: «Не понимаю – значит пребываю во мраке, увлекаюсь, терплю насилие, сам не знаю, как впадаю в обман, как и мы обыкновенно говорим: не знаю, как какой-то человек пришел и увлек меня – не оправдывая себя незнанием, а только указывая на какой-то обман, нападение и умысел».^¹⁶⁰

Так на примере учения Фрейда^¹⁶¹ мы видим один из вариантов подмены человека его психологическими орудиями. Психоанализ – это психология подсознания, идентифицируемого с сутью человека.

Другой пример – бихевиоризм – где во главу угла ставится научение, устойчивый набор рефлексов. Причём личность, как считают сторонники этого течения, является суммой паттернов поведения генетической природы.^¹⁶² А любой поступок человека является не более чем привычкой, выработанной по механизму рефлексов – по типу собаки Павлова.

Гуманистическая психология – это психология самодостаточной личности, здесь самость, любое желание и влечение считается абсолютной ценностью. Целью развития человека здесь является наиболее полное использование своих талантов, способностей и возможностей – самоактуализация.^¹⁶³

Таким образом, глубокое проникновение во мрак человеческой души ещё не гарантирует исследователю получение подлинной правды о человеке. Вся правда возможна только в союзе с ещё одной составляющей – с учением о страстях и о том, как с этими страстями бороться. А новая психология, та, которая сейчас строится, должна стать оправданием святости.^¹⁶⁴

Итак, мы предлагаем следующую формулировку одной из основных задач христианской психологии: оправдание святости.^¹⁶⁵ Конечно, не том смысле, что святости нужно перед кем-то оправдываться. Скорее это ближе к мысли В.С. Соловьева, который в «Оправдании добра» поставил задачей приблизиться к пониманию связи между Истиной, Добром и Красотой. То есть, «оправдание» здесь – взгляд сквозь призму правды.

Поэтому, когда мы говорим об оправдании святости, то прежде всего стараемся приблизиться к подлинному смыслу сущего^¹⁶⁶, мира и – в первую очередь - человека. «Оправдаться» здесь значит выяснить и сказать правду о человеке и его святости, сформировать, говоря современным языком, психологическое обеспечение аскетики. Эта подчиненная, обслуживающая роль не означает какого-то принижения роли психологии. «Единое на потребу» (Лк. 10, 42) – спасение души, со сравнению с которым другие задачи отходят на второй план.

По замечательному выражению преп. Иустина Сербского, «наше призвание — святость… Если мы христиане, то это означает, что мы кандидаты в святые. Различие между нами и святыми состоит не в природе, а в воле и решительности. Православие имеет свою специфическую апологетику. Это - святость. И своих специфических апологетов. Это - святые. Православие успешнее всего апологизирует себя святостью. Потому что через святость святого Господь Иисус Христос являет Себя».^¹⁶⁷

Наш великий классик Н.В. Гоголь в XIX веке говорил: «здоровую психологию и не кривое, а прямое понимание души встречаем лишь у подвижников-отшельников».^¹⁶⁸

С другой стороны, одной из задач христианской психологии может стать «оправдание человека».^¹⁶⁹ Когда-то философ Диоген ходил днем по городским улицам, держа в руках зажженный фонарь и говоря: «Ищу человека». Это изречение античного философа остаётся символом того, как трудно иногда бывает миллиардов людей, населяющих землю, встретить человека, исполнившего свое предназначение на земле.

Но если встреча с подобным человеком произошла, она оказывается чудом. Господь подходил к больным, грешным людям, и оказывался первым подлинным Человеком, которого они встречали. В Его лице они обретали Того, Кого не хватало всю жизнь, того, о Ком они тосковали всю жизнь. Как говорит святой Григорий Богослов: ты искал человека, а обрел и человека и Бога.^¹⁷⁰

Во II веке святой Феофил Антиохийский, полемизируя с язычником, писал: «Ты говоришь: покажи мне твоего Бога. А я тебе отвечу: сначала покажи мне твоего человека, и тогда сможешь увидеть моего Бога». Мы не можем видеть Бога, пока не вырастем в полную меру нашего человеческого роста. Мы не можем называться христианами, пока не станем настоящими людьми».^¹⁷¹

И в этом плане ту психологию, которую разрабатывают авторы, можно назвать «оправданием человека», или, по-гречески, антроподицеей.

Для формирования своей концепции, христианской психологии необходимо ответить на ряд вопросов. Некоторые из них довольно острые и спорные:

1. Возможно ли понимание и объяснение феномена святости (в православном понимании) через использование терминов и подходов христианской психологии?

2. Нужно ли сближать или пересекать плоскости духовной жизни и психологии?

3. Существуют ли в святоотеческом учении эквиваленты психологических понятий?

4. Каким должно быть место психолога в жизни Церкви?

5. Существует ли некая школа современной психологии, наиболее близкая святоотеческому учению?

Мы пытаемся подойти к ответу на эти вопросы^¹⁷², но они слишком глубоки и серьезны, и не на все из них на данном этапе можно дать однозначный ответ.

Blog

Лекции тамбов 2007

Святоотеческое учение о человеке – основа христианской психологии